Искусство и наука

Двое друзей по проулкам обшарпанным, грязным шагали.

Звезды виднелись меж крыш и дымоходов, как крошки.

Редко где отблески свеч да ламп из-за ставен мерцали –

Иль не мерцали, и тьма в подворотнях царила кромешно.

Юноша бледный сверкающим взором выискивал звезды,

Руку воздел к небесам, как какой-нибудь римский оратор,

Только в пальто, а не тоге, да вместо сандалий штиблеты.

– Нет ничего во Вселенной прекрасней и чище искусства,

А средь искусств я любовь ставлю на первое место, -

С жаром вещал он, руками маша, словно птица крылами, -

В том оно состоит, чтобы страсти любовной отдаться,

Музе себя посвятить без остатка, забыв про приличья,

Веру, мораль и закон, а иногда и про пищу.

Музе сонеты писать, сонаты творить и портреты,

Жемчуг дарить и цветы – но лучше звезду с небосклона,

Или на крыльях любви к Ней на балкон устремиться,

Или ревнивому мужу наставить рога и фингалы.

Кто же искусством любви овладел, тот летает без крыльев,

Даже по грязи ступая, голодный, больной и немытый.

Абрис появится лишь перед взором – и страсть дорисует

Краски и тени, слова и движения, голос и запах,

Ну, а что разный портрет в разные дни получаю –

Так ведь Любовь как вино: одинаково в разных сосудах.

Спутник его тоже молод и бледен, но взор близорукий

Он сквозь очки себе под ноги чаще бросает, но тщетно:

Хлюпает грязь под ботинком и справа, и слева, и прямо.

Лучше б на кэбе доехать, да денег сегодня негусто.

– То, что знобит и трясет тебя, друг мой, не признаки музы,

А вещества да скопленья импульсов в мозге и нервах.

Химия, физика, психика – в общем одна лишь наука.

Слышишь? На крыше коты верещат без искусства,

И человек не ушел далеко от животного царства

Или растений. Тычинки и пестик все те же, по сути,

Лишь лепестки заменила одежда, а чашелистик

В виде кальсон сохранился, что ложе цветка прикрывает.

Можно движенья души разъять на движенья молекул,

Оком холодным, как сталь, закономерность измерить

И, повторив весь процесс, вырастить чувство in vivo,

То есть, в объекте живом в платье, помаде и пудре.

Ровно отмерить по книгам улыбку и общие темы,

Руку в беде протянуть, потом подпустить холодка,

Скрытой печали в глазах, молчания, вздохов тяжелых,

И не пройдет и полгода, как вспыхнет любовь в этом сердце.

Со снисходительным видом первый на друга косится:

– Эти процессы твои, молекулярные штуки…

Только мазурничать можешь, но что вам еще остается –

Бедным бездарным скопцам, кто таланта к любви не имеет.

Сила и действие чувства же неизмеримы наукой,

Тщетны попытки его имитировать формулой скучной,

Опыт чужой повторять – жалкий удел конформизма.

Мудростью книг не зажечь на ланитах девичьих румянца,

Девам милее цветы, а не мхами поросший валежник.

То-то наука любви не приносит тебе урожая…

– Ну, от науки плодов не всегда можно скоро дождаться.

Друг мой талантливый, ты, – ничуть не смутился «валежник», -

Ныне со мною идешь, а не у музы ночуешь.

Тоже плодов не принес тебе твой талант ненаучный.

– Что ж, – согласился романтик, – это туше, поздравляю.

Я бы сумел возразить, что не каждый день муза приходит,

Но соглашусь на ничью – или же дружбы победу.

Оба с тобой мы в пролете, вот и идем переулком,

Скудной монетой бренча, жаждой любовной томимы.

К счастью, когда изменяют искусство с наукой жрецам их,

Можем спасенье найти там, где любовь ремесло лишь…

Вон, в подворотне стоит дева, прекрасная вроде.

Впрочем, в такой темноте все кошки и женщины серы,

Но красоту дорисует воображенье с лихвою –

К слову о пользе искусства, – и к женщине он устремился, –

Милая, перед тобою два джентльмена печальных,

Ласки лишенных судьбой – но при деньгах, что важнее.

– Двое? Тогда полгинеи, – ответила хрипло красотка. –

Деньги вперед, не взыщите. И можете звать меня Дженни.

Тут есть премилый чулан, следуйте, мистер, за мною.

Через какое-то время ушли джентльмены обратно,

Только уже без монет и с приятною негою в…. в сердце.

Юбки оправив, в мансарду Дженни вернулась скорее.

Мистеры были смешные, все про любовь толковали.

Нету любви никакой, так она им и сказала.

Главное – деньги плати, чтобы пристроить любилку.

Деньги ценнее любви, они превратиться способны

В хлеб, молоко и носки, или доктора мальчику вызвать.

Бедный сыночек, сегодня вроде он дышит полегче,

Спит и сопит, словно ангел. Дженни к постели склонилась.

Нежен обветренных губ поцелуй между слипшихся прядок.

Ангел-хранитель бумажный качнулся над ложем больного,

Словно в поклоне большой, бескорыстной и чистой любви.