У нас опять заходили тучи, поэтому рабочий день затянулся, глава со старейшинами опасались, что дожди опять зарядят, зерно поляжет… Временами мне кажется, это не бережливость, а жадность, надрываться всем кланом ради нескольких лишних мешков. Ведь не успеем всё убрать, так чего панику разводить?

Мы работали до глубокой ночи, был бы я менее уставшим – обязательно восхитился дивной картиной: колосья, подсвеченные множеством светлячков, звездное небо, прилёгшее на поле… Но разглядывать и восхищаться было некогда, работа… нет, не кипела, к тому времени мы все слишком вымотались, но изо всех сил пытались не выглядеть лентяями и слабаками.

К Элу я собрался днем, дождь, погода нелетная, но это не могло меня остановить. Кес и Тайар изводили расспросами, кто моя таинственная избранница и почему я до сих пор не сманил её в наш клан, раз уж у нас такая любовь, таскаюсь к ней так часто. Строили предположения, что я хочу свалить из клана, в клане избранницы меня уже приняли, раз позволяют у них ночевать. Заглянувшая к нам Агата присоединилась к расспросам, так что улетать в проливной дождь не казалось ужасным. Иногда хочется пожить как Элу, одному, на пустынном побережье…

Элу! Где тебя носит?! Разыскать помогла Ласточка, если быть точным, разыскать Сметанку, ее хозяин обнаружился неподалеку.

— Элу, что ты тут делаешь? И как вообще забрался?

Лезть к нему было… страшно? Не то, что бы страшно, но… Элу устроился на утесе, причём из всех выбрал самый неудобный: небольшая площадка переходила в узкий выступ, на крыске подлететь можно, но не высадиться, единственный путь – от площадки пешком. Выступ узкий. Ветер сильный и неровный. Я бы не полез туда, это испытывать судьбу, риска много, а смысла никакого.

— Элу…

Элу смотрел на меня, а я не мог понять выражение лица. Взгляд пустой, отрешенный, жуткий.

— Элу, солнечный мой…

Мне всё страшнее, ничего не понимаю, но мозг уже выдает версии. Собственно, их немного и во всех виноват я.

— Морион? Уже вечер? — невпопад спросил Элу.

Голос его тоже страшный, безэмоциональный.

— Элу, что случилось? Что с тобой? — ещё немного — и меня начнет трясти, меня нервирует бездна под ногами, не та, которая в полете на крыске, а та, которая по обе стороны короткой, но такой узкой тропы.

— Со мной? А что со мной не так? — голос мало-помалу становился живее. — Ой, кажется, меня занесло…

За себя никогда так не боялся, как за Элу, пока он делал пять осторожных шагов к площадке. Казалось, стоит мне выдохнуть или отвести взгляд – и Элу споткнется, не удержит равновесия… Но и думать об этом нельзя, за те мгновения, показавшиеся вечностью, я успел вспомнить все суеверия и приметы, даже те, о которых раньше не подозревал, поверить в них, дать кучу обещаний неведомо кому…

Едва Элу преодолел тропку, я притянул его к себе, крепко вцепился.

— Элу, придурок, зачем тебя туда понесло?! Чтоб я тебя даже рядом с этой скалой не видел, понял? И к другим не смей приближаться! А если б ты сорвался?

— Ну не сорвался же…

— Объясни мне, что ты там забыл?

— С какой стати ты требуешь? Чего командуешь? — в голосе Элу зазвенели истеричные нотки, и мне стало стыдно, что наорал, но стыдно как-то так, отстраненно. Хуже того, хотелось ударить, напряжение и страх не отпускали.

Медленно вдохнул и выдохнул, мысленно читая «Равновесие». Да, неконтролируемые эмоции — убийцы разума. Пожалуй, очень хорошо, что у меня есть Тайар, способный не только выбесить собеседника, но и драться, сочетание этих качеств быстро учит держать себя в руках.

— Элу, прости, я за тебя испугался.

Элу огляделся, задумчиво посмотрел вниз, вздрогнул.

— Да, лететь долго и приземляться болезненно, — протянул он.

— Всё, спускаемся, обедать будем, — я решительно отстранил Элу, пошел к Ласточке. Он взялся за седло… Но остался стоять, уткнувшись Сметанке в загривок.

— Элу? Что случилось? — я тронул его за плечо, Элу резко развернулся, вцепился в меня.

— Морион! Мне плохо! Мне здесь тоскливо, на меня давит одиночество, я устал быть один! Думал, это замечательно – делать, что хочешь, и не бояться, но зачем? Сметанка – лучшая крыска, но с ней не поговорить! Я здесь всё облазил, только далеко не улетал, а то вдруг ты приедешь, а меня нет. Я вчера ждал, ждал…

Элу разрыдался, я растерянно обнимал его. Что делать, как себя вести? И неловко от его рыданий, неловко, что вижу его слабость. Сказать, что он уже взрослый, а взрослые не плачут? Тупая фраза, но ничего умнее в голову не приходит.

— Морион! Только не закрывайся в своей раковине, ты мне нужен! Обнимай меня! Мне страшно быть одному! И страшно возвращаться!

Мучительное чувство неловкости и бессилия помочь. Раньше я думал, самое мучительное чувство, которое может меня посещать – это стыд. Я был не прав. Всё, что могу – обнимать, но это не та помощь, которая нужна. А какая нужна – не знаю. То есть знаю, конечно, Элу надо забрать с собой, забрать к себе, но как это сделать?

Рыдания стихли так же внезапно, как начались. Элу торопливо вытер слезы, улыбнулся, пусть вымученно, но упрямо, вздернул подбородок.

— Всё, я успокоился. Я справлюсь! Поехали вниз, в самом деле, чего это я разнылся, как мелкий! Ты приехал, радоваться надо, а я ною…

Элу снова стал весёлым раздолбаем, а я не мог так быстро менять настроение, меня ещё долго трясло. Он живет здесь совсем недолго, но его уже накрывает истерика. И на скалу попёрся, надо думать, не на окрестности полюбоваться… Что будет дальше? Страшно выпускать его из рук.

— Так приятно, что есть тайне, которым ты нравишься, даже когда ведешь себя как придурок, — усмехнулся Элу. — Можешь отпустить меня. Кто обед обещал? Я голодный.

День не то, чтоб пролетел незаметно, нет, насыщенный такой день, но внезапно оказалось, что он уже закончился. Мы лежали на берегу, наблюдая за стрекозами, и говорили о какой-то ерунде. Вроде бы я начал пересказывать любимую книгу, а Элу на ходу придумывал свои версии развития событий, я и подумать не мог, что можно сочинять настолько бредовые истории.

— Но, Элу, автор же написал совсем о другом!

— Откуда ты знаешь, о чем писал автор? Может, он хотел написать, но не написал? Высоко-высоко, над всеми вашими «как написано, так и читай» живут слова, которых не записали, но подумали, а может, и не подумали вовсе, потому что побоялись. И из-за того, что побоялись, бедные слова так и остались не сказанными. А знаешь, что бывает со словами, когда их не говорят? Ты-то лучше всех должен чувствовать. Несказанные слова не могут летать. А они хотели бы. Но вместо этого сидят, унылые, сложив крылья, и становятся всё унылее и тяжелее. А потом умирают. А иногда они бьются о стены несказанности…

Элу замолчал, улыбнулся, как будто рассказал что-то очень радостное, запрокинул голову, вглядываясь ввысь.

«Ты так говоришь о несказанных словах, что, наверное, знаешь о них куда больше меня». Но я не сказал вслух, увеличил количество запертых птиц. Элу, сказочный мой.

Закатное солнце позолотило его покрасневшую кожу, тенями подчеркнуло облезающие плечи. Я осторожно провёл по шелушащемуся носу. Говорил же не выходить под дневное солнце. Надо мазь сделать… Элу взглянул вопросительно.

— Ты на ящерку похож, — прошептал я, — линяющую.

— Я дракон, — совершенно серьёзно возразил Элу, снимая плёночку с плеча. — Только пока не ставший на крыло.

Я окинул его придирчивым взглядом. Не похож ни разу. Но вслух согласился:

— Дракон, так дракон. Золотистый.

Не удержался и тоже снял плёночку, со спины.

— Золотой дракон, — повторил Элу задумчиво. — Дракон судьбы. Мне нравится.

Я скептически посмотрел на новоявленного творца реальности. Царапины, синяки, сбитые коленки. Так мелкие сорванцы выглядят.

— Жалкое, душераздирающее зрелище, — честно признался я.

— Я притворяюсь, — не обиделся он, — чтоб не затмить смертных своим величием. А тебе и таким нравлюсь.

— Нравишься. Даже облезлым. Но с солнцем всё равно будь осторожнее.

— Пустяки, — Элу снял ещё плёночку.

— Я немного о другом, — прошептал я, поглаживая шершавую кожу. — О том, что мне нравится прижимать тебя спиной к ложу.

— Так прижимай, — простой взгляд, глаза в глаза, а я задохнулся. И ведь нельзя назвать его неотразимым красавцем, и не пытается мне понравиться, а такой эффект.

Сметанка бесцеремонно вклинилась в наш поцелуй, отпихнула меня и уронила на хозяина (мне показалось, раздраженно плюнула) серую пушистую тушку с длинными ушами.

— Теперь я вижу: ты под надёжным присмотром, — вздохнул я. Хорошая у Элу крыска, но как же она не вовремя!

***

Утром Элу собрался со мной.

— Куда это ты? — удивился я.

— Пошатаюсь по гостям, главное, своим на глаза не попасться. С Эрле, вроде бы у нас, у Кассиль, напряженные отношения, зато у меня лично – пара друзей и четыре подруги, они меня точно не выдадут.

— Если стражники не пристрелят на заставе.

— Буду надеяться, не пристрелят. Передам записку, дня через три устрою здесь прием, повеселимся в тесном кругу друзей.

— Элу, — подозрительно начал я. — Тесный круг – это сколько?

— Немного, — он затянул подпругу, окинул дело рук своих критическим взглядом. — Думаю, два-три десятка, не больше.

У меня испарилась способность к связной речи, но через пару мгновений удивление пробилось-таки, пусть и не совсем культурными словами. Совсем некультурными, если быть честным.

— …!!! Элу, а ты новое место жительства нашел? Из двух-трех десятков обязательно найдется как минимум пара умельцев запоминать точку выхода с первого раза, и здесь всегда кто-то будет ошиваться. Даже если до твоих не дойдет, мы уж точно не сможем… Ты же понимаешь, что такие отношения, как у нас, не приняты, о них никто не должен узнать. Кстати, имей в виду, я буду всячески демонстрировать интерес к девушкам, в твою сторону даже не посмотрю, не хочу, чтоб о нас слухи ходили.

— Наверное, ты прав, — задумчиво пробормотал он.

В чём прав и почему «наверное» я предпочел не спрашивать, разыгравшееся воображение и без того нарисовало, как наше с Элу эротическое уединение нарушает жаждущая такого же уединения нормальная парочка, их удивление и шок… Дальше воображение не смогло пробиться через горячую волну стыда.

— Элу, — сказал я как можно мягче, — пообещай показать своё новое пристанище до того, как пригласишь сюда гостей. Мне очень нравится это место, мне нравится поплавать после работы. Хочу надеяться, новое место будет не хуже.

— Покажу, — улыбнулся Элу, обнимая меня, прижимаясь…

Но на меня и так уже косо смотрят, а если и на поле явлюсь позже всех… Но Элу… И дело не только в сексе, хочется видеть его рядом и совсем не хочется, чтоб он влип в неприятности, мало ли какие сейчас отношения между кланами Кассиль и Эрле. И оставлять его одного не хочу, страшно подумать, что может прийти в его шальную голову за целый день.

И тут меня осенила идея:

— Элу, тебе ведь здесь скучно? Поехали ко мне, я тебя со своими познакомлю, если ты вдруг кого не знаешь. И накормим нормально, а не тем, что тебе Сметанка ловит.

— Неправда, я у Сметанки добычу не отнимаю, сам охочусь.

— Конечно, не отнимаешь, она сама несмышлёнышу приносит, сам вчера видел. Поехали, завтра с визитами разъезжать будешь. Только умоляю, веди себя прилично, мне в своем клане ещё жить и жить.

Родные удивились гостю, но, как я и надеялся, прогонять или слишком много расспрашивать не стали, зато с удовольствием припрягли к работе, хотя работник из Элу… не слишком хороший, мягко говоря, даже со скидкой на то, что их клан не земледелием занимается. Единственное, что Элу делал хорошо – всех развлекал, с ним работа пошла веселее во всех смыслах, особенно старались мелкие, продемонстрировать взрослому, что они справляются лучше. Элу это очень быстро просек, постоянно просил их помочь, показать, как лучше. Жаль, никто не поверит, если недоумком вздумаю прикинуться я.

Клановым Элу понравился, Мия, старшая заботливая, едва не умирала от умиления, на моей памяти Элу первый, кто не сбежал после четверти часа её усиленного внимания. Единственной сложностью оказалась Сметанка, доказывающая, как и все дикие крыски, свое превосходство над породистыми родичами. С Ласточкой Сметанка успела подружиться, но на остальных крысок милость свою распространять не собиралась, пришлось запереть её в крысятне, в отдельную клетку. Элу сделал это лично, причём на полном серьёзе просил у Сметанки прощения. Впрочем, ему виднее, это его крыска.

Элу мог бы пожить некоторое время у нас, и я, посоветовавшись с мамой, вечером пошел поговорить с главой.

— Джайз Кассиль – тот ещё персонаж, — неодобрительно проворчал Нортон, выслушав мои сбивчивые объяснения. — Брать Элу в заложники совершенно не выгодно, Джайз и родного сына не пожалеет, не то, что племянника.

Я затаил дыхание. Я притащил Элу сюда, совершенно не думая о такой опасности. Заложник! Его положение ещё более шатко, чем у попросившего защиту.

— Да и ссориться с Кассилями нам ни к чему… — задумчиво добавил глава, и я чуть не умер на месте. Если Элу выдадут отцу...

— Мальчишку жалко, — так же неторопливо продолжил мысль глава. Не успел я перевести дух, как он добавил: — Но жалости не место в политике. Если Джайз явится ко мне искать Элу… Надеюсь, ты понимаешь, что его пребывание здесь очень скоро перестанет быть тайной? Также, надеюсь, ты понимаешь, что мы сильно рискуем, давая ему приют?

— Понимаю, — я изо всех сил пытался изобразить невозмутимость, но голос предательски дрогнул.

— Морион? Ты ничего не хочешь мне сказать?

«Ничего!», — подумал я, чувствуя страх за Элу, злость на главу и на ситуацию, а для полноты картины – полную беспомощность и незнание, как выкрутиться.

— Прошу прощения, я услышал кусочек вашего разговора, — к нам подошел Элу, поклонился главе. Говорил и держался он со спокойным достоинством, какого я, зная Элу, никак не ожидал. — Весьма сожалею, что моё появление здесь поставило клан под угрозу. Приношу свои извинения и прошу, если это не будет расценено как наглость с моей стороны, дать приют на эту ночь и возможность утром пройти телепорт без какого бы то ни было сопровождения.

Нортон с интересом посмотрел на Элу:

— Юный тайне, разумность Ваших речей делает Вам честь. Мне очень жаль, я не могу рисковать безопасностью клана, однако в ближайшие сутки будьте гостем и ни о чём не беспокойтесь, Вы под моей защитой.

— Благодарю Вас, — Элу поклонился.

Глава взмахом руки отпустил нас. Мы вышли из зала, Элу сделал ещё несколько шагов, пошатнулся. Я еле-еле успел его поймать, но, поскольку меня самого ноги едва держали, мы вместе оказались на полу. Обморок. Только не сейчас! К счастью, Элу через пару мгновений очнулся сам, я же почувствовал, что выбрал не ту профессию. Если целитель теряется при обычном обмороке, в более серьезном случае больной рискует не дожить даже до начала лечения.

— Пойдем, — я почти силой его поднял, повел в свои комнаты. Ну, назвать их «своими» — явное преувеличение, нас там четверо живет, гостиная, четыре спальни, водная [санузел], обычные условия проживания молодежи… обычные, обычные условия, обычные комнаты… Я тупо цеплялся за бессмысленные слова, на душе было на редкость погано. Потащил друга к себе! Сначала припахал к тяжелой работе, потом его едва не сдали жестокому отцу, и спасать меня от неудобных вопросов тоже пришлось ему.

— Элу, — мучительно стыдно смотреть ему в глаза. — Прости, что так получилось.

— Да ладно тебе, — он беспечно махнул рукой, но жест вышел скорее усталым. — Обошлось.

В гостиную я втащил его почти на руках, тяжелый во всех смыслах день давал о себе знать.

— Элу, ты чего? — весело окликнули его.

— Устал, — честно ответил он. — У вас все дни такие хлопотные?

— Нет, что ты, — поспешил заверить его Кес.

— В этом году неурожай случился, — посетовал Тайар, — вот и бездельничаем.

— А когда урожай, то ты и представить не можешь, как мы трудимся! Даже спать некогда! — подхватил Кес.

— Вот в прошлом году…

Элу упал на диван, а я отозвал в сторонку Грайза.

— Грайз, можешь сделать так, чтоб мальчишку не доставали, не тормошили и, желательно, даже рядом не сидели? Потом объясню, пока поверь, я серьёзен. Сбегаю, заварю успокоительного, только не знаю, как напоить его, чтоб не выглядело издевательством.

— Эй, парни, я раскрутил Мориона принести чай, кто ещё хочет, чтоб он порожняком не бегал? — Вот когда я научусь так деликатно решать проблемы? Почему у Грайза это получается быстро, легко и естественно?

— Все хотят, — отозвался Тайар. — Неси сразу котел, у нас посиделки!

— И пожрать чего-нибудь!

— Кес, ты же только-только что-то жевал! И мы только-только из столовой!

— Так уже сжевал, — ответил за него Грайз, и до меня дошло, что он как всегда прав, еда лишней не бывает, а Элу болезненно худой.

— Элу, тебе немерено повезло, Морион готовить будет, он у нас мастер по завариванию, жаль ленивый до крайности, — похвалил меня Кес.

Грайз отлично справился, впрочем, как всегда. Когда я вернулся с корзиной и котлом, Элу дремал, Кес и Тайар что-то азартно искали, каждый у себя в спальне, сам Грайз флегматично читал книгу, вслух, хоть и вполголоса.

— Грайз, что они ищут? — поинтересовался я, заваривая в кружке успокоительный сбор.

— Вчерашний день, — тихо прошептал он. — Бутылку, которую допили дня четыре назад, но, поскольку допивал я, то знаю о её судьбе. Сказал, не будем открывать новую, пока не допьём старую, и потребовал ее предъявить. Ты тоже сделай вид поисков, а то догадаются.

— Элу, — позвал я. — Элу, держи, это тебе. Ты как, нормально?

Элу устало улыбнулся, руки, принимая чашку, явственно дрожали. Вот, опять! А ведь почти прошли и дремота, и тремор. Прошли, если б я его к нам не привел!

Мы пили чай с пирогом, Мия расщедрилась, ведь мы будем угощать Элу. Ну вот, она его первый день видит, а уже любит, как родного! Грайз вытащил новую бутылку, разлил всем по чуть-чуть, но Элу хватило, он почти мгновенно заснул.

— Разомни ему хотя бы спину, он же завтра не встанет, — посоветовал мне Грайз.

— А мне? — попробовал напроситься Тайар.

— Чего тебе? Мы парни сильные, привычные, в этом году неурожай, бездельничаем, сам говорил, значит, не устал, обойдешься без массажа, — осадил его Грайз. — И ты, Кес, не смей выпрашивать, раз отказался учиться, значит, и сам не заслуживаешь.

Что б я делал без его рассудительности и тактичности? Только Элу надо сначала голосом разбудить, не хочу, чтоб другие видели, как он запуган. И разминать в одежде и аккуратно, чтоб не спровоцировать очередной приступ и не показать полосы на спине…

Беседа сама собой стихла, Грайз взялся за повторение то ли торгового этикета, то ли межклановой торговли, то ли ещё чего-то в этом духе, зевать хотелось уже от названия, читал вслух, требовал наших комментариев, причем аргументированных, дескать, ему так легче запоминается. Первым не выдержал Тайар, потом испарился Кес, я бы тоже сбежал, но Элу действительно нуждается в массаже, уж на что я привычный, но в начале сезона чувствую себя стариком.

— Рассказывай, — вполголоса потребовал Грайз. — Всё по порядку.

Я покосился на Элу. Спит. Не будет ли это бестактностью?

— Элу сбежал из дома.

— Давно?

— Дня три.

— Причины?

— Поверь, они были. Сейчас он хоть на тайне походить начал. На первый взгляд.

— Я слышал, что жизнь в клане Джайз не ватрушка с творогом, достаточно на их главу посмотреть. Что сказал Нортон?

— Элу под его защитой сутки.

Грайз задумался.

— Понимаю, не хочет ссориться с Кассилями. И на месте Элу я бы сбежал по-тихому на рассвете. Обещание суток это, конечно, хорошо, но обстоятельства складываются по-разному. Ему хоть есть, где скрываться? И ищет ли Джайз по кланам? Если да, то в скольких кланах он уже побывал и в скольких Элу поймают и сопроводят домой?

И этот идиот собирается устроить прием! Более того, лично рассылать приглашения! И я тоже хорош, мог бы и сам догадаться.

— Грайз! Почему я, дурак, понял только на второе объяснение?

— Потому что не политик и никогда им не будешь, даже если очень-очень сильно захочешь, — Грайз укрыл Элу простыней, притушил свет до полумрака. — Пойдем, поговорим.

Мы пошли к нему, но дверь не закрыли, Грайз устроился на пороге, выровнял освещение с полумраком гостиной.

— Морион, ты не политик, но это я тебе уже говорил. И даже не хитрец и не лгун. Честный, искренний. С одной стороны, это очень хорошо, я ценю в тебе эти качества, но если не умеешь лгать, учись хотя бы следить за лицом, поведением. В идеале – научись блефовать, но я уже понял, что это тебе не по силам. Спокойствие и бесстрастность, потренируйся перед зеркалом. Ты понял?

— Что? — тупо переспросил я.

— Что Элу занял место в твоем сердце, причем больше, чем отводится друзьям. Ты слишком сильно переживаешь за него, не говоря уж о том, как на него смотришь.

— Так заметно?! — Кровь бросилась в лицо, наверное, покраснеть и через загар удалось. Ну почему, почему я такой открытый? Почему на мне всё написано, причем большими буквами? Что о нас с Элу думают клановые!

— Ну, при некоторой доле развращенного воображения… А временами и без него… Тайар ничего не заметил, иначе не преминул бы тебя подразнить, а вот Кес мог заметить и промолчать, у него ума побольше. Я не собираюсь опять обсуждать твои пристрастия, сколько говорю — ты не слышишь. Сомневаюсь, что услышишь на этот раз, да и взрослый ты, тебе решать… Но Элу ещё ребенок, он хоть совершеннолетия достиг? Не смей его совращать! И не говори, что он не против, ты, может, и не нарочно, но играешь на контрасте его семьи и твоей заботы, а он и ведется. Ты понимаешь, что ломаешь его будущее?

Я подавленно молчал, возразить нечего, Грайз прав, прав во всем.

— Светлый Грайз, — мягко донеслось из темноты, заставив нас обоих вздрогнуть от неожиданности. Элу бесшумно сделал ещё один шаг, сел рядом с Грайзом. — Благодарю за заботу, Светлый Грайз. Вы умны и проницательны, я действительно ведусь на заботу Мориона, — легкий кивок в мою сторону, — но полностью отдаю себе в этом отчет. Понимаю, с высоты Вашего возраста мои 30 [Соответствует 19 человеческим] лет не кажутся достаточно разумными, но, тем не менее, юридически я считаюсь взрослым, а значит, вправе и должен сам нести ответственность за свои поступки. Ещё раз благодарю за заботу.

Элу поклонился. Грайз смотрел на Элу с удивлением, как давеча глава. Я… я опять был ошарашен, хотя уже знал, как он может плести кружева политеса.

— Прошу прощения, что посчитал Вас недостаточно взрослым, Светлый Элу, — Грайз уважительно наклонил голову.

— Извинения приняты, — Элу склонился в ответ, широко, солнечно ухмыльнулся, сбивая чопорность. — Какие мы все здесь чинные и важные собрались! Грайз, дня через три я хочу устроить прием на морском побережье, приходи сам или с друзьями-подругами, ты желанный гость.

— А я только что поверил, что ты взрослый и разумный! — простонал Грайз. — Как я мог купиться? Элу, ты что, не понимаешь, как рискуешь? Или это прощальный прием и ты возвращаешься домой?

— Я буду звать только тех, кому доверяю.

— Меня зовешь, а ведь первый раз видишь!

— Не первый, но не важно. Ты умён и тайне чести, ты не выдашь меня.

— А ум здесь каким боком?

— Тем, что никому по глупости и неосторожности не скажешь, где я.

— Элу, а ты идиот! Сколько ты думаешь пригласить? И никто никому ничего не скажет? За три дня столько слухов расползется!

Элу поник.

— Я не хочу возвращаться домой и устал от одиночества. У вас в клане так хорошо, вы дружные, веселые…

— Элу, а ведь только что ты выглядел таким взрослым! — одновременно со мной вздохнул Грайз, поднимаясь. — Заходи, нечего на пороге сидеть.

Мы с Элу не стали уточнять, кто именно сидел на пороге. Грайз затворил дверь, скривился.

— Ладно уж, обнимайтесь, сделаю вид, что не замечаю, но если пойдете дальше – вышвырну.

Элу тут же по-детски прижался ко мне, расплываясь в счастливой улыбке. Обнял его за плечи. Родной. Рядом. Грайз опять скривился, но сказал не об этом:

— Элу, почему ты не попросишь защиты в клане Лиар?

— Я о них ничего не знаю, — вздохнул тот. — Они же такие затворники! Сомневаюсь, что смогу жить так же, но осенью-зимой, наверное, так и сделаю.

Грайз задумался, скептически глядя на нас, но меня почему-то не волновало и не смущало, пусть думает, что хочет, Элу улыбается мне, и это – самое важное.

— Я хочу с вами поговорить, с каждым по отдельности, — нарушил тишину Грайз. — Но понимаю, что ты, Морион, будешь сходить с ума от беспокойства, не зная, что я скажу Элу, а ты, Элу, опять будешь подслушивать. Давайте так: Элу, ты сейчас составишь список тех, кого хотел бы видеть на своей вечеринке, особо отметишь тех, кому готов доверить жизнь. И всё это – сидя на диване в гостиной, договорились? И не пытайся его передвинуть поближе к двери, веди себя достойно, очень хорошее впечатление производит. Держи, здесь запишешь. Иди.

Грайз не стал закрывать за Элу дверь, надеясь хоть на этот раз отследить его перемещения.

— Я опять буду ругаться за совращение малолетних, — вздохнул он. — Элу тебя аргументировано защитил, но тебе самому не стыдно? Как давно вы вместе?

— С весенних состязаний. Наверное. И не такой уж он малолетний, мы ровесники! В свое оправдание могу сказать всего две вещи: Элу пошел знакомиться, уже зная о моих пристрастиях, и он ещё девственник. С мужчинами девственник, с девушками он спал.

— Хоть какие-то зачатки совести у тебя есть, — признал Грайз, а меня потянуло каяться.

— Но я нарушаю целительскую этику. У нас с Элу связь целитель-пациент, а она запрещает эротическую составляющую.

— Да, Ларс интересовался, не знаю ли я, почему ты стал читать книги по болезням души, да ещё так усердно. Это связано с Элу?

— Зачатки целительской этики не позволяют мне рассказывать, но да. Элу… Над ним регулярно издевается отец, мальчишка правильно сделал, что сбежал, но психика уже нарушена.

— Ладно, я понял. Иди спать, завтра опять работать, а я поговорю с Элу. Не бойся, отговорить его встречаться с тобой у меня не получится, но надеюсь достучаться до его инстинкта самосохранения, не нравится мне идея приема.

— Мне самому она очень не нравится. Спасибо, Грайз, здорово, что ты мой друг.

— Иди-иди. Доброй ночи.

— Доброй ночи.