Они уже месяц обживались в новом доме. Оторванные от какого-либо общества оба ощущали себя странно и непривычно. Не было ни торговцев, ни враждебно настроенных солдат, ни кричащих в агонии людей. Никого на их славной горе, окруженной козами, сочной травой, цветами и прекрасным, бескрайним небом. Конечно, у подножия была небольшая рыбацкая деревушка, но у них не было необходимости спускаться туда. Всё необходимое было под рукой.

Амиция до сих пор пребывала в заторможенном состоянии. Она словно была здесь, но вечно отсутствовала, терялась. Так ей было проще справиться с чувствами. С болью. С потерей. Он тоже чувствовал себя паршиво, но утрата Амиции была стократ глубже и разрушительнее. Он старался не оставлять её одну, вместе с этим не навязываясь. Лука не торопил её, понимая, что та проходит через Ферментатио. Бродит и смешивается внутри себя, чтобы стать чем-то новым. Он всегда был поблизости.

Они вместе собирали травы. Вместе охотились. К осени Амиция научила его пользоваться арбалетом, а вскоре и вовсе отдала его с колчаном и немногочисленными болтами, что остались после… После Чумы. После смерти Гюго. Лука переживал, что Амицию вновь настигнут приступы паники, но та была непривычно меланхолична. Она изнуряла себя делами, чтобы забыться тревожным сном. День за днём.

Вечерами они разжигали костер у дома, смотря на уходящее за горизонт солнце. Оба молчали, по привычке прислушиваясь, нет ли беспокойного копошения крыс, но всё было тихо. В горах была свежая тишина.

– Каким он был до всего этого? – спросил Лука, копоша палкой угли.

– Не знаю, – честно ответила Амиция и сразу же пояснила, замечая удивленный взгляд Луки: – Мы никогда не общались до всего этого. Матушка заперла его и лечила сама, пока я…

– Ты? – подтолкнул её Лука, заинтересованный услышать что-то об Амиции до безумия с чумой.

– Забавно, – задумчиво отозвалась Амиция, на её губах появилась кривая улыбка, – я почти не помню себя.

– Это нормально, – ровно сказал Лука, наблюдая за ней. – Учитывая тот кошмар, что произошел… Мне кажется, что только он и был.

– Я помню, как мы охотились с отцом, – после паузы сказала Амиция. – Не часто, он был слишком занят, чтобы уделять мне время У меня был пёс. Лион. Он был моим единственным другом. Я очень его любила, но у меня даже не было времени его оплакать.

– Что с ним стало?

– Крысы, – лаконично ответила Амиция. – То есть это я сейчас знаю. Тогда его стремительно затянуло под землю. В черную дыру. Он так… кричал, а я ничего не могла сделать.

– Сочувствую, Амиция.

Слабая улыбка была ему ответом. Амиция подкинула дров, и огонь стал медленно обволакивать деревяшки.

– Это странно, – заметила она. – То, как чума изменила нас. Перечеркнула всё то, кем мы были до неё. Год-два уничтожили десятилетия.

– Она не перечеркнула, – вздохнув, ответил Лука. – Преобразовала.

Амиция вздохнула, как вздыхала всегда, когда он начинал «говорить на алхимическом». Ему нравилось. Иногда он делал это специально. Это напоминало ему о той Амиции, с которой он познакомился. Смерть Гюго потушила её огонь и окислила Марса, сделала её смиренной, от того незнакомой ему. И иногда более пугающей, чем при её буйных вспышках в прошлом.

– А ты? – внезапно спросила Амиция.

– Я-я? – растерянно переспросил Лука.

– Каким был ты до чумы?

– Я учился у Лаврентия, сколько себя помню. У меня почти нет… У меня остались только знания с того времени. Один день похож на другой, да и только.

– Эти знания спасли нас. – Её губ снова коснулась мимолетная улыбка. – Спасибо.

Она вновь погрузилась в мысли, вглядываясь в огонь. Тишину разбавлял треск костра, да стрекот насекомых. Лука украдкой посмотрел на изможденное лицо Амиции. Оттененное лицо выглядело больным, но Амиция не жаловалась на недомогание.

– Остались ты да я, – прошептала она.

– И София, – добавил он, стараясь поддержать беседу.

– София не была с нами изначально, – категорично сказала Амиция. – Мы стольких потеряли. Думаешь, Мели ещё жива?

– Нашла о ком переживать, – фыркнул Лука. – Эта лисица из любой передряги выпутается.

– Помню, она тебе нравилась, – лукаво подметила Амиция.

– Глупости, – мгновенно сказал Лука. – Ей нравилось надо мной подшучивать, а я не знал, как реагировать.

– Любила она это, – отозвалась Амиция. – Она поступила мудро.

– Насчет?

– Что ушла, – глухо отозвалась Амиция. – Если бы не ушла, точно погибла бы.

– Амиция… – строго начал Лука, но сразу же замолк, не зная, что именно сказать.

Он сказал ей уже все слова утешения, какие знал. Повторять одно и то же казалось таким банальным и неискренним. У него не осталось слов, чтобы парировать её вину во всем этом. Поэтому оставалось только одно верное средство. Он осторожно обнял её, а Амиция по привычке склонила голову ему на плечо. Она не плакала. Слёзы давно вышли вместе с огненной энергией. Её душа – пустошь, что оставил после себя Гюго. В ней билось сердце, выеденное горем, как земли Франции крысами. Лука это понимал, чувствуя тяжелое дыхание девушки.

– Ты тоже мог умереть, – прохрипела Амиция, сжимая его плечи.

– Как и ты, – в тон ей сказал Лука.

– Ты стал таким упрямым, – мягко пожурила она, пытаясь шутить.

– Изменился.

– Преобразовался.

Он оценил её колкость. Амиция отодвинулась от него, и ему пришлось разжать руки. Она машинально схватила его за предплечье, выражая то ли благодарность, то ли признательность, то ли привязанность. С Амицией нельзя было сказать наверняка.

– Я хочу лучшего для тебя, ты же знаешь, – сказала Амиция, крепче сжимая его руку.

Он положил ладонь поверх её. К чести Амиции она не искала замену брата в нём. Не было никаких неловкостей или серьезных изменений в их отношениях. Она видела в нём его самого, Луку, учитывала, что не только она пережила ужасы чумы. Старалась поддерживать и его по мере необходимости, как могла.

– Знаю, – согласился Лука. – Как и я для тебя.

Она вздохнула, признавая себя побежденной. Амиция частенько начинала такие разговоры, но Лука их мягко прерывал, подозревая, чего пыталась добиться де Рун. Хотела отослать его подальше от себя. Хотела удариться в горе и уйти в полное отчаяние. Хотела защитить его. Хотела лучшего для него, не спрашивая его самого. Но без своей яростной целеустремленности она быстро сдавалась под уверениями Луки, который не собирался ни сбегать, ни бросать её. У него, как и у неё, никого больше не было.

«Только ты да я», – если цитировать саму Амицию.

Он погладил её пальцы.

– У нас есть дом, – успокаивающе сказал Лука. – Уже лучше, чем было.

– Ты прав.

Она отняла руку, чтобы кинуть ещё дров.

– Не стоит, – остановил её Лука. – Становится холоднее, лучше идти в дом.

Их пристанище знавало лучшие времена, но Амиция не волновалась, поэтому не тревожился и Лука. Она загружала себя работой, которой в новом доме было предостаточно. Лука либо помогал ей, либо возился в небольшой лаборатории, оставленной здесь магистрой Беатрис. Они мирно сосуществовали в мнимом стагнационном коконе, пока не наступила пора кипения. Лука знал, что рано или поздно она наступит. Точки подъема и спада, периоды распада и соединения. Реагенты могли быть разными, как и время, но процессы оставались неизменны. Так работали все вещества. Так работали люди.

К концу года у них, точнее у Амиции, созрел план. Лука не мог не поддержать его, видя, как робко разгорается пламя в Амиции. Она оживала после периода брожения на этой горе.

– Нам нужно продолжить, – уверенно сказала Амиция. – Это не конец.

– Даже если это произойдет через множество сотен лет? – уточнил Лука.

– Тем более.

Лука одновременно и хотел возразить, и жаждал отправиться в приключение. Зная процессы и результаты этих процессов, он желал остаться здесь. С ней. Так долго как мог. Ему нравились их разговоры, ему нравилась их тишина. Но Амиция уже была готова идти дальше, перейти к следующей стадии.

– Мы шли путем Элии, но она не выжила, чтобы дать больше информации, – рассуждала Амиция. – Мы живы. Мы можем оставить след.

– Неизвестно, где будет следующий Носитель, – заметил Лука.

Его слова словно подкинули дров в костер решительности де Рун. Глаза Амиции загорелись. Она знала, что делать. Она хотела, что-то делать, и Лука заражался этим настроем.

– Я ведь до сих пор отношусь к алхимическому обществу, – подхваченный вдохновением заметил Лука. – Хоть и подмастерье, но имена Лаврентия и твоей матери не пустой звук. Я мог бы внедриться к ним, чтобы оставить записи и заметки о произошедшем во время Чумы.

Амиция кивнула, но не так уверено.

– Это займет время. Они должны поверить тебе, принять тебя.

– Я справлюсь, – уверил её Лука, но её следующая фраза выбила из него воздух от волнения.

– Я бы не хотела расставаться.

Луке и хорошо, и плохо от её простых, искренних слов. Он тоже не хотел расставаться. Боялся оставлять её одну. Не потому что она слаба, вот уж нет. Амиция была уязвима в своем одиночестве. Ей нужен был кто-то, он, чтобы тормозить бурные реакции и давать ей остынуть. И она нужна была ему, чтобы он не затухал под обилием пыли и бумаг, чтобы он мог черпать силу и смелость. Она нужна была ему сильнее всего на свете. Эти мысли пленяли его сильнее с каждым днем, волнение от её слов захлестывало его, порождая цепи формул и символов. Иерогамос. Священный брак. Дополняющий симбиоз. Притяжение противоположностей.

Он тяжко вздохнул, чувствуя горечь на языке и тяжесть Сатурна во всем своем теле. Он знал, что ему придется сделать это ради неё.

– Это не навсегда, – сказал он, стараясь придать голосу как можно больше уверенности.

– Давай пообещаем, что как только сделаем всё возможное, то вернемся сюда.

– Домой, – согласился Лука.