Яро пылает огонь в кузне хромого Гефеста,
Надо потом привыкать к полумраку пещеры в вулкане.
Ныне ж пещера была светом слепящим залита –
Ну, зато сразу понятно, кто к мастеру в гости явился.
— Что тебе, Гелиос светлый? Вновь неподкованы кони? –
Щурясь и пот отирая, промолвил кузнец олимпийский.
— Не-ет, — отозвался со вздохом Гелиос, — сам полюбуйся.
— Ну так притухни сперва, а то чем мне и как любоваться? –
Хмуро Гефест проронил. Дело запахло ремонтом.
Лучше, чем просто подковы, но все равно скучновато.
Гость прикрутил фитилек собственной жгучей персоны,
И наконец-то Гефест смог оценить фронт работы.
— Как это ты умудрился?! Так раздолбать колесницу…
Я ж ее прочною делал — не поломать и нарочно! —
В ярости он потоптался у груды копченых обломков:
Погнуты спицы в колесах, борт один снят, другой сломан,
оба сгорели вдобавок, и ось в трех местах надломилась.
И в довершенье пятно странное очень на днище.
Очи зажмурил кузнец, чтоб не видеть, во что превратилась
славная, стильная вещь в руках су… титанова сына.
— Ай, обижаешь, собрат, — Гелиос тоже надулся, —
Я колесницу провел бы, не глядя, сквозь Тартара бездны
и не задел бы ни камня. А Фаэтон не сумел вот —
сын это мой — захотел он ключ от отцовской машины,
Вздумал он перед друзьями и девами попонтоваться,
да не хватило силенок — или винища хватило.
Съехал, дубина, в кювет, по пути посбивав все, что можно.
— Ну, значит, точно твой сын, — Гефест усмехнулся злорадно, —
нету мозгов у обоих! Как ты вообще догадался
выдать ключи полу… кто там он у тебя? Полусмертный?
Полусатир? (Но папаша буркнул «от океаниды».)
Зря ты доверил машину, сделанную столь искусно,
в столь неумелые руки. Вряд ли ее починю я,
Проще уж новую сделать, так что — берусь за работу?
— Что ты! — бог солнца развеял все кузнецовы надежды, —
мне же на утренний выезд! День без меня не начнется,
в поле завянут цветы, в небе птицы без солнца замолкнут…
Ты же талант! Почини, а? Ну, и коней подковать бы…
— Ладно, — вздыхает Гефест, — ты только не разгорайся.
Я посмотрю, что да как, в срок устраню неисправность.
Ну, а пацан твой чего? Выпал, поди, и разбился?
— Не-ет, — потускнел светозарный Гелиос, тяжко вздыхая, —
как он направил колеса, в пламени, землю таранить,
тут же Верховный, — воздел он очи к невидимым высям, —
молнией снял обалдуя, осталось лишь мокрое место.
— Что ж, соболезную горю, — буркнул Гефест для проформы,
но отмахнулся возница: — Да у меня их как грязи,
всяких внебрачных детей. Ты же, как бог, это знаешь.
Стоит взглянуть мимоходом на пышногрудую нимфу,
и через день ты отец, и должен платить алименты.
Или не нужен и взгляд — как у тебя вышло с Геей…
Грозно Гефест поглядел на говорливого гостя,
мол, еще слово о Гее — и по небу пешком он попрется.
Гелиос понял намек и замолчал ненадолго,
но переливы сиянья на лбу его все ж выдавали
тяжкую мысли работу: сплетню какую поведать,
чтоб не задеть ни Гефеста, ни его мать, ни любовниц,
не говоря о жене уж… Молчать неспособен бог солнца.
Видит он сверху с небес, кто, с кем, куда и как часто,
и распирают его сотни скабрезных историй.
Оба вздохнули с тоской, хоть и по разным причинам.
Дети чужие Гефесту до факела, как и свои же.
(С Геей же вышло неловко: подглядывал он за Афиной,
да перевозбудился и землю запачкал немного…
И не прошло и недели, как мать-Земля заявила,
что родила от Гефеста сына. Зовут Эрехтеем.)
Нет, огорчился кузнец, что скоро придет громовержец
молний пополнить запас, что на Фаэтона потратил.
Молнии же отливать — скучно и муторно очень,
как и телегу чинить, и коней подковать в колеснице.
Это любой подмастерье справится, а для таланта
надобно что-то сложнее, место для творчества нужно.
Он же не просто кователь, он настоящий художник!
Боги Олимпа в восторге, хвалят Гефеста хромого,
Но как один все заказы: в бронзе отлей Афродиту,
голую, в пене морской — собственную супругу!
Или коней подковать. И зачем на Олимп он забрался…
Видно, был молод и глуп. Славы хотел и признанья,
статусную жену, храмы, жрецов, подношенья…
Вот и чини колесницы, слушая всякие сплетни
про дорогую жену. На богине любви коль женился,
то прилагается к ней и любовников целое стадо.
...А вот остался бы жить дома на дне океана,
птиц бы ковал и цветы, иль нереид безымянных…
Птицы, цветы. Тут он вспомнил тех, кто не может без солнца.
Что ж, ради них он займется однообразной работой.
Но не удержится мастер, вложит в работу всю душу.
Жаль, что в сиянии солнца никто на земле не заметит
эргономичность дизайна и тонкий орнамент по борту.
Ути бози какая прелесть!
«ты только не разгорайся» и «до факела» -- обожжаю такие штукенции.
Бог солнца тот еще сплетник)
«Жаль, что в сиянии солнца никто на земле не заметит эргономичность дизайна и тонкий орнамент по борту.» -- поплачем, промышленные дизайнеры, вместе...