11 января 1966 года. Рио-де-Жанейро.

      В королевской библиотеке стояло тишина, нарушаемая шуршанием тонких листов старинных книг. Пятый сидел за столом, вчитываясь в изучения ученых о прыжках во времени, изредка ухмыляясь их простоте мышления.

      Подмечая для себя какие-то факты, мужчина записывал их в новый блокнот, почти полностью исписанный вычислениями, перечеркнутыми по несколько раз. Рио только-только просыпался в то время, как Пятый даже не ложился спать, пробывая в таком темпе уже третий день их прибывания в столь необычном городе.

      Оставив напарницу в отеле, Пятый наслаждался тишиной и кофе, который никто не выдергивал из рук, допивая до дна. Не было назойливого голоса с разных сторон, пытающегося помочь, хотя, мужчина и признавался, что бывали моменты, когда напарница и была полезной своей болтовнёй.

      Откинувшись на спинку стула, Пятый потянулся, широко зевая и, быстро встав, направился к очередному длинному стеллажу, полностью заполненному старинными книгами. Аромат старины, терпкий кофе, все вокруг создавало непревзойдённый антураж, не встречаемый где-то еще во время заданий. Они повидали множество библиотек, часть из них пострадала от нелегких заданий, но эта отличалась собой.

      Старинное здание от и до пропитано простотой, имея столь вычурное название «Португальская королевская библиотека». От королевского здесь, разве что, обилие книг разных годов, Пятый смог найти книгу пятидесятых, чей уголок был сожжен во время случайного движения напарницы. Пламя быстро обхватило листы, кофе потратилось на то, чтоб потушить пламя, секунда, чтобы спрятать книгу и столько же для отступления в отель. Нотации о ценности многих книг и рукописей, очередная драка с глубокими порезами и синяками, тишина на весь оставшийся день.

      Крики как-то резко раздались с улицы, привлекая мужское внимание. Выглянув из открытого окна, Пятый опешил. Огромная волна, надвигающаяся на город, уносила за собой множество домов и людей, не способных перебороть стихийную скорость. Первая волна настигла библиотеку через минуту, топя здание за секунду.

      — Вот черт, — стоя далеко от первой волны, Пятый вымученно смотрел за происходящим, оглядывая доступные районы на наличие живых людей.

      Множество трупов валялись прижатые к стенам зданий с размозжёнными от напора головами. Кровь стекала медленно, смешиваясь с каплями воды. Здания тряслись, оповещая о приближении второй, более мощной волны. Осознание тишины приходило по крупицам. Никто не бубнил, не жаловался на то единственное, чего боялся. Пятый вспомнил, что оставил напарницу в отеле. Там, куда первая волна ударила со всей своей стихийной мощью.

      Ругаясь, Пятый вмиг оказался на обвалах отеля, вертясь по сторонам в поисках знакомого лица. Некоторые выжившие пытались выплыть, будучи прижатые обломками здания. Мужчина незамедлительно прыгнул под воду, набирая в легкие как можно больше воздуха.

      Разруха мешала ориентироваться, хотя бы примерно представляя, где был их номер. Руки тянулись, прося о помощи. Отбиваясь, Пятый старался не смотреть в сторону этих людей, голова была занята далеко не тем.

      Легкие синие вспышки привлекли внимание. Найдя небольшую щель с доступом к кислороду, Пятый вынырнул, глубоко вдыхая и, вновь погрузившись под воду, подплыл к огромному обломку крыши, держащему чужие ноги в тисках.

      Паника вынуждала двигаться хаотично, воздуха катастрофически не хватало и лишь благодарность отцу за дни в камере помогали держаться на плаву. Заметив напарника, Пятый махала ему руками, стараясь проломить пространство и выбраться. Именно сейчас способность решила показать невидимый средний палец и отвернуться от обладателя, конечно же, смеясь от беспомощности.

      Пятый, протянув к напарнице руку, почти обхватил ее пальцы, когда вторая волна обрушилась на большую местность ударной силой, унося мужчину далеко от Пятого, из которой ударом вытащили весь воздух.

      Сильно ударившись спиной, мужчина на минуту отключился, теряя драгоценное время и воздух. Легкие уже неприятно жгли, перед глазами все плыло, но образ Пятого промелькнул где-то рядом. Девушку уносило далеко, ударяя обо все, что только попадалось на пути безвольного тела: железные балки, будто с удовольствием, встречались с головой; бетонные стены с наслаждением валялись по несколько в ряд. Кровь легким шлейфом текла за Пятым.

      Собравшись, Пятый оттолкнулся от стены, сделал глубокий вдох и, оказавшись рядом с напарницей, чудом унес ее с собой далеко за городские пределы, падая на какой-то поляне, засаженной высокой травой.

      Тяжелый и судорожный кашель никак не прекращался, а вода так и выходила из легких. Пятый лежала без сознания, грудная клетка не вздымалась, пальцы привычно не дрожали.

      — Черт, — подсев, Пятый с трудом надавил на грудь, стараясь сделать непрямой массаж сердца.

      Открыв чужой рот и делая искусственное дыхание, Пятый тихо ругался, искоса смотря на чужое лицо, обещая достать ту с того света и убить собственноручно. Распахнув глаза и закашлявшись, Пятый легла на бок, стараясь вытащить из себя всю воду, попавшую в легкие за небольшой промежуток времени.

      Без сил упав, Пятый прикрыл лицо рукой, с облегчением выдыхая и умолкая, лишь слушая тяжелый кашель и хриплый голос.

      — Ты решил преследовать меня и на том свете? Эй, Пятый, не молчи.

      — Закройся, прошу, лучше закройся.

      — Чего?

      Подползая к мужчине, Пятый протянула руку, но в тот же момент была утянута к себе одним мощным рывком. Нос уткнулся во влажную рубашку, сильные руки крепко прижимали тело к себе, задевая рукой разбитую часть головы.

      — Больно же.

      — Заслуженно, я считаю.

      — Не мог разбудить и с собой взять? Что за манера стала вечно оставлять меня одну и отдавать задание в эти руки? Они ж корявые, тебе ли не знать.

      — Я ведь попросил: закройся, — уткнувшись губами в чужой лоб, Пятый с облегчением выдохнул, замолкая также, как и напарница.

      Они долго лежали вот так, просто согревая продрогшие тела друг друга, пока в головах творился хаос, смешанный с чем-то неясным. На улице темнело, ветер неприятно поддувал на мокрую одежду, синий свет унес за собой Пятых, оставляя тех в небольшой комнате Лаваля, полюбившегося им с задание сороковых годов.

      Крепко обнимая, Пятый вжал тело напарницы в стену, вынуждая ту удариться затылком и прошипеть, оставляя после себя кровавые разводы. Его руки крепко сжали шею, почти душа и вынуждая придвигаться ближе, вжимаясь в горячее тело. В руках Пятого появилась бабочка, девушка ловко разрезала ей влажную рубашку, специально задевая тело, оставляя на том небольшой порез.

      Пятый усмехнулся, сминая податливые губы, когда свободная рука, изучающе блуждала под пижамной рубашкой, не наткнулась на сильно выпирающий шрам. Вскинув бровь, Пятый откинул в сторону мокрый верх, губами прислоняясь к шее, вырывая тихий стон. Женская кожа оказалась холодной, как и ее способность, Пятый тушила огненный запал напарника, превращая тот в нечто мягкое, более обузданное.

      Более громкий звук сорвался с губ, когда тела встретились, опаляя друг друга своей энергией. Крепко обнимая шею Пятого, девушка с трудом двигалась в его такт, все еще не вернув добротную часть сил после произошедшего. Его сильные руки сжимали бедра и плечи, оставляя синяки после себя, нож впивался в ребра, проводя по ним острием, вызывая тихую усмешку у Пятого. Лицо мужчины впервые выражало такую бурю эмоций.

      Наслаждение и беспокойство смешались воедино, когда в женских руках вместо бабочки появился ствол, дуло которого уперлось в мужской подбородок.

      — Стерва, — широко улыбаясь, Пятый подхватил напарницу под бедра и, дойдя с ней до кровати лег, позволяя на долю секунды ухватить у него первенство. С пистолем шутки плохи, не так ли?

      Откинув оружие и наклонившись, Пятый со всей недосказанной нежностью, теплящейся долгое время где-то внутри, приникла к мужским губам, языком проводя по шершавым краям. Руки бережно поглаживали тело, крепко сжимаясь на боках, когда Пятый слегка прогнулась, вырывая утробный стон в свои губы.

      Руки крепко обвили поддавшееся вперед тело, возвращая себе инициативу, Пятый, перевернувшись вместе с напарницей, вновь навис над ней, специально медленно двигая бедрами. Дуло чужого пистолета уткнулось в ребра, туда, где еще красовался недавний огнестрел, бережно устраненный Пятым за короткий срок. Девушка лишь усмехнулась, поднимая руки вверх в знак капитуляции.

      Больше не было слов, не было угроз оружием и борьбы за первенство. Тела двигались в унисон, отвечая на любой позыв друг друга. Руки касались больных мест, продавливая под себя, когда хотелось большего, стоном благодаря за понимание. Пятый был груб и нежен, открывая в себе сокрытое глубоко и далеко от всех, мужчина выплескивал наружу всю ту боль, на что только мог быть способен.

      Крепко обняв напарницу, Пятый уткнулся ей в лоб, специально меняя свой темп, вынуждая кидать недовольные взгляды, с удовольствием ловя любое проклятие именно сейчас.

      Обвивая, довольно-таки, неплохое за годы службы тело, Пятый сильнее вжалась в мужчину, когда тела содрогнулись, вызывая лишь громкие стоны и усталость, напавшую на них в момент.

      Тяжело упав на кровать рядом с напарницей, Пятый притянул к себе Пять, дыша ей в висок. Перепачканная кровью постель оставляла следы на телах, но именно сейчас было плевать на все, когда, впервые поддавшись порыву они выплеснули все эмоции и недосказанность между собой.

      — Я так испугалась, когда волна просто, — показав рукой отель и волну, накрывшую его, Пятый улыбнулась. — Пуф и все.

      — Пуф, ты лучший киллер Комиссии, а боишься какой-то воды, как ребенок.

      — Справедливо опасаюсь, попрошу. Стоп, лучший киллер? Кто-то решил разделить первое место со мной? Это вот так ты решил отблагодарить за разрядку?

      Укусив напарницу за ухо, Пятый нахмурился, нависая над ней.

      — Ты даже после секса разговорчивая, слишком долгий пубертат, не находишь?

      — Да иди ты, — отмахнувшись, Пятый прикрыла глаза, утыкаясь носом в чужую грудь. — Не томи, ты хочешь что-то спросить или сказать, но какого-то черта молчишь, прожигая взглядом.

      — Твои шрамы.

      Простонав, Пятый, дотянувшись до подушки, накрыла ей свою голову.

      — Девять лет я тебе говорила нет, девять лет ты пытался зачем-то расспросить о них. А сам про свои молчишь.

      — Когда это ты успела?

      — Знаешь, — слегка выглянув из-под подушки, Пятый улыбнулась, — сверху открывается прекрасный вид.

      Глубокой ночью Пятые сидели на полу, потягивая каждый бутылку виски и впервые разговаривали слишком открыто. Голова Пятого покоилась на коленях напарницы, ее свободная рука перебирала темные волосы. Мужской палец указал на продолговатый шрам в районе ребер.

      — Отец и его прекрасная трость. Второй проступок и трое суток в барокамере.

      — Тебя закрывали в барокамере?

      — Да, дорогой Пятый, меня закрывали в барокамере.

      — Это, — подняв левую руку с тату, Пятый указал на небольшой «V» образный шрам возле ручки зонтика. — Первое задание в Комиссии. Напоролся на балку, когда, потратив все силы открыл разлом не там, где надо.

      — Все глубокие шрамы, — девушка указывала на руки с ногами, живот, ребра, лопатки, шея, все было усыпано длинными, но ровными шрамами, — оставил отец, он любил воспитывать именно меня. Хотя, даже такой сорванец может довести до ручки. Портрет все же сняли после третьего серьезного проступка.

      — Он всегда был тем еще сукиным сыном, но чтобы настолько, — нахмурившись, Пятый, поймав руку напарницы приложил ее к своим губам, чужими пальцами стараясь нащупать шрам на складке.

      — О, не уж то бабочка?

      — Догадливая, похвально. Первая встреча, твой чертов нож.

      — В свою защиту хочу сказать, что ты первый начал. Да ты всегда первым начинаешь, Пятый, — подняв свою руку с мужской, Пятый положила ее к себе на щеку. Пальцы Пятого касались длинного шрама возле глаза, начинающегося от виска, заканчивающегося возле подбородка.

      — Он тебе идет, — ухмыльнувшись, Пятый провел по шраму подушечками пальцев. — Не чего было отвлекаться на задании.

      — Не чего было отвлекаться на задании, — повторяя за Пятым, девушка фыркнула. — Это твое вредное и эгоистичное создание испарилось на глазах, когда рвануло то окно.

      — Девять лет спустя ты решила поныть об этом.

      — На десятый год я просто убью тебя и буду ныть о том, что надо было раньше так сделать, а не терпеть тебя.

      — Комплимент за комплиментом, сегодня у меня праздник?

      — День великого спасения напарника.

      — Тогда это не праздник, а очередное наказание свыше.

      — Да-да, ерничай сколько угодно.

      Замолчав, Пятый, отставил пустую бутылку, медленно утягивая напарницу к себе за шею. Теплые губы столкнулись с холодными, отдающими терпкостью напитка. Пятый целовал медленно, смакуя чужие губы и покусывая их, слегка оттягивая на себя. Тяжело выдохнув в поцелуй, Пятый с трудом открыл глаза, смотря в зеленые омуты. Легкая, совершенно непринужденная улыбка, появившаяся на мужском лице, заставила удивиться, следующие сказанные слова умереть и возродиться заново.

      — Я так испугался, идиотка.

***

      Клаус сидел с Диего, потягивая коньяк и не обращая внимания на Лютера, мельтешащего перед глазами. Две сестры сидели неподалеку, смотря куда-то в пол, размеренно болтая виски в стакане.

      Второй косо смотрел на Пятого, безмятежно сидящего далеко от всех возле высокого окна. В его голове была легкая пустота, но кажется, что плотная туманная пелена над прошлым развеивалась, принося все новые и новые порции воспоминаний. Пятый вспомнил задание в Лавале, ученого и вечер в Париже. Из раздумий выбил нож, пролетевший мимо глаз в соседнюю стену.

      — Диего, ты стал промахиваться все чаще.

      — Мы будет просто сидеть и? Что?

      — Просто ждать, больше ничего не остается.

      — Лютер, хватит, — жалобно провопив, Клаус прикрыл лицо руками, — я сейчас блевану от твоего мельтешения.

      — Мы что-то упускаем.

      — Похоже на твои прошлые речи, связанные с луной, а что по итогу? — Голос Эллисон, на удивление многих, был холоден и даже груб. Она залпом осушила бокал, ставя тот на стол.

      — Можем просто поговорить с ней и все.

      — Нет, Диего, не можем.

      — Нет, Пятый, это ты не можешь являться сюда и заявлять об апокалипсисе. Не можешь сажать кого-то другого в камеру, чтобы самолично гулять.

      — Что-то еще? — Вскинув бровь, Пятый потянулся, вставая на ноги и, спрятав руки в карманы направился в сторону выхода из дома.

      — Снова убегаешь, Пять?

      — Снова собираюсь в одиночку думать за всех вас.

      Тарелка с двумя сэндвичами тихо приземлилась на пол перед Пятым, привлекая ее внимание. Подняв взгляд, девушка улыбнулась, кивком показывая на место напротив дверцы камеры. Второй и Четвертый слегка улыбнулись, было видно, как тяжело им дается весь этот бред.

      — Вы меня хороните или что? Что за кислые мины?

      — Пятый ушел.

      — Если ты, Диего, хотел меня удивить, скорее, я разочарую тебя.

      — Он часто уходил? — Спустившись сюда с очередной початой бутылкой, Клаус оперся подбородком о руки. — Да открой ты уже эту дверь, Диего, мы не Пятый, конец света не вызовем.

      — Да брось, Клаус, не нужно, — не успев договорить, дверь в камеру открылась, впуская свежий воздух. Тяжело вздохнув и выйдя, Пятый села рядом с двумя братьями, тяжело смотря на них. — Ладно, нужно, там чертовски неуютно.

      — Видишь? А я говорил.

      — Да, Клаус, мы уже поняли, — переведя взгляд на Пятого, поедающую сэндвич, Диего тяжело выдохнул. — Поговори с нами, ты и так многое умалчиваешь.

      — Что ты хочешь услышать? Как предотвратить конец света? Я не знаю. Что происходит с Пятым? Он всегда был таким, вам ли не знать.

      — Откуда столько шрамов, сестренка?

      — Любопытство — страшный порок, Клаус, — улыбнувшись в ответ, Четвертый поднял бутылку вверх. — С чего бы начать?

      Удобней сев, Пятый начала свой рассказ, стараясь не вспоминать первую встречу, слишком она была неправильной, кровавой и страшной. Пятый делилась всем, замечая, как подтягивается все оставшееся семейство кроме Пятого, так вовремя пропавшего из виду.

      — Пятый никогда не хотел убивать, он не любил это дело. Каждая капля крови на его руках ради семьи, чтобы вернуться и спасти тех, кого потерял в столь юном возрасте. Куратор сделала из него превосходную машину убийств. Затем в Комиссии объявилась я. Первое время Куратор делала все, чтобы не дать нам вступить в малейший контакт, вы и сами видели, как мы грыземся. Но тогда масштабы ужасали даже ее.

      — Похоже на любовные игрища, — подметив, Клаус протянул бутылку Ване, склоняясь головой на колени к Диего.

      — Ты не один так думал, хоть этого и не было, мы с Пятым боролись за первенство очень долго. Пока в голову этой стерве не пришла идея о создании дуэта двух лучших киллеров. Нет, хватило же мозгов поставить в команду людей, мечтающих перегрызть друг другу глотки с первых секунд знакомства.

      — Тогда как вы сработались? Наш Пятый, он.

      — Эгоцентричная мразь, думающая только о себе? Тут ты прав, Лютер. С этой его черты начался наш дуэт. Подставляли, мешали выполнению заданий, устраивали саботаж, убирали магазин из пистолетов. В общем делали все, чтобы нагадить.

      — Повторюсь: похоже на любовные игрища.

      — Клаус, ты можешь молча притворяться трупом? — Стукнув брата кулаком, Диего тяжело вздохнул. — Но на чем-то ведь вы сошлись.

      — Да, на одном задании пришлось впервые спасти его прекрасный тощий зад, он, зауважал что ли или как это называется у Пятого. Но с тех пор все на работе проходило гладко. Тонны работы, разные времена, новые люди. Рано или поздно даже такой, как Пятый бы рос во всех аспектах. Характер оставался при нем, это увы, но что-то изменилось. И именно это привлекло внимание Куратора к нашей паре.

      — Вы что, влюбились?

      — Эллисон? О чем ты? — Тихо смеясь, Пятый слегка почесывала шею, смотря на чужих братьев и сестер. — В его сердце был шикарный манекен, спасший его от одиночества. Да и не знали мы, что это. Для убийств нужно отключать такие эмоции, жертвуя ими во благо.

      — Какое благо? Пролитая кровь?

      — Спасение семьи, господи, Лютер, пойми уже, — вскипев, Пятый прикрыла ладонью глаза. — Любой из вас на его месте поступил бы так же. Пудря начальству мозги, Пятый пытался найти любую лазейку, чтобы сбежать к вам, понимаешь?

      — Он мог просто не убивать.

      — Или он или его. Я, сколько бы не угрожала Пятому — не смогла б убить. В отличи от многих псов Комиссии, этот человек оставался верен своей цели и мечте, не сходя с нее. Да черт возьми, — стукнув кулаком по железу, Пятый тихо простонала. — Воспоминания человека невозможно стереть, лишь блокировать. Скоро он узнает, кто был таким милым, что оставил кучу шрамов на его теле и тогда готовьтесь, конец света точно настанет.

      — Думаешь, это причина?

      — Я не знаю, Диего, не знаю. Тебе было бы приятно узнать, что твой личный палач в паре метров?

      — Зачем ты пытала его?

      — Ваня, — тепло улыбнувшись, Пятый коротко взглянула на девушку. — Прости, мне все еще не привычно видеть вместо брата милую сестру.

      — Агата, зачем?

      Дернувшись от произнесенного имени, Пятый перевела взгляд на Диего, чьи руки сжимали ножи.

      — По приказу Куратора номер три тысячи сто сорок пятом о нарушении протокола одним из сотрудников.

      — Ничего не понял.

      — Он не устранил цель или тогда мне так внушили, что он не устранил цель. Помню лишь то, что тогда занималась после длительной реабилитации, когда Пятый напал. Куратор, будто ждала его и, оказавшись позади оглушила, запирая в любимой камере с игрушками.

      — Поддерживаю высказывание Лютера, ничего не понял, но интересно. Ты была палачом, сестренка?

      — Клаус, когда Диего увидит, как сильно слюна капает на его штаны — тебе не жить.

      Подмигнув, Пятый широко улыбнулась, когда тяжелая рука Второго скинула с себя голову Четвертого, ударившегося о землю в момент. Семья тихо прыснула, слегка расслабляясь от представленной картины.

      — Тогда я не помнила Пятого, забыла о том, что мы через многое прошли, зато он все знал, пока железные тиски сжимались вокруг его шеи. Помню, как яркая кровь медленно стекала по шее, пачкая одежду и пол, впитавший в себя куда большее. Куратор с наслаждением любовалась изменениям на лице Пятого, пока тот стойко терпел все, что приходило мне в голову.

      — Теперь я тебя боюсь, сестренка.

      — Сама себя боюсь, Клаус, до сих пор. Куратор, с помощью какого-то там яда, опыты которого ставились на мне — подавила большую часть эмоций и воспоминаний Пятого.

      — И? Вы встречались после этого?

      Повернувшись к Лютеру и кивнув, Пятый ощутила теплое прикосновение на макушке. Эллисон, присев рядом, легка обняла Пятого, прижимая к себе.

      — Первое октября… Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. День, когда произошло что-то, вернувшее нас в это время. Родной город для нас с Пятым, алкоголь и недосказанность, тогда я уже вспомнила, кто сидит передо мной. А Пятый не помнил, много лет как не помнил. Так, знал лишь то, что говорили псы в Комиссии.

      — Детка, ты ведь ощущала что-то к этому мелкому засранцу?

      — Эллисон-Эллисон, — уткнувшись в чужое плечо, Пятый расслабилась, пожимая плечами, но широко улыбаясь. — Я не знаю, правда не знаю, больше двадцати лет нашего знакомства то стирались, то бурей возвращались в эту голову. Тонна эмоций, обид, злости, сожаления и сопереживания. Сейчас и не важно, что вообще когда-либо было, потому что Пятый не должен помнить, просто право не имеет вспоминать все то дерьмо, что вылилось на него.

      — Почему?

      — Потому что из-за меня он остался на службе у Куратора на долгих десять лет.

В то же время недалеко от Академии Амбрелла.

      Пятый молча стоял возле места нападения, пряча в руках карманы и дожидаясь чего-то. Теплый ветер приятно остужал горящие щеки, пока время не остановилось, а красная туфля не привлекла к себе внимание.

      — Я скучала по тебе, Пять.

      — Это не очень взаимно, если учесть все наши встречи. Ну, выкладывай. Ты не могла просто так прислать этих бесполезных собак за нами.

      — Пытаешься выпрыгнуть из своих шортиков раньше времени?

      Нахмурившись, Пятый вытащил пистолет, направляя его на Куратора. Женщина улыбнулась, ставя портфель и поднимая руки вверх.

      — Я предлагаю тебе вернуться в Комиссию.

      — Я не хочу убивать, никогда не хотел.

      — Поэтому предлагаю тебе куда лучший вариант работы: полный социальный пакет, медицинская страховка и пенсия, всего лишь за работу в менеджменте.

      — А моя семья?

      — А что с ней?

      — Апокалипсис, если ты забыла.

      — Ох, брось, ты правда думаешь, что в силах остановить то, что должно произойти? Пятый, ты начинаешь разочаровывать.

      — Тогда спаси их, я соглашусь, если ты спасешь мою семью от конца света.

      — Всех?

      — Да, всех.

      Склонив голову вбок, Куратор вытащила трубку с сигаретой, поджигая ту.

      — А напарница?

      — Да плевал я на нее, мы договорились?

      — Ладно, постараюсь сделать все, что в моих силах, — протянув руку, женщина широко улыбнулась. — Добро пожаловать назад, Пятый.

      Идя вровень с Куратором, Пятый, в любимой манере, прятал руки в карманах, рассматривая забытые фасады зданий, занимающих собой огромную местность. Его вели в главное, отвечающее не только за распределение заданий, но и отправку приказов киллерам, которым, когда-то был он сам.

      Куратор щебетала что-то юноше, совершенно не замечая изучающий взгляд по всему, что попадалось на глаза: отдел с портфелями, небольшие офисы менеджеров и, самое главное — временной коммутатор, позволяющий видеть прошлое и недалекое будущее. Главное найти нужные сведения, успев при этом раздобыть документы, способные восполнить пробелы в памяти.

      — Пятый.

      — М-да?

      — Вот здесь теперь твое место, — отодвинув стул, женщина кивком указала на него.

      — Кто занимался тем делом?

      — Делом? Ах, ты про конец света? Дот, — указав на даму, сидящую позади Пятого, Куратор кивнула. — Дот занимается делом апокалипсиса, как твоим, так и чужим.

      — Мне очень приятно познакомиться, наслышана и восхищена, как вы ловко обставляли наших агентов, пока.

      Ее прервал кашель и кивок. Повисла гробовая тишина, пока Пятый, изучая переданную папку, кидал косые взгляды на часы, Куратора или дело о конце света. Лежит так рядом, просто руку протяни. Пришлось ждать достаточно долго прежде, чем все офисные клерки разойдутся на обед.

      Захватив в собой папку, Пятый, спрятав ее под кофту, ушел в уборную, стараясь вести себя как можно непринуждённее. Закрыв кабинку и открыв папку, Пятый выругался, видя в ней листок со смайликом. Стерва-то понимала, что просто так Пятый не успокоится.

      Ухмыльнувшись, Пятый медленно вышел, осматриваясь по сторонам и, замечая Куратора вместе с Дот, разорвал пространство, стараясь оказаться ближе к женщинам, изучающим что-то.

      — Мелкий засранец, — хлопнув папкой, Куратор передала ее менеджеру, закуривая трубку, думая о чем-то своем.

      — Он почти изменил ход истории, не пора ли вам вмешаться уже?

      — Пока рано, у нас есть один день в запасе и, если в отчете будут ремарки — срочно ко мне, это ясно?

      Женщина кивала, Пятый победно улыбнулся, оказываясь неподалеку от отдела менеджмента, кладя пустышку на место и, сев на стул, принялся печатать распоряжение для «работы». Нужно ближе подобраться к коммутатору и выяснить, сколько человек работает и охраняет, как часто меняются дежурные.

      Прикрыв глаза, Пятый выдохнул, когда последняя буква пропечаталась на печатной машинке. Достав капсулу и спрятав в ней листок, Пятый медленно направился в сторону коммутаторной, проходя нужный отдел связи. Юноша осматривался по сторонам, покачивая капсулой в левой руке.

      — Ты пропустил нужную дверь, Пять.

      Повернувшись, Пятый слегка нахмурился, но, взяв в себя руки пожал плечами.

      — Решил осмотреться, на будущее.

      — Пожалуй, ты прав. Как обстоят дела с заданием?

      — Все очень просто. Необходимо устранить мясника, чтобы бизнес попал в руки к его сыну, который пренебрегает гигиеной вот уже пару-тройку лет.

      — Наша цель, купив на ужин мясо, получит пищевое отравление.

      — Следовательно не будет присутствовать на запуске дирижабля. Неопытные пилоты будут держать курс на север, как раз там пройдет антициклон.

      — Который вызовет разряд молнии, — в голосе Куратора слышалось довольное шипение, более походящее на стоны. Пятый брезгливо повел плечом.

      — Молния попадет в дирижабль и, — подняв руку, сжатую в кулак, Пятый дунул на нее и раскрыл, опуская вниз.

      — А ты прекрасно справляешься с новой работой, Пять. Мне надо отойти, а когда я вернусь, присоединишься к обеду?

      — С радостью, — широко улыбнувшись и передав капсулу Куратору, Пятый развернулся на пятках, оставляя женщину наедине со своими грязными мыслями.

      Кабинет Куратора был большой и широкий, совершенно ничего не изменилось с последнего его посещения, правда, больше, чем это — он не помнил. Осматриваясь и замечая высокий стеллаж с дверцами, Пятый подошел к ней, открывая дверцу по середине и, хватая первую папку принялся читать, стараясь найти любое упоминание о нем и напарнице.

      Простые сухие отчеты о проделанных заданиях, написанных от руки, видимо, второй Пятого. Некоторые замечания и подозрения о легкости. Ничего не обычного, даже манера речи довольно скудна, если учесть, как подвешен язык напарницы.

      Приподнявшись выше, Пятый заметил тонкую синюю папку и, дотянувшись, обронил ее. Множество снимков полетели на пол, привлекая к себе внимание. Эйфелева башня, два Пятых пьют кофе и слишком непринужденно общаются; взрыв в Лондоне, обгоревшее тело девушки валялось посреди трупов; наводнение в Рио. Взяв последнее фото, где напарники явно и не подозревали о чем-то, когда наслаждались друг другом, Пятый тихо выругался, пряча фото обратно.

      — Какого черта? Это все, что у тебя есть? Не разочаровывай меня, ну же, где хранятся все грязные секре, — не успев договорить, Пятый, вдавив небольшой участок стены усмехнулся, когда, показавшаяся дверца отъехала в сторону.

      Достав массивные папки, Пятый, уложив их на стол Куратора, сел в ее кресло, принимаясь изучать содержимое. Впервые он пожалел, что рядом нет бутылки виски, мало записей, фото прилагались чуть ли не к каждому действию.

Первый год в попытках сломать психику Пятого.

      Электрический стул через день не приносил никаких результатов, как и коленодробилка. Испытуемый изредка издавал какие-либо звуки, чаще всего прокусывая губы в кровь. Язык страдал не меньше.

      Первые успехи появились, когда Куратор, войдя в темную палату заявила о возможной смерти Объекта номер один. Бурные реакции Объекта номер два вызывали разрывы петлей в огромных масштабах, меняя ход истории. Уборка последствий заняла больше месяца. Объект номер два впервые заговорил.

Полгода спустя.

      Объект номер два, чей организм был полностью напичкан ядами сдался. Сухожилия всего тело пришлось восстанавливать длительный промежуток времени. Отдельные участки мозга оказались повреждены, воспоминания об Объекте номер один пропали на неопределенный срок. Имеется возможность перенастройки объекта против бывшего напарника.

Рекомендации.

      Неконтролируемая сила Объекта номер два может реагировать на разрывы Объекта один, соединяясь воедино и создавая огромную петлю во времени. Ее мощь способна перенести пол мира в неизвестное время. Держать объекты друг от друга как можно дальше, внушая обоим желание убить соперника. Необходимо добыть Объект номер один для возможности изучения синтеза способностей.

Из изучений пойманного Объекта номер один.

      Способности куда выше, чем у Объекта два, их контроль и возможности — не имеют границ. К сожалению, сломать Объект не представляется шанса, остается только внушить враждебность по отношению к напарнику.

      Заставляя Объекта два пытать первого, Куратор пыталась показать, насколько верной мог стать сломленный пес Комиссии, подчиняющийся только ее приказам. Пытки первого Объекта, по подсчетам ученых, курирующих происходящее, проходили более десяти дней. Его первые крики раздались на третьи сутки, когда истерзанное тело просило передышки, но, злость, выращенная во втором Объекте, не позволяла ей притормозить.

Выводы.

      После укола ядом память Объекта один должна заблокировать любые воспоминания о своем палаче до нужного момента. Всю совместную работу также пришлось спрятать глубоко в подсознание.

      Синтез способностей — удовлетворительный. При скрещивании двух Объектов может появиться уникальное создание, способное подчинить себе время и пространство без каких-то последствий.

Гриф с пометкой «Важно».

      При проявлении полных воспоминаний у Объектов возможен коллапс, приводящий к концу света. Единственный выход — устранение одного из подопытных другим. Убить кому-либо другому двух Пятых — не под силу.

      — Теперь ты знаешь все, крошка Пять, — голос Куратора эхом дошел до Пятого, смотрящего на текст вновь. В памяти потихоньку всплывали сокрытые воспоминания, вынуждая злиться. Рука сильно ударила по столу, Куратор тихо рассмеялась.

      — И? Накой черт тебе эти игрушки?

      — Ты — помог убить совет, твоя милая копия — укрепить кресло директора за мной.

      — Так кто игрался мной?

      — А ты точно уверен, что хочешь узнать это?

      Ехидная ухмылка, обессиленный взгляд упал на фотографии, где, незнакомая улыбка на его лице неприятно обжигала. Это он так непринужденно улыбается? Серьезно?

      — Думаю, мы оба понимаем, что одна из вас ходячая бомба, а второй ее спусковой крючок. Но что ты выберешь, Пять? — Поднявшись с чужого места, Пятый поднял тяжелый серый взгляд на Куратора, в очередной раз забавляя ее. — Ответ так очевиден, позволь мне посмотреть на это побоище, Пять.

      — Ты, — указав на Куратора, Пятый обошел стол, пряча руки в карманы. — Гарантируешь моей семье спасение в любом случае.

      — А взамен? Удиви меня, что ты дашь мне взамен?

      — Тебе мало головы той девчонки?

      — У, как будоражит кровь.

      Куратор подошла к Пятому, протягивая руку.

      — Тогда покажи, крошка Пять, кто из вас двоих лучший охотник за головами.