Умин надеялся, что Его Высочество забыл об этом — подумаешь, небольшая рана на голове, ничего страшного. Но демону ничего не оставалось, кроме как отложить саблю к мечу принца, оставленному на прибрежных камнях, и пойти к Нему. Ноги Хун-эра налились свинцом, это было неправильно, но он зашёл в воду к своему Богу.
В голову пришла ужасная мысль: вдруг он ошибся, и перед ним демон-соблазнитель, прикинувшийся Его Высочеством? Цветочный демон, опасный Хулицзинь, да хоть Суккуб с дальнего запада… Но Умин знал: он не мог ошибиться. И пришлось продвинуться дальше в ледяной воде. Вода достигала острых коленок.
Над ними простиралось чистое и такое неестественно голубое небо. Вода уже очистилась, поскольку всю грязь унесло течением, и была прозрачна. А уши демона заполняли они: звук сердца Его Высочества, звук Его дыхания и, самое мучительное, звук Его голоса. Горячо любимые звуки, ради которых его сердце начинало биться, а дыхание сбивалось, как глупо для мертвеца и как необходимо для этого верующего.
— Ближе, Умин. - Его Высочество обернулся, чтобы увидеть, как демон застыл на середине дороги.
Нет, это был его Бог. Тогда, может, он умер в очередной раз и попал в чистилище? Или же оказался в ловушке грёз другого демона?
Иначе как объяснить, что Божество в Короне из Цветов развернулось к нему всем телом и двинулось в его сторону. Такое сильное и гибкое тело воина во всей своей красе… Вода непростительно стекала с плечей, попадая в ямку ключицы лишь затем, чтобы перетечь через край и спуститься ниже, а затем скользнуть по груди до...
Умин сглотнул, не в силах осознать увиденное. Как бы он хотел, чтобы это было кошмаром или ловушкой сладких грёз, а позже он бы проснулся на холодном полу, скуля имя своего Бога! Но это была реальность, сумасшедшая, такая неправильная и такая сладкая реальность.
Его Высочество подошёл вплотную и аккуратно потянул демона за рукав, вовлекая его за собой в воду. Умин хотел запечатлеть это в своей памяти, на бумаге, в камне…
— Прости, но тебе всё же придётся снять маску.
Умин слушал, что ему говорят, будто в наваждении. И не мудрено: одно дело — увидеть очертания своего Бога, но обнажённое тело… Он поднял голову выше, осмеливаясь посмотреть Его Высочеству в лицо. И взгляд его споткнулся о мерзкие чернильные ожоги, впившиеся в нежную кожу шеи Божества. Проклятая канга. Наказание за неповиновение Воле Небес, оковы, что запечатывали силу одного из сильнейших небожителей. Умин знал, слышал о низвержении будучи ещё призрачным огоньком. И гнев вновь забурлил в его жилах. Превратить бы все Небеса в пыль, а Цзюнь У клеймить его же проклятьем раз и навсегда, и…
Но злоба разбилась о ласковый голос Бога. И демон, что когда-то действительно смог бы уничтожить небеса, стал ручным, словно волк, когда-то накормленный ласковой рукой.
— Тебе неспокойно без неё? - они находились в воде уже по талию, когда Се Лянь спросил об этом Умина. И юной пантере, приготовившейся зарычать ничего не осталось, кроме как мяукать подобно новорождённому котенку.
— Нет, просто, Ваше высочество… - прохрипел юноша. Се Лянь приподнял бровь, но на сей раз Умин не поправился. Он снова умер бы, если бы сейчас исправился и назвал Бога “гэгэ”. — Я весьма уродлив.
Се Лянь наклонил голову в бок и нахмурился.
— Это единственная причина?
Демон, не в силах ответить, кивнул. И снова эта невинная ласковая улыбка. Если бы его Принц стал демоном, все бы падали к Его ногам, соблазняясь.
— Снимай.
Что оставалось делать Умину после этого шёлкового приказа, обёрнутого в обличие просьбы? Верно, снять маску. Что он и сделал, рассеяв её прямо на месте, слегка склонив голову вниз, чтобы Принц не увидел его уродства сразу. Впрочем, он знал, что это не спасет. Се Лянь утянул его вглубь реки и встал к нему за спину.
— Умин, пожалуйста, откинь голову назад.
Опять эта просьба без возможности ослушаться. Впрочем, возможность как раз была: скажи Умин Се Ляню, что не хочет этого или против, Принц бы не стал так поступать. Но разве у демона была причина отказывать Божеству? Нет. И Умин безропотно отклонил голову назад. Капля воды, что стекла с непослушной прядки Его Высочества, налипшей на лоб в мягком завитке, упала ровно в центр лба его последователя.
Руки Се Ляня бережно коснулись головы Умина, разбирая слипшиеся пряди и промывая их, по пути нежно разминая голову и проверяя ранения. На деле же раны демона давно затянулись и осталась только корка из запёкшейся крови. Умин не удержался и блаженно прикрыл глаза. Разве вознесение не должно быть подобно этому? Чему-то столь тёплому и трепетному, а не тому холодному и до боли чистому свету, что окутал его несколько дней назад. Да, именно дней. Умин не сказал Его Высочеству, но тот проспал несколько дней, восстанавливая свое тело.
— Умин, - окликнул его Се Лянь – Могу ли я снять бинты с твоего лица?
Демон хотел отказаться, хотел вновь сказать, что крайне уродлив. Но, приоткрыв глаза, он увидел лицо своего Бога столь близко, что с губ слетело лишь:
— Как пожелает гэгэ.
И тот наградил его сладкой улыбкой, а бережные руки приподняли голову, устроив затем на крайне удобном плече, и мягко сняли бинты с лица демона.
— Вот так, - произнеся это, Се Лянь ласково омыл кожу, спрятанную так надолго под слоями ткани. - Глупости.
На этой фразе принца Умин распахнул глаза, встречаясь с тёплым медовым взглядом.
— А!…
Но демон успел лишь тихо вскрикнуть, поскольку божество продолжило:
— Умин очень красивый. Не знаю, кто сказал ему, что он уродлив, но это был очень злой человек, или же у него были проблемы со зрением.
«Я не выдержу этого» — вот, какая мысль пришла Умину, находящемуся почти в объятьях своего Божества. Ушки демона, окончательно выглянувшие из-под волос, покраснели. Се Лянь замер наблюдая за этим. Он и сам действовал в необъяснимом наваждении, снимая эти бинты. Прося снять маску, Се Лянь не особо надеялся, что Умин согласится: юноша явно скрывал своё лицо по какой-то причине. Но когда явного сопротивления не последовало Его Высочество уже не смог сдержаться. Представший перед ним юноша был столь мил, что руки сами утянули его в воду и начали омывать волосы.
А развязав бинты своего демонёнка, божество на несколько мгновений пропало из мира людей, мира демонов и мира богов одновременно. Правильные черты лица, волосы, чёрные, как смоль, начинающие расходиться, словно молодой тростник, от мыса вдовы, мягкие на вид пухлые губы и прямой, слегка заострённый нос.
С губ сами слетели слова о красоте, и стоило демону открыть глаза, как в Се Ляне будто что-то сломалось. Он знал, что внешность его спутника необычна, ещё в пещере смог различить большую часть лица и разглядеть глаза, но одно дело увидеть их в полумраке пещер, и совсем другое — при свете дня. Левый чёрный, цвет был гуще всех чернил, какими Его Высочеству доводилось писать. В створки разума стучало навязчивое сравнение с омутом. Однажды в своих странствиях он споткнулся и ушёл на дно с головой, и тогда тёмные воды мягко обняли его, предлагая остаться в них навсегда.
Но если такие глаза, как левый, крайне редко, но удавалось увидеть, то такие, как правый, принц никогда не встречал. Взгляд юноши горел и светил через любую темноту, подобно путеводной звезде. Яркое чистое пламя или киноварь, алые осенние клёны или пролитая молодым воином кровь — вот, что было в этом глазу.
Сочетание их вместе в обрамлении длинных ресниц не могло оставить равнодушным любого, кому хоть раз довелось бы взглянуть на них. А теперь и эти ушки, длинные и заостренные, через тонкую кожу которых проходил солнечный свет, и аккуратные раковины словно покрывались очаровательным застенчивым румянцем…
— Кхем-кхем, Жое… Помоги, пожалуйста, Умину постирать одежды. Я вернусь на берег, чтобы не смущать вас.
Какое нелепое враньё.
Се Лянь выскочил из воды, как ошпаренный, пытаясь сбросить мягкое покрывало наваждения. Что это только что было?
Принц лишь пытался помочь своему спутнику промыть раны. Да, он проявил слишком много любопытства в сторону демона, но всё же… Глубоко вздохнув, Се Лянь накинул часть мокрых верхних одежд на ветви деревьев, оставаясь только в нижних штанах, что, как ни странно, стыда у него не вызывало, и решил немного размяться. Голова гудела, но он решил, что эта реакция нормальна, ведь ему очень давно не доводилось быть так близко к кому-то.
Не сказать, что принц был не тактильным человеком, как раз наоборот, но в жизни коронованных особ так складывается, что трогают тебя редко или стараются не трогать вообще. Теми людьми, кто мог к нему прикоснуться, были Матушка, Фэн Синь и Му Цин, изредка Отец, но это всё равно не было похоже на то, что довелось пережить сейчас. В своих странствиях он часто касался людей в самых необычных обстоятельствах и был не из брезгливых. Но так, так, как сейчас Умина, он давно никого не трогал. Так естественно и интимно? Ну уж нет, такое он бы припомнил, но в памяти подобного не осталось.
Се Лянь потряс головой и хлопнул себя по щекам. Это нормально, просто у него давно не было человека рядом, и уж тем более человека которого он мог назвать другом. А человека, который считает его своим смыслом жизни, не было никогда.
— Ваше Высочество! Всё в порядке?
Позади него внезапно материализовался Умин, с которого стекала вода. Он снова скрыл лицо маской. Жое порхала над ним. помогая вытянуть из одежды влагу. Из грязно-бурой кучи рубахи и штаны стали чёрной формой солдата. Се Лянь сглотнул и с трудом смог произнести:
— Да. Жое, пожалуйста, высуши и мою одежду.
И лента ринулась выкручивать висящие на ветвях одежды принца, не забыв погладить Умина по голове. Юноша ей явно приглянулся. На самом деле это было удивительно: обычно она терпеть не могла мужчин и связывала их крайне неохотно. Другое дело женщины — Жое льнула к ним с удовольствием. Но Умин… лента приняла демона так же быстро, как это сделал ее хозяин.
Дождавшись, пока Жое закончит, Се Лянь накинул на себя одежду и произнёс:
— Умин, ты сказал, что для рождения одного непревзойдённого должны пройти годы. Почему? И не мог бы ты рассказать всё, что знаешь об этом?
— Конечно, гэгэ, но сначала позволь, я…
Сказав это, Умин поравнялся с принцем, и тот заметил, что, в отличие от него, демон был полностью сухим. Впрочем, волосы его всё ещё оставались распущенными и пребывали в крайнем беспорядке. Юноша протянул Се Ляню руку, предлагая её открытой ладонью вверх, и принц принял немое приглашение, что бы оно не значило. Соприкоснувшись с холодной кожей демона, Се Лянь ощутил, как по его телу растекается знакомое тепло. Энергия прошлась прямо от кончиков пальцев до макушки головы, забираясь под кожу, пронизывая каждую клеточку тела, прокатываясь по всем меридианам тела мягкой волной и согревая. Одежда тотчас же высохла, а тело ощутило приятную истому. Передача была сделана крайне деликатно, делиться энергией подобным образом мог только человек очень заботливый и нежный.
«Умин станет прекрасным женихом» - промелькнула в голове Се Ляня странная и неуместная мысль, когда демон убрал руку, убедившись, что его спутник согрелся.
Отойдя на шаг, Умин указал на самый высокий горный пик, находившийся вдали и скрывавшийся за гнетущей туманной завесой, и начал свой рассказ:
— Это печь горы Тунлу. Самое главное место здесь. Именно к ней стремятся все демоны, и именно она зовёт их, нашёптывая сладкие речи о величии и силе, - Умин опустил руку и продолжил, - Гэгэ, я уже сказал, что это ловушка. И я не врал. Это гигантская мышеловка, в которую запускают сотни крыс, вынужденных убивать и пожирать друг друга до тех пор, пока не останутся сильнейшие. И лишь после всех бесчинств, оставшихся поглотит печь, и они будут сражаться внутри, пока не останется один. Выживший должен будет выбраться из запечатанной горы, и только тогда он станет непревзойдённым.
— Неужели всё это вам говорит гора? - с любопытством задал вопрос Се Лянь.
— Именно. Знаю, это выглядит так, будто все демоны посходили с ума и, бормоча всякий бред, толпой понеслись не пойми куда. Но на деле они не могут протестовать этому зову. Для сопротивления нужны силы, - горько усмехнулся Умин.
— Но Умин сильный, - улыбнулся юноше в маске Се Лянь.
— Недостаточно, - выдохнул тот, склонив голову.
— А что насчёт города Гу, в котором обитают так называемые «мерзкие» твари? - от вопроса принца остроконечные ушки демона дернулись.
— Боюсь, тут я не смогу сказать больше, чем знает гэгэ. Дело в том, что никто в мире демонов так и не прошёл гору, а выживших бывает столь мало, что частенько они бывают не в том состоянии, чтобы говорить. Единственное, что я могу добавить, это то, что подле горы есть город. Но говорят, что не только подле печи Тунлу, но и вокруг всего хребта, обрамляющего злосчастную гору, то тут то там разбросаны различные поселения. Если гэгэ захочет, мы можем посетить их. Как я сказал ранее, времени у нас предостаточно.
Умин закончил говорить, посмотрев на принца. Се Лянь кивнул и сказал:
— Спасибо, - на это демон лишь отрицательно покачал головой, мол, нет нужды. А Се Лянь продолжил, неловко улыбнувшись, - Это значит, единственное, что мы можем сделать, это вместе со всеми продвигаться к печи?
— Я последую за гэгэ, куда бы он ни захотел идти, если он не против.
Умин повернул голову в направлении печи, но ушки развернулись назад как у кошки, что смотрит вперёд, но и не перестаёт следить за тем, что происходит у неё за спиной.
— Как раз об этом я и хотел поговорить с тобой.
На этих словах принца Умин вздрогнул, услышав шорох одежды, будто кто-то встаёт на колени. Обернувшись демон воскликнул:
— Ваше Высочество!
Они встретились всего пару дней назад, но у них уже развилась пагубная привычка рано или поздно отражать действия друг друга. К чему она могла привести? Кто знает.
Но сейчас Его Высочество Наследный Принц Сяньлэ стоял перед обычным солдатом, опустившись на колени, вовсе не из-за такой привычки. До этого момента осознание того, где они находятся и что им предстоит совершить, накатывало на Се Ляня, будто он находился под стеной, выдерживающей обвал. А каждое из событий последних дней было одним из тех камней, что вот-вот обрушат эту стену.
Сначала он ничего не понимал. Когда выбрался из могилы, не мог осознать ни где оказался, ни что тут делает. Затем нескончаемые битвы, потом встреча с Умином. И всё это время у него не было свободной минутки, чтобы сесть и осмыслить происходящее. Вернее, всё это время он думал, но событий было так много, что понимание так и не приходило.
Паучиха и Еж, вознесение его демона и немедленное низвержение, барьер и те самые слова, кольцо — прах Умина. Всё это было частью обвала, мысли, подобно осколкам скал, обрушивались на него снова и снова. Голова Се Ляня продолжала без устали работать и думать, что им делать, как выбраться. Но рассказ Умина о горе стал последним камнем, и стена, отделявшая принца от осознания всех этих событий, обрушилась, разбиваясь о его пресловутую голову.
В эту секунду Се Лянь почувствовал себя одной из статуй, что когда-то были скрючены в поклонах и на коленях подпирали порожки домов простых людей. Казалось бы, чего бы стоило принцу вступить в одно из сотен таких сражений, но одно дело, когда он был один и совсем другое, когда он шел на бой вместе с кем-то. Прошли те времена, когда он командовал армией, теперь он не имеет на это права, да и, в сущности, никогда не имел.
Теперь он должен вести за собой юношу, который по какой-то немыслимой причине решил вернуться из-за него в этот бренный мир, полнящийся страданиями. Какое право он имел вести за собой на смерть ещё одно дитя Сяньлэ? Какое право имел потакать своим прихотям и заставлять того убивать демонов? Из-за создания нового Безликого? Но ведь никто не боялся этого демона больше, чем сам Се Лянь. Да, люди Сяньлэ ненавидели Бая, но лишь из-за поветрия ликов, на деле же более всего они ненавидели Юнань, откуда проклятие и пришло. И разве юный солдат, представший перед ним, не был таким же?
И как когда-то, великая статуя наследного принца Сяньлэ пала, ноги Се Ляня сами подкосились под тяжестью сложившегося в его голове золотого дворца. Се Лянь ненавидел, когда они рушились, но сейчас он хотел, чтобы дворец, сусальными листами которого стала его боль от воспоминаний и выводов пал прямо здесь и сейчас, подобно статуе, и он вновь бы смог вздохнуть полной грудью.
Вот, что проносилось в голове Его Высочества, когда, будто оглушённый, он опустился на колени перед воскликнувшим демоном. Тот немедля опустился подле него, без разрешения положив руку на сердце принца и произнеся:
— Ваше Высочество, что с вами?!
— Всё в порядке, Умин, - слабо улыбнулся Се Лянь. На его лицо не было ни кровинки, с ним очевидно не было всё в порядке.
Сердце под рукой Хун-эра тревожно билось о грудную клетку, подобно заточённой в неволе птице. Его Богу было нехорошо, и он опять оказался абсолютно бесполезен.
— Я хочу, чтобы ты знал, Умин, ты всегда можешь уйти, - Проговорил, Се Лянь прикрыв глаза.
— Ваше Высочество, я… - Хотел было возразить демон, но бог перебил его.
— Подожди, прошу, дай мне договорить, и потом можешь сказать всё, что хотел, хорошо?
И снова эта едва уловимая грустная улыбка и слегка дрогнувшие ресницы. Теперь Се Лянь смотрел на Умина, но снова, как несколько дней назад, его спутник уставился в никуда, глаза принца были пусты. В этот миг Се Лянь был на площади в Сяньлэ и держал статую, ту самую статую, что предзнаменовала начало его личного ада.
— Я хочу, чтобы ты знал: ты не обязан идти ни за мной, ни за остатками Сяньлэ.
Перед глазами Се Ляня встали Му Цин и Фэн Синь, что так же когда-то преданно последовали за падшим богом, лишь чтобы пойти дальше и оставить его позади. Он никогда бы не смог им признаться, но где-то глубоко внутри он заходился в крике: “Вы бросили меня! Вы оставили меня! Я надеялся! Я верил, что мы друзья! Что мы всегда будем вместе!”
— Я не хочу, чтобы ты защищал меня и рисковал своей жизнью!
Но голос намного старше, твёрже, нежнее и печальнее, чем этот тихий плач внутри него, говорил: “Я так рад, что вы ушли. Прошу вас, не бросайте друг друга! Хорошо, что вы не остались! Хорошо, что вы всего этого не увидели! И вы, Матушка, Отец…”
Се Лянь не хотел, чтобы этого юношу постигла та же участь, участь полного разочарования в падшем боге. Но разве он не был там? Не был рядом, когда Его Высочество пал туда, откуда не поднимаются?
— Я не хочу, чтобы ты беспрекословно исполнял мои прихоти и шёл убивать только из-за них.
В глазах Се Ляня появилось что-то болезненное, теперь на него обрушились те самые воспоминания. Сотня мечей, его жестокость… И она. Смерть юноши, что сейчас, замерев, держит ладонь на его сердце.
— Я не хочу, чтобы ты снова и снова умирал по моему приказу или против него. Не смей больше за меня умирать!
Се Лянь болезненно покачал головой, отгоняя удушающее наваждение: белую маску проткнутый мечом живот и раздирающий его душу на осколки крик.
— Но самое главное, я хочу, чтобы ты знал: тебе можно, даже нужно делать то, что именно тебе самому хочется! Ты не должен угождать мне или что-то в этом роде!
Когда Се Лянь закончил демон отнял руку от его сердца и наклонил голову вбок, а затем неожиданно произнёс:
— Ваше Высочество, я правда могу вам говорить всё, что хочу и думаю? Вы действительно этого желаете?
Се Лянь болезненно приоткрыл глаза и грустно кивнул:
— Именно этого, Умин.
— Хорошо, тогда, я боюсь, выполнить просьбу гэгэ невозможно.
Умин выпрямил голову и уверенно посмотрел в глаза Се Ляню сквозь прорези в маске. Кроваво-красный глаз сейчас напоминал солнце на закате, а чёрный — ночное небо без единой звезды.
— Что?…
Эти слова резко вернули Се Ляня в реальность, словно кто-то сильными руками схватил его за талию и в последний миг вытянул из того самого обвала.
— Гэгэ просит противоположных вещей, как я смогу их выполнить? Гэгэ говорит, что самое важное, это делать то, что я хочу, так?
В голосе Умина нельзя было разобрать эмоций. Он говорил спокойно, стараясь сделать вид, что смог сохранить хладнокровие, несмотря на то, что видел происходящее со спутником. Но это было не так, и спокойные, даже, казалось, не лишённые лёгкой игривости слова были лишь маской для демона, поглощённого гневом, отчаянием и скорбью. Он стремился хоть как-то помочь, и каждый раз терпел неудачи.
Умин ненавидел свою беспомощность больше всего на свете. На втором месте стояли тот человек и Безликий Бай. Если бы у Хун-эра однажды спросили, что больнее и ненавистнее всего на свете, то он бы ответил: «Своими глазами наблюдать, как любимого человека попирают и унижают, но быть не в силах ничего предпринять. Когда ты понимаешь, что сам —никто и ничего не можешь сделать. Вот это — самая мучительная вещь на свете». И сейчас только любовь и нежность к принцу помогали сдержать обжигающую и в то же время ледяную ярость, нахлынувшую на демона.
— Да… - нахмурил брови Се Лянь, не понимая вопроса. Но следующие слова окончательно утащили принца далеко-далеко, подальше от завала из страха боли и воспоминаний.
— Тогда как я могу выполнить просьбу гэгэ, если я хочу его защищать? Если я не хочу от него уходить? Если я готов рискнуть, нет, если хочу рискнуть ради него жизнью? - всё это Умин произносил спокойно, но с твердостью и легким нажимом, что показывало, насколько он не только хотел произнести эти слова, но и не собирался от них позже отступаться.
— Но… - и вдруг Се Ляня впервые бесцеремонно перебили, не давая ни единой возможности рвануть снова под тот самый обвал мыслей, словно чудесный спаситель крепко удерживал его подле себя.
— Тогда это невозможно, не так ли? Даже если гэгэ прикажет мне делать то, что мне захочется, разве не будет это противоречием моей вольности?
О, это выражение на лице Его Высочества после произнесённых Умином слов! Такие эмоции нравились юному демону куда больше. Сейчас его Бог напоминал сонного зверька, только проснувшегося, со вздыбленной после сна шерстью, и крайне недовольного тем, что его разбудили. Растерянность на его лице от того, что демон не желал повиноваться, была крайне занимательна.
Брови Се Ляня сошлись у переносицы ещё сильнее. Впервые Умин отказался исполнять его просьбу. Хотя нет не впервые. Тогда, у барьера, он тоже сам принял решение защитить своего Бога, пожертвовать собой, не подчиниться его приказу. Вернуться под «обвал» всё так же не удавалось, и он тяжело вздохнул:
— Это, то чего ты действительно хочешь?
Теперь принц окончательно пришел в себя. Как он мог забыть, насколько упрямым может быть его спутник?
— Да, Ваше Высочество.
И опять этот тон, будто скалы могут превратиться в пыль, все воды мира высохнуть, небеса перевернуться, но этот демонёнок не отступится от своего!
— Это будет опасно! - попытался в последний раз Се Лянь, - И долго, и…
— Ваше Высо-о-очество! - и демон, его демон залился заразительным смехом, - Простите, Ваше Высочество, ха-ха, простите, но если вы хотите прогнать меня, вам придется придумать причину получше, чем моя смерть или опасность!
Виной такого всплеска стал принц, переживания, которые не доводилось испытывать прежде и переизбыток эмоций.
Се Лянь сжал руки в кулаки и уставился в пол, сжав губы и неосознанно надув щеки, будто избалованный ребенок, которому только что сказали, что не будут выполнять его желание. “Неуместное сравнение, видно, это была его неосознанная привычка ещё с детства” — подумалось Умину. Но небеса, как же он был мил в этот тяжелый момент в своих попытках спасти давно пропавшего демона.
Разве яд может спасти умирающего, если он так хочет его принять? Может, лишь если он является противоядием. А Се Лянь всегда был противоядием для Хун-эра, противоядием от его ненависти ко всему миру.
— Ты! Я! Уми-и-ин! - простонал Се Лянь — Я дествительно не хочу, чтобы ты больше умирал из-за меня!
Ногти принца впились в кожу на его ладонях, а нижняя губа затряслась. Он всё ещё был на грани срыва в пучину боли и страха, несмотря на то, что его всё так же крепко держали.
— Вам нет нужды об этом беспокоиться. - Голос Умина стал серьёзным, а ярость наконец-то отступила, ведь звучало то, в чём он был уверен.
И тогда он вновь сделал это. Он опустился перед всё ещё стоявшим на полу Се Лянем на одно колено и, положив одну руку на своё мёртвое сердце, произнёс слова своей извечной клятвы:
— Ваше Высочество, до тех пор, пока я буду вам нужен, не важно, сколько раз я умру, я буду возвращаться к вам снова и снова!
И Се Лянь услышал, как тот самый замок из сусальных листов в его голове был разрушен этими словами. В эту секунду ему показалось, что статую Сяньлэ подняли с его плеч, а он снова смог вздохнуть полной грудью, и даже проклятые оковы не помешали этому. Кулаки разжались, а лицо расслабилось. Он наконец-то перестал стремиться вернуться к «обвалу» из боли и страха. И всего лишь на миг, краткий миг, все воспоминания исчезли из его головы. И всего лишь на мгновение Се Лянь поверил, что он достоин быть тем самым Богом в Короне из Цветов. Но только для этого юноши.