В стену летит ручка. Инк пыталась записать свои мысли на протяжении получаса и на каждой новой странице подчерк менялся и перетекал со строки в строку–не ровно, размазанно–Инк устала. Она вытягивает перед собой руки и они ужасно дрожат, раздражают и выводят. Это не в первый раз и не в последний, но как же она устала от этого, ужасно устала.
Инк не понимает как при таких проблемах она посвящает себя рисованию, но каждый раз её гнетет соскачивший мазок, дёрнвушаяся линия–всё это скапливалось и давило. Это мешает в обычной жизни. Она не может спокойно зашить дырку в любимой футболке уже пол года–трясущиеся руки постоянно соскакивают и игла колет пальцы. Она не может адекватно держать вещи иногда–так, у них побилась половина посуды, в том числе, любимая кружка Эррор, за что Инк всё ещё стыдно, хотя Эрро не возникала. Ощущение своей беспощности душит объятиями и не даёт вырваться.
Инк зло трёт руки друг об друга, хватает себя за плечи, колени и всё это в диком конвульсивном темпе–нужно просто что-то делать, хоть что-то. Инк с яростью смотрит на корявые записи и злость на себя медленно закипает где-то в груди–быть не в состоянии отвечать за собственное тело было обидно и зло. Она начинает вжимать ногти во внутреннюю сторону ладони оставляя красные следы.
Дверь в комнату аккуратно приоткрывается и из дверного проёма торчит заинтересованный гетерохромный взгляд, который медленно протекает в взволнованный, понимающий.
Эррор медленно движется к раздраженной Инк боясь испугать. Инк в её глазах сейчас бешеный зверёк, который из-за собственного отчаяния может наброситься на любого, порвать не только его, но и себя, чтобы не достатся другим.
Татуированные руки медленно перехватывают тёмные, отводят от дикого дрожащего танго, чтобы мягко обнять сзади и говорить собой, что вот она я, рядом и абсолютно точно не собираюсь уходить. Инк расслабляется и падает в теплоту объятий прижимаясь спиной к чужой груди, делает глубокий вдох. Всё неважно, её есть кому поймать и держать крепко.