Ливень не переставал долбить по крыше небольшого дома вот уже несколько часов. Хлестал со всей его скрытой жестокостью, подгоняемый буйным ветром. Для Повелительницы Дождя этот звук был усладой для ушей, а также возможностью скрыться от всего мира. И в этот мир хоть кто-то вторгался крайне редко. Особенно, когда под окнами этому способствовал один прозорливый демоненок с изящным веером в руках. Но речь сейчас не о нём, а о богине, что, несмотря на разыгравшуюся непогоду, спустилась с личным визитом. Она всегда приходила внезапно. Промокшая, стучалась в дверь ровно три раза, скрывая нужные свитки в рукавах одежд. Линвень всегда спускалась к Повелительнице Дождя в своём женском обличии. Её длинные волосы казались ещё темнее от пропитавшего их свежего дождя.

С появлением Линвень в доме появлялся аромат бумаги, потрепанной временем и влагой, масла со вкусом терпкого ореха. Без каких либо формальностей и титулов – всё это оставалось где-то за пределами этих стойких стен, за пределами дождя, который перекатывал с шумом бушующего ветра, такого успокаивающего, усыпляющего неизвестной мелодией, музыкой дождя под аккомпанемент ветра. И глаза Линвень слипались в этом умиротворении, среди мягких тканей и аромата горячего чая с горчинкой. Нигде не удавалось ей отоспаться так, как в покоях Повелительницы Дождя.

В этой тишине хранился покой, где пальцы молча переплетаются. Уставший взгляд из-под опущенных ресниц, и в этой паутине перед глазами расплывчатый силуэт в нежно-зеленых оттенках, копна каштановых волос на тонких плечах, яркие голубые глаза, что не отводят взгляд.

Аромат свежескошенной травы и душистых сосновых шишек. Сладость камелий на кончиках пальцев, что настойчиво касаются гладких губ. Наньгун Цзе проводит по ним языком. Медленно. Очень медленно, вкушая терпкий вкус. Хуан её никогда не торопит. Единственная на всём белом свете ни о чем не просит. Она и не умеет просить - лишь отдает. Юйши всегда отдает всю себя без остатка, не прося ничего взамен. Вот только бессовестно пользоваться её добротой у Наньгун Цзе никогда не получалось. Возможно, останься она Совершенной Владыкой перед Повелительницей Дождя всё было бы по-другому. Но лишь перед этой богиней она - Наньгун Цзе. Та, Наньгун Цзе, которая уже давно позабыла о том, какого это - любить кого-то. Отдавать всю себя кому-то другому, не требуя ничего взамен. Боги не любят как люди, твердили ей. Богам чужда любовь. В погоне за уважением нет места любви. Твердили ей.

Может, все они и были правы. Но в этом маленьком стойком домишке любовь жила. Существовала так, словно и всегда тут была. В каждом изящно расписанном штрихе на стене, в каждом заваренном чае, в цветах, собранных будто специально для Цзе, в мягких тканях ханьфу, что легко спадали с плеч богини, стоило лишь стянуть пояс точным движением руки, в холодных прикосновениях, словно дождем пропитывающих кожу Наньгун Цзе, вызывающих дрожь и желание согреться в жарких поцелуях; если бы Юйши не была настолько же жестока, как и добра… Наньгун Цзе не смогла бы в полной мере ощутить ту скрытую любовь, что она дарила только ей. Пожалуй, за это она и любила ее больше всего. За непоколебимость – как бамбук на ветру не сломленный под самым сильным штормом трудностей. За принципиальность, с которой могла дать отмашку самому Небесному владыке, если потребуется. (Линвень не была такой, всегда шла на уступки и терпеть не могла себя за это). Той же рукой, которой она вызывала убийственный дождь, Хуан могла разогнать даже самые мелкие тучи, уступая место теплу.

В её холодных глазах всегда скрывалось столько тепла, что у богини литературы перехватывало дыхание. Она могла бы посвящать ей самые острые строчки, пряча в них любые чувства к этой богине. К своей богине.

Линвень никогда не брала у Хуан, не отдавая ей ничего взамен. И в каждую их короткую встречу, что наполняли её силами, прогоняли усталость из вечного тела и тоску из окаменевшего сердца, Наньгун Цзе готова была отдавать все те крупицы любви, на которые была способна. Она, вообще, давно уже считала, что на любовь не способна. И, возможно, за стенами этого теплого домишки, она действительно не способна любить. Но здесь, утопая в хвойном аромате, она отдавала возникающий порыв чувств каждым прикосновением к загорелой коже, точно выверенными поцелуями, оставляя красные следы, бесстыжие, согревающие сильнее чем любой чай.

Хуан не знала, отчего её сердце открылось этой богине. Жизнь научила её не водиться с плохими мальчишками, но совершенно не научила держаться подальше от плохих девчонок. Впрочем, ничего плохого в Линвень она не увидела, как не пыталась разглядеть. Не было в её темных глазах ничего, что могло бы оттолкнуть Повелительницу Дождя.

Она убрала длинные локоны спадающие на лицо богини литературы. Наньгун Цзе с их первой встречи напоминала ей птицу, черного ворона, запертого в клетке, стиснутого рамкой из прутьев, не дающих ей развернуться в полную силу. Так что здесь, в её уютном убежище, её Наньгун Цзе могла скинуть весь груз и развернуть свои крылья в полную мощь, и в своей истинной мощи её богиня была прекрасной, вызывающей ее искреннее уважение и желание наслаждаться её присутствием вечность, даже если эта вечность будет самой короткой на свете.

Темно-синие одежды, как сдерживающие путы, как кандалы, сковывающие уставшее тело, хотелось снять, сбросить с бледной кожи и бесконечно касаться теплого мрамора, — Наньгун Цзе была очень теплой, обманчиво теплой рядом с Хуан.

Хуан проводит пальцами по мягкой щеке, очерчивает точеный подбородок, спускаясь ниже, к цепочке на шее — так, безделица, не дающая все время покоя — проводит краем ладони по груди отчего Наньгун Цзе подается вперед и жадно накрывает губы богини.

Они могли бы никогда не повстречаться. Какое есть дело Совершенному Владыке до богини отшельницы? Да и какое дело бывшей принцессе до небесных дел, вечных распрей — всё это не для нее.

— Госпожа Хуан, — раздается однажды хрипловатый уставший голос по сети духовного общения, и Юйши Хуан выслушав просьбу, предлагает спуститься к ней. Её фраза короткая, но настойчивая, сказана так, что никакие возражения не принимались. В этой хрупкой богине властной стойкости хватит, чтобы быть императрицей, если уж не Небес, то Земной. Только и это ей было не нужно.

Горячий чай обжигал простуженное горло. В общем-то богам болеть не положено, да и не сказать, что простуда была человеческой, но даже боги, порой, устают.