Эта ночь выдалась слишком холодной в отличие от других. В ней чувствовалась безысходность, окутывающая и сжимающая горло. Ночь, когда предвестники беды — Пожирающие Солнце — спускались от богов и несли их волю людям, затаившись в сердце вьюги, укутанные беснующимися хлопьями снега и хлёстким ветром. Люди ждали эту ночь, запирали окна и двери, молились духам предков и возносили просьбы безмолвной пустоте, прося милости. Они верили, что в такую ночь пустить человека в дом было дурным знаком, а за непроглядной колкой тьмой прячутся те, кто насылал беды и пожирал огонь. Те, кто прогонял прочь душу новорожденного, чтобы занять пустующий сосуд и возродиться вновь. Дети, родившиеся по воле богов в эту лютую ночь, считались обреченными, клеймёнными страшной и неисцелимой порчей. «Дети Зимы». Порождения союза Северного ветра и Смерти, что танцует на белоснежных вершинах гор. И болезненное напоминание о трагическом прошлом северян, извечная расплата за содеянное, откупиться от которого было невозможно. Дети Долгой Ночи, её порождение, хрупкие создания, что не доживали до года, умирая от болезней или голода, но чаще обезумевшие от горя родители сами, собственными руками умерщвляли их в милость богам. А о тех, кто выживал, ходила дурная слава, заставляя гнать прочь от поселений и городов, и ни один закон не запрещал убивать то чудовище, что было в глазах северян, когда они видели перед собой «Дитя Зимы». И сама Смерть ходила по пятам.

      В эту ночь ветер дул неистово, пронизывая тело тысячами острых игл, не давая даже вздохнуть. Снег кружился в сумасбродном бешеном танце, увлекая за собой несчастного путника, пытавшегося удержаться на ногах, но его роняла невидимая сила, а буря заливалась диким ледяным смехом. Ночь только началась. Холодная, беспристрастная, жестокая. Она безучастно смотрела на то, как легко поднимал и в презрении швырял в высокие сугробы единственного путника ветер, как хлестал его по бескровным щекам, воя и улюлюкая в пронизывающей мгле. Руки замерзали под толстым мехом и жесткой кожей перчаток, тяжелый шерстяной плащ не спасал, конечности немели, теряли чувствительность. Путник снова встал, пошатываясь и кутаясь в свой меховой ворот, сцепил зубы и поднял руку, закрывая лицо от резких пощёчин метели. Его ноги отказывали, увязнув в глубоком снегу. Стоило только сойти с тонкой дорожки наста, как надёжная опора ушла из-под подошв, и вокруг ослабшего тела сомкнулась бескрайняя бела пустыня. Измождённый долгой дорогой, бессонными ночами и теперь налетевшей бурей, путник отчаянно цеплялся за снег, сгребая его под себя и с трудом выбираясь из ледяной ловушки. Он был очень упрям, и никакой природной силе и всем сил'харай — прислужникам Отвернувшегося — не сбить его с пути. Вперёд его вела клятва, которую он принёс своему королю, обязывая себя доставить письмо Белому Лорду — Мерику Террео.

      Лошадь давно осталась позади, ожидая волков и остывая. Её тёмная шкура покрылась ледяной коркой, а глаза остекленели, глядя в самую глубь черноты. Это была верная помощница, не первый год служившая путнику, но последний час настиг её в этих далеких неприветливых землях, а теперь очередь пришла и за ним.

      Пальцы не слушались, они даже ничего не чувствовали, и путник мог только представить, как те начинают чернеть от холода. Тепло давно ушло из его тела, опустошённого, неконтролируемого. В нём не осталось и толики тепла: даже кровь застыла, а сердце не билось. Конец близок, он кружил в белоснежном вихре снежинок бледной тенью, следуя за путником. И измученный, упавший в колючий снег человек приготовился умереть и увидеть светлый лик Первоматери, к которой стремились все праведные души, чтобы вновь переродиться в бесконечном цикле Жизни и Смерти.

       Он чувствовал тепло солнца, которое струилось с небес, вкус медового пива и смех девиц. Говорят, боги даруют такое явление обреченному, словно показывая, что его ждет, чтобы он не боялся забвения. Сон опустил тяжелые веки, а измученное тело расслабилось, утопая в сугробе.

      Эта ночь всегда наступала внезапно, её нельзя было предвидеть, и длилась она по-разному. Старики помнили времена, когда она окутывала Север почти на четыре месяца. Скот погибал, брошенные туши коченели и затвердевали в хлевах; собранный урожай портился в амбарах, а люди умирали от дикого холода и нехватки еды, исполненные чувством первобытного страха. Это было страшное время: обезумевшие, потерявшие веру и здравый смысл они убивали друг друга, с жадностью пили горячую кровь, думая, что она поможет, сдирали зубами сырое мясо, чтобы наполнить пустые желудки. А рождённых детей выбрасывали за порог в безликую пасть хохочущей бури, запирали засовы и молились. Боги должны были забрать этих чудовищ и вернуть солнце.

      Эта ночь сводила с ума, выворачивала наизнанку, обнажая нутро и ужас, ютившийся в каждом несгибаемом северянине. А когда она заканчивалась, безумие уходило, оставляя людей с их горем.

      Путник это знал, но его последние мысли были о послании, которое он так и не вручил, да о неисполненном долге. Король доверил ему важное, а он не смог оправдать возложенных надежд. Боги противились и решили по-своему. Уставший разум погрузился в сон — безмятежный и спокойный, где дома его ждала молодая жена, что кротко улыбалась и махала рукой провожая в опасную дорогу, когда супруг уезжал прочь. Её некогда точеная фигурка округлилась, и живот выдавал близкий срок появления ребенка, их совместного чада. Он в тайне молился Кай'ши — богине плодородия и семьи — чтобы она смилостивилась и послала ему сына, чтобы научить его держать меч и ездить на лошади. Но хорошо будет, если родится дочка. Маленькая светлоглазая бестия, которая наполнит маленький дом жизнью и звонким смехом. То был хороший сон, он успокаивал, ободрял, дарил ощущение того, что путник вернется и вновь обнимет свою жену. Он почти поверил, но в глубине еще не угасшего сознания жила мысль о смерти. И малая часть проклинала этот север и эту ночь, а с ними короля и лорда.

      А затем все померкло...

***

      Огромная лохматая псина гортанно зарычала, ткнув нос в сугроб снега, фыркнула, мотнула густой топорщащейся гривой и залаяла грубо, басисто, с хрипом. Она была по пояс взрослому мужчине, мясистая, крупная, с длинными толстыми лапами и мощными челюстями, которыми могла с легкостью перекусить шею волку. Жесткий, свалявшийся на боках мех покрывал могучее тело, предавая очертания подросшего скалистого медвежонка, и отливал темно-бурым. Эту породу так и называли — медвежьей, слишком сильно псы походили на опасных хищников и были хорошими охотниками: уши ловили любой шорох, они выносливы и сильны, а их чуткий нос мог уловить любой, даже еле заметный запах, как и сейчас.

      Пёс стоял подле сугроба, нетерпеливо перебирал лапами и, подняв морду на подъехавших к нему пятерых всадников, коротко гавкнул, возбужденно завиляв лохматым хвостом. Один из разведчиков спешился и снег заскрипел под тяжёлыми сапогами прикрывая шерстяной тканью порозовевшее от мороза лицо, и присел рядом, ткнув кинжалом в то место, где своими крупными лапами примяла снег собака. Лезвие во что-то уперлось через несколько эрхов и под лёгким нажимом так и не проткнуло находку.

      — Там что-то есть, — разведчик оглянулся через плечо, глядя на восседающего в седле капитана, чьё лицо скрывалось под маской, защищающей от ветра и снега, оставляя узкую открытую часть для глаз.

      — Достаньте.

      К разведчику присоединились еще двое, и быстрыми движениями рук раскидали свежий сугроб, а возле них крутился пёс, любопытно ткнувшись носом во что-то темное. Один из мужчин схватился за тяжелый заледеневший плащ, на выдохе перевернул тело с живота на спину и очистил с бескровного лица колючие хлопья. Человек был бледен, глаза закрыты, но был погружен в спокойный, мирный сон, словно сейчас он находился под ласковым солнцем, встречая его с легкой улыбкой. Один из разведчиков расстегнул ремешок на своей перчатке, впился зубами в её толстую кожу и стянул, холод тут же высушил все тепло, но мужчину это не пугало — он был северянином и знавал морозы похуже. Прижав пальцы к шее, под подбородком, он молча смотрел на неизвестного путника, пытаясь уловить хотя бы слабое биение, затем быстро натянул перчатку и выпрямился, повернувшись к капитану:

      — Еще жив.

      Не нужно было приказа, чтобы разведчики молча, без суеты и лишних движений, вырвали тело путника из снежного плена, и ветер хлыстом ударил по ним, разозленный отнятой жертвой, но более не препятствовал. Это были хозяева Севера, те, кто покорил его еще несколько сотен лет назад, уйдя с нежного солнечного юга. Они были вправе забрать добычу себе, но взамен заплатят цену — это древний обычай, который соблюдается и по сей день.

      За пеленой снега и голыми чернеющими скалами, устремленными к чистому небу подобно кривым клыкам драконьей пасти, начинался дикий лес, первозданный, могучий, сохранивший свое величие и защищающий от ветра. Толстые, лишенные своего одеяния из листвы ветви соединялись между собой, а крышей служили лапы высоких сосен и елей. Здесь царило спокойствие, но среди старых обнаженных стволов нередко прятались дикие племена или изголодавшиеся хищники. Под снегом таилась мерзлая земля, на которой ничего нельзя было вырастить, сколько ни обрабатывай её: корка льда укрывала бедную почву, а плотный снег подпитывал. Здесь бродили духи, забирающие жизни и тела людей, — когда-то они были первыми северянами, но не смогли прижиться и сгинули среди льдов и сугробов. А в глуби древнего леса было бездонное озеро, чья вода в лютый мороз оставалась горячей, а берега укрывала молодая сочная зелень. Но люди не ходили туда, избегали, опасаясь богини, что принимала омовения в этом озере. Но были и другие легенды: о чудовищах среди скал и о диких духах, о древних драконах в глубинных пещерах и храмах неизвестным богам, а Смерть бродила по Северу, принимая различный облик.

      Лошади знали тропу до замка, бредя по крепкому насту, спокойно ступая и фыркая от медленно кружащихся снежинок. Горестный вой ветра остался позади, и четверо людей смогли отстегнуть намокшую от дыхания ткань и вздохнуть свободнее. Лишь капитан накинул капюшон, держась от своих людей на расстоянии, тщательно всматриваясь вглубь леса за темными уродливыми стволами вековых деревьев. Черный лисий мех на воротнике покрылся льдинками и снегом, отливая в лучах солнца, толстая куртка стала почти белой из-за налипших снежинок, а к бедру был приторочен длинный меч в окованных железом и кожей ножнах. Так же выглядели и другие разведчики, ничем не отличаясь и не имея знаков и рангов. В спокойное время разведывательные отряды следили за дальними границами, отслеживая передвижения снежных котов и волчьих стай, но в подобную ночь выезжали на тракт, решая судьбу путников. Одних они забирали, других оставляли богам.

      Замок, где обитал Белый Лорд, был скорее похож на городок: внутри толстых обледенелых стен ютились домишки северян, конюшни, казармы и таверна — единственная на несколько сотен лиг. На замковой площади по осени и весне, чаще летом, устраивали ярмарки, и приезжие торговцы скупали шкуры и металлы, продавая свои товары с юга. Сам замок был выше, на крутом подъёме, огородившись от городка такой же мощной стеной и подъемным мостом, уже несколько лет опущенным и открывающим въезд во внутренний двор. Высокие башни сияли коркой льда в лучах солнца, отливая серебром и голубоватой холодностью, а при закатах и рассветах стены словно обливались ржавой кровью. Маленькие окошки редко открывали, сохраняя жар печей, длинные узкие коридоры, галереи и большие залы редко отапливались, лишь комнаты слуг, лорда и его семьи с еще несколькими кабинетами и кухней источали жар. В замке была своя кузница, казармы и конюшня с лучшими крепкими лошадками, псарня, где растили медвежьих собак, и фамильный склеп, где покоились предки лорда. Удивительный замок словно был вырезан из скалы, на которой ютился, он не имел завершенный вид и сливался с камнем — ходило множество легенд, что можно найти тайный ход в недра, откуда можно было попасть во владения гномов. Но этого народа на Севере не было, они покинули край еще три столетия назад, обрушив свои пещеры и тоннели. Причины остались неизвестны, но старые сказатели любили сочинять сказки для детей, в которых гномы сбежали из-за пробудившегося чудовища.

      Разведчики въехали во внутренний двор замка и спешились, и в этот миг к ним на встречу вышел сам лорд — мужчина высокий и крепкий, подобно скалистому медведю, седина затронула виски и короткую бороду, а из-под кустистых бровей внимательно смотрели глаза, похожие на два сапфира. Он был облачен в черное шерстяное одеяние, плотную куртку и плащ с мехом медведя, да высокие сапоги, гулко стучащие по каменным ступеням. Вид его внушал почтение, а тяжелый характер нередко подчеркивал северное происхождение. С ним вышла его жена, кутаясь в шаль и дрожа от холодных хлестких порывов ветра — здесь, на высокой площадке, даже стены не спасали от него. Двое разведчиков сняли бессознательного путника и потащили вслед за лекарем, что также ждал возвращения отряда, в замке была готова теплая комната, в которой осматривали раненых или замерзших. Оставшийся на площади капитан ласково потрепал своего пса между медвежьими ушами, давая тому прикусить жесткую кожу перчатки, и жестом отослал разведчика, давая тому свободу и отдых. Сегодня они будут ночевать в замке, а он вернется к своей семье. Стянув маску, капитан тряхнул жесткими черными волосами, на молодом лице только-только проступала бородка короткой щетины, но взгляд синих глаз был схож суровостью и холодом с лордом-отцом. От матери молодому лорду ничего не досталось в отличие от младших сестры и брата. Женщина бросилась к сыну, обнимая его, не замечая задубевшей кожи и налипшего снега, касаясь теплыми ладонями бескровных щек юноши и целуя их.

      Разведчики могли долгими неделями не возвращаться домой, проводя эти бесконечные дни в поисках опасностей и угроз землям лорда. Обычно, ничего, кроме диких племен, что нечасто попадались отряду, не случалось, а дальние посты на границах Льдянистого моря давно покинуты и забыты. Там, где свет солнца почти не согревал землю, никто не осмеливался жить и не мог принести угрозу для северян. Люди верили, что живут перед обителью богов и охраняют её, а они — их. Вот и эти четверо вернулись спустя месяц, их домом были маленькие охотничьи избушки, которые остались от старых поселений, охота и разведка была для них развлечением и так до тех пор, пока они не решат повернуть. Завтра будет собран другой отряд, а нынешний получит кров и теплую постель, их ждет горячее вино и мясо, что насытит животы, развлечения развеют скуку и память о черно-белой пустыне с жестким ветром.

      — Сегодня я прикажу заколоть свинью и приготовить лучшее, что может наш старый Рик! — отец-лорд положил широкие ладони на плечи сына и похлопал по ним. — Где тебя носило столько времени?!

      Не дав ответить, лорд тут же повернулся на каблуках, отдавая приказы слугам и веля своим жене и сыну готовиться к ужину. Радость человека военного была своеобразной, он не был похож на северянина характером, больше южного досталось ему от матери. Громкий голос, вспыльчивость и упрямство, что немного передалось по наследству, но все же Север сделал из юноши настоящего лорда, о чем нередко говорил сам отец.

      Помимо старшего сына у мужчины было еще двое замечательных детей, младшей из которых была девочка, весьма спокойная, но любопытная, не раз она пропадала в темных коридорах замка, ища тайные ходы. Иногда её брат присоединялся к ней, когда учеба интересовала меньше обычного, и два сорванца, за которыми приглядывала старая нянька, любящая рассказать новую легенду или сказку. Это была древняя, высушенная годами и северными ветрами старуха, носившая серые платья и шали, сморщенная кожа приобрела цвет пергамента, и лишь глаза все еще удивляли своей голубизной. Редкие седые волосы когда-то давно были пышной гривой черных локонов, но зима, как и время, быстро старит человека. Имя старухи уже мало кто помнил, все звали Нирой, хотя все чаще её оставляли одну, вязавшую очередную вещь в полной тишине или когда она старческим голосом, со скрипом в нем, пела былые песни. Дети часто любили слушать старуху, собираясь возле камина, тогда в долгие ночи Нира оставляла свое занятие и погружалась в мир сказок, уводя детей за собой. Ей были известны гиганты, жившие в самой северной части страны, что нередко охотились на первых северян. В её рассказах оживали истории о ледяных драконах, что сражались с огненными и, выиграв бой, приносили Великую Зиму. О гномах в недрах Балан-Аддир — величественной горы на северо-востоке от владений лорда-отца, о демонах и о том, как первые поселенцы сражались с зимними духами за право жить на Севере. Дети слушали и слушали, их не заманить сказками юга: они были родом из белоснежной пустыни, и рыцари, приносящие головы драконов королю, тех не интересовали.

      И сейчас старуха рассказывала о Повелителе Ворон, человеке, что был связан с черными птицами, он мог приказывать им, становиться одной из них, и тихий размеренный голос, лишенный эмоций заманивал в эту страшную сказку. Это была странная легенда, где в древние времена люди имели силу животного, но теперь они её потеряли навсегда. В камине потрескивал огонь, множеством ярких оранжево-красных языков пожирал сухое дерево, рождая причудливые тени на стенах комнаты. На шкурах снежных котов сидела Амелия, убрав под себя ноги, и расправляя подол черного шерстяного платья, усыпанного вышивкой разноцветных стеклянных шариков, а высокий ворот и часть декольте были из нежного бархата. Распущенные темные волосы спадали густой волной на плечи и спину, струились локонами по груди. Девочка достигла своего пятнадцатилетия, но сама уже не считала дни — под покровом ночи все длилось одним днем. Её брат, Айши, изучал новые фолианты, привезённые придворным магом, поэтому у него уже не было времени слушать чудные и порой жуткие сказки няньки, все мысли занимала учеба, которую так желал юноша. Айши на две зимы был старше Амелии и на одну младше Скирхана, и обучение всех троих было разным, но общие науки они познавали вместе, пока долг наследника не призвал старшего брата облачиться в Черное, а Айши не стал изучать магию. Амелии оставалось ждать решения отца, когда он захочет отдать её в жены одному из сыновей соседей-лордов. Но такая жизнь была не для неё — сидеть с детьми, которых родит, запертая в замке, выезжать на балы, ждать своего мужа... Душа горела приключениями, что виделись ей во снах и когда скрипучий голос старой Ниры рассказывал новую историю. Закрывая глаза, Амелия ощущала то, что чувствовал герой, и нередко просила вновь рассказать о Кашари-Иш — великой завоевательнице и королеве ледяных драконов. Это была любимая легенда, а замок, о котором говорилось в ней, стоял где-то за границей земель отца: путь к нему охраняют гиганты и снежные коты, а внутри башни кишат страшные монстры.

      Дверь скрипнула и открылась, но этого было достаточно для старой няни, она прервала свою историю и, не поворачивая головы, поприветствовала наследника-лорда. Её уши были подобно чутким ушам собак, хоть на вид и была она старее всех в замке, но поговаривали, что женщина принадлежит к роду Перевертышей, людей-зверей, кто перевоплощается в кого угодно, но никто не мог сказать, правда ли это. Амелия вскочила на ноги и бросилась в объятия брата, чувствуя щекой мокрую от растаявшего снега броню из кожи и меха. Скирхан приобнял ее одной рукой за плечи и тут же отпустил, на его лице была лишь тень улыбки — казалось, что холод и ветер стерли её с лица, и теперь молодому лорду приходилось вновь учиться улыбаться. Но для сестры он выглядел одним из героев легенд и сказок. Настоящий северянин. Какими были дед и прадед. Девочка потянула его за собой и уселась на белую шкуру перед камином, её тень тут же вытянулась и стала похожа на чудовище, а старуха продолжила свою историю, закрыв глаза и сложив сухие костлявые руки перед собой. Скирхан стоял и слушал, почувствовав нахлынувшее ощущение детства, когда его затягивало в водоворот легенд и сказок, и он словно сам бродил по тем тропам, что и герои. За это любили старуху Ниру, она никогда не повторялась, а отец вырос на её сказаниях, как и сестра, уехавшая на юг и теперь носящая фамилию Куин. И слушая няню, появлялась мысль, что скоро придется вновь двинуться вглубь дикого леса, но отец не позволит этого, он мирился с игрой в разведчики долгие три года, когда Скирхан покинул замок самым младшим в отряде. Его не бывало дома чаще других, его отряд проезжал многие мили и был у дальних застав, опустошенных и брошенных, находил следы удивительных животных, но брат не мог похвастать сестре о гигантах и ледяных драконах. Они вымерли многие столетия назад. Скирхан все еще стоял, держа левую ладонь на рукояти меча, простого и одноручного, он еще не имел своего собственного, отец посчитал должным приручить наследника к замку, а не к прогулкам в белой пустыне под лучезарным холодным солнцем или же в непроглядной тьме. Такая любовь к снежным равнинам и высоким скалам приравнивалась к поведению снежных котов, хищников, что редко попадали в руки людям, но часто посещали малые деревни.

      Старуха умолкла и слушала потрескивание в очаге, закрыв глаза и раскачиваясь в кресле. История закончилась, а конец не был столь счастливым, как принято было у южан, где славный рыцарь спасает прекрасную даму сердца. Амелия поднялась на ноги и расправила подол платья, глядя на свои лодыжки, утопающие в коротком мхе тапочек. В игре тени и чахлого света камина она выглядела невинной и хрупкой, но уставший с ней спорить отец приставил к своей дочери учителя фехтования, лишь бы немного успокоить ту жажду приключений, что бушевала в девичьем сердце. Северянка, такая же порывистая и бойкая, словно колючий ветер, что гуляет над равниной, и Скирхан мог поверить, что из его сестры могла выйти лихая разбойница или славная неукротимая пиратка, но судьба требует замужества, как и сам лорд-отец. Он часто ругался и бранил богов за то, что ниспослали ему сына в женском платье, спутав с желанной дочерью.

      — Ты видел их? Ледяных драконов и гигантов? — сапфиры глаз сестры смотрели прямо и возбужденно, еще оставалось волшебное ощущение сказки.

      Старший брат покачал головой, с разочарованием сжимая её маленькую изящную ладонь толстой перчаткой. Ему предстоит снять с себя привычную тяжесть доспехов и одеть домашнее.

      — Нира говорит, что есть пустыня, полная желтого железного песка, и там живут люди с ногами козла. А тысячи лет назад боги бродили среди людей.

      — Я бы поверил ей, — отозвался юноша. — Она столь стара, что видела их собственными глазами.

      Они засмеялись, и смех их уходил вглубь коридора, небогато освещенного факелами — это была самая северная часть замка, здесь царил холод, а лед сковывал вековой камень внутри башни. Кроме камина старой няньки в этом месте ничего не отапливалось, и Амелия спустя пару минут уже дрожала под теплой тканью платья. Их путь лежал вниз по винтовой лестнице, а затем выходил в галерею, оттуда можно было попасть в центральную часть замка, а, следовательно, и в другие части. Комнаты наследников располагались в западной башне, там была и родительская спальня, но выше этажом, занимая более просторную комнату. Айши учился в восточном крыле, в низкой круглой башенке, где жил старый маг Эттан. Скудно украшенные коридоры, пронизывающие замок, наводили тоску на приезжих гостей, но не на детей лорда. Замок должен оставаться замком, а не сокровищницей, как любил замечать лорд-отец. Он редко покидал его, не жаловал и выезды на юг, но король частенько требовал присутствия Правителя Севера.

      Брат с сестрой уже собирались пойти в свои комнаты, как к ним подошел слуга, одетый в черно-серый кафтан с гербом лорда. Стройный и высокий, в правильных чертах лица было что-то нечеловеческое, красивое, острые кончики ушей проглядывали среди светлого водопада волос, такого же медового цвета были и глаза, все это говорило о принадлежности к гордому народу Лиахейма — эльфам. Он поклонился и передал, сохраняя бесстрастность на лице и в голосе:

      — Ваш отец, лорд Мерик, ожидает в Малом зале, — этот взгляд, в котором не было ничего, кроме легкого презрения, никогда не нравился Скирхану, но слуга уже давно был на услужении семьи.

      История этого эльфа не была печальной. Когда-то он являлся выдающимся, пусть и молодым командиром, но смелая, дерзкая атака в Малой Войне при короле Кастирэле сорок лет назад сломила эльфийские войска, нанеся поражение, и теперь один из бывших героев прислуживал роду Террео, будучи захваченным и помилованным королем. Сейчас с ним обсуждали дела отец и его командиры, считали себе равным, но никто не смел говорить о былом, и лишь ужасный шрам, разделяющий часть груди и живота, нанесенный дедом Скирхана и Амелии, Угрюмым Волком, как прозвали лорда Растдарга, напоминал о постыдном поражении. Скирхан, впрочем, обещал себе первым же приказом выставить прочь этого эльфа, но пока мирился с его персоной, Амелия же, напротив, любила поговорить со слугой так же, как послушать сказки старой няньки. Оставалось лишь гадать, что мог наговорить эльф девочке, но одним из желаний сестры было отправиться в Лиахейм.

      — Идем, — юноша легонько толкнул сестрицу в плечо, обходя стоящего слугу, оба даже не взглянули друг на друга.

      Для ужина было еще рано, а значит отец собрал детей для другого: возможно, пришло письмо от короля, друга отца не столь старого, но хорошего. Они давно вели разговор о соединении семей, как когда-то Кастирэл обещал их деду, и упрочения отношений между двумя странами, но у тогдашнего короля был сын, как и у северного лорда, а значит, теперь, будучи при дочери, лорд Мерик мог заключить союз. Это была сложная игра в политику и дружбу, которую не хотели понимать Скирхан и его брат с сестрой.

      Лорд Севера сидел за столом в своём резном кресле, рядом, по правую руку, — матушка, а также гости замка, лишь рядом с отцом находился лорд Деннор и его сыновья. Он был похож на гнома, только выше на голову, но такой же заросший кустистой черной бородой: усы были приглажены и коротко подстрижены, как и волосы, а брови широкими мазками черной краски нависали над глазами мужчины. Оба его сына ничем не отличались от отца: коренастые, широкоплечие и невысокие, им не было и пятнадцати, но уже пробивалась первая бородка. Поприветствовав гостей замка, Скирхан тряхнул головой, его лоб взмок, а по спине сбегали капельки пота. Он не успел переодеться, а снаряжение разведчика рассчитано на лютые морозы, а не на жаровни и печи.

      — Я слышал, у лорда Тарилая есть дочка, — громко заявил сэр Деннор, не отрывая хищного взгляда от старшего сына Террео. — Почему бы не выдать её за твоего?

      — А я слышал, что матерью ей был скалистый медведь, — отвечал лорд-отец. — Женщина не может родить подобное!

      Раскатистый хохот прокатился по залу, когда двое мужчин вновь обменялись любезностями. Это были настоящие друзья с детства, которые до сих пор не утратили юношеский пыл, и нередко охотились на медведей и горных баранов. Если бы не договор с королем, то Амелию обручили с одним из сыновей Деннора, хотела бы она этого или нет. К большому счастью её братьев, дочерей у лорда не было, и им оставалось находиться в обществе робких двойняшек. На Скирхана они смотрели с восхищением — для них служба в разведке была заказана, отец не решался отпускать своих чад на столь опасную авантюру, и они томились при нем. Но с годами на общение братьев Террео и двойняшек не осталось времени, развлекать молодых лордов приходилось Амелии.

      — Я позвал вас, чтобы донести речь короля Ирвина, — прокашлявшись, лорд Мерик зачитал бумагу со сломанной королевской печатью. — «Теперь же, когда сыну моему и наследнику исполнилось семнадцать, мы можем скрепить союз Амелии, дочери Мерика из рода Террео, с Натаниэлем, сыном Ирвина из рода Нидридов, официально клятвой Кай'ши».

      Амелия замерла, и теперь была похожа на куклу, неживую и неподвижную, а в широко распахнутых глазах читалось омерзение от слов, она хотела что-то сказать, но слова застряли в горле тугим комом, и на ресницах проблеснули слезы. Развернувшись, девочка стремглав выбежала прочь из Малого зала, не дослушав отца, что угрюмо крикнул ей вслед.

      — Вот же непослушная девчонка, — мрачно рыкнул лорд-отец, усаживаясь на место. — Даже если не захочет, я прикажу привязать её к седлу и отвезти в столицу!

      Ужин грозился пройти в тяжелом молчании, Амелия не вернулась, запершись в своей комнате, никого не пуская, а Айши так и не вышел к гостям, погрузившись в изучение книг, лишь Скирхан молча слушал новости с юга. Он также был в очереди на обручение с некой дочерью дальнего лорда, которая была на четыре зимы младше него. И оставалось гадать, кому отдадут младшего брата, за которым уже ходил слух среди слуг об иных предпочтениях, но зная любовь Айши к магии, Скирхан готов был поклясться богам, что брат его скорее будет заключен узами брака с древним фолиантом о магии. От невеселых мыслей его отвлекла запеченная свинья, преподнесенная первой вместе с другими блюдами: уткой в меду, мясом медведя и супом из рыбы, здесь же и свежие ягоды — диковина Севера, а в кубки разлили горячее вино со специями. Не притронувшись к еде, лорд-наследник все еще думал о судьбе сестры, он не предполагал, что все будет так быстро, да и что может избалованный принц? Это старое обещание, навязанное предками, никто из их сыновей не забыл, и лорд-отец не станет слушать ни старшего сына, ни дочь, а матушка не противится решению — ей самой не нравилось поведение Амелии — беспокоилась за ее благополучие. Выбора не было, и вскоре Амелии придется привыкнуть и даже полюбить навязанного супруга.

      Краем уха Скирхан услышал о королевском гонце, которого он со своим отрядом нашел сегодня. Тот промерз, но остался жив, лекарю пришлось лишить его пальцев, которые тот отморозил, но в остальном его спасла теплая одежда и разведчики. Гордость мёдом растеклась по душе, даруя ощущение героя, но это чувство стоило быстро отбросить, оно мешало, а боги могли наказать за подобное. Кусок свинины не лез в горло, как и вино, аппетит разом пропал, когда невыносимый жар распространился по телу под рубашкой из толстой шерсти, кожаной курткой и броней, на плечах все еще был тяжелый, подбитый мехом плащ. Скирхан поднялся и, учтиво извинившись перед лордом и его гостями, вышел прочь из Малого зала. По дороге в свою комнату он нервными движениями расстегивал ремешки, расшнуровал шнуровку, ослабил ворот куртки, плотно прилегавшей к телу, и снял плащ, чувствуя тут же наступившее облегчение, столь непривычное, но приятное.

      В прогретой комнате его ждала постель и кувшин с водой — нередко Скирхан просыпался от мучительной жажды, — и, отбросив одежду в сторону, юноша разделся догола и лег под одеяло. Простыни хранили прохладу зимы, такую привычную и желанную, но этого было мало для молодого лорда. Он ворочался из стороны в сторону, долго не мог уснуть, то и дело просыпаясь, смотрел на тлеющие угли в камине, стараясь отбросить назойливые мысли. В детстве казалось, что кто-то мешает ему, наблюдает, касается кожи, волос, закрытых глаз, поэтому мальчишка не любил спать в замке, а возмужав, нашел покой в разведке, где домом было место, дающее кров и защиту от ветра и снега. А теперь вновь кто-то смотрел в его окно, беспокоя, но ничего не требуя.

      Дверь приоткрылась и в комнату зашла Амелия в длинной ночной рубашке, босая и с собранными волосами. Она шла робко и неспешно, без света, и старалась не шуметь, но старший брат заметил её сразу. Как только коленки уперлись в край кровати, девочка хотела было забраться на одеяло, но голос Скирхана заставил испугано замереть:

      — Это моя комната, юная леди, — с наигранной строгостью ответил он, но не препятствовал.

      — Мне страшно, — голос её в ночной тьме казался хриплым и низким. — Словно кто-то наблюдает за мной.

      — Это, наверное, сказки старухи.

      — Нет, я чую его, понимаешь? — Амелия забралась на кровать и села на колени перед братом, глядя в его лицо. Догорающих углей не хватало на освещение, и оставалось гадать, каким выражением она смотрит на него. — Он вновь пришел, и он следит за нашим замком. Может, это один из магов, который обезумел и поселился на Севере?

      Скирхан вздохнул. Он тоже чувствовал подобное, но, может, это просто мерещилось из-за усталости? Сказки Ниры были столь же интересными, сколько пугающими, но если он ушел в разведчики, чтобы избавиться от этого ощущения, сестра скоро уедет на юг. А там все духи погибли, и не будет страхов. Молодой лорд провел ладонью по волосам Амелии, ощущая мягкость, как у матери, его же были жесткими и прямыми, такие передавались истинным северянам, хотя старуха говорила, что "Дети Зимы" рождались с белыми, подобно снегу, волосами и были первыми покорителям и Севера. Но таких людей не осталось, люди убивали младенцев сразу, чтобы облегчить им жизнь, наполненную болью. Они оба молчали несколько минут, а затем девочка легла под теплым боком брата и тихонько произнесла:

      — Я не хочу в столицу. Не хочу обручения с этим принцем. Лучше убегу и стану путешествовать.

      — Слова маленькой девочки...

      — Пусть так! — она вскочила, гневно глядя на юношу, но вновь легла и продолжила уже тише. — Я хочу тоже ездить по долине, как ты, или изучать магию, как Айши. А мне дали учителя, который даже не учит! Хан, я хочу покорять моря, быть подобно Кашари-Иш летать под облаками на спине дракона.

      Скирхан засмеялся, все знали, что драконы вымерли больше пяти сотен лет назад, может, они и есть где-то, но не в Хаммерскае и не в Волтерэе.

      — Эмиран говорил, что они водятся в лесах эльфов, — обиженно проговорила Амелия. — Они имеют золотой и зеленый цвет, а дыхание их огненное. А еще есть красные, черные, белые...

      — Пожалуй, когда помрет Нира, этот эльф с лихвой её заменит, — недовольно проворчал Скирхан, упоминание слуги ему не нравилось.

      Они вновь замолкли, слушая, как одиноко воет ветер, и вновь кто-то стоял снаружи и наблюдал за ними, но теперь это ощущалось отдалённо, рядом посапывала сестра, которую накрыли одеялом. Завтра будет утро, которое решит её судьбу, а пока она может представлять себя правительницей драконов или храброй пираткой. И ведь судьбу принес ей он, собственный брат, охотящийся и рыскающий в ночи. Боги велели спасти того человека, и вот он принес безрадостную весть, — этакая шутка, от которой хотелось плакать, но Скирхан был рожден северянином, ветер иссушил слезы, охладил чувства и окутал льдом сердце.