Глава 61. Чувствуя уныние

Это было официальное обращение, направленное в Шанхайский медицинский университет, с требованием, чтобы Се Цинчэн покинул свой пост.

Хэ Юй присмотрелся к нему повнимательнее.

Поскольку инцидент с телебашней получил широкую огласку, Се Цинчэн и люди из его окружения уже не были единственными мишенями.

Давление, создаваемое толпой, иногда может стать причиной лавины. В этот конфликт оказался втянутым и Шанхайский медицинский университет.

Массы продолжали писать письма, размещать посты в Интернете, находить определенную информацию для подачи жалоб и ставить под сомнение то, имел ли медуниверситет право нанимать такого профессора. Не говоря уже о том, что Се Цинчэн мог быть как-то связан с преступными организациями, люди утверждали, что, учитывая его язвительные высказывания о Цинь Цыяне, он вообще не должен был преподавать в альма-матер Цинь Цыяня.

Под этим обращением было особенно много комментариев, но было и множество других похожих постов.

Хэ Юй равнодушно наблюдал за происходящим, считая, что Се Цинчэн сам вырыл себе эту яму, и заслужил все это.

Разве его кто-то заставлял говорить те бессердечные слова?

Но когда Хэ Юй выключил телефон и, лежа на постели, уставился в потолок, он понял, что на самом деле не так уж и рад тому, что все ругают Се Цинчэна.

Это было их личное дело, между ним и Се Цинчэном. Поэтому Хэ Юй считал, что только он имеет право требовать от Се Цинчэна возмещения ущерба за его ложь в отношении психически больных.

Какое отношение к этому имеют другие?

Что за назойливость.

Но все оказалось не так просто, как думал Хэ Юй.

За последующие несколько дней появлялось еще больше подобных постов, поэтому в Шанхайском медуниверситете больше не могли закрывать глаза на эту тему.

Дважды все обдумав, ректор университета встретился с Се Цинчэном, чтобы уточнить, ведь возможно, что его не так поняли во всей этой ситуации, и он имел в виду совсем другое.

Ответ Се Цинчэна был точно таким же, как и тот, что он дал Се Сюэ и другим в своей старой квартире. На этот раз он даже не колебался, прежде чем сказать:

– Нет. Тогда я действовал несколько импульсивно и не обдумал все, прежде чем произнести вслух, поэтому немного переборщил. Никаких других смыслов.

Ректор вздохнул и сказал с чувством глубокого сожаления:

– Ох, профессор Се...

И отпустил Се Цинчэна.

По правде говоря, этот вопрос был не более чем неуместным замечанием. Да, слова Се Цинчэна звучали жестоко, но по факту он не совершил ничего такого непростительного, что бы требовало искупления. Люди в Сети не смогли накопать никаких доказательств того, что он получал незаконные откаты за рецепты на лекарства, и могли лишь говорить: «Я слышал, что он намеренно выписывает пациентам дорогие лекарства» или «Я слышал, что он получает красные конверты с пятизначными суммами от пациентов за каждую проведенную операцию».

Но дело в том, что, если бы они хотя бы немного пользовались своими мозгами и глазами, они бы поняли, что Се Цинчэн не был хирургом и вообще не делал никаких операций. Жаль только, что для того, чтобы увидеть слово «психиатр» в резюме Се Цинчэна, им, вероятно, пришлось бы купить микроскоп, но «клавиатурные воины», которые всегда были такими искренними, честными и неподкупными, обычно были стеснены в средствах и не могли себе позволить такие большие расходы.

Поэтому, совершенно естественно, что они не смогли разглядеть это маленькое, незначительное слово.

Кроме того, в видео фигурировал Цинь Цыянь, а господин Цинь был выдающимся национальным ученым, который был известен своей заботой и состраданием к пациентам. Он всегда ставил жизнь пациентов на первое место. Се Цинчэн же, когда-то работавший в той же самой больнице, что и он, а позже перешедший работать в Шанхайский медицинский университет, где Цинь Цыянь в молодости преподавал, напротив, вел себя как собака, достойная только презрения.

В конце концов, волну общественного порицания невозможно было остановить, и поэтому, хотя руководство университета прекрасно понимало, что это глупость, у них не осталось выбора, кроме как сделать определенное заявление.

Когда поздняя осень перешла в зиму, Се Цинчэн получил официальное уведомление от Шанхайского медицинского университета...

Его отстранили от исполнения обязанностей до дальнейшего рассмотрения.

Ректор был довольно хитрым человеком. Он не указал, на какой срок отстраняет Се Цинчэна, скорее всего потому, что намеревался вернуть его на работу сразу, как только утихнет шумиха в обществе.

Временное отстранение от работы было не такой уж и плохой идеей.

Се Цинчэн подумал о том, что прямо сейчас находится далеко не в лучшем состоянии, поэтому освободившееся время даст ему прекрасную возможность привести в порядок свое психическое здоровье. Кроме того, его ведь не уволили, так что жаловаться было не на что.

Словно на крыльях ветра, новость об отстранении Се Цинчэна мгновенно разлетелась среди той массы людей, которые следили за ситуацией. Учитывая, что Шанхайский медуниверситет изначально принял это решение, чтобы успокоить бурю, в официальном блоге университета на «Weibo» при первой же возможности был опубликован соответствующий пост.

Се Сюэ увидела этот пост.

Чэнь Мань увидел его тоже.

В состоянии паники они оба сразу же стали звонить Се Цинчэну, но он удостоил их всего парой слов. Се Цинчэн нес в руках картонную коробку с канцелярскими принадлежностями, она была слишком тяжелой для того, чтобы держать ее и одновременно разговаривать по телефону, поэтому он не мог тратить время на этих двоих.

Се Цинчэн подошел к ветхому автомобилю, припаркованному перед университетом, закинул коробку в багажник и открыл ключом переднюю дверцу. Он уже почти сел в машину, чтобы вернуться в свой старый дом в переулке Моюй и хорошенько выспаться, а после пробуждения заняться планированием на период отстранения.

Но не успел он открыть дверцу и занести ногу, чтобы сесть, как увидел молодого человека, стоящего под старым камфорным деревом рядом с парковкой.

Это был Хэ Юй.

Прошло много времени после случившегося в клубе, но Се Цинчэн до сих пор мучился, и уже более десяти дней пытался избавиться от тени Хэ Юя, с помощью никотина и лекарств.

Единственным хорошим моментом было то, что Хэ Юй, похоже, больше не собирался появляться перед ним, поэтому Се Цинчэн думал, что все это постепенно пройдет.

Ему больше никогда не придется видеть этого человека.

Но в этот самый момент Хэ Юй появился перед ним снова.

Как и десять или около того дней назад, его тело и глаза излучали ауру опасности и были уже совсем не такими, как раньше.

Все раны, нанесенные психике Се Цинчэна, которые только начали заживать, снова открылись. Безумные, извращенные, жгучие и унизительные воспоминания тут же нахлынули на него, когда они встретились взглядами.

– …

Се Цинчэн хотел сделать вид, что не заметил его.

Но юноша, казалось, специально пришел сюда, чтобы «добить лежачего». Прислонившись к перилам и засунув руки в карманы, Хэ Юй смотрел на Се Цинчэна с нечитаемым выражением лица.

Хэ Юй произнес:

– Тебя отстранили от работы.

Се Цинчэн проигнорировал его.

На парковке было пусто, поэтому Хэ Юю не нужно было притворяться и изображать свой обычный спокойный вид.

Он сделал несколько шагов вперед.

Только из-за огнестрельного ранения Хэ Юя и из уважения к Хэ Цзивэю Се Цинчэн не стал убивать Хэ Юя. С мрачным выражением лица он сказал:

– Уйди с дороги. Ты загораживаешь выезд с парковки.

Хэ Юй не обратил внимания на его слова, только уставился на него своими миндалевидными глазами, и через некоторое время тихо сказал:

– Се Цинчэн, ты настолько стар, что даже не слышишь, что я тебе говорю?

– Если не уйдешь с дороги, я сяду в машину и перееду тебя нахрен.

Хэ Юй непринужденным взглядом скользил по лицу Се Цинчэна, потом ухмыльнулся:

– Давай... Хочешь, я помогу тебе застегнуть ремень безопасности?

– …

Видя, что Хэ Юй в самом деле не собирается уходить, Се Цинчэн тоже решил задержаться. Хлопнув дверцей машины, он подошел к Хэ Юю. Гнев и стыд, что грызли Се Цинчэна день и ночь последние десять дней, разом вырвались из его сердца и полыхнули в его глазах, когда он произнес:

– Хэ Юй, позволь мне, блядь, сказать тебе, что, если у тебя какие-то психические проблемы, обратись к своему лечащему врачу. Если заболевание слишком тяжелое, езжай на шоссе Ваньпин, дом 600 [адрес Шанхайского центра психического здоровья], и попроси там палату. Не стоит тебе, тварь, шататься по городу в человеческом обличии.

Уголки губ Хэ Юя чуть изогнулись в улыбке. Затем он потянулся телом вперед, наклонился к уху Се Цинчэна и сказал:

– Се Цинчэн, позволь мне сказать тебе, что у меня сейчас нет лечащего врача... Был один в прошлом. Я доверял ему, но он меня обманул.

– …

– Кроме того, тебе лучше смягчить свой тон, когда разговариваешь со мной. В конце концов, мало кто знает, что я за зверь.

Хэ Юй наклонился еще ниже и повернул голову, заговорив тише. Пока он говорил, то и дело обнажались его клыки:

– Прямо сейчас твоя репутация запятнана, в то время как я всеми уважаем. Если ты станешь меня обвинять, другие подумают, что это только по твоей вине. Ты уже докатился до такого состояния, так что не создавай себе еще больше проблем, хорошо?

Если бы сейчас их кто-то увидел в таком положении, то подумал бы, что у них доверительные отношения, и что студент рассказывает профессору Се какой-то мужской секрет. Никто бы не заметил скрытых бушующих потоков.

Закончив говорить, Хэ Юй поднял руку и похлопал Се Цинчэна по лицу.

Это было уже слишком.

После той ночи в клубе у Се Цинчэна появилось особое отвращение к физическому контакту с Хэ Юем. Это было похоже на удар током в сто тысяч вольт или острую стрессовую реакцию. Лицо Се Цинчэна мгновенно побледнело, словно снег, когда он стряхнул руку Хэ Юя.

– Чего ты хочешь?

Чего именно он хотел?

Вообще-то, Хэ Юй и сам не знал.

Он чувствовал сильный жар. Жар поглотил его сердце и тело.

Дело было не в том, что он думал о Се Цинчэне, как о человеке, или том, что он видел в Интернете.

Это все не те вещи, что больше всего смущали и ошеломляли Хэ Юя.

На самом деле, то, что заставило Хэ Юя набраться смелости и, как ни в чем не бывало, прийти сюда сегодня в поисках Се Цинчэна, было совсем другим…

За последние несколько дней Хэ Юй обнаружил, что с тех пор, как той ночью импульсивно, движимый ненавистью, открыл ящик Пандоры, он делал определенные вещи, смотря на фотографии Се Цинчэна в своем телефоне, и, похоже, стал зависим.

И хотя Хэ Юй знал, что это неправильно, что ему самому от этого противно, он все равно не мог не смотреть на фотографии Се Цинчэна, и каждое утро и каждый вечер – а бывало, что и посреди ночи – он просыпался и, вспоминая события той ночи, выплескивал весь жар своего сердца, доводивший его до безумия.

Так продолжалось уже несколько дней.

В конце концов, Хэ Юй решил, что во всех его нелепых поступках виновата обычная человеческая реакция.

Он был чистоплотным и высокомерным человеком, который не хотел марать руки грязными отношениями между мужчинами и женщинами. Хотя в школе он завоевывал симпатии юношей и девушек, и то количество любовных писем, которые он получал каждый год, можно было сдавать сборщикам металлолома, он никогда раньше не испытывал интереса к подобным вещам.

Но в возрасте, когда гормоны начинают буйствовать, вполне нормально погрязнуть в этом, как только вы распробовали вкус.

Потому что это в самом деле было слишком приятно.

Хэ Юй думал так: «Это просто инстинктивное желание самца». Поскольку так получилось, что его первый опыт был с Се Цинчэном, то, вполне естественно, что он стал ассоциировать это удовольствие именно с ним.

Конечно же, он, как и раньше, считал гомосексуализм отвратительной вещью.

Однако, столкнувшись с резким вопросом Се Цинчэна, Хэ Юй затруднялся объяснить, зачем он прибежал сюда «добивать лежачего»*, услышав об его отстранении. [*в оригинале идиома «Бросать камни в человека, упавшего в колодец»]

Стоило ли ему тратить время на человека, которого он уже исключил из своей жизни?

На самом деле Хэ Юй пришел к нему, потому что очень хотел его увидеть. Но сейчас, под холодным и острым взглядом персиковых глаз Се Цинчэна, он начал чувствовать себя неловко.

Это смущение сделало Хэ Юя угрюмым, мелочным, ему хотелось найти любую причину, чтобы нанести ответный удар Се Цинчэну.

Наконец, ему удалось придумать более-менее разумно звучащее оправдание.

Хэ Юй равнодушно сказал:

– Хм, дай подумать. Может быть, потому что я услышал, что ты сейчас безработный, и я захотел тебя снова нанять?

– Хэ Юй, ты, блядь, ослеп, или у тебя с головой что-то не так? – интонация Се Цинчэна была даже более язвительной, чем у Хэ Юя, – Я не безработный.

Хэ Юй спокойно смотрел на него в ответ. Другие его намерения на его лице было не различить.

– Кто знает, как долго продлится твой отпуск. Планируешь жить на минимальные выплаты?

– Это не твое дело, даже если я буду жить на пособие по безработице.

Хэ Юй улыбнулся:

– Профессор Се, это правда, что у меня с тобой нет никаких личных отношений. Но, если подумать, несмотря на то, что ты довольно раздражающий, твои медицинские навыки нельзя отрицать. Поэтому нет ничего плохого в том, чтобы снова нанять тебя. Это можно назвать вторичным использованием.

– Тогда я уволился по собственному желанию. Ты принял что-то не то из лекарств, если решил, что я снова захочу стать твоим врачом?

– Ах, кажется, ты не так понял, – Хэ Юй продолжал выглядеть деликатным и утонченным, но слова, что он произносил, были крайне неприятными, – Боюсь, ты не удостоишься чести быть моим врачом... Больница, в которой разместили Чжуан Чжицяна, может дать тебе должность, если ты заинтересован.

Лицо Хэ Юя было безучастным. Глядя на него, никто бы не поверил, что он вытворял невероятно возмутительные вещи на кровати в общежитии, уставившись на фотографии Се Цинчэна.

Повисла пауза.

– Считай это компенсацией за то, что я тогда в порыве обиды оскорбил тебя в клубе.

Слишком бесстыдно.

Се Цинчэн сморщил нос, выражение его лица стало как у леопарда, он мгновенно впал в ярость.

 – Да кем ты себя возомнил, черт возьми? Какая компенсация...

– Той ночью...

– Что-то произошло той ночью? Ничего не произошло.

– …

Изначально Хэ Юй тоже хотел замять тему той ночи. В конце концов, он ведь не собирался продолжать подобные извращенные отношения с Се Цинчэном, и более того, он не собирался признаваться в том, что потерял девственность с мужчиной. Но теперь, когда Се Цинчэн первым стал отрицать произошедшее, Хэ Юю это не понравилось.

Его глаза медленно сузились, он тоже начинал злиться.

Вскинув руку вперед, Хэ Юй зажал Се Цинчэна между собой и окном машины.

– Се Цинчэн, у тебя что, Альцгеймер?

– Это у тебя гребаный Паркинсон!

Получив такую словесную пощечину, Хэ Юй еще больше помрачнел.

– Профессор Се, стоимость жизни в Шанхае довольно высока, если я правильно помню, твоей прежней зарплаты едва хватало только на покрытие ежемесячных расходов, верно? Тебе еще нужно покупать книги и материалы, чтобы получать стипендию за научные исследования, кроме того, тебе нужно откладывать деньги на приданое Се Сюэ. А если в будущем Се Сюэ влюбится в богатенького мальчика, то размер приданого, который устроит его семью, будет... дай-ка посчитать... – Хэ Юй какое-то время подсчитывал цифры в уме, потом поднял голову и посмотрел на Се Цинчэна спокойным и чуть жалостливым взглядом черных глаз, – Похоже, тебе придется работать без отпусков со времен династии Цинь до 2200 года.

– …

– Честно говоря, то, что я пришел к тебе на выручку в трудную минуту, это не такое уж большое дело, – голос Хэ Юй стал мягче, он прошептал это на ухо Се Цинчэну так, чтобы услышал только он, – Я думал об этом последние несколько дней. В конце концов, я трахал тебя – хотя ты и не был ни первым, ни лучшим – я трахал тебя столько раз в ту ночь, что теперь ты в какой-то степени считаешься моим. Поэтому естественно, что я беру на себя часть ответственности.

Се Цинчэн был готов выйти из себя: отношение Хэ Юя к нему как к женщине привело его в такую ярость, что он почти потерял рассудок.

В этот момент ему по-настоящему хотелось убить Хэ Юя.

Забыть о Хэ Цзивэе, огнестрельном ранении, прошлом... Он больше не хотел думать ни о чем из этого, он в самом деле желал забрать жизнь Хэ Юя.

Все эмоции и намерения Се Цинчэна в полной степени читались Хэ Юем на его лице. У него появилась догадка, что...

Хэ Юй почувствовал, что Се Цинчэн готов перегрызть ему горло.

Но в этой яростной вспышке жажды крови, казалось, промелькнули еще какие-то другие эмоции.

Однако они исчезли так быстро, что Хэ Юй не успел понять, что именно это было.

Се Цинчэн же, похоже, уцепился за эту нить эмоций, чтобы подавить свой гнев.

С хрипотцой в голосе он произнес:

– Хэ Юй, не смеши меня. Может, я и был пьян, но я все еще помню, что ты делал той ночью. Это ты-то переспал с кучей людей? Ты, блядь, себе льстишь. Думаешь, что ты единственный человек, с которым я спал, что я не знал лучшего и мне нечего сказать? Так что ли? Кто здесь неопытный? Ты в самом деле думаешь, что можешь меня одурачить?

Хэ Юя побледнел.

Потом мрачно сказал:

– Я спал со множеством людей.

– Тогда ты реально гребаный маньяк-убийца. Неужели никто из твоих предыдущих партнеров не говорил тебе, что твои навыки настолько плохи, что ты в самом деле можешь кого-нибудь убить?

Это настоящий смертельный удар для девятнадцати- и двадцатилетних девственников.

Хэ Юй знал, что его постельные навыки определенно были не на высоте, и чем хуже они были, тем больше ему нужно было притворяться, и тем меньше он хотел услышать мнение других по этому поводу, поэтому он тут же впал в ярость.

Юноша схватил Се Цинчэна за грудки и прижал к машине с налитыми кровью глазами:

– Это у меня плохие навыки? Да я заставил тебя кончить четыре раза за ночь, и у тебя хватает наглости говорить, что мне недостает навыков?

– Имей хоть немного гребаного самоуважения, – терпя физический дискомфорт во всем теле, Се Цинчэн похлопал Хэ Юя по щеке, – Ты прекрасно знаешь, что произошло той ночью, нет необходимости напоминать тебе. Течная сука и то не могла бы вести себя хуже.

Хэ Юй, казалось, хотел переломать Се Цинчэну все кости. Он медленно отчеканил:

– Значит, это мой промах, что я не привел для тебя собаку, прости, что не был достаточно гостеприимен.

Се Цинчэн зло оттолкнул Хэ Юя, не желая больше тратить на него время:

– Отвали.

– …

– Проваливай!

Ярость Хэ Юя обернулась издевательской насмешкой, когда он позвал:

– Се Цинчэн.

– …

–  Не будь таким импульсивным. Подумай над тем, что я предложил. Сейчас, кроме меня, во всем Шанхае не найдется того, кто бы нанял тебя.

Се Цинчэн обернулся и с необычайно ледяным выражением лица произнес:

– Слушай сюда… Я не нуждаюсь в твоей милости, даже если буду подыхать от голода.

– Тогда, что ты собираешься делать? Свернешься калачиком в своей жалкой лачуге и дни напролет будешь есть лапшу быстрого приготовления?

Хэ Юй смотрел на подавленного мужчину с насмешкой и злорадством, как вдруг позади него раздался полный гнева голос, и что-то тяжелое ударило его по затылку!

–  Почему бы тебе просто не пойти и не сдохнуть, Хэ Юй! Ненормальный!

У Хэ Юя из-за боли от полученного удара потемнело в глазах – оказалось, что это была тяжелая женская туфля на танкетке. Повернувшись с недоуменным выражением лица, он увидел яростно набросившуюся на него Се Сюэ.

И Хэ Юй, и Се Цинчэн были в шоке.

Се Цинчэн мгновенно сильно побледнел. Хэ Юй выглядел не лучше. Неважно, как сильно они выражали свою ненависть друг к другу будучи наедине, никто из них не собирался выносить «грязное белье» на всеобщее обозрение. Особенно перед близкими людьми.

Но когда Се Сюэ приблизилась, и они увидели ее яростное, но совсем не изумленное выражение лица, оба поняли, что она, скорее всего, появилась только сейчас, или, может, Хэ Юй подсознательно понизил голос, когда говорил те вульгарные и обидные слова, чтобы она не смогла услышать.

Однако того, что Се Сюэ все-таки услышала, было более чем достаточно, чтобы привести ее в неистовство.

– Что еще за «жалкая лачуга»? Что еще за «кроме меня, во всем Шанхае не найдется того, кто бы нанял тебя»?

Если бы она не видела все своими глазами, то никогда бы не поверила в то, что Хэ Юй способен сказать такие слова. Никогда бы не подумала, что в нем есть такая звериная сторона, и тем более в то, что ее брат и Хэ Юй общаются вот таким образом.

Се Сюэ очень сильно переживала из-за недавних несчастий, обрушившихся на Се Цинчэна, так что ее инстинкты защиты брата были уже в состоянии повышенной готовности. Поэтому, когда Се Сюэ увидела, что даже Хэ Юй поменял свое отношение к Се Цинчэну, дойдя до того, что «пинал лежачего», она не смогла больше сдерживаться. Она оттолкнула Хэ Юя в сторону и встала перед Се Цинчэном, раскинув руки в защитном жесте, в ее глазах будто извергался вулкан:

– Не смей оскорблять моего брата!!!

– …

При виде ее всепоглощающей ярости Хэ Юй на мгновение потерял дар речи.

Да кем она себя возомнила?

Неужели из-за того, что в прошлом он всегда уступал ей, защищал ее, втайне подшучивал над ней, но не переставал помогать, теперь она считает вправе вести себя перед ним так вызывающе и даже не думать о последствиях?

Но что, если теперь ему не будет до нее дела?

Справиться с ней было бы не сложнее, чем раздавить муравья.

Она осмелилась встать перед ним, ударить его и бросить ему вызов?

Хэ Юй посчитал это несколько смешным.

Но Се Сюэ все равно оставалась Се Сюэ. Даже если многое из того, что она делала, было не более чем его собственными самоуспокаивающими иллюзиями, она все равно была тем человеком, который относился к нему лучше всех его сверстников. Даже когда ужасная боль в сердце Хэ Юя утихла, и он уже ничего от нее не ожидал, он все равно никогда бы не поднял на Се Сюэ руку.

Хэ Юй лишь смотрел на нее с почти безразличным видом, уголки его губ чуть изогнулись. Усмешка, обернутая в безразличие.

– Неужели ты не можешь увидеть чьих-то добрых намерений? Я пытаюсь ему помочь.

– Помочь, твою мать?! Да ты просто издевался и высмеивал его! Я все слышала! – Се Сюэ, словно львица, вздернула голову и со свирепостью, которой Хэ Юй никогда раньше от нее не видел, закричала, – Почему ты вдруг стал так с ним обращаться? Ты поверил тем слухам, да? Говорю тебе, Хэ Юй, не стоит тебе столь отвратительно относиться к моему брату! Ну и что с того, что его отстранили, в нашей семье еще есть я! Я могу поддержать его, даже если он не будет работать!

– … – Се Цинчэн посмотрел на ее спину, и в его сердце родилось какое-то невыразимое чувство.

Он привык быть старшим патриархальным братом-покровителем, который редко говорит нежные слова своей младшей сестре, и не находит времени для близкого теплого общения с членами семьи. Но в этот самый момент шевельнулось что-то мягкое и странное в его твердой груди.

Хэ Юй поднял руку и потрогал затылок, все еще пульсирующий от боли. К счастью, крови не было.

Он хмуро посмотрел на Се Сюэ:

– Какая зарплата у преподавателя-стажера? Хватит ли ее на барбекю?

Се Сюэ резко ответила:

– Тебе какое дело?! Как будто это что-то серьезное! Если что, я просто не буду есть барбекю! Я же не умру, если больше не буду есть барбекю до конца своей жизни! Уйди с дороги!

Се Цинчэн видел, как у Хэ Юя все больше искажается лицо, пока он смотрит на Се Сюэ.

Се Цинчэн оттянул Се Сюэ в сторону, пока она продолжала отчаянно ругаться с Хэ Юем.

– Думаешь, что ты такой весь из себя только потому, что у тебя есть вонючие деньги?! Ты в самом деле думаешь, что ты такой весь из себя? А? Ты ничего не умеешь делать, кроме как унижать других людей, еще поглядим, не завалю ли я тебя в этом семестре! Я снижу твои ежедневные оценки за активность до нуля! Да кем ты себя возомнил, Хэ Юй?! И как я раньше не замечала, что ты такой сумасшедший и подлый? Псих! Подонок!

Слово «псих» было почти как криптонит для Хэ Юя, а из уст Се Сюэ оно звучало еще болезненнее. [Криптонит – единственное уязвимое место Супермена, минерал с его родной планеты, лишающий его сил.]

Выражение лица Хэ Юя стало еще более мрачным.

– Давай, продолжай проклинать меня.

– Даже если она проклянет тебя сто раз, что ты ей сделаешь?

Это уже произнес Се Цинчэн.

Закрыв Се Сюэ собой, Се Цинчэн пристально посмотрел на Хэ Юя. Он говорил не громко, но его тон был очень жестким и холодным:

– Пока я здесь, что ты можешь ей сделать, Хэ Юй? Почему бы тебе, блядь, не попробовать иметь дело со мной… Если я не убью тебя сегодня, то возьму твою фамилию.

– …

– Не забывай, у меня нет ни родителей, ни жены, ни ребенка. Репутация для меня тоже ничего не значит. Кроме Се Сюэ, меня больше ничего не волнует. Так что, если ты посмеешь тронуть хоть волосок на ее голове, я убью тебя.

Хэ Юй:

– …

Се Цинчэн какое-то время успокаивал Се Сюэ, но его взгляд был прикован к Хэ Юю.

– Садись в машину, Се Сюэ.

Се Сюэ все еще злилась, упрямясь, точно собака с костью:

– Хэ Юй, катись в пи...

– Не будь вульгарной. Садись в машину.

– …

Се Сюэ насильно затолкали в машину.

Се Цинчэн захлопнул пассажирскую дверцу, потом снова посмотрел на Хэ Юя. Его пронзительные зрачки переместились в уголки глаз, затем наверх, отчего персиковые глаза Се Цинчэна превратились в настоящие глаза санпаку. [под зрачком видна полоска белка]

Вот так, закатив глаза на Хэ Юя, он обходил его, чтобы сесть на водительское место.

Но когда Се Цинчэн проходил мимо, Хэ Юй вдруг схватил его за запястье и сказал:

– Се Цинчэн, ты...

– В последний раз говорю, – Се Цинчэн твердо чеканил каждое слово, – убирайся с глаз моих долой. Сейчас же.

С этими словами он отбросил руку Хэ Юя, быстро сел в машину и хлопнул по рулю, создавая оглушительно громкий гудок.

Хэ Юй поморщился, потом опустил глаза, чтобы посмотреть на людей внутри автомобиля. Его губы шевелились, будто бы он что-то говорил.

Се Сюэ хотела опустить стекло и снова обругать его, но Се Цинчэн остановил ее:

– Не обращай внимания.

Глаза Се Цинчэна были ужасающе холодными. Он отвел взгляд от Хэ Юя и сказал Се Сюэ:

– Поехали домой.

Автору есть что сказать:

Мини-театр:

Хэ Юй (снаружи): Хватит меня проклинать, прекрати. Я признаю поражение, хорошо?

Хэ Юй (внутри): Проклинай меня, Се Цинчэн. Давай, проклинай меня на здоровье. Долг, созданный тобой и твоей сестрой, пока вы проклинали меня сегодня, ты оплатишь своим телом...