Накаджима ослаблял и затягивал узел ленты-галстука перед зеркалом. Руки его слегка подрагивали, покрывались липким потом, их хотелось вытереть о грубую ткань дешевых штанов. «Лишь бы не сказать ничего лишнего» — молился внутренне Ацуши. Всё его нутро было против легенды, которую придумал адвокат. По ней он отдавал все деньги беременной Изуми, что в последние дни действительно было правдой.

— А мне даже идет, — старался разрядить обстановку Ацуши, поглядывая через зеркало на проверяющего бумаги Осаму.

— Ты хорошо понял наш уговор? — строго спросил Дазай, громко выравнивая бумаги о поверхность стола.

— Д-да. Всю ночь репетировал.

— Что ты будешь делать, когда Сакагучи подойдет к тебе?

— Сидеть смирно и не смотреть на присяжных, — Дазай покрутил кистью, намекая на продолжение, — Быть скромным и… и…

— И конечно же мол-чать, — Осаму подошел вплотную к клиенту и сильно затянул узел ленты-удавки на шее, — Договорились? Отлично. Ты меня позвал и говорю только я.

— Абсолютно, мистер Дазай. Все как скажешь.

      Мощная дверь открылась, в комнату зашел человек и попросил адвоката и подсудимого проследовать до своих мест в зеле суда. «Шоу начинается» — то ли шепнул Осаму, то ли пронеслось в голове у Ацуши голосом того. Накаджима позволил себе слабость и схватился за пиджак адвоката, за что был одарен таким ошарашенным взглядом, какого еще не появлялось на по-лисьему улыбчивом лице мужчины.

— Не бойся, — снисходительно улыбнулся Дазай, отцепляя руки мальчишки от своей одежды, тут же поправляя ничуть не смявшуюся ткань, — Тем более, что я обещал кое-кому, что все будет хорошо.

Ты им явись с шиком-блеском

Шика-блеска дай

      Один взмах умелой руки адвоката перед взором Ацуши и грузные ряды серых костюмов журналистов и присяжных во мгновение преобразились в яркую толпу зрителей цирка. Легкий поклон судье, кивок присяжным, глаза вниз и звезда программы может занимать свое место. Сложить руки в замок, облизнуть губы, бросить краткий взгляд из-под длинных ресниц на свидетеля обвинения, заставив того смущенно замолчать.

Сделай не суд, а представление,

Всех доведи до исступления

      Дазай слегка касается его колена — Ацуши заигрался. Нужно доводить зрителя медленно, чтобы он не потерял интереса. Позволить ослепить себя вспышками камер, слегка ослабить ленту на шее. Стоп. Замереть, не говорить, не двигаться, не смотреть. Лишь дышать немного рвано, чувствуя, как от этой легкой махинации заходится в скорых ударах сердце.

Старый как мир Фокус-Покус ослепит их всех

Сказочным блеском радужных огней

      Очередной, непойми откуда взявшийся свидетель обвинения произносит клятву. Только правда и ничего кроме правды, верно? Адвокат сканирует пожилую леди взглядом, абсолютно ее не слушая. Какая разница, что она там видела, если… Дазай занимает свидетельницу собой, отходя чуть дальше, за место обвиняемого. Сколько пальцев он показывает? Два? Три? Женщина нервничает, но даже в хиленьких очках не может разглядеть, что же показывает ей адвокат. Грустный клоун покидает арену цирка.

Ты расскажи побольше басен,

Если твой грех и впрямь ужасен.

Шика-Блеска дай — докажи, что умней

      Дазай постоянно контактирует с присяжными. Кажется, что кроме них и прессы в зале суда никого нет. Каждое опровержение сопровождается понимающими кивками и переглядками с когда-то независимыми присяжными. О, теперь они зависимы. Словно животные следящие за каждым жестом кормильца-дрессировщика. Улика в очередной раз превращается в простое «лакомство», теряя в глазах зрителей свою реальную ценность.

Ты все подай с Шиком-Блеском, Шика-Блеска дай.

Ты привлеки к себе внимание — в зале начнется ликование

      В зал приглашается Изуми Кёка. Ацуши едва не пропустил этот момент, но двери открылись с достаточно сильным звуком, а журналисты как по команде замерли в ожидании. Стоило дать им того, чего они хотят. Накаджима сорвался с места к своей возлюбленной, предсказуемо напарываясь на сильные руки охранников. Кёка кивает на немой вопрос в глазах подсудимого и все наверняка считают, что это был вопрос о ее самочувствии. Даже жаль, что это не так. Посмотреть в камеру, быть ослепленным очередной вспышкой. Все ради мимолетной влаги на глазах.

Пусть все твои штучки-дрючки оболванят всех.

Правду заменит номер цирковой!

— Протестую, — выкрикивает Осаму, стоит только прокурору приблизиться к свидетелю.

— Принимаю.

— Но Ваша Честь, я еще даже не задал вопроса! — возмущен Сакагучи. Будто бы он не знает, во что Дазай превращает зал суда, едва в него войдя.

Если водить их за нос ловко,

Им не понять что ты — дешовка.

Шика-Блеска дай и удача с тобой.

      Фотографии, анатомические рисунки и свидетели проносятся перед глазами присяжных ярким калейдоскопом. Дазай приглашает одного из них к себе, чтобы разыграть сценку убийства. Разумеется, протест Сакагучи был отклонен. Громкая, быстрая, хорошо продуманная сценка разыгрывается на раз-два. Зрители восхищены! И вот уже самого Ацуши приглашают на трибуну, чтобы взять слово в свою защиту.

— Мистер Дазай, Вам слово, — дает отмашку судья и, театрально откашлявшись, адвокат начинает:

— Вот заявление, в котором ты признаешься в связи с покойным. Это заявление истинно?

— Боюсь, что истинно, — Накаджима едва может сдержать улыбку, эти идиоты наверняка подумали об интимной близости.

— Какой смелый юноша, — Осаму начинает свое движение вперед, вроде ближе к обвиняемому, но на деле — на расстояние шага от присяжных, — Когда вы познакомились с убитым?

— Он был… Директором приюта, в котором я находился, — едва не сказал «мы». Не отступать от текста. Любая несостыковка способна убить.

— А ваши личные отношения? Когда они начались?

— Он нашел меня в одном из клубов после побега. Предложил сделку: я помогаю ему, нахожусь с ним в близости, — сделать смущенное лицо, нам нужна двусмысленность, — а он оставляет меня и Кёку в покое после.

— Так значит ты пожертвовал собой ради сохранности Изуми? Ты уже был влюблен в нее?

— Я не был уверен… Приют оставил неизгладимый след, — закинуть одну ногу на другую, чуть подтянуть вверх штанину. Присяжные синхронно сдвинулись чуть в сторону, чтобы разглядеть получше.

— Накаджима Ацуши! — резко, чтобы не дать времени на раздумья, — Штат обвиняет вас в убийстве. Вы виновны?!

— Я не виновен! — поднялся с места обвиняемый, сжав в кулаке рубашку на своей груди, — Не виновен! Я убил его, но я не преступник!

      Шорох журналистов. Их внимание приковано не к Ацуши, а к растроганной Кёке. Так должно быть. Дазай спешит поделиться с девушкой белоснежным платком. Кладет руку на ее плечо в успокаивающем жесте и вновь обращается к своему клиенту:

— Ты хорошо помнишь вечер 14 января? Расскажи нам и присяжным, как все было.

Ты всё представь с Шиком-Блеском,

Шика-Блеска дай.

Люди умнеть еще не начали,

Любят они, чтоб их дурачили.

— Подходил к концу оговоренный срок. Это должна была быть последняя встреча! Место всегда назначал директор, так что не было ничего необычного в том, что мы поехали на такси.

— Куда же он привез?

— Я не следил за дорогой. Было темно, безлюдно. Лишь несколько машин.

— Когда вы поняли, что именно на уме у убитого?

      Тишина. Ацуши не помнит, что должен сейчас говорить. Язык заплетается. Красивые декорации выстроенной Дазаем арены цирка разлетаются на куски. Накаджима готов запаниковать и адвокат это видит. Он сильнее сжимает плечо Изуми, заставляя ее громко всхлипнуть, чтобы напомнить Накаджиме о ходе действия.

Думай, что ты на арене, а не на суде:

Танец толпе понравится любой.

— Когда я увидел Кёку за стеклом машины напротив. У нее был завязан рот — это меня смутило. Я растерялся, какой-то мужчина схватил меня и вытащил на улицу. Они пытались обездвижить и, возможно, что-то еще. У меня не было выхода! Я должен был защитить себя и того, кого люблю!

Если блестят восторгом лица,

Кто вспомнит то, что ты — убийца?

Шика-Блеска дай и веди за собой!

***

      Кабинет хранителя ключей почти не освещен, лишь сквозь стекло проникает свет прожекторов каземата убийц. На столе две пачки сигарет, почти заполненная пепельница и бутылка чего покрепче. Накахара вместе с Акутагавой слушают вещание Куникиды Доппо.

«В зале суда настоящее столпотворение. Во время процесса влюбленные держались поистине стоически. Юная невеста обмахивается носовым платком адвоката. Кажется, она вот-вот упадет в обморок.»

— Платком? — недоумевает Рюноске.

«Ацуши растерянно оглядывается по сторонам. Похоже, ему что-то нужно… Да, он просит стакан воды.»

— Оу, мама, это был мой трюк! — разозлился Акутагава, выпуская ленты Расемона, — Я сказал Осаму, что собираюсь использовать его на суде!

— Тихо, — махнул окурком в воздухе Чуя, пытаясь сосредоточиться на звуке радио.

«Он спешит сквозь охрану к невесте и протягивает ей стакан. Ох! Бедная девочка потеряла сознание, схватившись во время падения за его штаны. Юноша действительно экономит на себе — одежда немного разошлась по шву. Что это? Ненароком обнажился ряд ремней с медной пряжкой…»

      Акутагава вскочил со стола, на котором сидел и что есть силы вцепился в радиоприемник. Этот урод рылся в его вещах. Долбанный Ацуши стащил его ремни, которые Рюноске специально выкупил для суда.

— Не надо ломать мне радио! — возмутился Накахара, уже готовый выпустить способность.

— Эта тварь спер мою популярность, потом моего адвоката, дату суда, а теперь еще и ремни!

— А как ты думал?! — вспыхнул алым цветом способности мама, — Стоит человеку добиться успеха, как он считает своим долгом пройтись по головам.

      Слова оставили на языке горечь. Чуя все прекрасно помнит, хоть это и было так давно. Настроение слушать пропало. Радио выключено и отодвинуто на край стола. Глоток прямо из горла, закусить куском хлеба с сыром. Поманить закурившего новую сигарету Акутагаву ближе.

— Нет в мире справедливости, ничего с этим не поделаешь, — Рюноске послушно наклонился, позволяя маме прикурить прямо от огонька его сигареты. Лица на секунду осветило красным, а после пространство между ними наполнилось дымом.

— Ну, как сказать, — усмехнулся Накахара, — Думаешь, я позвал тебя сюда только послушать радио? Хах. Люди пишут очень интересные вещи, когда думают, что никто не видит.

      На колени Рюноске приземлился блокнот на хлипком замочке, корешок которого украшала красивая надпись «Накаджима Ацуши».