Это было уже второе заседание, на которое, честно говоря, Ацуши не рассчитывал. Видимо, прокурор нашел какие-то доказательства его вины, но раз Осаму рядом спокоен как покойник, то и переживать не о чем.
— Суд приглашает свидетеля для опровержения.
В зал твердой походкой свободного человека вошел Акутагава. Накаджима даже не заметил как его некогда кумира оправдали. Рюноске во всем своем великолепии проследовал за трибуну, с улыбкой ловя вспышки камер и восхищенные взгляды присяжных — естественно, это еще один способ напомнить о себе публике.
— Левую руку на Библию, правую вверх. Клянетесь говорить правду, только правду и ничего кроме правды? Да поможет вам Бог, — протараторил священник заученный за годы работы текст.
— Вроде того, — улыбнувшись журналистам, ответил парень и с позволения священника сел.
Он был доволен своим положением и пугающе уверен в себе. Темный плащ отливал благородным красным цветом его способности, руки, словно перчатки, окутывали ленты Расёмона, белая рубашка с жабо и… сомнительное наличие брюк под всем этим великолепием. Называет свое имя для протокола, слегка поводит плечами, открывая вид на шею, позволяя плащу немного сползти вниз. Каждый шаг продуман до мелочей, каждая секунда подвластна определенному ритму. Раз-два-три.
— Господин Акутагава, подтвердите, является ли предмет в моих руках тем самым, что вы нашли в камере подсудимого, — прокурор поднял над головой блокнот с гравировкой на корешке, показывая его журналистам и присяжным.
— Да, это он, — медленно растягивает кивок на всю реплику, поддерживая зрительный контакт с Сакагучи.
— Представляю вам улику Х — дневник Накаджимы Ацуши.
— Я против, — вскочил с места Осаму, прерывая начинающийся со стороны репортеров шум, — Мой клиент не вел дневник. А если бы и вел, это было бы вторжением в частную жизнь, нарушение четвертой поправки и незаконным обыском без ордера.
— Да, — возмущенно вскрикнул уже вконец закипевший от подобной наглости Ацуши, — И он взломал замок!
Последней фразой подсудимый окончательно лишил себя возможности признания дневника ложной уликой. Зрители позади него хихикают и перешептываются между собой, ожидая если не хлеба, то зрелищ. Дазай нависает над своим клиентом, прожигая его взглядом серийного убийцы. По губам Накаджима без труда мог прочитать: «я просил тебя молчать». Но ведь он ничего такого не сделал.
— В дневнике лишь пустые глупости и сценические зарисовки, — отмахнулся Ацуши, совершенно не беря во внимание то, что эти зарисовки сами по себе компрометируют его надзирателей и товарищей по несчастью.
Анго попросил Рюноске зачитать запись, открывая дневник чуть дальше середины. Значит, подумал Ацуши, это одна из последних записей. Но ведь там только некоторые факты фальшивой истории и… черт! Рюноске прокашлялся.
— «Счастье убить этого грязного ублюдка. И хорошо, что я не знаю его имени — не будут мучить и отголоски совести. Он нарвался сам. Жалею только, что нельзя убить его снова.»
Дазай прикрыл глаза, пытаясь выстроить пути выхода из этой поистине дерьмовой ситуации. Без сомнений, блестящую идею выступить с этим дневником в суде выдвинул Чуя. Но зачем? Не хочет проигрывать без сопротивления? Ацуши рядом весь трясется от злости, так что пришлось даже взять его за предплечье. Не вздумай дергаться. «Я не писал этого!» — почти с рычанием выдает сквозь зубы Ацуши.
— Вопросов больше нет, — Сакагучи Анго позволил себе победную улыбку в сторону подсудимого. Но ведь один мудрец когда-то сказал: «Не говори "гоп" пока не перепрыгнешь».
Судья передает слово адвокату. Дазай поджимает губы, задерживаясь на своем месте немного дольше положенного. Позволяет прокурору расслабиться, упиваясь кратковременной победой. Осаму подходит к самому поручню трибуны и смотрит уничтожающе на своего бывшего клиента. Рюноске старается выдержать этот взгляд, но руки непроизвольно освобождаются от черно-красных лент — Расёмон прячется в недра плаща.
— Скажите, господин Акутагава, что вам обещал господин Сакагучи? Может быть, снять с вас обвинения в обмен на показания в этом суде?
— Разумеется. Я же не полный идиот, — ухмыляется Рю, получая нужную реакцию от присутствующих.
— Хорошо, хорошо, — поддерживает Осаму смешки зрителей, разглядывая поближе улику Х, — Раз уж вы порадовали таким знатным выступлением мистера Сакагучи, может и для меня окажите эту честь?
— С удовольствием, — Акутагава принимает раскрытый на нужной странице дневник и начинает читать: «Он обещал мне прослушивание в клубе Оникс, но анулировал свое намерение и это был мой мотив покушения.»
Свидетель захлопывает дневник, вновь обретя утерянное самообладание. Вместе с ним, к слову, вернулись и перчатки на тонкие руки. Дазай перехватывает улику и еще раз, для зрителей, захлопывает книжку.
— Заковыристо слишком, — адвокат облокотился на перила, вертя перед собой дневник, — Он был мерзкий лгун, нарушивший обещание, и я его растерзал, — вновь открыл на середине: «меня обвиняют в распутстве и содомии, но обвинение это голословно!»
— Протестую, Ваша Честь, — вскочил со своего места раскрасневшийся Сакагучи, — Господин Дазай искажает улику, чтобы выдвинуть заключение, являющиеся абсурдным и…
— Голословным? — едва ли не пискнул от смеха адвокат.
— Именно!
Зал разразился хохотом. Абсолютно все поняли, к чему ведет адвокат. И нервно поправляющий на носу очки прокурор был главным героем этой юморески. В это время Дазай возвращается к Рюноске, готовый схватить непослушного котенка за шкирку.
— Господин Акутагава, вам слово «лжесвидетельство» известно?
— Конечно.
— И вы знаете, что это преступление?
— Да.
— И если, к примеру, окажется, что вам было известно о добавленной в дневник фальши, вам придется гнить в тюрьме следующие десять лет. Что особенно печально теперь, когда вы только освободились.
— Я знаю только то, что мне сказали, — сдал позиции Рюноске, не готовый нести ответственность за чужие игры.
— Так вы, — Осаму отходит назад, вторгаясь в личное пространство присяжных, — не находили в камере дневник Накаджимы Ацуши.
— Нет, — Акутагава закинул ногу на ногу, закрываясь психологически от настойчивого вмешательства, — Мама… Господин Накахара сказал, что дневник ему прислали.
— Может, он вам сказал, кто этот загадочный благодетель? — Дазай ставит себе на заметку сбить спесь с одного рыжего партизана.
— Нет. Он не знает.
— Тогда попробуем разобраться сами, — стук о перила возле присяжных и Осаму вновь движется назад, — Некто пишущий об аннулированных намерениях и, — вперед к самому свидетелю, — голословных обвинениях, — вновь назад и остановиться по центру зала, — Зовите меня психом, но не юрист ли это? Юрист! Юрист, у которого есть образец подчерка моего подзащитного. Мистер Сакагучи, не вы ли просили Ацуши написать признание?
— Да. Но не хотите же вы сказать, что я сфабриковал улику?
— Нет, — протянул адвокат, вновь начиная путешествие по площадке перед судьей, — Не говорите глупости. Это уже полный, абсолютный абсурд! — пауза, взгляд в серые глаза судьи, разворот, — Хотя, раз вы сказали. Ведь такого просто не может быть, что прокурор сфабриковал улику в сговоре с Акутагавой Рюноске, которому пообещали свободу, чтобы на шаг приблизиться к посту губернатора!
Шум в зале не мог успокоить даже беспрерывно стучащий судья. Довольный произведенным на публику эффектом Осаму лишь выкрикнул: «у защиты все». Присяжные удалились для принятия решения.
***
Из окна зала суда высунулся человек, вовсю размахивая белым платком. Его напарник, сидящий между стопками газет, где на первой странице красуются то «Виновен», то «Невиновен», выбросив за пределы кабины докуренную до фильтра сигарету, разрезает карманным ножом бечевку на стопках со вторым вердиктом и выкидывает прямо на дорогу, где проворные мальчишки уже начали зазывать народ. Сегодня им повезет продать весь тираж.
Выстрелы, раздавшиеся прямо на ступеньках городского суда, заставили прохожих взвизгнуть, но никак не убежать подальше. Зеваки никогда не думали о сохранности собственных жизней. Едва распроданные газеты уже раскиданы по грязному асфальту, утрамбованные прохожими, журналисты сломя голову покидают зал суда, спеша заснять труп до того как полиция его увезет. Это Чикаго, детка — запах свежей крови не перебьешь.
«Они даже не сфотографировали меня!» — сокрушался Ацуши, кружа в пустом зале загнанным зверем.
***
— Всё так здорово, так радостно, так сказочно, так правильно, так красочно, так весело… В наши дни.
Дамы и Господа, мистер Накаджима Ацуши говорит вам «прощайте».
— И дамы тут и там, джаз тут и там, блюз тут и там, жизнь тут и там, блеск тут и там… В наши дни.
— Это не тот эспер, что разорвал парня? — спросил хозяин кабака у своего партнера, уши которых уже семь минут насиловал мальчик-тигр.
— Кто их нынче всех упомнит, — устало ответил тот, — Отлично! — прервал криком эту какофонию, — Мы с вами свяжемся.
— Стойте, это еще не все! — не унимался Накаджима, глядя вслед убегающим людям. Уже сбился со счета, сколько таких было, — Сп-Спасибо…
Горло уже саднило от каждодневных прослушиваний. Тигр просил еды за десятерых — лучше б его и не возвращали. Единственный концертный костюм совершенно не соответствовал погодным условиям. Накатывало откровенное отчаяние, но вскормленная овациями гордыня не давала вернуться к грязной работе.
— Знаешь, а ты неплохо поешь, — раздался из дальнего угла знакомый голос Акутагавы.
— Чего приперся? Злорадствовать? — Ацуши носится по залу, собирая ноты, туфли, теплую одежду, — Знаешь что, Рюноске Акутагава? У меня теперь новая жизнь! И самое приятное в ней то, что тебе здесь нет места.
— Я пришел помочь!
— Мне не нужны твои подачки! — резко взмахнув рукой, Накаджима выронил партитуру, но наклониться поднять не успел — это сделал Акутагава.
— Выслушай, — парень аккуратно складывал пронумерованные листы, стараясь не поднимать голову, — Я говорил с одним парнем. Он сказал, что один убийца-джазист в нашем мире ничто, но вот два… — не удержался, бросая взгляд снизу-вверх, — да еще и эспера…
Ацуши обратил внимание на состояние бывшего соперника. Плащ выглядел ново и дорого, но вот то, что скрывалось под ним сплошь и рядом усеяно дырами да заплатками. Видно, певец переживал также не лучшие времена.
— Будем зарабатывать пару сотен в неделю. Подумай, Тигр. Снова наши фото в газетах, имена на афишах. «Акутагава Рюноске и Накаджима Ацуши».
— Может, изменим порядок?
— Это можно.
— Две сотни… А ведь можно запросить и штуку.
— Мы того стоим.
— Знаешь, — Ацуши прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться, — забудь!
— Почему?
— Я тебя ненавижу!
— Наш с тобой бизнес единственное место, где это не имеет значения.
***
Леди и Джентльмены! Чикагский театр с гордостью представляет премьеру. Впервые, только у нас состоится подобное представление! Не одна юная звезда, а целых две! Вы читали про них в газетах, и вот они перед вами. Наши родные грешники-эсперы из Чикаго! Блистательные убийцы Накаджима Ацуши и Акутагава Рюноске!
Можешь жизнь любить как хочешь,
И любя как хочешь жить
На сцене, облаченные в белые, подбитые искусственным мехом накидки, спиной к многочисленной толпе находились объявленные джазисты. В зале, не отрывая от них глаз, самые лучшие места занимали звезды тюремных процессов — Осаму и Чуя. В непривычных для себя ролях, обычных людей, выбравшихся на представление. И Дазай получает под ребра каждый раз, когда называет это свиданием.
Очень просто быть супругой
И мужу изменить
Юноши на сцене упиваются светом прожекторов и вниманием окружающих. Заискивающий взгляд скользит поверх зрителей так, чтобы сохранять видимое превосходство, но в то же время не отдаляться — протяни руку и возьми.
И все так правильно, так радостно,
Так красочно, так сладостно,
Так весело…
Но все лишь миг
Белые декорации, белые музыканты и инструменты, белые исполнители — глаз ни за что не цепляется. Но именно эта мнимая пустота и завораживает, заставляет не отрываясь следить за сценой, разглядывая певцов.
Лет сорок с небольшим
И станет мир другим,
Но как прекрасно
В наши дни
Парни отворачиваются и распахивают свои накидки, что софитами на секунду просвечивают насквозь, дразня фантазию туго обтянутыми, словно обнаженными телами. Ткань сползает с плеч по рукам, падая прямо на сцену, с потолка опускается темный задник. Ацуши и Рюноске остаются на сцене в черных костюмах с вкраплениями: красными под цвет Расёмона и белыми — тигра.
О’кей, дети джаза, не сбейтесь с ритма! Пусть вечеринки становятся длиннее, пусть юбки становятся короче, пусть все катится к чертям!
Резкий разворот к зрителям и задник загорается тысячью золотых лампочек. Трубы объединяются с барабанной установкой, ускоряя ритм шоу. Черные корсеты отходят от самых бедер до седьмого ребра. Шелковая черная рубашка со свободными рукавами словно переливается под софитами в такт движениям плеч. Штаны цвета способностей не облегают ноги, позволяя гостям любоваться при каждом взмахе открывающимися щиколотками. Танцевальные туфли, будь каблук чуть тоньше, вполне сочли бы за женские. Очередной поклон содомитам и фетишистам.
Щелчок и в руки выступающим летят две шляпы. На вопрошающий взгляд Осаму Чуя никак не может сдержать смеха — у него и так целая коллекция, не убудет. Шаг за сцену, два… И вот преступники возвращаются к зрителям, вооруженные двумя муляжами винтовок. Зал в восторге от одной лишь мысли о расстреле!
— И стоили ли эти клоуны такой жертвы, мама? — Дазай протягивает своему спутнику бокал, не прекращая улыбаться.
— Почему ты решил, — Накахара наклоняется очень близко, чего обычно себе не позволял в людном месте даже на пьяную голову, — что для меня это жертва? Неужели всезнающий адвокат допустил ошибку?
— Ну, ради таких тюремных смотрителей я готов ошибаться хоть каждый день.
— Только попробуй, — засмеялся Чуя и собирался отстраниться, но ему не дали. Сам виноват.
На сцене словившие кураж шоумены уже вовсю забавлялись со спецэффектами, расстреливая лампочки на заднике, чтобы ярким алым вывести прописью: «Ацуши и Рюноске».
And all that jazz!
-----------------------------------------------------------------
Слово Автора:
В начале марта, стоя в очереди в общажный душ я размышляла о том, как можно было бы скрестить Псов с мюзиклом Ромео и Джульетта. И придумала! Правда мюзикл уже был совершенно иной. Персонажи так удачно наложились друг на друга, что я, естественно, побежала об этом всем рассказывать.... Правда, никто из моих знакомых "Чикаго" не смотрел, но дорогой соавтор быстро исправил это недоразумение!
Мне очень нравится конечный результат как со стороны текста, так и со стороны иллюстраций (впервые работала с художником. как бы не привыкнуть)).
Надеюсь, вы поделитесь своим мнением о данном фанфике в комментариях!