Где-то во Франции, 31 октября 1893 года

Всегда тихое и спокойное старинное поместье сегодняшней ночью не было похоже само на себя: во всех окнах горит свет, повсюду мельтешит прислуга, в бальном зале играют музыканты и их музыка разливается по коридорам поместья, словно кровь по кровеносным сосудам тела, а нарядные дамы и господа в карнавальных масках кружатся в вихрях танцев под завораживающую мелодию виртуозов. Всё поместье сегодня словно один живой организм – нет ни уголка, где не было бы слышно волшебных звуков и где бы не находились люди. Кухарки едва успевали готовить изысканные блюда для достопочтенных гостей, а слуги то и дело бегали в погреб, чтобы достать оттуда очередную порцию прекрасного красного вина, которое так любит хозяин поместья.

Просторное помещение бального зала сегодня было краше, чем обычно: привычная палитра из белого цвета и зелёного золота была усеяна большим количеством серебряных зеркал, коих было так много, что, если позволить себе такую вольность и заглянуть в одно из них, то можно было увидеть всех гостей, находящихся в зале.

Помимо зеркал, стены украшало огромное количество изысканных канделябр, но все в одной палитре с залом – серебро, зелёное золото и белая платина. Даже тяжёлые портьерные занавески на просторных окнах были подобраны в тон зелёного золота, а серебряные кисти смотрелись на их фоне как грузики, не позволяющие тяжелой ткани закрыть вид из окон зала.

У входа в зал располагались большие вазы с зелёно-серебристыми узорами с пышными алыми бутонами роз в них, которые могли брать господа и вручать своим дамам сердца.

Паркет, с рисунком из перетекающих друг в друга двойных кругов, вызывающими желание не просто идти по нему, а порхать, лететь и парить, ещё с утра был до блеска начищен прислугой. И, если приглядеться к полу во время танца, то может показаться, что тени в один момент ожили и пустились в пляс вместе с их обладателями.

На потолке, цвет которого был оттенком светлее белых стен, и чьи карнизы украшали замысловатые рисунки и росписи по всему периметру, красовалась массивная хрустальная люстра – сотни маленьких деталей отражали лучи света и будто дополняли интерьер зала золотыми акцентами.

В торце зала, впереди его задней стены, на рельефных колоннах возвышалась хора – излюбленное место хозяина поместья. Возносясь на три метра над полом, можно было не только поприветствовать всех присутствующих, но и рассмотреть их.

Зал блистал своим великолепием и ничем не уступал нарядам дам и господ: дамы в длинных перчатках и дорогих однотонных шёлковых платьях с богатой отделкой и глубоким декольте, выгодно подчёркивающим грудь, господа – в роскошных чёрных фраках и белых жилетах, смокингах и чёрных брюках с чёрными шёлковыми лампасами и, конечно же, перчатки. Перчатки были у всех: и дам, и господ, ведь показывать голые руки на балу – моветон, и снимали их лишь за ужином, где большее внимание уделялось своим партнёрам, а не какой-то детали одежды.

Бал – это бурные мазурки и стремительный вальс, прекрасные наряды и галантные кавалеры, изысканные манеры и, как ни странно, взаимовыгодные сделки. Вот и сейчас один танец сменялся другим, одни пары смешивались с другими, дамы заигрывали с кавалерами, а кавалеры не прочь были оказать дамам знаки внимания.

Время стремительно близилось к полуночи, но этого будто никто не замечал, ведь этому способствовала чарующая музыка, вкупе с парящими танцами и приправленная отборным красным вином. Но, когда стрелки часов дошли до полуночи, то музыка стала затихать, все слуги покинули зал, а гости прекратили свои танцы и устремили свой взгляд на хору. Все ждали его – хозяина поместья. И он не заставил гостей долго ждать, и, как только прозвучала последняя нота, он вышел на хору, чтобы поприветствовать всех присутствующих.

Хозяин поместья – с виду молодой человек, стройный, с утончёнными чертами лица, зелёными, как изумруд глазами, и слегка завивающимися тёмными волосами. Он встал у перил хоры, опёрся на них руками в чёрных перчатках, и произнёс приветственную речь, которую слушали единодушно все гости бала. Все, кроме одного молодого человека в тёмно-синем смокинге, попивавшего вино, одиноко стоящего у дальнего окна зала и устремившего взгляд куда-то за окно, а не на хозяина поместья.

«Что за дерзость?» – пронеслось у хозяина в голове и, как только он закончил с речью, он спустился в зал к гостям. Оркестр снова заиграл знакомые всем мелодии, а пары снова пустились в пляс. Хозяин поместья ловко вальсировал среди танцующих пар и уверенно продвигался к молодому парню у окна. Им движет не злость на оказанное неуважение, а интерес – кто же на это осмелился?

Продвигаясь сквозь танцующую толпу, он не спускал взгляда с парня, а тот, кажется, не обращал на это никакого внимания. И вот он уже у своей цели, но молодой человек так и не соизволил уделить хоть немного внимания хозяину. И лишь когда он коснулся рукой плеча парня, тот наконец-то взглянул на него, но теперь уже сам хозяин будто потерял дар речи. Он никогда не видел столь чарующих голубых глаз, которые манили его так же, как сирены манят в свои объятия заблудших моряков. Но и парень, который ещё несколько мгновений назад казался ему невоспитанным и дерзким юношей, не мог оторваться от изумрудных глаз напротив.

Резкая смена спокойной мелодии на более быструю будто вернула на землю двоих парней, и они наконец-то представились друг другу. Казалось, что им для общения слова и вовсе были не нужны, ведь им стоило лишь взглянуть друг на друга, как сразу становилось ясно, что они хотели сказать.

«Танец – язык чувств, так не окажете ли вы мне честь и не станцуете со мной?» – произнёс с датским акцентом парень, на что хозяин поместья с удовольствием согласился.

Бал – это волшебная музыка и прекрасные танцы. Бал – это кружащиеся пары и заигрывающие взгляды. Бал – это разговор, для которого не нужны слова.

И сейчас два молодых человека танцуют, не обращая внимания на окружающих их гостей. Они танцуют посреди зала, то подходя друг к другу и соприкасаясь ладонями, то чуть отходят, но не смеют отрывать взгляд от чарующих глаз напротив. Гости танцуют по периметру зала и передвигаются так быстро, что невозможно уследить за их движениями, а если попробовать это сделать, то наверняка закружится голова. И двое молодых парней затягиваются в этот вихрь танцев, кружась в бешеном ритме и, будто, паря над паркетом. Мелодия достигла своего апогея, гости вокруг будто перестали существовать для двух танцующих так близко друг к другу парней – ладонь в ладонь, одна рука голубоглазого парня умостилась на талии хозяина поместья, а рука последнего покоится на плече партнёра. Всего лишь танец, но как много в нём сказано того, что было понятно лишь им двоим. Находясь так близко друг к другу, у хозяина поместья появилось дикое желание никуда и никогда не отпускать этого молодого юношу, но он прекрасно понимал, что ни к чему хорошему это не приведёт, и поэтому, когда мелодия стала постепенно затихать перед переходом к другой композиции, он, не сказав ни слова, отстранился от парня и в мгновение ока растворился в толпе, оставляя молодого человека в водовороте танцев.

Улучив момент, голубоглазый парень покинул бальный зал и скрылся в коридорах поместья – ему почему-то очень хотелось найти хозяина, поэтому он стремительно обхаживал один коридор за другим. По прибытию, поместье не выглядело большим, но сейчас же ему казалось, что оно просто огромное. Он заглядывал в каждую комнату, спрашивал о том, где найти хозяина у проходящих мимо слуг, но все как один не могли дать ему ответ.

Обойдя всё поместье, ему так и не удалось найти парня с изумрудными глазами. Решив, что ему нужно передохнуть и побыть с мыслями наедине, он поднялся на третий этаж, где находился просторный балкон. И каково было его удивление, когда отворив двойную деревянную дверь, он увидел на балконе того, кого искал последний час. Хозяин поместья был удивлён не меньше, ведь он никак не ожидал, что парень придёт сюда, и уж тем более, что будет его искать.

Голубоглазый юноша подошёл к нему решительным шагом и заключил в крепкие объятия, но хозяин поместья дал ему отпор и тут же отстранился. Парень был в недоумении от такой реакции, а хозяин лишь отвернулся и опёрся на перила балкона. Он подошёл вновь и положил ладонь на плечо парня, скрытое тёмно-зелёным смокингом, но тот лишь дернул им и попросил его не трогать. Недоумение парня лишь росло, он буквально сыпал вопросами, но внятных ответов так и не получал. Он в очередной раз положил ладонь на плечо хозяина поместья, развернул его к себе лицом и, прежде чем тот смог что-то возразить, впился в его губы отчаянным поцелуем. Он прекрасно понимал, что на этом всё их мимолетное знакомство может подойти к концу, что может разгореться скандал, что всё может закончиться совсем не так, как ему хотелось бы. Но нет, он всё же получил ответ на свой отчаянный поступок и вот они целуются при свете полной луны на балконе старинного поместья. Они целуются так, будто это их первый и последний раз; так, будто если они оторвутся от губ друг друга, то произойдёт нечто ужасное; так, будто они не протянут без близости друг друга и секунды.

Одно неловкое движение и губа голубоглазого парня была прокушена, а отчаянный поцелуй окрасился алым цветом и солоноватым привкусом. Хозяин поместья тут же отстранился от парня и вытянул перед собой руку, не позволяя парню приблизиться к себе. Из уст молодого парня снова полились вопросы, а по подбородку потекла алая капля крови, которая не могла остаться без внимания парня напротив.

«Для вампира нет ничего хуже, чем любовь» – вполголоса произнёс хозяин поместья, и снова отвернулся, чтобы в лишний раз не испытывать судьбу и не поддаться соблазну алой жидкости. Он не понимал, почему молодой парень до сих пор не ушёл и не оставил его в одиночестве на балконе, почему не сбежал в страхе, ведь перед ним жуткое создание, монстр, которому не место среди живых, ведь его сердце давно уже перестало биться, исчадье ада, которому не найти покоя.

Парень вытер каплю крови, затем встал рядом с вампиром и положил свою ладонь поверх его ладони. «Я не верю, что вы монстр» – негромко произнес он, а хозяин поместья взглянул на него печальным взглядом и оголил свои выступившие клыки. Но даже это зрелище не отпугнуло парня – он не то, чтобы не отскочил в страхе, он даже не шелохнулся, а лишь сильнее сжал ладонь вампира своей.

«Ступай, я не причиню тебе вреда. Быть одиноким – моя ноша, так что ступай» – сказал хозяин поместья, но парень лишь помотал головой. Он был тверд в своей решительности, ведь было в этом некогда человеке нечто такое, что пленило его сердце и разум при первом же взгляде.

«Я хочу разделить её с тобой» – произнёс голубоглазый юноша, чем вызвал неподдельное удивление вампира. Вряд ли парень на самом деле понимал, о чём говорит, и уж точно потом пожалеет об этом, поэтому хозяин всячески пытался его отговорить. Он не хотел, чтобы ещё одно создание ночи страдало от одиночества до конца своих дней, тем более создание, которое породил он сам. Но настойчивость парня никуда не делась, и он продолжал уверять вампира в том, что он об этом не пожалеет, и что он не будет одиноким, ведь зелёноглазый юноша будет рядом с ним.

Хозяин поместья предупредил его, что он рискует не выжить после превращения, но даже страх смерти не напугал и не пошатнул его решимость. Всё же сдавшись под натиском уговоров, он согласился обратить парня в вампира, хоть и очень не хотел этого. Он не хотел обрекать его на вечную жизнь, в которой он будет видеть, как стареют и умирают его друзья и семья, а сам он не постареет ни на год. Он на собственном опыте знал, как мучительна вечная жизнь, и искренне никому не желал узнать, что это такое.

Но даже не слушая дальнейших отговоров, голубоглазый парень ослабил свой белоснежный галстук и оголил шею, на которой отчётливо виделась пульсирующая вена. Вампир смотрел на его шею как заворожённый – он буквально слышал, как по венам парня бежит горячая и такая сладкая для него кровь. Он слышал, как она зовёт его, пробуждая в повелителе ночи его звериную сторону, которую он так отчаянно пытался скрывать.

Вампир снял свои чёрные перчатки, подошёл к молодому парню и положил свою холодную, как лёд, ладонь на тёплую кожу его шеи. Он до последнего надеялся, что тот передумает и откажется от намерения разделить власть над ночью вместе с ним, но парень так и не показал ни намёка на сомнение или страх, напротив – его решительность будто росла с каждой секундой. Казалось, что даже музыка, доносящаяся из бального зала, приобрела более трагический тон, идеально подчёркивающий фатальность и необратимость момента. Парень закрыл глаза, а вампир запустил ладонь в его волосы на затылке и потянул за них назад, выставляя напоказ манящую шею, затем оголил свои клыки и впился в неё, вызывая болезненный стон у своей жертвы. Тело парня напряглось, но затем стало постепенно обмякать в руках вампира – они оба прекрасно понимали, что вместе с кровью, его покидают последние мгновения жизни. Хозяин знал, что ему нужно контролировать себя, чтобы не обескровить парня, но его кровь казалась слаще самого изысканного вина.

Напившись столь желанной и сладкой крови, зеленоглазый юноша с трудом оторвался от шеи парня и аккуратно опустился с ним на каменный пол. Он уложил парня на холодную поверхность, а его голову положил на свои колени. Пока молодой человек ещё пребывал в сознании, вампир острым ногтём полоснул себя по запястью и поднёс его к губам парня. «Пей, если желаешь жить вечно» – он произнёс вполголоса, и парень припал сухими губами к холодной коже вампира. Он чувствовал, как теперь уже его кровь разливается по венам парня, и он знал, чего ожидать далее. В нужный момент он убрал свою руку и скрыл порез манжетой своей некогда белоснежной рубашки. Тело парня напряглось, затем содрогнулось, и он болезненно застонал в предсмертной агонии, а вампир взял его за руку и крепко сжал его ладонь своей. Глядя на мучения парня, он уже в который раз проклинал себя за то, что позволил себя уговорить обратить его в такое же измученное создание ночи, как он сам. Он видел, как его голубые глаза постепенно тускнеют, взгляд становится безжизненным, и вот он издал тихий вздох и закрыл глаза в последний раз.

Вампир всё так же крепко сжимал ладонь мёртвого парня в своей, и терпеливо ждал, когда тот вновь откроет глаза. Он надеялся, что парень выдержал обращение и сейчас, в любую секунду, он издаст свой первый вздох в новом обличии и ещё не раз взглянет на него своими чарующими глазами цвета моря. Но время шло, оно мучительно тянулось, и вампиру показалось, что даже музыка из бального зала стала затихать в этот трагический момент. Он склонил голову над телом и закрыл глаза, позволяя сейчас себе такую слабость, как слёзы, хотя у самого в голове роились мысли и проклятия самого себя.

Он слишком погрузился в самобичевание и даже не заметил, как на него устремился взгляд голубых глаз. Холодная ладонь парня коснулась щеки вампира и стёрла солёную дорожку, а вампир будто замер, искренне не веря в то, что парень выжил. На губах новообращенного вампира появилась слабая улыбка, а зеленоглазый юноша подался порыву и крепко обнял своего подопечного. Теперь для них двоих время потеряло всякий смысл, ведь ныне их ожидает вечность вместе.

Хозяин поместья помог парню подняться с холодного пола, затем направился с ним в свои покои – ему необходимо набраться сил, ведь пока он ещё слишком слаб, чтобы влиться в жизнь повелителя ночи. Войдя в просторную комнату, где окна завешаны тяжёлыми шторами изумрудного цвета и единственными источниками света являются изысканные серебряные канделябры, вампир уложил парня на свою постель, устланную жаккардовым покрывалом. Он решил не возвращаться к гостям бала, а остаться с парнем на всю ночь, чтобы убедиться, что тот будет в порядке. По правде, он уже уверен, что парень будет в порядке и что они проведут вместе ближайшую вечность, а если им и суждено погибнуть, то они смогут друг друга отыскать в новой жизни и снова воссоединиться.

Ночь подходит к концу, музыка размеренно стихает, а гости бала постепенно покидают стены поместья, и вскоре уже первые солнечные лучи начинают падать на макушки леса, в глубине которого находилось старинное здание. Находилось, ведь с рассветом поместье превратилось в заброшенные руины, лишь издали напоминающие когда-то богатое здание, где звучала завораживающая музыка, и где кружились неудержимые вихри танцев.

И с тех пор, лишь раз в год в канун Дня всех Святых, эти руины оживают, а два их молодых хозяина устраивают изысканный бал для тех, кому нет места и пристанища в мире живых.