— Это точно была Астрид?

Как бы Алан ни любил Диану-Марию, сейчас он был готов придушить ее за заданный в сотый раз единственный вопрос. Впервые за последние пару лет он был абсолютно трезв и даже не накурен. И сколько бы он ни вертел в голове мысли, всё сводилось к одному. Увидев на балу Астрид в черном платье, он вспомнил свой сон-пророчество, который пробрал его до мурашек.

— Я абсолютно уверен. Пойми, Черная Принцесса — это Астрид!

ДиМари тяжело вздохнула, откидываясь в кресле качалке и задумчиво покачиваясь в нем. После того, как большинство студентов покинули Академию на зимние каникулы, здесь осталось человек десять от силы. Близнецы все еще были в медпункте: хотя прошло уже три дня, Астрид все еще не приходила в себя, а Мартин не отходил от нее ни на шаг, словно боялся, что она исчезнет. Алану даже пришлось притащить ему вещи из комнаты, чтобы тот переоделся. Сегодня за ДиМари и Аланом тоже должны были приехать родители, чтобы забрать их на каникулы. Но он просто не мог уехать из академии, храня эту тайну внутри.

Сейчас в северной гостиной главного корпуса Алан с ДиМари были одни. Придвинув кресла к горящему камину и утащив с кухни горячий шоколад, они уже битый час обсуждали видение Алана. После сотни шуток и тонн сарказма, Диана-Мария, наконец, сдалась под напором впервые серьезного парня.

— Хорошо, предположим, это Астрид. Но ты говорил, что в твоем сне она была в маске.

— Быть может, это намек на какую-то тайну?

— Зеленые глаза?

— К тому же можно отнести. Говорят, зеленые глаза только у хитрецов.

— Пробивающийся сквозь трещины лед?

— Тот случай в бассейне.

Они оба замолчали. Слишком много совпадений, чтобы игнорировать это. Астрид была единственной, кто появился на Вознесенском балу в черном платье. Да и сам Алан, завидев ее в тот момент, словил такое резкое чувство дежавю, что мгновенно протрезвел. Весь бал он не спускал взгляда с Астрид, которая выглядела то слишком нервной, то чересчур веселой, то наигранно спокойной. Что-то было не так уже тогда. Но сейчас Алану не доставало информации, чтобы осознать и разгадать свой сон до конца.

Он надеялся, что ДиМари сможет ему помочь в этом, но как и всегда с Астрид, ее руны молчали. Расстелив на коленях платок, Диана-Мария раскидывала их раз за разом, но они упорно разбегались в стороны, не желая складываться в вязь. Выругавшись, она раздраженно бросила их в мешочек и кинула на столик, который стоял между ней и Аланом.

— Я не понимаю. Почему моя госпожа Двуликая Гимель отказывается показывать будущее Астрид, но твоя госпожа Луноликая Коф дарует тебе вещие сны, в которых она фигурирует. Как может быть такое, что ведомое одному Аркану не ведомо другому?

Алан не мог ответить на ее вопрос. Хотел бы он знать, почему покровительница снов Луноликая Коф избрала его и приоткрывала завесу будущего, хотя обычно это прерогатива Двуликой Гимель. Но как бы он ни бился, наутро запоминал лишь совершенно не важные сны вроде проваленного теста по экономике или вскочившего прыща на его лбу. Важные тревожные сны вроде того, с Астрид, вспоминались лишь потом, когда он уже не мог их предотвратить. И пока никто из преподавателей за первый семестр так и не смог ему ответить, как это исправить.

— И мои карты не хотят давать понятных ответов, когда я спрашиваю про Астрид.

Алана осенило. Радостно вскочив, он опустился на колени перед ДиМари, немало ее удивив. Сияющим взглядом он посмотрел на нее снизу, нетерпеливо стуча длинными пальцами по ее коленям, накрытым теплым вязанным пледом.

— А ты спроси не про Астрид! Спроси про то, что случится вокруг нее, а не с ней.

Диана-Мария с сомнением покачала головой, но все же взяла в руки карты. Стараясь концентрироваться не на самой Астрид, но на предстоящих событиях ближайшего будущего, она ловко перетасовала карты и вытянула по очереди три из них.

— Дьявол. Отшельник. Башня.

Они переглянулись. Даже не зная, как конкретно трактовать Старших Арканов в данной ситуации, Алан почувствовал, как по телу пробегает холод, несмотря на стоящее в гостиной тепло и бушующий сзади него огонь в камине. Его искры зловещим отблеском отразились в темно-карих глазах ДиМари.

— И что это значит?

— Ничего хорошего.