Чёрные глаза — жара,

В море сонных звёзд скольженье.

У его последней Любви глаза черные, как спелый виноград. Черные, как южная ночь. С лукавыми искорками в глубине. И ему отчего-то вспоминаются нездешние, крупные-крупные звезды, яркие, блестящие, как ее глаза.

И имя ее звонкое - Инко. Ин-ко. Он перекатывает его на языке и улыбается. Имя позванивает льдинками, отзывается в ушах посвистом северного ветра. Он закрывает глаза и представляет далекое северное сияние. А здесь и сейчас жаркая июльская ночь. Он не любит жару. Не любит жгучее южное солнце и душную тьму южных ночей. Не любил. Пока не повстречал ее.

Он встретился с ней взглядом, случайно и влюбился. Влюбился в черноту июльских ночей и жаркое солнце, и в крупные южные звезды. Во все, что напоминало ему о ней. Он влюбился, как мальчишка, до глупого замирания сердца, до прерывающегося дыхания и идиотской неуклюжести, когда она смотрела на него. И пламя его силы, почти уже угасшее, вдруг дрогнуло, разгораясь с новой силой. Он влюбился с совершенно юношеским жаром и пожалуй, никогда еще он не чувствовал себя, настолько абсолютно счастливым. Безоговорочно, не смущаясь ни возрастом, ни тем, что ему осталось так мало... Тем более надо успеть. И он успел.

Не сразу, но однажды он все решился пригласить её на свидание. Это было самое необычное свидание в его жизни. Первое свидание за последние десять лет. И он надеялся, что не последнее. Свидание между небом и землей. На борту прогулочного катера, арендованного на них двоих. И он сам себе, удивляясь, краснея и смущаясь, как мальчишка, целовал такую же краснеющую и смущенную Инко. Это было ужасно, неподобающе, невозможно. Неприлично в конце концов. В их-то возрасте... Это было восхитительно и в тот вечер он жил, ярко и полно, как никогда. Он любил и был любим.

А звезды падали, падали в море, пророча ему Счастье.

И у борта до утра

Поцелуев отраженье.