9 июня 1944 год. Лаваль, Франция.

      Горячий кофе приятно обжигал горло, оставляя после себя терпкий вкус слегка пережаренных зерен. Маленькие улочки потихоньку заполонялись людьми, уже спешащими на свою работу. Девушке, к сожалению, пора спешить вместе с ними.

      Легкий кивок в сторону старушки, подошедшей с кофейником в руке, взятый стакан на вынос и расслабленность во всем больном теле. Хотелось впервые сделать отдых, где-то там в тишине и спокойствие. Без людей, военных действий и трупов, дико надоевших за длительное задание.

      Кофейня оставалась где-то позади, а стакан уже был наполовину пуст. Взгляд блуждал по невысоким кирпичным зданиям, сохранившим в себе весь французский утонченный шарм: небольшие горшки с цветами, украшали чуть ли не каждый крохотный балкон; одежда, мерно раскачивающаяся от ветра то и дело намеревалась слететь с прищепок, устремляясь подальше от нерадивых хозяев.

      Синий свет приятно обволакивал все тело, перенося девушку в небольшой номер старенького отеля, находящегося где-то за Лавалем. В лицо тут же полетел нож, слегка задевший щеку, разрезая тонкую кожу.

      — Какого черта ты делаешь?

      Мужской жесткий голос, доносящийся из ванной лишь, забавлял. Ухмыльнувшись, девушка присела на стул, закидывая ногу на ногу в ожидании напарника. Выйдя из ванной в одном полотенце, мужчина отобрал горячий стакан с женских рук, с тихим стоном отпивая кофе.

      — Извиниться не хочешь?

      — Прости, что не попал тебе в глаз, — пожав плечами, мужчина отошел к столу, поднимая папку и кидая ту девушке.

      — Брачный контракт? Как мило, Пятый, но я что-то не помню самого предложения.

      — Ты можешь закрыть свой поганый рот хоть раз и молча прочесть то, что находится в папке, мм?

      — Какие мы нервные, — отмахнувшись и, поймав папку налету, девушка принялась вчитываться в текст, приподнимая фотографии. — Шутишь?

      — Я тебе что, на шута похож? Судя по записям, так удачно попавшим мне в руки, нужный нам человек здесь.

      — Не слишком ли удачно стекают обстоятельства, Пятый?

      — То есть про появление этого, — мужчина подбородком кивнул на папку, — ты и слова не хочешь слышать?

      Вскинув бровь, девушка вздохнула, прикрывая глаза. Пятый молча допивал кофе, продолжая разглядывать фотографии новой жертвы, тесно связанной с нужным для них человеком. Его руки дрожали от напряжения, а голова иногда дергалась от нервов.

      — Плохо выглядишь, Пятый, кошмарики снились?

      — Скорее великолепная комедия, где вот эти пальцы сжимаются на твоей шейке, вынуждая хрипеть и молить о пощаде.

      — Пора перестать работать под ночь, фантастика какая-то снится. Ты одеться не хочешь? Меня как бы ничем не смутить, но хоть капля приличия в тебе должна же остаться.

      — Смущаю? Польщен, что вы, мисс, разглядываете не объекты, а меня.

      — Оставь попытки съязвить для других собачек из Комиссии, Пятый, я слишком долго работаю с тобой.

      Тяжело вздохнув и пригладив растрепанные волосы, Пятый лишь скинул полотенце, непринужденно переодеваясь в черный костюм. Появившиеся за время службы мышцы, перекатывались и четко прорисовывались от любого напряжения тела, отросшие темные волосы лезли в глаза. Пятый бесцеремонно медленно поправлял каждый элемент одежды, стараясь уместить в незаметные места для простых глаз ножи и пистолеты.

      — За столь корявый стриптиз платить не буду, — поднявшись, девушка потянулась и, ухмыльнувшись, оказалась позади Пятого, стараясь пнуть того по ногам.

      Пустой стаканчик полетел на пол, а мужчина, оказавшись позади девушки зажал рукой шею, крепко держа напарницу в захвате. Нож-бабочка, появившийся в левой руке, почти коснулся ноги Пятого, но, отпуская девушку из захвата, мужчина исчез, стоя перед ней с протянутой рукой. Курок простого пистоле был спущен за секунду, дуло устремлено точно в цель.

      Легкие хлопки в ладоши, поднятые руки вверх в знак капитуляции. Бабочка полетела вперед, оставляя идентичный порез на чужой щеке.

      — Мать твою, Пять, какого черта ты творишь?

      — В свою защиту хочу сказать, что ты первый начал, — повернувшись щекой к Пятому, девушка фыркнула. — Или ты думал, что я буду столь любезна, что забуду этот конфуз?

      — Сама исчезла посреди ночи, не дав договорить.

      — И опять слушать твои теории о кротовых норах? Я десять лет их слушаю.

      — Ты, — выстрелив, Пятый спрятал пистолет в штаны, пряча его под пиджаком. Хлопок раздался недалеко от входной двери. — Самый бесполезный и болтливый напарник, которого могла подарить мне Куратор.

      — Боже мой, Пятый признался в любви, как миленько. Догоняй, старик.

      Высокий мужчина стоял посреди комнаты, четко отчерчивая прямые линии на длинной доске. Мел со скрежетом оставлял за собой след, а листы, то и дело летящие на пол, занимали все пространство. Он хмурился, сравнивая числовые данные с чертежом, комкая лист и рукавом стирая написанное, со стуком прикасаясь к доске.

      — Позволю себе заметить, что в третьем уравнении нужно поменять данные местами, а также необходимо учесть процент парадокса данного прыжка, его реальную возможность и погрешность до миллисекунды.

      Дернувшись, мужчина повернулся, видя за своим столом широко улыбающегося мужчину, разбирающего бумаги. Спина встретилась с твердой доской, когда ноги отступали назад.

      — Простите моего напарника, ему манер не достает, — улыбаясь, девушка появилась перед ученым, протягивая руку вперед. — Мистер Виллем, для меня это большая честь.

      — Не слушай ее, эта плутовка врет повеселее меня.

      Поднятая рука лишь со средним пальцев заставила Пятого усмехнуться, отводя взгляд обратно на уравнения.

      — Кто вы, черт возьми?

      — Пока что мы пришли с миром, нам нужна помощь. Поэтому напряги свои крошечные мозги и объясни нам кое-что о прыжках во времени.

      Осев на пол, Виллем крепко обнял себя, качаясь вперед-назад, как маленький напуганный ребенок. Простонав, Пятый отклонился на стул, фокусируя свой взгляд на ученом. Присев рядом, девушка снисходительно улыбнулась, стараясь успокоить мужчину.

      — Нам просто нужна ваша помощь, понимаете? Мы уйдем, как только сможем понять в чем ошибка.

      — Какая ошибка? Что понимать? Ты, вы, как вы вошли в это здание.

      — Дорогуша оставь нас.

      Хлопок и вспышка возле Пятого нисколько не напугали, напротив, лишь вызвали очередную широкую улыбку. Острие ножа, прижатое к чужой шее, почти касалось кожи, а шепот над ухом забавлял.

      — Повтори, что ты прощебетал, Пятый.

      — Не шепчи на ухо, будто стриптизерша.

      — На меня смотри, Пятый.

      Голос предательски сорвался на крик, но холодный взгляд был прикован лишь к перепачканной мелом доске.

      — Да пошел ты.

      Кинув бабочку на стол, девушка отступила, закатывая глаза и пропадая из комнаты, стараясь оказаться как можно дальше от надоедливого напарника. Она знала, что, когда ученый начнет говорить — Пятый позовет. Как собачку.

      — А теперь, когда дети покинули эту комнату и оставили взрослых наедине, — Пятый исчез, оставляя за собой летящую кипу бумаг. Оказавшись возле доски и ученого, Пятый за руку поднял мужчину, встряхивая его, как мешок с картошкой. — Поговорим по-другому, старина.

      — Я не, — мужской голос дрожал, взгляд метался по чужому образу и помещению. — Я ничего не знаю, прошу, отпустите.

      — Просто, ох, в этом мире есть те, кто молча будет слушать?

      Отпустив чужую руку из захвата, Пятый медленно потирал виски, стараясь хоть как-то расслабить больную голову.

      — Послушай, — голос стал более спокойнее и тише, взгляд слегка потеплел, смотря на Стокума. — Мне нужна твоя помощь, чтобы вернуться к семье, ясно?

      — Кто ты такой? Как ты смог оказаться там, а затем здесь?

      — Скажем так, у меня есть способности, которым не подвластны законы физики, но. У всего есть своя цена, Виллем, — заставляя синий свет покрыть свои руки, Пятый тихо усмехнулся, когда чужая рука попыталась дотронуться до его рук.

      — Невероятно. Ты — путешественник во времени?

      — Это моя работа, не больше. Важно лишь то, что эти силы подвели, запихнув на много лет в будущее, где моя семья мертва. Я хочу их вернуть, но все расчеты, все, чего я добивался много лет — кусок дерьма.

      — Но, — Виллем растерялся, не решившись дотронуться до чужой руки, мужчина повернулся к доске, — я не понимаю, чем смогу помочь.

      — Пораскинь мозгами, Ван, они у тебя есть, наслышан.

      — А твоя напарница?

      — Что? Пятый? Забудь, мешается, да и только. Лучше начни рассказывать все, чего ты добился, мой дорогой ученный.

      Отступая от мужчины, Пятый спрятал руки в карманы брюк, изредка дергая головой, откидывая мешающие волосы. Смущенный Стокум резво собирал свои листы, продолжая бубнить себе что-то под нос. Взгляд Пятого метался по всей комнате, замечая кучу книг где-то в левом углу. Его голос раздался эхом для ученого, поднявшегося с пола, дабы заговорить.

      — Я здесь, — махая книгой, Пятый открыл ее, делая шаг вперед, становясь рядом с Виллемом. — Итак?

      — Прости, это все слишком странно, эм.

      — Пятый.

      — Но ведь та девушка.

      — Можешь, — сжав в кулак свободную руку, Пятый перевел тяжелый взгляд с книги на ученого, заставляя того вздрогнуть, — молча рассказывать, спасибо.

      — Я, да, хорошо.

      Откашлявшись, Ван стер мел с доски, зажимая пальцами новый белоснежный кусочек, ведя тонкую линию.

      — Время идет медленно и плавно, как эта линия, но, иногда во времени появляются петли — дыры, способные изменить хронологию.

      — Вводный курс Комиссии: за каждой петлей стоит тот, или иной человек, виновный в содеянном, наша задача устранять человека и исправлять его косяки. Позволь закончить нудную лекцию на этом и перейти к тому, как производятся расчеты возможностей открытия дыр.

      — Пятый, вы ведь понимаете, какой парадокс можно запустить даже с малейшим воздействием на временную линию? Никто не дает гарантию на успех, Альберт пытался доказать миру, что вмешательство не имеет последствий.

      — Да, знаю, жаль старика, но, плевал я на последствия, Ван.

      Тяжко вздохнув, Виллем лишь кивнул, рисуя нижи закругленную линию.

      — Это крот, однажды созданный группой ученых по чистой случайности, когда Альберт тестировал первый аппарат по перемещению.

      Пятый приблизился к доске, подставляя свой блокнот, заменивший книгу пару минут назад. Мел, отобранный у ученого, скользил по доске плавно.

      — Я создал разлом, когда впервые прыгнул вперед, — начертив закругленную линию, Пятый подписал ее как «А». — Затем прошелся дальше в точку «Б».

      — Прыжок во времени был слишком большим и энергозатратным. Обе дыры не имели петли, связывающие их между собой для возможности пересечения одной из них. Также учитывай скорость перемещения меж ними. Если скорость прыжка превысила норму — прорыв просто не смог запомнить последний прыжок.

      — Хочешь сказать, что превысившая скорость прыжка разорвала временные петли, разделяя три времени между собой, отделяя по реальностям?

      — Грубо говоря, — кивнув, мужчина начертил три линии, ставя над ними цифры. — Есть считанные секунды для возврата из второй точки в точку один. А теперь представь, сколько времени нужно преодолеть между прыжками третьей и первой, учитывая, что петли, соединяющие их — разорваны кинетической силой.

      Блуждая вперед-назад, Пятый кидал косые взгляд на доску, переводя их на блокнот.

      — Откуда вы берете силу на пролом?

      — Простая живая энергия. Сон, отдых, все что угодно.

      — Может что-то в расчетах не так? Позволите?

      Кивнув, Пятый протянул блокнот ученому, поглядывая на часы.

      — Виллем, время. У нас его с вами нет.

      — Мне нужны сутки, позвольте принять участие в этом открытии, всего сутки.

      — Черт с ним, — кивнув, Пятый замер, разминая руки. — Завтра в десять я вернусь. Рассчитываю на вас.

      Пятый исчез, больше не слыша нудного ученого. Оказавшись на улице, Пятый промок насквозь, попадая под проливной дождь. Подставив лицо под прохладные капли, мужчина тяжело выдохнул, вспоминая братьев и сестер, лежащих под грудой камней мертвыми. Он кинул их, оставил одних, как последний эгоистичный ублюдок, а теперь ищет любой способ вернуться, дабы остановить апокалипсис.

      Не было никаких зацепок в том, кто будет виновен в нем, а пристроенная напарница, мельтешащая перед глазами, постоянно напрягала, вынуждая тормозить поиски правды. До чертиков похожие между собой, Пятые не могли и дня прожить без потасовки, оставляя на телах друг друга глубокие шрамы, обещая снести головы или просто убить. Это уже было частью их долгой совместной жизни.

      Утро начиналось с кофе, день продолжался легкой поножовщиной, а вечер становился уютным, встречаясь на крыше высоток с бутылкой односолодового виски, парочкой пледов и общением. Пятый знал, где искать болтливую напарницу, за секунду оказываясь на Эйфелевой башне, держа в руках стаканчики кофе с коньяком.

      Ноги болтались в воздухе, а руки, обнимающие железную балку, игрались с бабочкой. Пятый присел рядом, ставя второй стакан возле девушки и медленно отпивая из своего.

      — Скоро ты вернешься к своим, — тихо начав, Пятый перестала играть ножом, пряча тот в карман брюк. — Я буду рада избавиться от твоей меланхолично-агрессивной тушки как можно скорее.

      — Кто сказал, что я пойду один? — Вскинув бровь, мужчина взглянул на девушку. — Если ты попросишь так, как я говорил — сжалюсь и отправлю в твою семейку. Правда не знаю как: по кусочкам или пластом.

      — Когда-нибудь я убью тебя, Пятый, найду твою задницу и заставлю поплатиться за всю дурь, выходящую из тебя словесным поносом.

      — Это так ты просишь помощи, Пятый? Как мило, растешь, — улыбнувшись уголками губ, мужчина приподнял стакан. — Ты ведь придушила нашу основную цель?

      — Будто был выбор, — нахмурившись и отпив немного кофе, Пятый смотрела на Париж. — Слишком легкое задание.

      — Тоже заметила. Да, Комиссия либо издевается, давая уже третью простую семью под твои молочные зубки или что-то задумала.

      — Говори вещи своими именами, малыш Пятый, Куратор, а не Комиссия.

      — Чей-то язык с каждым годом становится все длиннее и длиннее, мое присутствие так сказывается?

      — Умерь свое раздутое эго, Пятый и смени тему, пока бабочка не оказалась в твоем плече.

      — Сделаю вид, что боюсь тебя и твой ножичек.

      — Куда мне уж до тебя, великого Пятого, способного убить толпу наемников за две секунды.

      — Полторы, попрошу.

      Подняв руки вверх, девушка кивнула, соглашаясь отдать первенство Пятому в этом споре. Мысли вновь перенеслись к семье.

      — Ты скучаешь по ним, Пятый?

      — Иногда даже они бывают милыми. Но я хочу спасти их, считай это комплексом неполноценности, эту манию вернуться, но.

      — Семья ведь, да?

      — Что-то вроде того, да. Это морально тяжело, даже для такой бессердечной твари, как я — видеть смерть близких и понимать, что будь ты там, — спас бы.

      — Ты не виноват, Пятый. Это все отец, вечно указывающий как жить и что делать.

      Легкое удивление на лице Пятого улетучилось за секунды, меняясь вновь на серьезное. Женский взгляд был устремлен на чужие ямочки на щеках, появляющиеся во время улыбки Пятого.

      — Что?

      — Ничего, пей уже молча.

      — Нет-нет, скажи, эта улыбка появляется крайне редко.

      Устало выдохнув, Пятый запустил руку в волосы, крепко сжимая их.

      — Какая «эта», хм? Любитель придумать себе того, чего нет.

      — Довольная, словно это ты и хотел услышать об отце.

      — Ох, я и без тебя знаю, какой папа говнюк, спасибо. Уверен, что наши старики похожи до ужаса.

      — Теперь ты начал много болтать, стареешь, Пятый.

      — Твоя компания портит, Пять.

      — Послушай нас кто со стороны — рехнулся бы, путаясь в том, кто о ком говорит.

      — Пытаешься напроситься на имя?

      Пожав плечами и осушив стаканчик, девушка поднялась, садясь на перила, слегка качаясь на них.

      — Сбрендила, дурочка?

      — Все еще напрашиваюсь на имя.

      — Не заслужила, — протянув каждую гласную, мужчина поднялся, скрывая руку в карманах брюк. Такой привычный уже жест заставлял улыбнуться.

      — Ведь можешь не быть говнюком, Пятый.

      — Просто атмосфера здесь особенная, не хотелось ее портить твоими хриплыми криками и мольбами о пощаде. А уж голос твой с радостью бы приглушил, дабы насладиться уютным Парижем вдоволь.

      Кивнув и замолчав, девушка продолжала слегка покачивать ногами, крепко держать за перила. Ее рука случайно коснулась теплой руки Пятого, вынуждая того перевести взгляд. Расслабленное выражение лица, легкая, довольно безмятежная улыбка и огни Парижа, горящие в зеленых глазах.

      — Мы оба заслужили насладиться этим городом.

      — Опять твои жуткие недокомплименты? Сегодня явно удивительный вечер.

      — Закрой свой рот, пожалуйста, спасибо.

      Отчеканив, Пятый оперся локтями о железную перегородку и задевая чужую руку, слегка опираясь на нее головой. Женская голова опустилась вбок, едва касаясь чужой макушки. Даже таким двум бессердечным убийцам, как два Пятых необходим покой.

***

      Пятый резко осел на диване, хватаясь рукой за гудящую голову и ругаясь себе под нос. Приснившееся, словно огромная волна, накатилась на него, увлекая за собой без возможности вдохнуть полной грудью. То, что видел Пятый все еще стояло перед глазами: ночной Париж, огни города в зеленых глазах и безмятежность, не чувствовавшаяся им почти все годы работы в Комиссии.

      Организм требовал кофеин. Поднявшись на ноги, Пятый, шаркая ногами и пряча руки в карманах, направился на кухню, еле урывая чьи-то громкие голоса, спорящие между собой.

       — Подумай над тем, Диего, как не быть похожим на отца.

      Поймав протянутую кружку прежде, чем держащий ее житель Академии двинулся вперед, Пятый отошел вбок, улавливая витающее напряжение в воздухе. Отпив кофе и выругавшись, Пятый вылил содержимое в раковину, стараясь смыть во рту привкус дешевого напитка.

      — Что за душераздирающая сцена, Диего? Опять угрожал ножами этой дурочке?

      — Пятый, ты можешь не быть таким ублюдком, какой есть?

      Раскинув руки в стороны и широко улыбнувшись, Пятый кивнул.

      — Но так будет только скучно, не так ли? В этом доме есть нормальный кофе?

      — Папа не любил кофе, — вошедшая Эллисон широко зевала, потирая глаза. — Я думала это ты только что ушел из Академии хлопнув дверью.

      — Нет, с чего бы мне?

      — Даже не знаю, Пятый, лучше ты скажи, почему о тебе лишь такое мнение.

      — Лютер, ты как всегда вовремя со своей ненужной нотацией.

      — Мы можем обсудить произошедшее?

      — Надо же, Ваня, почти все великолепное семейство в сборе. Что ж, мнение Клауса мне не интересно, поэтому давайте поговорим.

      — Скажи правду, Пять, что здесь забыла эта, как ее? — Пытаясь вспомнить, Диего подкидывал нож, смотря, как острое лезвие зажимается между пальцами.

      — Куратор, Диего. Ну, с чего бы начать? Я много лет работал на Комиссию — сборище фанатиков, следящих за временными аномалиями. Как только находится одна — на ее устранение отправляются плохие дяди, в чьи обязанности входит устранение проблемы.

      — То есть убийство?

      — Верно, Эллисон. Мы убивали тех, кто мешал ходу истории. Договор между мной и Куратором заключался на пятьдесят лет. Прошло всего сорок восемь.

      — Решил пойти в отставку?

      — А вот тут, мой дорогой Лютер, самое интересное.

      Подойдя к обеденному столу и уперевшись в него одной рукой, Пятый указательным пальцем ткнул себе в лоб.

      — Они стерли промежуток времени, скорее всего небольшой, но черт его знает как такое вышло.

      — Может это сделала эта твоя злобная копия.

      — И вовсе не злобная, — почти влетая в кухню, Клаус держал впереди себя бутылку и стакан, стараясь не вылить из него виски. — Диего, ты жесток. Даже Ване она понравилась.

      — Соглашусь с Диего, эта моя копия выводит из себя.

      — Но ведь она говорила, что вы работали вместе много лет, как ты можешь не помнить? — Голос Вани был тихий и монотонный, в ее руках была кружка с остывшим чаем, а под глазами огромные синяки.

      — Не знаю, Ваня, но до судного дня всего пять дней, а я ни на шаг не приблизился к его разгадке.

      — Должно ведь быть что-то, что вызовет его? — Метнув нож в стол, Диего выпрямился. — Надо искать.

      — Решили помочь? Как благородно, только вы ничем не сможете помочь, никто не поможет.

      — Тебе надо больше отдыхать, Пять, мы попытаемся что-то выяснить.

      — Интересно как же, Лютер? Прочешите книги? Манускрипты? Что?

      — Мы попытаемся, — стукнув кулаком по столу, Лютер поднялся со стула, кидая на Пятого напряженный взгляд. — Ты так и будешь плакаться или поможешь нам?

      — Что? Академия Амбрелла снова в сборе?

      — Да, Клаус, пора поработать вместе.

      Диего вышел на задний двор, замечая фигуру возле статуи Бэна. Девушка сидела тихо, поджав ноги и смотря на очертания брата, вечно защищающего ее от нападок отца вместе с Диего. Сразу вспоминались теплые дни, когда вся семья, собравшись на чердаке, тихо сидели, общаясь или просто рассказывая о новых наказаниях. Их широкие улыбки, теплота в глазах и поддержка.

      — Мне вас так не хватает, ребята.

      Услышав тяжелые шаги, Пятый вздохнула, сжимая руки в кулаки.

      — Мне не стоило сравнивать тебя с отцом.

      — О как, глаза на затылке?

      — У тебя тяжелый шаг, Диего. И дышишь ты чаще, находясь за чьей-либо спиной. Лютер сначала наступает на пятку, Клауса просто слышно, он вечно шатается из стороны в сторону. Эллисон ступает мягко, с носочка на пятку, как модель. Даже Ваня, имея различие в поле ходит так же — слегка шаркая ногами.

      — А Пять?

      — Его сложно услышать, сложно понять, когда он сосредоточен. Но десять лет совместной работы помогла изучить его. Шаг тихий, Пятый крадется медленно, а разрывая пространство любит отстраняться на четыре часа. Левая рука медленнее правой, любимое оружие — простой пистолет, хотя, последние два дня он крадет твои ножи. Безжалостен, когда на задании, убивает быстро.

      — Звучит как признание в любви, сестренка.

      Присев рядом с Пятым, Диего вытянул ноги, поднимая голову вверх. Ощущая изучающий взгляд, Второй улыбнулся уголками губ.

      — Что?

      — Я очень любила тебя, Диего. Ты дал мне имя, защищал от отца и проблем. Всегда был рядом. А теперь это лишь воспоминания. С тобой я чувствовала себя защищенной, с Клаусом и Бэном просто радовалась жизни. Ваня постоянно находился с отцом, а Лютер и Эллисон слишком собой увлекались, прячась на чердаке.

      — Почему ты встала перед Пятым и Куратором? Мы ведь поверили тебе.

      — Если бы в нашей жизнь было все так легко, братец, — оглянувшись, Пятый кивнула, собираясь с духом. — Куратор — тиран и деспотичная стерва, мечтающая занять должность директора Комиссии. А теперь представь, что в ее руках находится верный цепной пес, который по ее команде не только душу отдаст за нее, но и жизнь. Вашему Пятому повезло больше, он оказался воистину прекрасным киллером и ценным кадром. Превратить такого в независимого раба — мечта, но, увы, неосуществимая. Остается второй экземпляр, у которого осталась последняя болевая точка.

      Замолчав, Пятый положила голову на плечо брата. Голос предательски дрожал, как и руки, но теплая ладонь, сжавшая ее, слегка успокоила.

      — И ведь правда: даже у таких бессердечных тварей, как мы с Пятым есть больные точки. У него есть вы, братья и сестры, которых еще можно спасти.

      — У тебя был тот, кто нуждался в спасении?

      — Скорее нуждался в освобождении от всего дерьма, что было вокруг.

      — И поэтому Пять не помнит ничего, что связанно напрямую с тобой?

      Тихо смеясь, Пятый кивнула. Сжимая руку брата, девушка вздрогнула, ощущая капли дождя на щеке.

      — В моей руке есть капсула с ядом. А мозг, промытый за пять лет до побега — настроен реагировать на любую угрозу Куратору. Я просто физически не могу помешать себе. Если Пятый смог ее вытащить, мне нельзя, откроется, мать ее, сразу же.

      — Даже поверить в это трудно.

      — О чем ты?

      — Ты и Пятый. Да вы две ходячие занозы в заднице, способные взбесить любого за две секунды. Как еще не поубивали друг друга за десять лет?

      — Бессчётное количество раз пытались, изучая привычки, повадки, шаги, дыхание, сердцебиение. Все нужное киллеру для убийства такой мерзкой цели. Но не получалось. Не потому, что мы плохи — потому что судьба такая, бесить друг друга до конца.

      — И что вы с ним, того?

      Толкнув брата, Пятый нахмурилась, кутаясь в остатки мантии.

      — И даже не думай рассказать ему что-то. Пятый не должен ничего помнить, ясно? Диего, ясно?

      — Да ясно-ясно, пошли уже в дом, погода разыгралась не на шутку.

      — Дай мне минуту.

      Кивнув, Второй оставил сестру наедине со своими мыслями, иногда поглядывая назад. Пятый стояла на месте, подставив лицо холодному дождю, трижды обещая себе отрезать язык. Проблем с каждым днем становится все больше, как и загадок, а разобраться со всем не выходит.

      Из мыслей ее вывел чужой голос, раздавшийся совсем близко. Тихий, шипящий, а дуло пистолета, приставленное к виску, обжигало своим холодом пылающую кожу.

      — Дернешься и очередная порция трупов твоей поганой семейки поступит как по заказу в магазине.

      — Что на этот раз? Посетить прошлое и убить важную шишку? Вернуться в Комиссию для очередной порции тестов на профпригодность?

      — Нарушение сделки, моя дорогая, — губы Куратора находились слишком близко к уху, вынуждая вздрагивать от неприятного ощущения по всему телу.

      — Пятый ничего не помнит, о чем ты вообще?

      — Но это твой рот извергает из себя лишнюю информацию, вынуждая вмешиваться самой. Послушай, кусок дерьма, щелчок пальцев и мы повторил нашу прекрасную встречу за городом. Вспомню истошный голосок Пятого, как ломается его стальной стержень и психика.

      — Хватит.

      Повернувшись, Пятый отошла от Куратора, смотря ей в глаза.

      — Я отдала тебе все: тайны, тело под опыты, жизнь, да черт возьми, ты даже потерянное достоинство смогла откусить своей пастью. Врала Пятому, убила того ученого по твоему приказу, вынуждая Пять остаться в Комиссии как можно дольше. Била, резала, стала личным палачом, пока ты с улыбкой смотрела на все это.

      — Все ради эксперимента, дорогая.

      — Засунь себе в задницу свой эксперимент. Устала быть сильной, бежать к тебе по приказу, как преданная собачка. Скажу Пятому правду.

      — Какую правду, детка?

      — Это мы, — выделив последнее слово криком, девушка стукнула себя кулаком в грудь. — Мы с Пятым причина апокалипсиса. Ни Ваня, как было в его случае, ни я, как было по итогу в моем, нет. Этот гребанный мир закончить свою жизнь из-за нас.

      — Так вот оно что.

      Голос Пятого звучал непринужденно. Дождь пропитал одежду насквозь, очерчивая казанки рук, спрятанных в карманы. Широко улыбаясь, Куратор отошла, пряча пистолет в небольшую дамскую сумочку.

      — Ты подставила меня, как делала это двадцать лет.

      — А ты и сама неплохо справилась, дорогуша. Развлекайся пока можешь, — повернувшись к Пятым спиной, Куратор указала на часы. — Тик-так, детка, тик-так.

      Открыв чемодан, Куратор исчезла, оставляя после себя лавандовый шлейф. Пятый стояла спиной к юноше, вытянув руки вперед, пытаясь поймать капли.

      Синий свет застиг врасплох. Упав на грязную землю, девушка пыталась отодвинуть от шеи ботинок Пятого, вжимающего в землю. Одежда неприятно липла к телу, а земля попадала за шиворот, царапая спину до крови.

      — Ты расскажешь мне все или местные червяки получат лакомство на долгое время.

      — Сначала заставь.

      Оттолкнув ногу, Пятый, перенеся вес на руки подпрыгнула, поднимаясь и принимая боевую стойку. Отодвинув правую ногу назад, Пятый сжала руки в кулаки, выставляя правую вперед. Пятый ухмыльнулся, припадая на одну ногу, тем самым скользя к девушке и ударяя ее по коленкам.

      Синее зарево охватывало задний двор. Руки встречались друг с другом, отбивая тяжелые удары, нанося следом точные попадания. Пятый ударил девушку в ребра, вынуждая ту упасть на колени, хватая ртом воздух. Ухмылка, не спадающая с его лица лишь, раззадоривала. Пальцы левой руки окропились синим светом, бабочка появилась как раз вовремя, задевая рукоятью кулак, меняя траекторию удара.

      — Что за договор с Куратором?

      Молча отпрыгнув, Пятый достала пистолет, направляя дуло в сторону юноши, оказываясь к нему вплотную. Холодный метал, касающийся оголенного участка живота ни капли не напрягал, напротив, вызывал уважение у этого киллера, тонко знающего свою работу. Чужое тяжелое дыхание опаляло кожу на носу, собственная рука слегка подрагивала, прижимая пистолет к виску Пятого.

      — Твое тело помнит, к сожалению.

      — К твоему несчастью, — спустив курок, Пятый ухмыльнулся. — Голова начинает проясняться.

      — Мы можем это исправить, чертов засранец.

      — Но сначала, ты все расскажешь мне. Наедине.

      Заметив краем глаза братьев и сестер, оба Пятых лишь сильнее прижали пушки друг к другу, не собираясь отступать ни на шаг.

      — Пятый, отпусти пистолет.

      — К какому Пятом ты обращаешься, идиот?

      — Агата, — собственное имя с уст Диего раздалось неожиданно. Отступить ей не позволила рука Пятого, сжавшая горло мантии. — Мы найдем решение, кто бы ни был виноват в этом конце света.

      — Я потеряла семью, второй раз просто не позволю этому произойти. Даже если этот мелкий, — встав плотнее к Пятому, девушка смотрела в его глаза, — сукин сын выстрелит прямо сейчас.

      — Думаешь я позволю стерве тронуть их? Разочаровываешь, Пятый.

      Резко вспомнились слова отца: я разочарован в тебе, Пятый. Руки опустились, выпуская пистолет, тихо упавший на землю. Боль, появившаяся в зеленых глаза, озадачила Пятого, опускающего свой пистолет.

      — Мне очень жаль, что я вот так явилась, просто хотела защитить.

      — Мы отпускаем тебя.

      — Что? Нет, Диего, ты что несешь? — Крикнув, Пятый указал дулом на девушку. — Она ключ к апокалипсису, к вашей гребаной смерти.

      — Диего прав, Пять. Я уверен, что наша сестра, — Лютер кивнул. — Понимает, что мы поможем ей.

      — Да? А кто поможет вам, идиоты?

      — У нас ведь есть ты, Пятый.

      — Эллисон, с каких это пор ты заделалась в добродетели?

      — Уходите, пока все семейство впервые пришло к общему мнению. Мы будем искать способы.

      Хмуро смотря на семью, Пятый кивнул, подходя к девушке и, сжав ее руку выкинул пистолет. Перехватив инициативу, Пятый взяла юношу за руку, унося вслед за собой далеко. Туда, где было самое яркое воспоминание за всю их десятилетнюю служебную карьеру — на Эйфелеву башню.

      Теплый ветер приятно ласкал прохладные щеки. Саднящие ноги болтались в воздухе, девушка сидела свесив их, крепко держась за металлическое ограждение. Неизменная поза Пятого: спрятанные руки в карманах, холодный взгляд и легкая еле заметная улыбка с ямочками на щеках.

      — Прошло много лет, а твое лицо так и не изменилось.

      — Я видел это место, сегодня, когда впервые за пять суток уснул.

      — Прекрасный сорок четвертый. Огни горели по всему Парижу, ветер был такой же теплый, правда мы постарше.

      — Это твое слабое место — я, не так ли?

      — Что поделать, — улыбнувшись, Пятый склонила голову вниз, смотря куда-то на землю далеко под ногами. — Мы дрались, избивали друг друга до потери сознания, травили, подставляли и пытались вернуться домой, пока Куратор не уяснила, что воздействие на тебя — пустая трата времени и сил. А я вот дурочка, как в глупых второсортных романах вдруг восприняла тебя не только как любимую грушу для битья.

      — Приятно знать, что человек осознает, насколько он попал в собственные сети.

      — О, поверь, я три тысячи раз пожалела, что повстречала такого недомерка, как ты.

      — Заткнись, тупица.

      Подойдя ближе к ограждению, Пятый слегка склонился вниз, оценивая расстояние до земли.

      — Поиграем?

      — Что? Пятый, ты.

      Девушка не успела договорить, лишь замечая, как Пятый прыгает, быстро летя вниз. Закатив глаза и прыгнув следом, Пятый проклинала юношу, не скупясь на тонну оскорблений в его адрес. Напрягая руки, Пятый хмурилась, пытаясь вызвать любимое обволакивающее ощущение разрыва пространства, но усталость, предательски накатилась именно сейчас.

      — Я не могу, Пятый, слышишь?

      — Что? Что ты там пищишь, Пятый?

      — Мы разобьемся, идиот, если и в тебе нет и капли энергии.

      — Значит на один конец света меньше.

      Пожав плечами, Пятый умиротворённо прикрыл глаза, хлопком оказываясь позади девушки и, схватив ее за руку, поставил на землю, дьявольски широко улыбаясь.

      — Ненавижу тебя, идиот.

      — Много говоришь, Пятый, а сути так и не было.

      — Что тебе еще надо, ну?

      — Тоже, что и всегда — правду. А здесь особая атмосфера для правды, не так ли?