Ветер за окном выл и ломал ветки. Лето близилось к концу. Было холодно даже в помещении, все тепло, которое накопилось за лето словно выдуло. Закатные лучи играли бликами в витражах, и оттого место походило на цветастый сон. Волшебный, с воспоминанием о детстве, где тепло на душе. Он сидел один и мотал ногами из стороны в сторону. Ступни щекотала трава, что проросла из-под фундамента. Он все посмеивался, смотря на уходящие вдаль облака. Из его окна – весь мир. А он все равно каждый раз смотрит как в первый и думает: «Да неужели такая красота может существовать? И неужели действительно фантазия стала реальностью?». И ведь вроде только недавно такое только во сне можно было увидеть. Как взгляд имеет край, как есть за что зацепиться и рассмотреть. Велик создатель! И он продолжал посмеиваться.
Но куда интереснее смотреть на того, Кто ему на мир открыл глаза. Но Он не любил засиживаться на одном месте, да сюда крайне редко приходил. Знал все песни мира, сказывал столько до невыразимого захватывающих историй. И казалось, не было того, что Он бы не знал и не чувствовал. И пусть здесь Он давно не появлялся, взгляд этих глаз не забудется. Меж людей, казалось, Ему было интересней. И если Он захаживал, то приносил множество историй человеческих, диковинок да вещичек.
Одно только печалило: Он так и не подобрал подходящее имя ему, сидящему здесь. Себя он именовал по-разному, но чаще звал себя Эль. Но крайне ему не нравилось, когда к нему обращались по любому из имен, названных в стенах этого дома. И часто немного ворчливо говорил: «Разве есть тут к кому ты ещё можешь обращаться? Я знаю, когда ты говоришь ко мне и ждёшь моих слов и внимания». И трудно было с этим спорить.
Признаться честно, он и сам давно сюда не захаживал. От того так щемяще-тоскливо смотреть на этот дом, поросший травой, видеть маленькие витражи. Чувствовать, что давно здесь не разжигали печь и не заводили тесто для хлеба. Пустой, но все же не забытый дом. Возвращаясь сюда, все надеялся увидеть Его. И рассказать историю, которую, казалось, ему не удалось ни разу испытать на себе. Ведь Он только рассказывал про то, что было с другими людьми. Сам Он только наблюдал. Да и сам сидящий здесь узнал об этом чувстве всего наполовину. Его ему никогда не вкусить полностью. И чувство это… «Впрочем, стоит подождать, быть может, Он скоро придет?» – и улыбался.
Солнце уже зашло за горизонт. Ветер усилился, и он все же решил затопить печь. Собрав длинные темные густые волосы, перевязал их голубой лентой. Отставив подальше бадью с глиной, нашел всего понемногу и завел тесто на лепешки. И напевая старые мотивы, зажег несколько свечей и расставил по полкам рядом с фигурками различных животных. За окном темнело, а в сумрачном доме становилось все теплее.
Когда уже было сготовлено около девяти лепешек, послышался тихий шорох в сенях. Когда Он зашел, стало ещё теплее, а света стало больше.
— Рад видеть тебя. Видно, давно ждешь, раз даже готовить начал. У меня накопилось порядком историй…
— О, знаю, конечно. Но сегодня я хочу рассказать.
И, расставив тарелки из красной глины на стол, налив в кубки слабое вино, расселись. Трава щекотала им ноги, а за окном дул промозглый ветер, близилась осень. Но в доме было тепло, натоплено, светло; стоял яркий, как сотни тысяч солнц, смех. И радостно пили и ели.
— Ты все ворчал, что тебе не дали имя… И долго я думал, ломал голову. Решил, что Михаил тебе пойдет больше всего.
И склонив голову посмотрел Он. Сидящий напротив вздрогнул.
— Да как же я – и Михаил?
— Хм, да, что-то более звонкое нужно… Мишель! Верно! Мишель. Возражения не принимаются, – и он с шумом поставил кубок.
Другой же, искрясь, оторвал кусок лепешки и запил его.
— Раз нарек именем, тогда я хотел бы рассказать о том, что я видел в мире, но ты не рассказывал доселе. О смерти.
— О, и занятная же история нас ждет…
Глубокие, темные глаза напротив Мишеля, сверкнули загадочным огнем. И Он подпер голову рукой, в ожидании красочной истории.