В полумраке кухни, освещенной ночником в виде снеговика, раздается свист. Армин вздрагивает от резкого звука и рассеянно осматривается по сторонам. Он не заметил, как провалился в беспокойный сон прямо за столом, пока ждал закипающий чайник. Погасив огонь, Армин подвисает. Размытые, неразборчивые образы, преследовавшие его в кошмаре, оставили липкое чувство страха, застывшее где-то между ребрами. Сжав ладонь у груди слева, ощутив спешное биение сердца, молодой человек медленно выдыхает.
Он здесь, в маленькой, неуютной кухне. И он настоящий.
Зеленый чай из пакетика на вкус как бумага. Армин глотает его без удовольствия, обжигая нёбо. На верхней полке хранится несколько упаковок хорошей травяной заварки, но на его приготовление нет ни сил, ни заварочного чайника. Месяц назад последний по глупости треснул, и Армину, скрепя сердцем, пришлось его выкинуть. Он собирался купить новый сразу же, а потом через неделю и еще через две, потому что «дел много» и «суета не дает выдохнуть». Оправданий у Армина найдется с десяток, даже если доказывать свою правоту не перед кем.
Сообщение от Микасы приходит без семи одиннадцать. Без пяти Армин закрывает дом на ключ и спешит к пикапу подруги, лавируя по скользкой, холодной земле. Падения избежать удается разве что чудом: Армин успевает взмахнуть руками, как птенец, впервые расправивший крылья, и сохранить равновесие. Остаток пути он продвигается медленнее, беспокоясь, что взамен поисков они отправятся в больницу. Ничто в потенциальной травме не пугает Армина сильнее, чем угроза остаться дома в одиночестве на долгие недели.
Запыхавшийся и успевший продрогнуть Армин вваливается на пассажирское сиденье. Закидывая рюкзак назад, он не без горечи замечает пустые бутылки из-под алкоголя, но вместо упрека говорит:
— Хей, Мика.
— Привет. Готов?
— Ага, поехали.
Они не обмениваются новостями, не говорят о том, как у кого дела, потому что виделись накануне или потому что рассказать особо нечего. Скучные будни по отдельности, общее дело в свободное время и одна травма родом из детства — всё, что их объединяет к этой минуте. Армин не жалуется. Он любит новую — взрослую — Микасу даже сильнее, чем прежнюю, потому что больше любить некому, и думает, что это взаимно.
— Уже есть какая-то информация?
— Немного. Леви, как обычно, немногословен.
Армин хмыкает, умалчивая, что у них это вроде как семейное, и трет щеку, на которой осталась вмятина от неудобного сна.
— Сказал только, что вчера вечером пропал двадцатидвухлетний парень. Времени прошло мало, но его мать сильно обеспокоена, потому что такое произошло впервые.
— Хороший мальчик?
Микаса легко пожимает плечами, сосредоточив внимание на дороге.
В салоне играет местное радио, крутящее одни и те же песни изо дня в день. Армин не фанат, но знает их все наизусть. Однажды они вместе с Микасой и Эреном ходили в караоке, и только Армин помнил начало куплетов и не путался после припевов. Друзья пророчили ему светлое будущее в эстраде, но он этим навыком не гордился. В те дни ему нравилось изучать океан, в котором звук имеет совсем другую динамику.
Лижущие пятки волны. Таинственные глубины, полные необычайной флоры и фауны. Подводные экспедиции. Как давно детские мечты превратились в морскую соль?
Армин знает ответ, но не решается озвучить его даже в собственных мыслях.
— Я закурю? — тихо спрашивает он в рамках приличия, хотя Микаса никогда ему не отказывает. Прежде, чем она ответит, Армин открывает окно, впуская внутрь морозный, ноябрьский воздух.
Из пачки успевают пропасть еще две сигареты, — это нервное, — когда они подъезжают к точке сбора. Людей вокруг джипа Эрвина Смита немного, и все они — знакомые лица. Пропажа взрослого — не пропажа ребенка, такой немногочисленный отклик неудивителен, и даже так лучше, чем без него. Некоторым не везет вовсе. У Армина колет в груди, но он не позволяет себе ни думать, ни чувствовать. Выходя из теплого салона машины, он моментально включается в работу.
///
Миссис Кирштейн беспокойно ломает руки, рассказывая о сыне. Жан — ее единственный ребенок, которого она заботливо растила одна многие годы. И пусть их отношения неидеальны, женщина уверена: они доверяют друг другу даже теперь, когда он вырос и съехал. Ее забота прослеживается в каждом ласковом слове, в каждой нахмуренной морщинке, и у Армина нет причин ей не верить. Вот только материнская любовь зачастую слепа.
— Вы уверены, что у Жана не было никаких проблем в последнее время? — Микаса привычно бесстрастна, и это то, в чем сам Армин не так хорош. — Расставание с партнером? Алкоголь? Наркотики?
— Нет, конечно, нет! Мой Жан не такой.
Армину хочется задать встречный вопрос: «А какой он, ваш Жан?», — но он вовремя прикусывает внутреннюю сторону щеки. Расстраивать женщину ни к чему. Она и так охвачена тревогой.
Они укладываются в полчаса, прежде чем вернуться к машине. Армин шепотом говорит:
— Похоже, этот Жан не такой уж хороший мальчик. Нужно позвонить Кристе, узнать, что рассказали его друзья.
Микаса молча соглашается.
Когда они возвращаются в штаб, людей становится больше. Они хаотично мельтешат из стороны в сторону, пока Леви не повышает голос, заставив их замолчать. Новичками оказываются друзья и знакомые Жана, вызвавшиеся помочь с поисками. Армин удивлен и взволнован одновременно. То, как обеспокоенная толпа незнакомцев перешептывается, вскрывает в нем воспоминание о ночи, когда он сам впервые оказался участником поискового отряда. Тогда Армин ощущал себя ищейкой, брошенной на поиски по незнакомому следу. Запутавшийся в страхе и тревоге, он функционировал на одних рефлексах, надеясь успеть, помочь, спасти. С приходом рассвета надежда угасла, как погас свет в глазах его друга, и не осталось ничего: ни радости, ни мечты.
Протискиваясь между двумя крупными парнями в сторону координатора, Армин улавливает негромкий разговор двух студентов.
— Я не хочу, чтобы и с Жаном что-то случилось.
— Все будет в порядке. Мы найдем его.
— А что, если нет?
Они замолкают, стоит Армину приблизиться. Чувство дежавю скребет грудную клетку, подбрасывая размытые под гнетом лет образы, но он настойчиво закапывает их глубже. Мисс Тайбер, его психолог, была бы разочарована в Армине, если бы он появился на ее сеансах больше одного раза.
— Извините, — вялая улыбка неестественно тянет губы, — я случайно услышал ваш разговор. Меня зовут Армин, я один из волонтеров. Не могли бы вы ответить на несколько моих вопросов?
Пока юноша мнётся, девушка вытирает покрасневшие глаза и предлагает отойти в сторону.
Поначалу разговор течет вяло. Армин не привык задавать вопросы, изначально переложив этот груз ответственности на Микасу. Не из неопытности или отсутствия такта, а из желания не погружаться в болото негативных эмоций. В чужих страданиях — непроходимая топь, из которой Армин боится во второй раз не выбраться, но подруги нет рядом, а он понимает: если упустит возможность сейчас, то спасать вскоре будет некого.
— Так, значит, недавно погиб ваш общий друг Марко? — информация не новая, но Армину кажется важным убедиться.
— Да, год назад он задохнулся во время пожара. Не успел выбраться, — отвечает Саша, и ее голос дрожит. — Мы все были расстроены, но Жан тяжелее всех переживал потерю. Они были…
Девушка колеблется, силясь подобрать слова, и Армин начинает понимать, какой кусочек паззла они никак не могут собрать последние несколько часов.
— Близки? — подсказывает он.
— Да, — судорожно выдыхает Саша, — близки.
— И недавно все вернулось в норму, Жан снова стал проводить с вами время?
— Мы были так рады, — вмешивается в разговор Конни, — что он поправился, и снова может, ну, просто жить. Только в последний месяц его было как будто слишком много.
— Слишком много? Это как?
— Он постоянно куда-то нас звал, почти каждый день. Оставался с ночёвкой несколько раз в неделю, придумывая тупые отмазки, хотя мы были не против, живи он у нас хоть целый месяц, если нужно. А еще, кажется, плохо спал, потому что пусть он и казался бодрым, вид у него был нездоровый, — Конни нервно чешет затылок. — Это было не похоже на Жана, но я не задумывался, что с ним что-то не так, а теперь он пропал и я... Я боюсь, что с ним случилось что-то ужасное.
Конни не смотрит Армину в глаза. Его взгляд, неуверенный и испуганный, мельтешит по едва различимым в свете фонарей предметам, пытаясь зацепиться за реальность. Он источает тонкий аромат вины, который Армин не способен ни с чем спутать. Это чувство живет в нем самом на протяжении двух с половиной лет. Не уходящее насовсем, заставляющее прятаться под одеялом от несуществующих монстров, но никогда — от самого себя. Если они не сумеют помочь Жану, Конни придется уживаться с осознанием вины до конца своих дней.
— Он мог, — язык едва шевелится во рту Армина; так сильно он напряжен, — покончить с собой?
По лицу Саши текут слезы; тушь совсем растеклась, оставив на щеках разводы. Армин эгоистично надеется, что она не заплачет по-настоящему. Слова «мне жаль» застревают костью поперек глотки. Им пока некого хоронить, и он надеется — как же он, блять, надеется, — что не придется.
— Где чаще всего Жан и Марко проводили время вдвоем? Какое-то тайное место, о котором они случайно проболтались? Постарайтесь вспомнить, даже если вам кажется это ерундой.
В небольшом городке, изолированном от мира, мало интересного, но дедушка Армина всегда говорил, что особенным место делает не его известность, а воспоминания, связанные с ним. Как старый дом мистера Арлерта, в котором Армин провел детство и юность. Как домик на дереве, в котором они с Микасой и Эреном хранили свои секреты. Как лесное озеро, окруженное высокими деревьями, возле которого они часто проводили жаркие летние дни. Без людей, которых Армин любил, все это было только картинкой, лишенной души. И смотря на напряженное лицо Саши, он надеется, что они с Жаном были достаточно близки, чтобы она знала об этом.
Мистер Смит призывает всех подойти, чтобы они могли разделиться и продолжить поиски, когда Саша разочаровано вздыхает:
— Не помню ничего подобного. Они обычно всегда тусовались в доме Марко, потому что его родители часто куда-то уезжали. Но теперь там только пепелище.
///
Армин еще в начале поисков заметил: Жан удивительным образом похож на Эрена. Они никогда не пересекались, живя в одном городе последние несколько лет, но, выслушав истории людей, знавших Жана, Армин не мог не провести параллели. Та же неутомимая энергия, заставляющая окружающих слетаться к нему, как мотыльки к свету. Та же противоречивая, вспыльчивая натура, способная вспыхнуть подобно спичке. Та же безусловная любовь к ближним, ради которых готов пожертвовать собственными идеалами. Встреться они вживую, Армин уверен, произошел бы взрыв. И эта мысль вызывает у него дурацкую улыбку.
— Что смешного? — в вопросе Микасы слышно настороженное удивление.
— Подумал, что Жан и Эрен наверняка подрались бы, если бы встретились.
То, как девушка давит на педаль газа, моментально выдает ее нервозность. Они спешат, но она только что превысила скорость почти в два раза. Армин не собирается читать ей нотации. Не в этот раз.
— Причем здесь он?
Глаза Микасы устремлены вперед, но в них пустота. Армин надеется, что они не попадут в аварию из-за его желания произнести вслух имя человека, которого они оба потеряли.
— Ты помнишь, каким был Эрен за пару недель до того, как он ушел? Помнишь, как предложил спать всем вместе, как в детстве, и постоянно таскался за нами следом. Я даже учебу пару раз пропустил, потому что Эрен умолял остаться дома. А в тот день…
Пикап резко тормозит, и ремень безопасности больно впивается Армину в грудь. Рядом с ним Микаса так сильно сжимает руль, что у нее белеют костяшки пальцев. Лицо нечитаемое, но молодой человек видит, как сильно напряжены ее челюсти. Она на грани: злости или нервного срыва. Армин почти уверен: его сейчас ударят и вышвырнут из машины. Он хочет, чтобы Микаса так поступила, но она тихо просит:
— Не надо. Прекрати.
— Но..
— Пожалуйста, Армин!
Когда Микаса поворачивается к нему лицом, ее глаза полны слез. Она не плакала с тех пор, как Эрен умер.
Армин знал, что ей больно. Ему тоже было больно. Но они так и не смогли — или не захотели — найти время поговорить о случившемся. Бередить старые раны в момент, когда они могут потерять еще одного человека, теперь кажется неуместным. Армин тушуется, виновато вжимаясь в пассажирское сиденье.
— Извини. Мне не стоило.
— Мы успеем, — говорит Микаса, заводя двигатель. — В этот раз мы успеем.
И Армин очень хочет ей верить.
Когда они нашли Эрена, он был уже холодным. В панике Армин пытался нащупать пульс на его запястье снова и снова, но слышал только приглушенные рыдания Мики. Он цеплялся за неподвижную ладонь друга до тех пор, пока не подоспели спасатели и не оттащили его в сторону. Мольбы о спасении оказались пустым звуком, потому что завести сердце того, чей спинной мозг разорван, все равно что качать порванную шлюпку. Наблюдая за тем, как Эрена достают из петли, Армин ощущал, как его собственная верёвка, сотканная из чувства вины, затягивается на шее.
Не успел. Не заметил. Не уберег.
Мисс Тайбер сказала, что это не его вина, но Армин так не считал. Если бы он был внимательнее к Эрену, если бы заметил, как тот увядает от внутренних противоречий, если бы Армин просто остался в тот день дома, он мог бы исправить все прежде, чем его лучший друг принял решение уйти из жизни. История не терпит сослагательного наклонения, и, если прошлое изменить уже нельзя, Армин хочет, чтобы хотя бы друзья Жана и он сам жили без сожалений.
Пикап едва успевает остановиться перед разрушенным, сожженным до черни домом Ботов, когда Армин вылетает наружу. Он не имеет права на надежду, не может позволить себе жить мечтами. Он может только пытаться сделать все, что в его силах, даже если это означает пойти наперекор координатору и лишиться места в команде. Ничто из этого не имеет смысла, кроме спасения того, кто заблудился в собственных мыслях, как однажды в своих потерялся Эрен.
— Армин! Осторожно! — кричит сзади Микаса, когда при входе в дом под ногами молодого человека начинают хрустеть хлипкие доски.
— Все нормально, Мика, оставайся снаружи.
Внутренности дома изъедены огнем и временем, но стены продолжают удерживать конструкцию. Армин задается вопросом, почему здание не снесли, обходя первый этаж, и только сейчас вспоминает, как читал об этом пожаре в местной газете. Парень с фотографии — Марко — мягко улыбался в камеру, и глаза его светились теплом и светом. Как жаль, подумал тогда Армин, что жизнь беспощадна к тем, кто еще не успел ее испытать.
— Жан, — негромко зовет Армин, слыша в ответ только свое прерывистое дыхание. — Пожалуйста, ответь. Жан.
С каждой пустой комнатой сердце Армина пропускает удар. Он боится дышать, не желая потревожить покойного хозяина дома, но вместе с тем продолжает двигаться. Открывая дверь, ведущую из кухни в коридор, Армин не ожидает увидеть следы чужого присутствия, но вдруг замечает опущенную чердачную лестницу. На ступеньках отчетливо проступают следы от кроссовок; кто-то поднялся наверх совсем недавно. Не отдавая себе отчета, Армин бросается к лестнице. Одна из ступеней проламывается под его весом, и он едва не падает вниз, в последний момент успев зацепиться за деревянную перекладину. Содранные руки горят, Армин весь теперь перепачкан сажей, но он игнорирует ссадины, пока, наконец, не забирается на чердак.
Огонь успел повредить только часть верхней комнаты. В неповрежденном углу на неразобранной, пыльной постели в позе эмбриона сжался человек. Он слишком высок для этой кровати, отчего его конечности неудобно свисают с краю. Армину не нужно быть дураком, чтобы понять: перед ним парень, которого прямо сейчас ищет половина города.
— Жан? — зовет он его, но тот не шевелится.
Знакомое чувство страха сковывает горло, пока Армин приближается к кровати и хватает Жана за руку. Пальцы, охваченные тремором, спешно ищут точку пульса.
И не находят.
— Эй, не смей умирать, слышишь? — невнятно бормочет Армин. — Тебе нельзя.
Не то чтобы кто-то спрашивал у него, что ему стоит делать со своей жизнью.
Сердце Армина стучит так быстро, что вполне могло бы работать на них двоих. Медленно вдохнув и выдохнув, он берет под контроль свои эмоции и опускается перед Жаном на колени. Деликатно перевернув пострадавшего на спину, Армин ощупывает его шею в поисках пульса и спустя напряженные секунды чувствует, как под пальцами едва ощутимо бьется чужое, живое сердце.
Жан жив. Его еще можно спасти.
Вытащив из кармана телефон, Армин незамедлительно набирает Микасу.
— Я нашел его. Мы на чердаке. Скорее вызывай скорую.
В ожидании помощи Армин снимает с себя пальто и укрывает им Жана. Краем глаза он замечает пустой флакон из-под антидепрессантов и поджимает губы.
— Все будет хорошо, — шепчет Армин, даже если Жан не слышит, и крепко сжимает его ладонь в своей.
///
По кухне разносится насыщенный аромат бадана, ежевики и черной смородины, пока Армин заканчивает воскресную домашнюю рутину. После того как они с Микасой почти неделю вычищали запущенный дом от грязи и пыли, он не готов снова разводить здесь хламовник. Поддерживать порядок Армину даже нравится. Мисс Тайбер, к которой он снова начал ходить, оказалась права: чистота в доме и в мыслях — приятное дополнение к жизни. Настежь открыв окно, впуская внутрь прохладный мартовский воздух, Армин понимает, что готов к ней вернуться. Спустя долгие три года он снова может видеть мир в цвете, а не сквозь разбитые зеленые стекла.
Эрен умер, и Армину все еще сложно принять его выбор. Возможно, он никогда не сможет до конца оправиться от того, что его лучший друг покончил с собой. Это нормально — сожалеть о чем-то навсегда утраченном, но это не то, что должно заставить Армина отказаться от собственной жизни. Когда они впервые поговорили с Микасой о смерти Эрена, они много плакали. Боль, хранившаяся в их сердцах долгие месяцы, наконец, вышла наружу, и Армин соврал бы, сказав, что это не принесло облегчения.
Диктор по радио обещает солнечную погоду всю следующую неделю, когда раздается стук. Армин не ждет гостей и осторожно подходит к двери, чтобы заглянуть в глазок.
На крыльце, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоит Жан. Тот самый парень, чью руку Армин не отпускал до тех пор, пока не прибыли медики и не увезли его в больницу. Жана удалось спасти. Его друзья и родные сердечно благодарили Армина еще несколько недель, но лично они ни разу не виделись. А теперь Жан Кирштейн здесь, на пороге его дома, и Армин так удивлен, что поначалу забывает открыть дверь.
— Ох, Армин Арлерт? — удивленно спрашивает Жан, отступая на шаг назад, когда перед ним неожиданно появляется хозяин дома. — Может, ты меня не помнишь. Меня зовут…
— Жан, — мягко говорит Армин. — Я помню. Привет.
— Привет.
Молчание, повисшее между ними, неловкое. Они по-прежнему незнакомцы, непреднамеренно сыгравшие значимую роль в жизнях друг друга, но Армин не ощущает напряжения. Он изучает лицо Жана, подмечая его порозовевшие на ветру — или от смущения? — щеки, живые карие глаза и думает, что все было не зря.
— Я просто хотел сказать спасибо, что спас меня тогда, — наконец, говорит Жан. — Если бы не ты, все было бы кончено.
— Я рад, что ты в порядке. Тебе лучше сейчас?
— Да. Работа с психотерапевтом помогает, даже если поначалу это было непросто.
— Понимаю.
— Что ж, еще раз спасибо, — суетливо заправляя пряди отросших волос за уши, бормочет Жан, явно не зная, как продолжить разговор.
Смотреть на живого, смущенно улыбающегося Жана приятно. Армин не знает, как складывалась его долгая история борьбы с самим собой, но он готов выслушать, если тот вдруг захочет поделиться. Или они могут обсудить что-то иное, простое и непритязательное, но дорогое сердцу. Например, то, как Саша готовится к открытию кондитерской и несколько раз в неделю настойчиво приносит вкуснейшие десерты на дегустацию. Или то, смогут ли прорасти примулы в их регионе, если посадить их под подоконником. А еще узнать, как Жан относится к музыке и нет ли у него знакомых, готовых настроить старое дедушкино пианино. Несуществующие мгновения, которые они могли бы разделить вместе, проносятся перед глазами и прежде, чем Жан успевает уйти, Армин с надеждой спрашивает:
— Может, хочешь зайти? Я как раз заварил чай.
— Да, — охотно соглашается Жан, — я бы очень этого хотел.
Впуская гостя внутрь дома, Армин чувствует: это начало чего-то нового.
А за окном наступает весна.