Самым странным, но при этом правдоподобным и достоверным, затишьем перед разрушительной бурей Бэкхёну казался спокойный Чунмён. В нем было всё прекрасно с такие моменты, казалось, даже дышалось рядом с ним таким легко и спокойно, можно было сделать глубокий вдох и даже не потерять сознание, пока будешь делать выдох. Казалось, у него и волосы лежали как-то иначе, и взгляд его был другим, совсем мягким, немного сонным, все его движения были в похожей сонливости и спокойствии. Бэкхён не уверен, но уже точно запомнил, что после такого спокойствия случается какой-то грандиозный кошмар, заставляющий жмуриться от боли, молча это всё проглатывать. Раз за разом. Если после кошмара не случается еще один кошмар, то он случается после такого спокойствия.


На улице непривычно тепло для марта, Бэкхён стягивает куртку с одного плеча, надеясь хотя бы немного остудиться. Всё вокруг кажется привычным и понятным, кроме вот этого марта, ведь в их практике не было еще настолько теплой страны. Да, бывают и теплее, но там ни Бэкхён, ни, тем более, Чунмён еще ни были. Вопрос времени. Всё с ними — вопрос времени. В этом самом "времени" почему-то терялось и то, что Бэкхён так-то "дьявола" выгуливает, что сам он далеко от этого самого "дьявола" не ушел, опекаемый этим самым дьяволом. Оставаться в одном месте дольше, чем два года, было категорически опасно хотя бы для себя, а потом уже для мира, общества, ведь кошмар всё равно всех настигал.


— Вообще она говорила, что тебе придется забирать ее рассылки каждое утро, если хочешь заработать. Не думаю, что идея здоровая, нужно бы договориться на какой-то график, чтобы не работать каждый день. Ей-то всё равно нужна помощь, наверное, не очень умным решением будет отказывать, — говорит Бэкхён, идя немногим впереди. Уже вечереет, солнце садится, но таким ярким бликом озаряет всё вокруг, как бывает летом. Теплится в душе, — что думаешь?


Однако ответа не поступает, потому Бэкхён вынужден обернуться, а после и вовсе остановиться: Чунмёна-то рядом не оказывается. Он явно не пропал давно, стоит развернуться и забрать его в ближайшем месте. Идти по улице далеко не приходится — Чунмён просто не повернул с ним с другой улицы. Вокруг высокие неровные домишки, эта дорожка из камня, совсем неудобная для тонкой подошвы. У Чунмёна же кроссовки с высокой и плотной подошвой, как будто он бегом занимается, а не сидит без дела дома целыми днями, но не Бэкхёну его осуждать. Его потеря держит в руках пакетик с продуктами, сжимая лямочки излишне сильно, смотрит на детскую площадку, слегка склоняя голову набок. Бэкхён устраивается рядышком, плечом прислоняется к плечу Чунмёна и пытается понять, что же он там нашел.


— Кто-то умрет тут сегодня, — выдыхает Чунмён, прекрасно ощущая вопрос в чужих движениях. Бэкхён тяжело вздыхает и пытается сформулировать вопрос так, чтобы иметь не самый колючий ответ на него.


— Мы можем помочь?


— Человеческими силами — нет, — Бэкхён желает узнать другой вариант, но Чунмён смотрит на него, чуть-чуть улыбаясь, а потом мягко толкает плечом, — поэтому мы пойдем домой и будем делать вид, что никогда тут и не были.


— На тебя не похоже, — выдыхает Бэкхён и идет немного впереди, будто бы подгоняемый Чунмёном. Тепло настолько, что Чунмён жмурится, когда солнце падает прямо на них, будто греется, у него плотная кофта и тонкие перчатки на руках, но для него это совсем не имеет никакого значения. Он же не Бэкхён, который окончательно стягивает куртку, не желая это терпеть.


— Мне нравится это место, — шепчет Чунмён, слегка откидывая голову назад, отчего кажется, что его густые черные волосы делают умилительные вихры у макушки, — не хочу его менять быстрее, чем обычно.


— Слишком тепло для марта.


— Мне нравится, — отвечать скромное "А мне — нет" Бэкхён не берется. Ему не нравились такие перепады в ощущениях, особенно если учитывать их прошлое место для остановки. Возможно, спокойствие Чунмёна действительно связанно с теплом и тем, что ему тут нравится. Бэкхён хочет в это верить. Получается пока что как-то плохо, — тебе надо поменять гардероб.


— Какое сомнительное слово, — смеется Бэкхён, — не хочу, потом опять придется искать что-то теплое, когда съедем. Тем более, сейчас либо станет значительно теплее, просто сниму верхнюю одежду, либо...


— Зануда, — выдыхает Чунмён, как будто даже немного игриво, хотя при этом всё его лицо выглядит слишком спокойно, — хотел, чтобы ты почувствовал себя лучше, отвлекся, что-то поменял, а ты...


— Мы тут всего неделю, — напоминает Бэкхён, оглядываясь, но Чунмён просто пожимает плечами, — давай я сначала смирюсь с этим фактом, а потом мы уже начнем как-то отвлекаться, не зануда.


***


— Тебе правда кажется это хорошим вариантом? — спрашивает Чунмён, одновременно с этим открывая бутылку вина, немного неправильно. Он ее чуть ли не роняет, но Бэкхён, хвала богу, этого не видит в моменте, хотя четко слышит и оборачивается. Чунмён облизывает свои разрисованные белыми узорами пальцы и обтирает их о футболку, чтобы взять бокалы, — это всё же работа в общепите, я похож на официанта?


— У тебя хорошая память, тебе подойдет, — уверяет Бэкхён, возвращаясь к готовке. Удивительно, Чунмён был совсем неспособным в этом вопросе, хотя отлично резал ингредиенты кубиками, поэтому Бэкхёну приходилось заниматься этим каждый раз. Сейчас, когда одна его рука справляется с повреждением, Чунмён старался помогать больше обычного, но основная идея всё равно оставалась за Бэкхёном (благо, он мог это всё провернуть и одной левой), — нельзя сидеть дома.


— Обычно я вызываю больше проблем, если куда-то выхожу, — Бэкхён зыркает на него, всем своим видом показывая, что возражения не принимаются. Чунмён сжимает губы, отставляет один бокал с вином, во второй наливая просто газированной воды, — на самом деле...она показалась мне подозрительной.


— Бабка, как бабка, — отмахивается Бэкхён и выключает плиту, — если ты забыл, мы не туристы, а мигранты. Нам нужна работа, чтобы прижиться и не вызвать вопросы.


— Туристом мне нравится быть больше, — он бросает это так легко, как будто они на самом деле хоть раз вели себя, как туристы, несет Бэкхёну бокал, захватывая свой в другую руку. Предлагает, но Бэкхён пару раз сжимает кулак и указывает на стол, как бы прося поставить рядом, — эти твои мокрые ладони...


— Мы в Испании, давай не выделываться: строить из себя богатеньких мы больше не можем, лишнее внимание не нужно. Языком мы владеем, можем и играть роль беглецов. Могу тебя подменять, когда не будет заказов, — предлагает Бэкхён, надеясь, что Чунмён не будет вредничать. Он и так не был против, он и так уже согласился. Просто ему нужно было поморщить носик, для профилактики. Но носик он морщит на самом деле, когда пьет воду, потому что еще не успел подстроиться под газировки новой страны.


— Надеюсь, всё пройдет гладко, — выдыхает Чунмён, как раз чокается бокалом с Бэкхёном, который всё же берет свое вино. Мокрые ладошки всё еще мокрые, но зато не нужно ими касаться рук Чунмён. Бэкхён на самом деле не совсем уверен, что это брезгливость. В Чунмёна было слишком много черт, которые будто бы выражали отторжение к людям.


Тот факт, что Чунмён не был человеком, в голове Бэкхёна обрабатывался достаточно легко, пока тот расхаживал в своем человеческом теле. Чудовищ, подобных Чунмёну, в Корее называли "хейя", на самом деле подразумевая под этим только Чунмёна, но таких тварей оказывалось безумное множество. Чунмён был белым тигром, игравшим в эпохе Чосон одну из главенствующих ролей, но теперь вынужденным скитаться по миру. В первое время Бэкхёна искренне смешило называть его Парани, но, помимо того, что Чунмёна это обижало, было как-то нелепо звать глупым существо, прожившее ни одну сотню лет на Земле. Бэкхён не разбирался в сказках, но иногда Чунмён ронял что-то из своего прошлого, то ли удивляя своего человека, то ли ужасая, но всё его прошлое было тесно связано с людьми и помощи им. Чунмён не говорил, всегда убегал от этого, но какое-то безумно долгое время он не отсвечивал вообще.


Руки Чунмёна, как и ноги, часть спины, были расписаны тонкими узорами, напоминающими тигровый окрас, только белым цветом, переливающимся в серебро и слабое сияние, видимое в темноте. В человеческом образе у него всё равно было более выносливое и крепкое тело, чем у человека, цепкие пальцы и зубы, способные разрывать непозволительные людям вещи. В обычной жизни он старался носить линзы, но его желтые глаза всё равно просвечивали во мраке сквозь них. Бэкхёну всецело нравился Чунмён в своем человеческом (таком необычном) облике, что всё это казалось просто частью его особенностей. Горячий, ловкий, сильный - Бэкхёну определенного было по вкусу за ним наблюдать. Белому тигру было подвластно знание о будущем, пусть и обрывистое, а потому иногда он излишне переживал, не находя себя места, потому что ничем не мог помочь. Способность любых хейя позволяли им понимать любой человеческий язык и говорить на нем, а потому переезды не вызывали у него трудностей.


Являясь обычным человеком, Бэкхён вообще не должен был ничего знать про тигра и как-то с ним контактировать. Они просто встретились, просто понравились друг другу. Ничего особенного. Бэкхён всегда считал, что ничего особенного, но Чунмён тихо мурчал, прикладывая голову к его плечу, что явно не делал никогда для простого человека. Его признание звучало спонтанно, глупо и как-то неправдоподобно. И из-за этой неправдоподобности Бэкхён также легко в это поверил и принял. Кошмар ситуации на него находил иногда, но не критично. Странно, но для Чунмёна он просто этап его долгой, почти бесконечной, жизни. От этой мысли человеку иногда становилось дурно, но рядом с Чунмёном он позволял себе про это не думать.


Раньше Чунмён мог находиться в одном месте, занимаясь одной деятельностью долго, но теперь, стоило технологиям развиться, менять места и работу приходилось чаще. Бэкхён просто удачно попал в нужное место и в нужное время, а теперь не мог расстаться со своим необычным зверем. Да и потом, отказ не принимался, ведь некоторые знания стоили жизни. Бэкхён оказался один на один с таким необычным существом, они были вынуждены объяснять друг другу очень многие вещи о своих обыденных жизнях, чтобы научиться совместной. Чунмён, пусть и был среди людей сотни лет, некоторые социальные навыки не имел. Он был любопытен. Весь Чунмён - кусающееся безумие, но Бэкхён, пусть и не жаловался, но терпеть несостыковки не собирался, а потому ловко заставлял зверя считаться с собой. Считаться с собой приходилось заставлять и весь мир, врать, всё время врать, без остановки, менять места и документы, надеясь никому не попасться в лишний раз. Многие считали их странными, закрытыми и нелюдимыми, но это было просто защитой от вмешательства.


— Будешь рисовать? — спрашивает Бэкхён, на что получает скромный кивок. Это заставляет усмехнуться и отвести взгляд, который цепляется совсем за другое, — а солил?


— Не видел, — Чунмён пожимает плечами, что вынуждает Бэкхёна вытащить лопаточку из сковороды и облизнуть. Вкус оказывается подходящим, потому он просто возвращает ее обратно. Чунмён слишком громко цокает на это, что заставляет Бэкхёна улыбаться, смотря на него, — я не буду есть.


— Оно выкипит, — уверяет он, видя, как тот морщит нос на это замечание, — я тебе сейчас щеку облизну, ты что с этим делать будешь?


— Твоя слюнявость...


— Не такая, как твоя, когда ты со мной целуешься, — удивительно, но со временем Бэкхён привык к одной очень простой вещи — смутить Чунмёна нужно раньше, чем он попытается смутить тебя. Его мысли сбивались, он будто бы сразу же терял нить повествования. Бэкхён, учившийся в школе с обычными людьми из разных социальных групп, был отлично подкован на колкости, а потому Чунмён, колкий только из-за своей закрытости, ничего не мог ему противопоставить. Вот и сейчас, словно в первый раз, перебитый на полуслове он недовольно сжимает пальцы и смотрит на Бэкхёна, не находя, что ему ответить, — там дождь, а ты хотел ужин на террасе. Пойдем?


— Мы, кстати, не пришли ни к какому решению...


— Это ты перескакиваешь, — Чунмён закатывает глаза, что в этой ситуации кажется не совсем правильным, ведь раздражает это именно Бэкхёна, но тот почему-то даже спора в душе не ощущает. Глаза тигра сейчас не прячутся под линзами, а потому вызывают только легкий восторг, не какую-то негативную эмоцию, — давай мы хоть что-то за день решим последовательно? Ужин где?


— В доме, в ушах и так звон.


— А? Так настолько кто-то умрет сегодня?


Чунмён скалится, то ли пытаясь виновато улыбнуться, то ли сдержать эту улыбку, совсем неуместную для вопроса. Особенностью белого тигра было предчувствие катастрофы. Из-за того, что Бэкхёну никто этого не объяснял, первое время он был уверен, что спутник их просто притягивает. Оказывается, его предчувствие было направленно на то, чтобы эти катастрофы предотвращать. Только вот, делать это или нет, было только его ответственностью. Он мог просто закрыть глаза на настоящий кошмар и дать ему случиться, а мог вмешаться в настолько бытовую мелочь, что лучше было бы ее игнорировать. Совершая изменения помаленьку, он накапливал подозрения, а потому и смена места жительства была достаточно частой практикой. Сколько времени уже прошло?


— Мы бы пострадали, если бы вмешались, — поясняет свое решение Чунмён, — это дело человеческих рук, не думай об этом.


— А дождь — дело твоих рук? — Чунмён качает головой, едва ли успокаивая таким образом Бэкхёна. В моментах, когда Чунмён не был способнее обычного человека, он мог влиять на погоду, пряча солнце за облаками. Для Бэкхёна дождь был признаком напряженного Чунмёна, пытающегося что-то скрыть. Но сейчас, смотря на него такого спокойного, будто бы хочется ему верить. Новое место и новая жизнь должны были вызывать хоть какое-то спокойствие, но почему-то Бэкхёну искренне боязно из-за этого самого спокойствия. Чертово тепло.


***


— Значит, вы тут надолго, — выдыхает женщина, с которой Бэкхён пьет кофе уже с получаса, не меньше. В этом кафе работает Чунмён, сегодня в качестве пробы, но почему-то весь день. Бэкхён доделал свой заказ на компьютере, потому у него освободился весь день, в котором он хотел потешить свое любопытство. А из-за того, что их видели вместе, женщина сразу же решила с ним поболтать. Он остался за столиком на улице, раз тут так тепло, Чунмён же работал в зале, поэтому они не пересеклись. Сначала хозяйка просто выясняла, чем же занимается Бэкхён, а потом, услышав, что он занят программированием, всё прекрасно поняла.


— Ну, как получится, — уверяет Бэкхён, слегка наклоняя голову в сторону, словно указывая на теоретического Чунмён, — это его настроение - быть тут.


— Он занимается книгами?


— Картинами, — исправляет Бэкхён, видимо, уже какой-то успевший родиться слушок или мнение, — мы уехали не из-за творческих навыков, просто так сложилось.


— Вы пара, — понимает женщина, а Бэкхён просто кивает, — тогда понятно. Говорят, в Азии с этим печально.


— В том числе.


— Почему решил работать? Можно же было просто рисовать картины?


— Картины сами себя не нарисуют, если художник не будет хотеть, — он неловко смеется, отводя взгляд, — в основное время работаю только я, а этот переезд потратил очень много наших сбережений, сошлись на том, что нужно чем-то заняться. Его картины очень популярны в сети, одна продажа закрывает пару моих зарплат, но это может случиться раз в полгода.


— Вы хорошо владеете языком для тех, кто занимается работой на дому, — Бэкхён кивает: это ложь. Они понимали любой язык, но говорили на нем немного хуже, подстраивались уже по наитию. Бэкхён говорит так, как чувствует, но особое влияние Чунмёна на него подстраивает язык так, чтобы слушатель воспринимал его идеально. Все вокруг его понимают и думают, что он говорит на их языке, даже если он говорит на другом. Чунмён же просто говорил, перестраиваясь сам по себе, но очевидный азиатский акцент в его речи прослеживается, — но всё равно не очень сговорчивые.


— Мы домоседы, — улыбается Бэкхён, — но хорошо же справляется?


— Девчонки пошустрее будут, но старается, — заключает женщина, а потом смотрит на часы на своей руке, — через пятнадцать минут будет свободен.


— Так рано? Вы же закрываетесь позже?


— А ты не слышал? — Бэкхён вкладывает вопрос в свой взгляд, чтобы показать, что не понимает ничего, — говорят, пропали пятеро детей с нашего района. Все заняты поисками, мы работаем, туристы же вокруг, но решили закрываться пораньше.


— Дети? Что случилось?


— Никто не знает: должны были вернуться вечером, а никто не пришел. Дождь же был, всю ночь лил, как необычно, теперь ни следов, ни свидетелей. Думается, что сами сбежали, но что-то тут не так.


***


— Ты знаешь, что произошло? — спрашивает Бэкхён у Чунмёна, когда они идут домой. Тот пожимает плечами, кутает пальцы в рукавах длинной кофты и как-то слишком меланхолично улыбается, — Чунмёна?


— На работе говорили про это, наслышан.


— Ты не знал? — Чунмён качает головой, а его пушистые волосы едва-едва пушатся от этого движения, — мы правда не могли это остановить?


— Нет, — Чунмён звучит уверенно настолько, что даже не верится. Бэкхён хмурится, надеясь, это это действительно не ложь. Чунмён же кивает куда-то вверх, указывая на небо, — опять дождь будет.


— Не думаешь предотвратить хотя бы это? — Бэкхён не уверен, что Чунмён бы хотел помогать хоть чем-то, но тот качает головой, будто бы разочаровывая Бэкхёна где-то в душе, — почему всегда, когда дело касается детей, ты стараешься это избежать?


— Тебе кажется.


— Нет, по статистике, скорее ты не вмешаешься в происшествия с детьми, чем не вмешаешься в происшествия со взрослыми. Почему? Чем они тебе не угодили?


— Бэкхён, они уже мертвы, — выдыхает Чунмён, слишком раздраженно, закатывает глаза, отчего кажется, что его линзы едва-едва сползают, слегка оголяя желтую радужку, но не больше, — их и не найдут в ближайшие дни, даже если дождя не будут. Все мертвы. Они и вчера, когда не пришли домой, уже были мертвы. И мы бы не помогли, даже если бы я заведомо что-то знал.


— Меня иногда искренне пугает то, как методично ты врешь.


— Но я не вру сейчас.


— В том и дело — я никогда не понимаю, когда ты врешь, а когда - нет, — напоминает Бэкхён, ощущая какую-то подозрительно резкую боль в запястье, всё еще закрепленном эластичным бинтом. Почему Чунмён такой спокойный? Бэкхёну искренне не нравится это. Слишком подозрительно.


— От твоих мыслей в ушах свистит, — мысли Чунмён, правда, читать не умел. Но отлично чувствовал, что Бэкхён его в чем-то подозревает. Бэкхён потянул руку еще перед переездом, но боль не проходила и вовсе, время от времени притуплялась, но потом сводила с новой силой. Работа за компьютером предполагала много движений пальцами, кисть работала без остановки, а потому и не давала себе прийти в порядок. Бэкхён бы и сам может куда-то устроился между делом, но пока что не мог быть на побегушках. Им правда хватало и денег, и занятости, но нужно было пустить пыль в глаза ближайшим соседям, потому что быть эмигрантами было непривычно, — почему тебе не нравится такое тепло?


— Твоя шерстяная задница и так слишком горячая, — Бэкхён сам не замечает, как случайно огрызается, удивляя сначала себя, а потом уже только Чунмёна. Тот смотрит недоуменно, будто его вовсе это не задевает. Его на самом деле не задевает ничего, если оно никак не связано с его умственными способностями.


— У меня много волос на теле?


— Это...Чунмёна? — Бэкхён не выдерживает и нервно смеется, скорее от того, как это забавно звучит, но и немного из-за неловкости, вызванной своими же словами, — ну ты же тигр, вот и шерстяная. Всё с твоим телом хорошо.


— Но я горячий.


— Горячий, — соглашается Бэкхён, мягко улыбаясь, что Чунмёна сбивает с толку. Иногда он переставал понимать Бэкхёна, да и вообще людей, когда уставал, ничего удивительного, что он потерялся сейчас. С ним можно было быть колким, подшучивать и использовать сложные в своем сарказме фразы, но иногда случалось это. Бэкхён мягко ловит его руку, пусть и припрятанную в перчатке, своей, — мне нравится твоя горячесть, а вот жар улицы - нет. С тобой и раздеться можно, с погодой так не получится.


— Иногда я забываю, что ты привередливый цветочек.


Бэкхён морщит нос, слыша это, игриво отмахивается, а Чунмён ловит его руку своей, немного сжимая. Это то ли успокаивает, то ли утоляет боль. Чунмён исцелять не мог. А вот брезгливо относиться к вспотевшей коже людей точно мог, но не сейчас. То ли не чувствовал, то ли просто Бэкхён ему в основном нравился. Шутки шутками, но Бэкхён и вправду был привередливым во многом, Чунмёну нравилось иногда называть его названиями каких-то сложных в уходе цветков, смущая. Но и жара Бэкхёну совсем не способствовала хорошему самочувствию. В каждом новом месте всё кажется не таким. И Чунмён кажется ему не таким. Не тем. Вроде всё еще собой, но каким-то чужим. Будто даже белые рисунки на его теле совсем другой формы, хотя такого быть не может. Быть цветком Бэкхёну не нравилось, но и думать порой - тоже.


***


— Слушай, насчет переездов, — выдыхает Бэкхён, чтобы привлечь внимание Чунмёна. Сегодня ужин готовит он, поэтому просто вопросительно наклоняет голову от Бэкхёна, как бы показывая, что готов слушать. Бэкхён вытирает лицо футболкой, подходя к нему ближе, — тебя не раздражает здесь вода?


— В каком смысле?


— Она пованивает, — Бэкхёну это вовсе не кажется странными, в другой стране у всего были другие запахи. Только вот Бэкхёна вообще не беспокоил ни запах, ни вкус этой самой воды, когда они заехали. Они уже здесь почти неделю, он то ли не замечал сразу, то ли это появилось недавно. Чунмён пожимает плечами, а потом удивленно поворачивается на Бэкхёна.


— Тут же рядом река, может время от времени они зависят друг от друга, воды эти, — предполагает он, мягко берет руку Бэкхёна своей и нюхает, без какого-то подтекста, но Бэкхён искренне жмурится от этого действия, — ты обычно сразу замечаешь, если с водой что-то не так. Пахнет просто болотистостью. Сильно в рот не бери, а так, не думаю, что опасно.


— Фу, — Бэкхёна передергивает, как будто он снова чувствует и это запах, хорошо, не привкус. Они покупали воду, так что проблем это не вызывало, но зубы-то чистить приходилось из-под крана, а теперь ему эта мысль не нравилась, — может переедем?


— В другую квартиру? — Бэкхён пожимает плечами, — город? Страну? Мы же решили, что это привлекает внимание, мой эмигрант.


— Я не знаю, — Чунмён удивленно поднимает брови, слыша, как Бэкхён тихо рычит на него, это заставляет покачать головой, — извини. Меня тревожит что-то в этом месте, а я не могу понять, что именно. Тут еще и эта вода. Вчера не сработала карта в магазине, надо бы снять немного налички, но курс уродливый. Мне не нравится.


— Тебе страшно, — это звучит, словно он исправляет, но такая правда. Бэкхён не любил изменения, ему было тяжело с ними свыкаться, а порой и до кошмаров страшно. Они только переехали, а тут пропажа детей, еще и этот запах болота от воды. Чунмён прикрывает крышкой кастрюльку, вытирает руки о футболку и мягко обнимает Бэкхёна, словно защищая. Тот обнимает в ответ, мягко перебирает пальцами одежду на его спине, сипло выдыхая, будто испытывая облегчение. Испытывая. От горячего Чунмёна всегда становится легче. Он как-то раз признавался, что хейя могут влиять на состояние человека, менять его чувства. Чунмён уверял, что использует на Бэкхёне такое, если тому правда это нужно, вроде успокоения в сложных ситуациях, или иногда делал его же чувства сильнее.


— Я сейчас усну, — мурлычет Бэкхён, стараясь отстраниться. Чунмён жмурится, напоминая кошку в этом действии, как будто показывает свое довольство ситуацией. На самом деле, пусть и некоторые его повадки и были кошачьими, визуально ничего котьего в нем не находилось. Бэкхёну нравилось. Нравилось, что его глаза горят желтым, отражая свет, но лицо кажется таким мягким и добрым для этого.


— Ты такой красивый, — Чунмён говорит это так нежно, убирает волосы с лица Бэкхёна, мягко поглаживая. Тот поддается головой за его движениями, в конечном итоге устраивается щекой в ладони, жмурясь, — тебе легче?


— Хорошо, — уверяет Бэкхён, изворачивается и игриво кусает кисть Чунмёна. Тот удивленно вздыхает, но не сопротивляется. Этого вполне хватает, чтобы раззадорить Бэкхёна, потому он покусывает чужую руку в одном и том же месте пару раз, смотря на Чунмёна хитро-хитро. Тому правда вообще не нравится, когда люди оставляют свои мокрые следы на его коже, даже слезы его раздражали, но он терпит, когда Бэкхён выкидывает такое, раз за разом. Поэтому Бэкхён шутливо ловит его руку своей и облизывает пальцы Чунмёна.


— Ты снова это начинаешь...


— Тебе же нравится, — думал ли хотя бы раз Бэкхён о том, что Чунмён на деле может быть опасен для него? Нет. Наверное, он понимал, что в сопоставлении они неравные друг другу персонажи, но точно не боялся ничего, что в нем было, если оно было направлено на Бэкхёна. Чунмён неловко смеется, а потом целует парня, сначала вроде даже немного скромно, а потом обнимает за пояс и целует настойчиво. Бэкхёну иногда искренне кажется, что его любят. Наверное, монстры любят не так, как это делают люди, но ощущение приятное.


Вся кожа Чунмёна горячая, она не обжигает, не оставляет ни царапин, ни синяков, даже если смотреть на его расписанные тигровыми полосами руки. Он может их и скрывает, но совсем не скрывает свои прикосновения к Бэкхёну, забираясь ладонями под его футболку, небольно сжимает кожу, будто перебирая, как кошка лапками. Бэкхён зарывается пальцами одной руки в его волосы, густые, мягкие, самого себя отвлекая, тихо выдыхает, пытаясь перевести дыхание. Чунмёна это правда забавляет, он улыбается в губы человека, что-то говорит, но Бэкхён не особо улавливает, немного нервно стонет, пытаясь удержаться за него. Бэкхён осторожно рукой пытается опереться о кухонный гарнитур, проверяя, чтобы там не было плиты, а потом уже более расслабленно смотрит на Чунмёна, слегка откидываясь назад. И ударяется головой со всего этого размаха о шкафчик. Больновато, скорее неожиданно, отстраняется и хватается руками за голову, а Чунмён как-то слишком резко прижимает руками дверцы этого шкафчика.


— Посуда, Бэкхён, — он будто бы поясняет свое действие, когда напуганный этим Бэкхён смотрит на него. Приходится подумать пару секунд, чтобы наконец отойти подальше, слыша звук падающей внутри шкафчика посуды. Какое же здесь всё хлипкое. Хочется злиться, но какое-то рациональное решение находит себя само, Бэкхён быстренько убегает за ведром для воды, которое видел в ванной, чтобы хотя бы таким методом ловить побитые стекляшки.


— Тебе не кажется, что эта квартира привлекает неудачи? — смеется Бэкхён, подставляет ведро под шкафчик и смотрит на Чунмёна, как будто это не из-за него случилось. Тот только фыркает, приоткрывает дверцу шкафчика, позволяя посуде выпасть. Часть и так уже разбита, ничего страшного, что разобьется еще больше. Полочек внутри три, они совершенно ненадежные, а упавшая вторая умудрилась задеть и нижнюю, разбив часть и сверху, и снизу. Неприятно. Зато кружки целы.


— Или кто-то из нас?


— Тогда ты, — уверяет Бэкхён, совершенно беззаботно. Теперь очередь Чунмёна смеяться, но ничего кроме, маленькие осколочки остаются, но основное он всё же высыпает. Неприятная ситуация. Они как раз хотели на выходных купить свою новую посуду, а тут прекрасный повод. Повод ее потом оставить здесь, видимо, — хочу...надо завтра сделать пару дел...


— Пару дел? Звучит так, будто у тебя есть тайны.


— Карта не сработала, нужно разобраться, наличку снять, — Бэкхён рассказывает это нехотя, как будто это действительно что-то, что является только его проблемой. Не только его. Помимо того, что Чунмён ходит пару раз в неделю к той женщине в ресторан, он еще и умудряется вырисовывать традиционные картины, что действительно приносит доход. Того, что Бэкхён получает за несколько бездвижных часов программирования, может покрывать все их хотелки, даже если не брать из сбережений, но пусть будет так, как есть. А в "как есть" есть неработающая в некоторых заведениях криптовалютная карта, что Бэкхёна всё же пугает больше, чем отсутствие работы.


— Я в ресторан завтра, так что придется самому это всё делать.


— Помню. Не переживай, — Бэкхёну не было сложно совершать какие-то социальные действия. Ему было сложно их совершать с Чунмёном. Он всё же был странным для обычных людей, пусть и был полностью социализированным, многие его действия, даже просто статичные, иногда казались нереальными для человека. Чунмёну не было сложно как-то оправдывать росписи на своих руках, а тут, как удачно, в ресторане давали перчатки официантам, но какие-то другие моменты своего тела он всё же не мог скрыть. Чунмён переживает за него: всё же человек сменяет место жительство из-за него, но при этом прекрасно понимает, что у Бэкхёна просто свой ритм, человеческий, он не вызывает опасностей и неприятностей.


***


Сделать парочку изменений в программе, сидя при этом на террасе заведения, чтобы дождаться Чунмёна, Бэкхёну показалось прекрасной идеей. С самого утра он успел сходить в банк, чтобы разобраться и с картами, и с наличными деньгами, между делом купил приличное количество продуктов и даже новую посуду. Последнего - немного, самое необходимое из разбитого, потому что нести было бы сложновато. А еще Бэкхёну приходится после магазина снова идти в магазин, потому что, стоит ему умыться после улицы, отвратительный запах воды снова дает о себе знать, сходить за новыми бутылками чистой воды он просто вынужден. Запах не был каким-то ужасным, он просто потягивал болотиной, не становился сильным, да и не был очевидным, если воду прям не нюхать. Но Бэкхён изо всех сил задерживал дыхание, откидывая голову назад, чтобы стерпеть тошноту. Нужно переехать.


Но пока что он отправляет файл, про себя отмечая, что лед в стакане с лимонадом уже растаял. Бэкхён не успел попробовать, потому вкус зеленоватой жидкости ему точно был незнакомым, будто бы кто-то просто подставил под руку. Ну точно, Чунмён. Сначала стоял холодный кофе, разбавленный апельсиновым соком, но названный каким-то модным названием, а теперь это. Вокруг стакана образовалась лужа, дружелюбно стекающая в сторону ноутбука, но Бэкхён не будет с ней разбираться. Он просто лениво помешивает напиток трубочкой и совершенно не думает его пить. Как же жарко. Широкая светлая футболка не помогает ощущать себя лучше, а моральный настрой всё еще не может настроиться ходить без кофты с собой. Бэкхён иногда ощущает себе воробушком, из тех, которые купаются в маленьких фонтанчиках.


— К вам можно? — Бэкхён поднимает взгляд на мужчину, прищуриваясь. Ему бы не хотелось к себе кого-то пускать. Тем более, что человек кажется ему каким-то излишне строго одетым, потому что никто в рубашках тут не ходит, так еще и вокруг ни души. Сразу такое ощущение, что все звуки исчезают, оставляя в ушах только тихий белый шум.


— Вокруг так много свободных столиков, — говорит Бэкхён, но мужчина всё равно отодвигает стул и садится напротив. Бэкхён показательно отодвигает от себя ноутбук, но не закрывает.


— Поэтому и хочу пообщаться с кем-то, кто есть.


— Я понял. Но не хочу.


— Вы же переехали совсем недавно, — Бэкхён не понимает по интонации: вопрос это или утверждение, но оно в любом-то случае правдиво, поэтому он кивает, — откуда вы переехали?


— Из Гонконга.


— Разве вы...китайцы?


— А? — Бэкхён делает максимально непринужденное лицо для ситуации, — мы из Кореи, но прошлым местом был Гонконг. Это что-то вроде...иммиграции ради движения. Ничего особенного.


— Но беретесь за работу, будто ради выживания.


— Всё еще ради движения: я зарабатываю удаленной работой, просто сидеть слишком скучно, — Бэкхён не врет, а еще и человек напротив кажется каким-то следователем, может быть частным детективом, расследующим какой-то роман. Бэкхён бы хотел избежать романа с собой. Мужчина смотрит на него как-то излишне строго, как будто в чем-то подозревает. Это Бэкхён его подозревает. Если не учитывать способность к пониманию языков, подаренную Чунмёном, то он даже не подозрителен, — я что-то сделал не так?


— Владелица заведения говорила про новых приезжих мальчиков, о том, что один из них с ней работает, хотя общительным его не назовешь, видел вас пару раз двоих, — он рассказывает так, будто у них будничный разговор. Бэкхён так не думает, — а тут заметил вас в банке, понял, что часто замечаю в последнее время.


— Мы не самые приметные азиаты в этом районе.


— А если мы говорим про приметы, то не видели ли вы что-то странное? Или слышали?


— Вчера был какой-то праздник? Кто-то запускал короткий салют, — рассказывает Бэкхён, — очень много иностранцев, будто сезон туристов начался. Еще соседи ночью шумели, им не свойственно, надеюсь, у них всё в порядке...


— Я про пропажу детей.


— А их еще не нашли? — Бэкхён искренне удивляется, слыша это, хотя бы потому, что забыл про этот случай и вовсе. Это тревожило его пару дней, но Чунмён не горел желанием про это вообще разговаривать, поэтому Бэкхён забыл. Отложил это в какое-то другое время. И мужчина напротив в понимание этого времени не входит. Смотрит достаточно строго, как будто ему совсем не понравился ответ иностранца.


— То есть, вы слышали про этот случай?


— Мы тогда только переехали, много кто говорил про случившееся, но всё стихло.


— А что ещ...


— Мне он не нравится, — Бэкхён невольно задерживает дыхание, не понимая, что только что произошло. Чунмён подходит незаметно, а может Бэкхён просто не смотрел, забирает стакан с лимонадом, смотря как-то раздраженно. Нет. Он скорее немного напуган. Только сейчас до Бэкхёна доходит, что Чунмён говорит с ним на корейском. Он указывает рукой на ноутбук, как будто говорит о чем-то ином, а стакан с другим напитком ставит рядом, будто бы ругаясь, — не разговаривай больше с ним.


— Разве вам не кажется, чт...


— Кажется, — перебивает Чунмён, смотря на гостя. Он кажется непринужденным, говоря с кем-то, кто ему не по душе, но Бэкхён так не чувствует его. Ему почему-то кажется, что он перестал понимать вообще любые языки, — владелица ворчит, когда кто-то занимает места, не делая заказы. Вам что-то нужно от моего гостя?


— Мы уже обсудили, что вы в отношениях, — усмехается мужчина, — а вы не замечали или слышали что-то странное?


— Салют вчера?


— Мы говорили про пропавших детей, вдруг вы слышали слухи, работая с таком месте, — предполагает мужчина, а Чунмён непонятливо моргает, словно перерабатывает услышанное. Он всё понял. И слова, и предмет разговора. Всё он прекрасно помнил. А еще Бэкхён точно знал, что Чунмёну известны некоторые детали этого дела. Но он просто пожимает плечами.


— Вы еще не нашли их тела?


— Думаете, они мертвы?


— А вы думаете иначе? — Чунмён огрызается так лаконично, его голос совсем не меняется, но звучит так, словно он и не собирается быть вежливым. Не собирается, — вы же сами уже так думаете, что все мертвы, а вам осталось найти тела.


— Если вам всё кажется таким очевидным, может вам и очевидным кажется их местонахождение? — Бэкхён задается одним простым вопросов: "Мы ссоримся?". Он не совсем понимает по тону, что происходит, потому что разговор совсем спокойный, а вот слова уже колючие. Чунмён пожимает плечами и будто бы собирается уходит, мягко улыбаясь Бэкхёну, а потом удивленно оборачивается на мужчину снова.


— Поищите в реке.


— Что?


— Вода...дома вода стала пованивать, — делится Чунмён, как будто, глядя на Бэкхёна, вспомнил о его жалобе, — может быть дело в том, что тела в водоеме разлагаются?


Бэкхён, впервые за долгое время решивший, что нужно бы попробовать напитки, приносимые Чунмёном, нервно замирает со стаканом в руке. Что? Лимонад, пышущий газиками и сладостью, отдает лимоном и слегка холодим пальцы засчет кусочков льда. Вода. Всё вокруг будто бы может быть хотя бы косвенно, но связанно с рекой, пробегающей сквозь город, а потому и вода в доме иногда может ей отдавать. Бэкхён отставляет стакан и старается задержать дыхание, чтобы не думать. Чунмён о чем-то еще говорит с мужчиной, но понимать почему-то не получается. Как будто сотни огромных слепней летят в лицо, гонимые ветром, не дают сосредоточиться, а бороться не получается. Бэкхён закрывает рот ладонью и жмурится. Почему-то ему решилось, что отнести фразу Чунмёна к своему мнимому чувству мерзкого запаха воды — идея прекрасная. Подташнивает от тошноты. Откуда вообще взялся этот человек и этот домысел?


***


Отделаться от чувства неприязни к воде оказывается достаточно сложно, но Бэкхён почему-то совсем не думает про нее, когда Чунмён сушит свои пушистые волосы полотенцем, совершенно с задачей не справляющимся. Волосы его были пропитаны каким-то кошачьим пухом, не дающим и промокнуть, и сохнуть быстро. Иногда Бэкхён искренне завидовал тому, что волосы Чунмёна очень долго кажутся чистыми и мягкими, когда его собственные мараются уже на следующий день. Чунмён жмурится, а Бэкхён только сейчас замечает, как едва-едва переливаются свечением тонкие полосы на его оголенном теле. Нравится он Бэкхёну. Спокойно так. Даже тогда, когда смотрит вокруг своими желтыми глазами, почти отливающими оранжевым от полумрака комнаты. Чем меньше источников света, тем четче отливается он о эту цветную радужку, как сейчас, от двух ночников, а вот в темноте это свечение пропадает. Кошки не видят в кромешной темноте. Чунмён, соответственно, тоже.


— Почему ты не выкинул футболку в стирку? — спрашивает Чунмён, морща нос, словно что-то учуял, но не больше пары легких движений. Он убирает полотенце на стул, после чего лениво потягивается. Бэкхён смотрит на свою футболку, оттягивает ее даже от тела, пытаясь понять, что с ней не так. Спать без одежды ему было неудобно, а эту футболку он только позавчера для сна достал, смысла менять будто бы и не было, — ты пролил персики на нее, пахнет, как и салфетки из мусорки.


— И стол на кухне?


— И стол на кухне, но его я хотя бы протер, — Бэкхён неловко смеется, совершенно невиновато, потому что вины он не ощущает. Ему не была свойственна неопрятность, просто недовольство фактом пролитого из банки сиропа сложилось с довольством от вкуса самих персиков внутри нее. Было просто лень. Со стола и пола он стер салфетками, не вдаваясь в детали, а футболка просто высохла. Персиками она и не пахла. Только домом. Бэкхён показательно притягивает ткань к лицу и нюхает.


— Можешь стянуть ее с меня, раз твоему носику не нравится.


— Бэкхён, ты недовольно поскуливаешь, когда мы занимаемся спонтанным сексом, давай без этого, — Бэкхён всем своим видом показывает возмущение, но Чунмён целует его в лоб, падая на кровать рядом, отчего не получается не улыбаться. Он находил в Бэкхёне это милым, а потому, если и поддевал, то вот с тем мягким тоном нежности и обожания, едва-едва смеясь на самом деле. Бэкхён поворачивается к нему, шутливо глядит по волосам, как кошку в самом-то деле.


— Ты такой милый, когда дурачишься.


— Тебе получше? — спрашивает Чунмён, будто бы будничный вопрос, но его голос звучит очень аккуратно и взволнованно. Бэкхён пожимает плечами на это. Рука уже совсем не болела, он должен был даже перестать пить лекарства, связанные с этой неловкой травмой, но последние дни это не получалось. Чунмён на неделе подкинул ему обман сознания, связанный с запахом воды в доме, поэтому Бэкхёна рвало почти каждый раз, как он мыл руки (и, уж тем более, лицо), несколько дней подряд. Чунмён заморочился, нашел пару способов фильтрации воды, пожаловался хозяину, так еще и старательно отпаивал своего бедного человека успокоительными чаями. Стало лучше. Остался ли запах у воды? На самом деле, Бэкхён уже не был уверен. Казалось, это уже внушение самому себе.


— Давай сходим на свидание? — вдруг бросает Бэкхён, удивляя Чунмёна, — хочу наесться какой-то жирнющей еды.


— Не то чтобы мы такую не готовим сами, — смеется Чунмён, — хочется натратиться?


— Да. Будем вести себя, как азиатские туристы.


— Шумно и неприлично? — Бэкхён уверенно кивает, — я, к слову, нашел новую квартиру, но придется подождать недельку.


— Как ловко ты переводишь темы, — Чунмён отмахивается, видимо, желая продолжить свою мысль, но Бэкхён ложится на спину, чтобы смотреть на него не сверху, как в позиции сидя. С этого ракурса глаза Чунмёна кажутся еще более необычными, — там хотя бы дворик приличный?


— А почему ты думаешь, что нет?


— Потому что нашей сложностью выбора долго время был он. Мы же выбрали этот район только из-за дома, — Бэкхён напоминает об этом совсем беззлобно, безобидно, потому что его не особо это волновало. Чунмён хотел, чтобы у них рядом с домом была зона для отдыха, а из-за неимением таких вариантов, он уже даже начал рассматривать те, где двор общий на несколько мест. А вот нашли. Тут эта вода дурная.


— Тебе понравится. Можем завтра съездить на осмотр, а договорюсь, — Бэкхён качает головой, впервые испытывая уверенность, что Чунмён его не подведет. Он и не подводил никогда. Только вот Чунмён считывает это иначе, — ты настолько хочешь поменять страну?


— Поч...а? — Бэкхён мягко толкает Чунмёна в грудь, показывая, что тот неправильно говорит про него, — мне не не нравится страна и город. Просто...я уже привык, мне не так страшно. Может немного тревожно, но я привык к жаре, даже переоделся уже в подходящую одежду. Если мы просто переедем в другой район, я не буду ворчать.


— Я буду не против, если ты будешь ворчать, — уверяет Чунмён, ловит его руку своей, мягко сжимая. Бэкхён жмурится, слыша это, а может и от чувства теплой кожи. Последнее, правда, длится недолго, потому что Чунмён отпускает его руку и шутливо морщится, вытирая свою ладонь о постель. Руки Бэкхёна вымокают сразу, стоит к ним проявлять нежность, Чунмёну это редко нравится, — даже переезжать с тобой буду, пока ты рядышком.


***

Солнце в закате кажется каким-то сжимающимся щитом, алым залитым по самое горло своей круглой неровной емкости, отчего Бэкхёну кажется, что завтра будет мороз. Жара. Она настолько вездесущая, что Бэкхён нервно трет шею рукой, пытаясь сбить с себя то ли пот, то ли панику от этой жары, но от своей же ладони становится еще горячее. Ладони. Чунмён бы брезгливо сейчас пытался уйти от прикосновений, но от прикосновений уходит экран телефона, то ли сходящий с ума от жары вместе с Бэкхёном, то ли не отдающие должного его влажным пальцам. Приходится раздраженно вздохнуть, но просто остаться ждать. Он стоит на подходе к маленькому кафе, желая просто взять ледяной кофе, как из заведения вываливается шумная компания. Бэкхён невольно вспоминает шутку про шумных китайских туристов, когда видит среди них всех большое количество азиатов, так еще и говорящих на громких тонах какого-то восточного языка. Моргает, понимая, что сам говорит на этом языке.


Бэкхёна одолевает какое-то странное чувство, что он уже их видел. Что они смотрят на него. Но будто бы никто не обращает на него внимание. Никто? Сначала они проходят, а только потом Бэкхён оборачивается на них. Никто. Чувство странное, смешенное со страхом, таким необычным, незнакомым. В компании Бэкхён не досчитывается человека, но он и не считал их количество с самого начала. Что-то внутри говорит о том, что он просто с ума сходит в новом месте из-за накладывающейся самой на себя мнительности, да и эффект чужой магии, позволяющей понимать языки, явно не дает сознанию работать нормально всегда. Бэкхёну не было свойственно предчувствие уровня повыше обычной тревоги перед важными событиями. Но почему-то именно сейчас это предчувствие проходится током по влажным ладоням, крича какой-то оглушительной просьбой обернуться.


— Давно не виделись, — Бэкхён искренне не понимает, почему не вскрикивает от испуга, но странный ужас, сковывающий его изнутри, будто сам этот вопрос поясняет. Он не досчитался человека, потому что тот вроде остался рядом с ним. Стоит так близко, смотрит так...понимающе? Знакомо? Бэкхён видит его впервые. Но всё в нем кажется таким знакомым: острые уголки глаз, черных-черных, будто бы мазутом закрашенных, мягкая улыбка, такая не из-за самой эмоции, а формы губ своего владельца. Ему не холоднее Бэкхёна, а потому волосы у него убраны назад парой дурацких крабичков, черных, как смоль его волос. Что-то внутри подсказывает, что это не человек?


— Я...мы незнакомы.


— Разве? — Бэкхён неуверенно кивает, прислушиваясь к чужому произношению корейских слов. Диалект? Бэкхён, всю жизнь живший в столице, едва ли разбирается в видах диалектов. В моменте ему кажется, что зрачки чужих глаз светлее самой радужки, — мы будем делать вид, что не знаем друг друга, потому что боимся, что обычные люди зададутся вопросом?


— Обычн...что?


— Неужели ты ничего не помнишь из прошлой жизни? Мы не так давно разошлись, — Бэкхён понимает это где-то на уровне догадок, на уровне того, что знает Чунмёна. Обычный человек бы не понял. Бэкхён задает вопрос одновременно с его словами, — а, тигр?


— Хейя?


— О, — его брови забавно поднимаются вверх, показывая то ли довольство, то ли удивление. Только Бэкхёну совсем не до удивления. Внутри всё еще страх, — так ты всё же понимаешь?


— А что бы ты делал, если бы я не знал?


— А ты бы знал, — он говорит это с каким-то излишне важным видом, а тонкие его зрачки, слегка светлеющие на фоне темноты его широкой черной росписи, перестают удивлять Бэкхёна, будто поясняя все вопросы, — найти хейю, если ты хейя, не сложно вовсе.


— Но я же н...


— Чондэ, — зовет кто-то из компании, заставляя нового знакомого выглянуть из-за Бэкхёна, ярко улыбаясь, — если ты отстанешь, я оставлю тебя здесь!


— Но минутку!


— Чондэ, блять, — этот самый Чондэ быстро отходит от Бэкхёна, всем своим видом показывая, что уже идет к ним. Смотрит на Бэкхёна, оставляя за собой такую нежную улыбку, как будто всегда его любил, но легче от этого человеку не становится.


— Мы еще встретимся, — обещает он, — не забудь меня, тигр.


Он убегает, да так, будто его всё вокруг радует и веселит. Бэкхён смотрит на то, как то мило общается с ребятами из своей компании, как кто-то игриво оставляет ему тычок в плечо, как его волосы вьются от влаги и жары. Жары. Бэкхён никогда не ощущал такой холод, как сейчас. В этой жаре. Хейя перепутал его с другим? С Чунмёном? Становится настолько не по себе, что перед глазами темнеет. Приходится зажмуриться, задержать дыхание и просто потерпеть. Это даже не тревога и не страх. Это какой-то несоразмерный с самим Бэкхёном ужас. Это чудовище пострашнее Чунмёна? Или просто не такое?


***


— Узнают ли хейя друг друга в толпе? — Чунмён неловко замирает, слыша этот вопрос. У него в руке две хризантемы, потому что нужно их подрезать одинаково друг с другом до того, как поставить в воду к третьей. Бэкхён только сейчас задается вопросом, почему их три, а они такие пушистые были в пакете, словно их там штук сто. Эти фиолетовые пушистики кажутся очень необычными, особенно, если брать во внимает то, как мило Чунмён объяснял, что они напомнили ему Бэкхёна, забывшего высушить волосы перед сном, поэтому он их взял. Бэкхён не уверен.


— Мы...не скажу, что смогу найти хейю в толпе людей, но если мы окажемся рядом, то я пойму, что это не человек.


— А как? — Чунмён пожимает плечами, отрезает кончики стеблей у цветов и ставит в воду, — ну серьезно? Неужели ты никогда не находил?


— Мы в основном просто чувствуем, — предлагает Чунмён, — что-то вроде внутреннего взаимодействия. Я примерно также ощущаю предсказания, как мы друг друга. Хотя, не спрашивал ни у кого, как они ощущают меня. Может быть, это только мой способ. Насколько я знаю, некоторые вообще не чувствуют такого.


— И что им делать?


— По запаху, например, — Бэкхён находит это странным, сминает порванную упаковочную бумагу, чтобы выкинуть, — я не знаю, от чего это зависит.


— Но ты заведомо знаешь, что за хейя перед тобой?


— Только если мы знакомы заранее, — Бэкхён выкидывает мусор, а когда оборачивается к Чунмёну, тот уже стоит слишком близко к нему, невольно пугая, — с чего ты вдруг решил это спросить?


— Я не могу просто полюбопытствовать? — он не планировал врать. Вообще, с самого начала в голове была одна идея - сразу же спросить прямо про этого Чондэ. Но почему-то сформулировать это было как-то сложно. Будто что-то внутри не давало задать этот вопрос вслух.


— Я знаю тебя не первый день: ты напуган, задаешь странные вопросы. Тебе не угрожает опасность?


— Один хейя принял меня за тебя.


— Не мог.


— Люди называли его Чондэ.


— Мог.


— Что? — Чунмён кажется растерянным. Бэкхён не может вспомнить, когда его что-то сбивало с толку при нем. Чунмён, пусть и не был лишен слабостей, всё же и человеком не был, держался уверенно, очень мало вещей моги поставить в ступор. Его растерянность сейчас была очень похожа на какую-то грусть, ему совсем несвойственную. Он неловко улыбается, отводя взгляд, прекрасно понимая, что теперь Бэкхён не позволит ему не ответить на вопрос.


— Дракон не может запомнить опыт своей прошлой жизни, — вдруг шепчет он, — каждое его перерождение может только знать что-то где-то в подсознании, не сохраняя воспоминания. Он ничего не чувствует. То, что он принял тебя за меня, произошло из-за того, что ты пахнешь мной. Если бы мы были оба там, он бы тебя даже не заметил, но тебя там не было.


— Но...разве он не должен хотя бы по лицу...понять, что что-то не так? — Чунмён нехотя качает головой, что Бэкхёна начинает раздражать почему-то прямо сейчас, — ты сказал, что вы идентифицируете, какая именно тварь перед вами, если уже были знакомы. А вы были.


— Бэкхён, последнее мое перерождение было, какой ужас, аж во время падения Чосона. Я не видел его больше, он мог переродиться еще сто раз за это время, в его голове явно от меня ничего не осталось. Это только его особенность - сохранять одно и тоже лицо в каждой версии себя, мы так не можем. Я за эти года мог бы так перемениться, что его и без того отсутствующая память меня и не узнала бы.


— Какой ты старый.


— Ты знаешь.


— Когда осознаю, так странно, — Бэкхёна не тешила мысль, что Чунмён его переживет, не изменившись при этом нисколько. Он не мечтал, что они будут вместе надолго, уж тем более всю его человеческую жизнь, но неизменность красавчика рядом с ним очень сильно пугала. Чунмён навсегда останется здесь. Поэтому сейчас он мягко берет Бэкхёна за руку и прикладывает его ладонь к своим губам.


— Он не мог так долгой найти меня в крошечной Корее, а тут умудрился это сделать в другом месте. Вы больше никогда не встретитесь. По крайней мере, с этим его перерождением. А если вдруг случится, скажи, что ты съел сердце тигра.


— Он подумает, что ты мертв?


— Если не убьет тебя, то точно больше не появится, — Чунмён говорит это так беззаботно, что Бэкхён даже не сразу понимает, что именно он сказал. А когда понимает, Чунмён смеется и шутливо целует его ладонь, а потом мягко переплетает их пальцы, не желая отпускать, — не волнуйся, всё в порядке будет.


— Ты с ним...это Императорский Дракон? — Чунмён кивает, — у вас там личные счеты?


— Мы не враги.


Почему-то именно сейчас Бэкхён ему не верит. Императорский Дракон никогда не подавался противником Белого Тигра в мифологии или политических историях, но и другом никогда не был. Дракон пришел из-за китайского влияния в политику, хотя его первоначальной задачей была защита обычных людей. Бэкхён не уверен, что знал хотя бы одну легенду, где они бы пересекались. Даже те, где тигр считался принесшим беду, а дракон - спасителем, всё равно они будто и не бывали вместе. Задавать вопросы Бэкхён не будет. Ни в этот раз. Ему просто нужно перетерпеть, не важно, что именно: свое любопытство или странный страх перед этим самым любопытством.


***


Жаркая ночь выматывает совершенно в новом кошмаре, который Бэкхёна раньше не видел. Необычно. Снится почти пьяный бред, ограненный жарой и липкостью своего же тела. Кажется, будто Бэкхён просыпается сотнями раз за ночь, пытается спрятаться то ли от чудовища, которое на него нападает, то ли от своего страха при виде тигра, который смотрит на него всю ночь из-за угла. Тигра? Бэкхён просыпается от того, что слышит тихое "не бойся" от Чунмёна, мягко целующего его. Будит это едва ли, но хотя бы дает какой-то островок чувства безопасности. Сон становится легче, всё еще остается жарким и пьяным, но не таким ужасным, без каких-то омерзительных картин, сбивающих ритм сердца. Что-то, что он бы не хотел ощущать снова, но точно мог пережить без особых потрясений.


Бэкхён просыпается уже один, совершенно мокрый и выбитый из сил. Это ему не нравилось. Не было похоже на болезнь, но точно не способствовало хорошему самочувствию. Думать получается плохо, зато получается найти оставленный Чунмёном завтрак. После еды становится немного легче, Бэкхён даже потягивается и собирается пойти мыться, чтобы избавиться от ощущения вездесущего жара, но только открывает воду, как недовольно закатывает и уходит на улицу. Хрень. Запах воды продолжал казаться омерзительным, особенно в моменты, когда Бэкхён этого искренне не ожидал сам по себе. Пасмурно. Будет гроза, поэтому сейчас еще жарче, чем было до этого, всё такое душное, липкое, не хватает только насекомых вокруг, чтобы точно плохо было. Бэкхён находит тенистое место во дворе и просто ложится на траву, то ли остыть, то ли поспать, но ничего из этого не случается. Просто лежит и ничего кроме.


Но так только кажется, потому что Бэкхён открывает глаза от дождя, капающего ему на лицо. Хоть какая-та вода, не вызывающая отвращения. Он садится и просто сидит под дождем, не остужающим природу, но хотя бы остужающим Бэкхёна. Волосы мокнут, неловко вьются по лицу и шее, как и ткань одежды прилипает к телу. Точно, он забыл переодеться из пижамы, но теперь уже не будет пытаться с этим бороться. Через пару минут встает, ходит кругами по траве, чтобы вымокнуть окончательно. Дождь недолгий, скорее просто громкий, раскатывающийся громом и далекой-далекой молнией, будто где-то в другом городе. Надоедает. Да и одежда становится невыносимо тяжелой, он стягивает футболку и просто тащит за собой, заходя в дом. Разводить влагу не хотелось, но как получится. То ли из-за общего запаха сырости, то ли из-за дождя, но почему-то на мокрое тело запах воды не был таким отвратительным. Но Бэкхён всё равно после этого обмывает лицо водой из бутылки.


Через полчаса от дождя остается только название, общая сырость вокруг, но при этом жара будто бы немного спадает. Бэкхёну хватает сил немного поработать, сидя на полу под вентилятором, а позже всё же заставляет себя одеться и пройтись по разным местам. Только со временем он понимает, что жары не прибавилось хотя бы из-за того, что солнце просто всё еще не выбралось из-за туч, затянувших всё небо. Они не несли в себе нового дождя, но общего пасмурного настроения в летний день добавляли. И ветра. Бэкхёну было правда немногим легче в такой погоде. Легче, но точно не тогда, он видит Чондэ. Так странно. Встретиться с ним он не планировал, тем более, что сам Чондэ его даже не замечает, пока Бэкхён не может оторваться от разглядывания его. Чертовы холодные напитки, в очередной раз сводящие их. Чондэ будто его чувствует, поворачивается в сторону столиков, где Бэкхён пытается спрятаться от жары, улыбается ему и встает с места. Он сегодня один, поэтому ничто его не держит, чтобы взять свой лимонад и подсесть к Бэкхёну. Похожая ситуация будто бы была?


— Мучаешься от жары? — спрашивает он, а Бэкхён понимает, что этому человеку совсем не жарко. Не человеку. Но дело не в этом, потому что Чунмён минимум потеет. У Чондэ же ни капли пота, сухие волосы и бодрое лицо. Чешуйки на его щеках. Их почти не видно, Бэкхён их замечает совершенно случайно, но видит четко-четко.


— Почему ты всё еще здесь?


— А? — он слегка вздергивает бровями, — а я должен был уехать?


— Мне казалось, мы больше не встретимся.


— Я тут еще неделю, — делится Чондэ, — наш отпуск сам себя продлил, посидим тут. А ты?


— Я тут живу. Теперь.


— В Корее мы бы в любом случае не встретились, — усмехается он, забирает напиток у Бэкхёна и пьет, без трубочки, сразу со стакана. Чунмён бы себе такого не позволил. Только вот глаза Чондэ - не глаза Чунмёна. Они едва-едва меняют свет по краю радужки, отсвечивая изумрудом, а Бэкхён теперь четко видит его узкие зрачки, повернутые набок. Даже не как у кошки, иначе, своеобразнее. Чондэ не пьет. Он просто касается губами напитка, думает, а потом отстраняется, улыбаясь излишне красиво, смотрит снова черными глазами, будто что-то знает, — когда мы разошлись, страна разделилась на две части. Оказалось, недостаточно просто быть живым, чтобы по ним передвигаться.


— Получается, ты северянин?


— Пару раз - да. Пришлось приобрести опыт и умереть не единожды, чтобы понять, что нужно в самом начале просто оттуда сбежать.


— Превратиться в дракона и улететь на юг? — Чондэ кивает. А Бэкхён невольно вспоминает, как в подростковом возрасте читал сотни статей про какой-то несуществующий то ли метеорит, то ли баллистический удар от северян. Это его свет? Спрашивать он не будет. Неловко притягивает свой напиток обратно и борется с вопросом, может ли он после этого пить. Хочется. Приходится. Чондэ тихо смеется, видя его действие. Что?


— Как давно ты украл сердце тигра? — говорит он, словно позволяет Бэкхёну немного расслабиться. Он и не думал продолжать играть в тигра, но почему-то и не думал, что будет отнекиваться. Сейчас ему остается просто пожать плечами, попивая свой напиток.


— Как давно ты понял, что ошибся?


— Сразу? — предполагает Чондэ, — но не был уверен, вы будто бы пропахли друг другом, а я давно не видел его, чтобы точно узнать.


— Я думал, ты увидел это по тому, что я выпил что-то после тебя, ведь тигруля - брезгуша.


— Бу-бу, — дразнится дракон, а Бэкхён не может отделаться от чувства, что правда видит на его коже разные узоры, схожие с чешуей, — он такой только с людьми. Я понял это по твоему следу на воде. Должно быть, вы достаточно близки...


— Он предлагал сказать, что сердце тигра я не украл, а съел...


— Ах? — Бэкхён ощущает себя так, словно чужая усмешка угрожает ему. Взгляд у него добродушный сейчас, пусть и немного удивленный, поэтому и бояться будто бы нечего, но и нельзя доверять, — даже так? Какую по счету жизнь ты с ним живешь?


— Я? — удивляется Бэкхён, — так я же...человек. Как я могу жить несколько жизней? Тем более с ним?


— А ты думаешь, что кто-то, похожий на него, обратит внимание на обычного человека?


— Знаешь, — выдыхает Бэкхён, жмурится, а потом слегка откидывается на стульчике, понимая, что нужно уйти, — я хочу быть обычным человеком. И хочу, чтобы в моей жизни обычного человека чудовищ было минимально.


— Ты так откровенно меня отшиваешь?


— Да. Будь добр отшиться.


***


— Что он хотел от тебя? — Бэкхён неловко вздрагивает, слыша этот вопрос. Они собирают коробки и чемоданы, чтобы переехать, хотя до самого переезда еще некоторое время имеется. Чунмён обещал, что они могут перевести ненужные вещи на выходных, а потом уже съехать на неделе. Бэкхён слышит вопрос как раз тогда, когда наклоняется, чтобы убрать вещь в коробку.


— Кто? — спрашивает Бэкхён, искренне не понимая, о ком они говорят. У них есть пара теплых вещей, которые есть просто в качестве стартового набора для переезда, но сейчас они точно не нужны, чуть ли не просто занимают место. Чунмён смотрит на него, будто никакого вопроса не задавал, а потом пожимает плечами.


— Дракон? Он же снова тебе встретился.


— Как ты понял? — удивляется Бэкхён, — по запаху?


— Я же не он, — Чунмён смеется, — ты кажешься озадаченным.


— Не каждая моя озадач...


— Бэкхён? — перебивает чужое раздражение Чунмён, — ты злишься, что я узнал? Или что я спросил, даже если знал? Я просто это знаю, вот и всё.


— Ты даже не спросишь, в порядке ли я?


— Ты в порядке, — строго замечает Чунмён, сбивая растерянность Бэкхёна, — я бы на край света к тебе примчался, если бы он был для тебя опасен. Дракон - самый безобидный для людей монстр, тем более, что ты знаком со мной. Но вы с ним были какое-то время, а значит, он что-то от тебя хотел.


— Спросил, какую жизнь я живу с тобой.


— Ой, — Чунмён смеется, не находя это ничем серьезным. Бэкхён и думать про это забыл, теперь хочется попытаться это выяснить. Не мог же он прожить с Чунмёном несколько жизней? Это же не для обычных людей. Чунмён видит его непонимание, улыбается, подходит ближе, мягко гладит по плечу, — давай я скажу, что он ревнует, что у меня есть приятные мне люди. Ты со мной одну свою жизнь. Честно-честно.


— Ты мне говоришь это так, что я наоборот хочу не верить.


— Думаю, даже если у тебя и была прошлая жизнь, мы в ней точно не пересекались, — Бэкхён фыркает: всё же слышать, что ты особенный, было немного приятнее, чем обратное этому. Но он и вправду не особенный. Ему нужно было просто успокоиться, что никакая прошлая жизнь, никакое чудище, ему никто не угрожает. Чунмён вызывает чувство безопасности, поэтому Бэкхён жмурится и обнимает его, вытягивая руки над его плечами, что Чунмёна смешит, он целует Бэкхёна в щеку и обнимает за пояс, — тебя пугает, что ты мог прожить хотя бы еще одну жизнь?


— Мне нравится быть обычным человеком.


— Очень часто обычные люди живут несколько жизней, просто они не продолжаются всё время, это нормально. Чувство дежавю же не просто так существует.


— Дежавю - это про параллельные миры, а не прошлые жизни.


— Умничаешь?


— Ты первый начал, — Чунмён мстительно его щекочет, Бэкхён изворачивается, но не перестает обниматься, просто показывает свое недовольство взглядом. Чунмён же снова его целует и улыбается, — ты меня своим милым личиком не подкупишь.


— Кстати про дежавю, — голос Чунмёна звучит немного напряженно, он слегка отстраняется, — тот следователь, что спрашивал у тебя про детей, снова к нам приходил.


— Нашел тела в реке? — Бэкхён не знает, почему спрашивает это. И Чунмён не знает, почему Бэкхён это спрашивает. Смотрит каким-то бездумно тупым взглядом, почти не моргая, отчего Бэкхёну даже неловко становится. У Чунмёна пара узоров появилась на шее и ушах, так странно, Бэкхён невольно тянет руку, трогает пальцами по почти невидимым рисункам, — я не...отстань?


— Он спрашивал у нас очень много странного, в основном про взрослых людей. Но ты...тебе станет легче, если я скажу, что их нет в реке?


— А ты знаешь?


— Ну, я думаю, что...ладно, да, я знаю это, — уверяет Чунмён, говоря это уверенно, что Бэкхён верит. Немного спокойнее становится. По крайней мере это не ими воняет в воде. Ему даже не интересно, какая именно способность Чунмёна дает ему это знать, — но особо я не могу им помочь. А уж тем более, копу.


— Думаю, это скоро пройдет мимо нас. Тем более, что мы собрались переезжать.


***


Дорогие рестораны никогда не были обыденностью для Бэкхёна, будь то туризм или жизнь в Корее. Он стал хорошо зарабатывать относительно недавно, а жизнь до этого не была самой роскошной. В этой стране кто-то, кроме богачей с рождения, вообще преуспевал в этом вопросе? Бэкхён не знал. И даже в момент, когда его виртуальный счет перевалил за шестизначные цифры самой дорогой валюты, он не осознал, что что-то изменилось. У него была дорогая одежда, иногда из-за своего вида и качества, иногда просто из-за бренда, но не было никакой уверенности ее носить. То, что Чунмёна совсем не беспокоит финансовый вопрос, Бэкхён понял немногим раньше, чем узнал, что это тигр. Его это почему-то совершенно не смутило в моменте, зато расставила все ответы на вопросы, откуда у него такое отношение к деньгам. Чунмён был умен, он умел сберегать то, что накопил, а еще умел жить как-то, как не умел никто. У него были навыки, оставшиеся и из прошлых жизней, и приобретенные в новой, поэтому ему было скучновато сидеть на месте, даже если он был богат.


В какой-то момент Бэкхён выяснил, что Чунмёну будет тяжело создавать для себя банковские счета, потому что вопросы к длине его жизни однажды у банков появятся, но пока их не было, он умело выводил нули после цифр в переводах в разные валюты средств одного хейя. Самое глупое, их масштаб не ощущался, как и само участие Бэкхёна в них. Отсутствие роскоши. Поэтому Бэкхён сейчас ощущал себя странно, старался не сжиматься неловко, когда официант их обслуживал, но почему-то именно в этот раз ему не по себе. Чунмён это видит, говорит глупости, рассказывая что-то, но Бэкхён не может сконцентрироваться. Он понимает все слова, но совершенно не запоминает их. Было такое прекрасно утро сегодня, они так хорошо провели день вместе, что и не поймешь, что пошло не так. Тревога заставляла чувствовать тошноту.


— Тебя что-то беспокоит, — замечает Чунмён, когда им приносят вино. Бэкхён неловко держит свой бокал и пожимает плечами. Чунмён волнуется. Это вроде бы греет душу, делает немного легче, но не помогает на самом-то деле.


— Мне немного не по себе.


— Это была твоя идея, — напоминает Чунмён, совсем беззлобно, просто делится фактом, но Бэкхёну остается только усмехнуться и сделать глоток вина, не убирая бокал далеко от лица, — мы же всегда можем уйти.


— Всё в порядке, я сейчас привыкну и расслаблюсь, — уверяет Бэкхён, но на самом деле сосредоточиться не может, зависает взглядом сначала на каком-то официанте, а потом даже не переводит взгляд с ним, а просто остается в той точке.


— Ты уверен? — Бэкхён не пугается голоса Чунмёна, возвращает взгляд к нему, ставит бокал на стол, отмечая, что ставит рядом с бокалом Чунмёна. Хитро улыбается и забирает чужой бокал себе. Чунмён морщит нос, видя, что Бэкхён пьет и из его бокала тоже, — ну зачем?


— Можешь забрать мой, — торгуется Бэкхён, хотя прекрасно знает, что Чунмён не будет этого делать. Даже он прекрасно видит на бокале свои следы от пальцев, немного влажных, это его точно раздражает.


— Оно, между прочим, вкусное.


— Я заметил, — врет Бэкхён, только сейчас начиная ощущать вкусы, потому что заигрывание его расслабляет. Он шутливо забирает себе свой бокал тоже, держа из разными руками, по очереди пробует, что заставляет Чунмёна недовольно ворчать, но никак не сопротивляться. Вкусы разные. Незначительно, но Бэкхёну нравится чужой бокал немногим больше, — почему они разные?


— Они одинаковые.


— Попробуешь?


— Отстань, — смеется Чунмён, но забирает бокал Бэкхёна. Не пьет, просто ставит рядом с собой, — теперь подозреваешь всю воду в невкусности?


— Это не вода, — умничает Бэкхён, сейчас про себя отмечая, что немного расслабился, поэтому откидывается немного на кресло, попивая вино Чунмёна, теперь его, — ты, кстати, видел, что тебе картину заказали?


— Видел, — Чунмён задумывается, как ответить на это, — не хочу. Мне нравится ходить на работу.


— А еще тебе не нравится работать со мной в одном доме.


— Это тебе не нравится, — Бэкхён фыркает, находя это глупым, — мне хорошо работалось с тобой в узкой квартире Гонконга, только ты сходишь с ума от этого. Иногда я даже начинал думать, что дело во мне.


— Ненавижу быть запертым, — ворчит Бэкхён, а Чунмёну приносят новый бокал вина. Как? Бэкхён вопросительно смотрит на него, подсаживаясь снова ближе, — как ты заставил его это сделать?


— Мы встретились взглядом, я показал на бокал, он понял.


— Да ты.., — Бэкхён не находит слов, лениво смеется, а потом хитро смотрит на новый бокал. Чунмён его взгляд видит, забирает напиток себе и отводит руку подальше от Бэкхёна. Ему нравилось так дразниться, но дважды такую наглость он выкидывать не будет. Стало значительно спокойней, — у тебя полосы появились за ушами.


— Ты только сейчас заметил? — удивляется Чунмён, совершенно не смущаясь такому замечанию. Бэкхён пожимает плечами: он заметил какое-то время назад, но забитая какой-то суматохой голова совершенно не думала про это. Чунмён сейчас милейше выглядел, его волосы будто бы нисколько не закрывали его уши в этом самом виде его милости, а потом Бэкхён и вспомнил. Узоры на теле Чунмёна появлялись и исчезали, Бэкхён замечал это изредка, тем более, они сливались порой с его кожей.


— Ночью заметил. Необычно, в таком месте еще не видел.


— Уродливо тут выглядят, будто шрамы, — Чунмён к ним кажется привычным, но не всегда смиренным. На некоторых частях тела они его совершенно раздражают. На руках, ближе к кистям, они его будто бы так злили, что зудели, а теперь и на шее, за ушами. Не нравились.


— Мне нравится, — мурлычет Бэкхён, — ты такой кот с ними. Хочешь, буду целовать их, чтобы ты забыл?


— Ты такой подлиза, — не может не улыбаться Чунмён, — с тобой хоть что понравится.


***


За всё время их знакомства Бэкхён уже видел тигра в полной красе. Того огромного зверя, белого, будто бы шелковистого. Бэкхёна он пугал, но не казался опасным. В человеческом образе тигра он тоже пару раз видел. И вот это ему казалось опасным. Чунмён, превращающийся в зверя только частично, пугал его. Его лицо становилось будто бы острее, отчего строже, все светлые узоры его кожи будто бы становились серебряными, выделяясь открыто. И сейчас он мягко заводит Бэкхёна за себя, держа за одежду рукой очень осторожно, потому что она явно когтистая. Бэкхён это видит по второй, которой он ловко хватает кого-то за шею. Дракона. На его фоне крепкая рука Чунмёна кажется такой крупной, напряженные вены, яркие полосы, когти, которые не прокалывают чужую кожу, но пугают. Но и дракон пугает. Наверное, его кожа не ранится от захвата только из-за того, что он другое чудовище. Его глаза черные, их совсем не видно в темноте, даже их тончайшие светлые зрачки и тонкий ободок радужки, зато четко видно его сияющую чешую на щеках, челюсти и шее. Он клыкасто, но при этом так обворожительно и естественно, улыбается, будто совершенно не пугаясь чужой реакции. Откуда он тут, черт возьми?

 

— Откуда ты тут, черт возьми? — спрашивает Чунмён, будто бы слышал этот вопрос в голове Бэкхёна. Не слышал. Они возвращаются домой срезами, потому что это и весело, и Чунмён запомнил лучшие узкие проулочки. Ему так хотелось показать Бэкхёну интересные места и дворы, а тут другое чудище. Он просто окликнул их, оказавшись достаточно близко, что заставило Чунмёна так среагировать то ли для защиты, то ли от неожиданности. Чондэ просто смотрит на него, лениво моргает, видимо, подбирая слова. Чунмён выдыхает, почти рыча, но расслабляет хватку.

 

— Я просто шел мимо, — говорит он, не расслабляясь на самом деле, потому что и Чунмён его не отпускает до конца, - увидел знакомую задницу, решил, что можно поздороваться. А вы такие неприветливые. Хотя, ничего удивительного, это же ты.

 

— Ты не можешь сделать это просто так.

 

— С человеком-то я знаком, — он немного нахально поглядывает на Бэкхёна и хитро улыбается. Бэкхён нервно улыбается в ответ. Чунмён уже не держит его за футболку, но продолжает прикрывать своим плечом. Руки у него становятся человеческими, пусть и немного сияют глаза, но дракон продолжает быть драконом, видимо, не расслабляясь и вовсе, — как ты умудрился?

 

— Развлекайся, турист, — бросает Чунмён, слегка отходя от Чондэ, что тот принимает с облегчением, становится снова человеком, но Бэкхён не может отделаться от ощущений его черных глаз. Чунмён его сторонится. Ему не нравится эта компания, — рожа твоя эта…

 

— Моей роже две тысячи лет, напоминаю, — мурлычет Чондэ, невольно напоминая Бэкхёну, что он тут не просто так оказался. Точно, он же не среди людей. И это нелюди не особо-то считаются с его ощущениями прямо сейчас, — твоя рожа хотя бы меняется. Красивая, кстати. Тебе идет.

 

— Мозгов у тебя, правда, не на две тысячи, — ворчит Чунмён, — тебе стало легче?

 

— Я увидел человека, тогда стало легче, — о чем они говорят, Бэкхён понимает условно: два хейя не виделись очень давно, их встреча не была прописана, а случилась случайно через одного Бэкхёна. Он просто звено, показавшее, что оба в порядке. Чондэ выглядывает на Бэкхёна, а потом смотрит на Чунмёна, слегка наклоняясь вперед, почти неощутимо, — хозяин морей?

 

— Я не зн…что? — Чунмён ловко ловит Чондэ за плечо, всё еще оставаясь человеком, отчего совсем не пугает дракона. Чунмён испуганно оглядывается на Бэкхёна, а потом возвращается к Чондэ. Тот же просто улыбается, пожимая плечами. Что происходит? Бэкхён ощущает себя снова напуганным, как в дни приезда. Чунмён оглядывается еще раз, смотрит немного виновата и улыбается, толкая Чондэ, — мы сейчас вернемся.

 

— Смотри, чтобы твое «сейчас» не растянулось на мою вторую жизнь, — огрызается Бэкхён, не испытывая никакого удовольствия от ситуации. Ему неприятно. И оставаться одному на темной улице, благо, он просто выходит из проулка на более просторную местность. И быть одному, зная, что эти двое были излишне тесно когда-то связаны. И быть тут, прекрасно осознавая, что они обсуждают его. Мерзко. Будто с привкусом болотистой воды.

 

Бэкхёну кажется, что он впервые промерзает в этой жаркой весне, которая ему была совсем не по силам. Это происходит даже не от ночи, надвигающейся своим черным, как глаза дракона, небом. От самого чувства, что он столкнулся с чем-то (или кем-то), что ему вовсе не по зубам. Обычным человеческим зубам, видимо, не всегда удается справиться с переживаниями, изменениями и тревогами. Бэкхён не любит работать в четырех стенах, но больше всего он не любит не знать, что за этими четырьмя стенами его ожидает. Чертов дракон. Вроде, императорский, но Бэкхёну совершенно всё равно сейчас. Он недовольно пинает воздух, а потом садится на бордюр тротуара, давая себе слово, что ждать больше пяти минут Чунмёна не будет. Вытягивает телефон из штанов, сверяет движущееся к полуночи время и недовольно опирается локтями в колени, чтобы лицом опереться о ладони. Зябко. Уверенности эта поза не придает. Бэкхён закрывает глаза, чтобы перевести дыхание, но открывает, будто уснул, когда слышит шаги. Не оборачивается.

 

— У нас оказалось не очень много тем для разговора, — смеется Чондэ, обходя человека, чтобы встать напротив него. Он кажется дружелюбным, но всё равно таким опасным. Он всегда вызывает такое чувство у Бэкхёна. Чунмён же просто встает рядом с Бэкхёном, мягко сжимая его плечо. Успокаивает совсем немного. Чондэ улыбается и лениво машет рукой, — увидимся в другой жизни, человек.

 

— Меня Бэкхён вообще-то зовут.


— А ведь точно, — соглашается Чондэ, а потом шутливо постукивает себя пальцами по голове, — но я забуду к твоей новой жизни, не обижайся. Сможешь выбрать новое.


— Проваливай, — рыкает Чунмён, на что Чондэ улыбается, оставляет ему воздушный поцелуй и...и уходит. Просто, совершенно не в ту сторону, куда им, что действительно снимает с него подозрения. Видимо, Бэкхён и встречал его тут не единожды, что они тут с друзьями снимали место. Бэкхён поднимает голову к Чунмёну.


— Что вы обсуждали?


— Что ты не мог меня околдовать, будь бы простым человеком, которого я даже не видел в прошлой его жизни, — Чунмён не скрывает это, но точно не собирается говорить про детали, садится рядом, берет руку Бэкхёна своей, крепко сжимая.


— А что с морями?


— Есть...не знаю, я в это не верю...


— Так что это? — Чунмён задумывается, не зная, как это объяснить, — слушай, если не хочешь рассказывать, я не настаиваю.


— Я просто и сам не совсем это понимаю. Среди хейя ходили слухи, что рождаются люди, способные менять мир. Обычно мы с людьми не сближаемся, поэтому его и удивил ты рядом со мной.


— Почему он посчитал меня хозяином морей?


— Это...название просто? — Чунмён будто бы никогда не озвучивал свои знания вслух, а потому очень удивлен, что сам не много-то знает, — общее название для таких людей.


— Я хозяин морей? — кокетничает Бэкхён, укладывая голову Чунмёну на плечо. Тот смеется, беззлобно, так нежно. Бэкхёну нравится быть с ним, даже если он напуган. Чунмён не является гарантом безопасности, но с ним будто бы все сложности по плечу.


— Нет, Бэкхён, — уверяет Чунмён, целуя его в макушку, — ты может быть и способный человек, даже может быть одаренный чем-то необычным. Но ты просто человек.


— Ты будто бы опечален, что я обычный человек.


— Я просто понимаю, что должен тебя оберегать. В том числе от себя. 


***


— Жаль, что вы уезжаете, — говорит хозяин, забирая одну связку ключей у ребят. Он оставляет только одни, чтобы они сумели закрыть двери, когда уедут. Сегодня они перевезли часть вещей, так что стоило с ним попрощаться. Бэкхён кивает каждый раз, когда Чунмён говорит ему приятные вещи, пока сам разбирается с бумажками. Он отвлекается, уходит в ванную, проверить, нет ли чего-то, что нужно показать, как износ, оставленным ими. Ничего. Моет руки после пыли убранных на верхние полки документов, немного зависая на воде, льющейся из крана. Вода. Всё время пахнущая мерзковато, о чем Чунмён сказал в первую очередь, говоря о причинах разрыва контракта.


Смотрит на воду, как она собирается на ладонях, а потом какой-то непонятный сгусток оказывается в маленькой лужице его рук. Что? Бэкхён задерживает дыхание и разводит руки, выплескивая воду в раковину и отходя. В кране нет маленького фильтрика, он выпал еще в первый день, никто из них не додумался, как его вкрутить. Что это? Это похоже на волосы, скомканные руками после мытья, но точно не на ржавчину или что-то техническое. Уплывает в слив, а Бэкхён не может ничего с этим всем сделать. И с ужасом, который испытывает он прямо сейчас. Что ему делать? Хочется кричать, но будто бы не получается и вовсе. Настолько не получается, что он просто стоит и ничего не делает какое-то время, пока к нему не заходит Чунмён.


— Ты чего потерялся? — спрашивает он, а Бэкхён отмирает через силу, немного дергано двигается, будто мышцы совсем ему не слушаются. Руки уже высохли. Он смотрит на Чунмёна и пытается скрыть хотя бы немного свой ужас. Но Чунмён это видит, — что-то случилось?


— Всё в порядке, — Бэкхён осознанно врет, но говорит абсолютную правду. В данной ситуации будто бы и в порядке. Чунмён подходит ближе, мягко трогает его за плечо, потом убирает волосы с его лица, будто бы охлаждая, — он не ушел?


— Нет, потеряли тебя.


— Иду, возвращайся.


— Тебе не нужна помощь? — уточняет Чунмён, на что Бэкхён устало улыбается и качает головой. Чунмён быстро его целует и уходит, а Бэкхён судорожно выдыхает, присаживается и сжимает волосы руками. Страх проходит вместе с облегчением, которое он испытывает прямо сейчас, отмирая от кошмара. Чертова вода. Бэкхён обязательно не будет думать об этом никогда больше, как только они уедут. Не будет. Но почему-то сейчас встает и выходит к гостю, пусть он тут и хозяин.


— Выглядите неважно.


— Меня иногда тошнит от запаха воды, нужно время, чтобы прийти в себя, — поясняет Бэкхён, что хозяина явно озадачивает, потому что он не ожидал, что проблема настолько серьезная. Бэкхён видит его смятение и отмахивается, лениво улыбаясь, — такое всегда, не зависит от места, не переживайте.


— Надеюсь, в новом районе у вас не будет с этим проблем.


— К слову про район, — вспоминает Бэкхён, — вода здесь как-то ограничена?


— Многим кажется, что она как-то связана с рекой, — понимает мужчина, — но это не так. Она хранится в резервуарах наверху улицы. Там целый комплекс, обрабатывающий воду. Видимо, у них она немного цветет, раз произошел такой сбой. Такого почти не случилось, сколько мы сдаем эту квартиру.


— Получается, на каждую улицу своя вода?


— Я не уточнял этот вопрос, — Бэкхён кивает, слыша ответ, а Чунмён смотрит на него так, будто в чем-то подозревает. Бэкхёну ничего не остается, кроме как просто ему улыбнуться. А что поделать еще?


Они говорят о разных мелочах, обмениваются бумагами и чеками, а потом расходятся. Бэкхёну уже даже немного отпускает это переживание, он отвлекается на многие другие вопросы. Они провожают хозяина, продолжая разговаривать про коробки и оставшиеся сумки, Бэкхён заходит на кухню, чтобы попить. Он наливает воды из бутылки, но стоит поднести к лицу, сразу же отставляет стакан. Ему не нравится. Сама мысль контакта с водой его не прельщает. Приходится недовольно закатывать глаза, чтобы с самим собой побороться. Чунмён это прекрасно видит, заканчивая свою фразу, просто замолкает, дожидаясь, когда Бэкхён обратит на него внимание. Смотрит.


— Что случилось?


— Теб...сходим к станции?


— У тебя какая-та сумасшедшая мысль?


— Я видел клок волос в воде, — спокойно рассказывает Бэкхён, смущая Чунмёна информацией, — если там не трупы детей, то может быть чьи-то?


— А если это дефект труб? Нам вряд ли дадут узнать


— Я знаю. Просто любопытство.


— Тебе не понравится ни один вариант, Бэкхён.


— Знаю.


***


Идти вверх по улице было тяжеловато, они как будто и не планировали этого делать. Уже стемнело, но не до ночного мрака, так, легкие сумерки. Чунмён идет немногим впереди Бэкхёна, устающего от легкой жары, не собирающейся проходить даже без солнца. Они не разговаривали без остановок, наоборот, чаще молчали, потому что так было удобно. За день обсудили детали переезда и планы на новые действия, в очередной раз, шутливо брыкаясь, кто и что хочет. Чунмён даже позволил себе пошутить, что, стоит им прийти на станцию, обязательно найдется человек, который расскажет, где прятал трупы. Бэкхён почему-то даже не испугался этой шутки, наоборот, даже позволил себе посмеяться. Будет глупо, если они действительно что-то такое найдут.


— И правда станция, — выдыхает Чунмён, смотря на место, куда они направлялись. Невысокий металлический забор в сеточку, словно просто для видимости, ровная территория, на которой расположены огромные бочкообразные резервуары для воды. Все такое аккуратное, чистое, белое. Множество генераторов, тихо жужжащих, но из-за своего количества отдающихся в воздухе шумом.


— Выглядит цивильно, — бросает Бэкхён, когда они подходят близко. У заборчика калитка, она перекрыта специальными замком, но никто и не собирался проходит. Бэкхён шутливо привстает на носочки, словно пытается подглядеть, хотя всё и так видно. Чунмён кажется довольным, когда смотрит на Бэкхёна, что не дает тому повода это не любить. Бэкхён даже собирается что-то сказать, немного отходя в сторону, как к выходу подходит мужчина. Он в рабочей форме, видимо, уходит домой. Смотрит удивленно на иностранцев, выходя из-за ограды в их сторону.


— Вы пришли жаловаться, что вода цветет?


— Мы просто мимо шли, засмотрелись, — врет Бэкхён, — но вода правда пахнет дрянно. Это уже жалобы?


— В этом году стало слишком жарко, вода цветет, — поясняет работник, — а очистка производится не так часто, вот и случается такое. Уже прошлую неделю работали по этому вопросу, со вторника начнут последние резервуары, так что к концу недели всё будет новеньким, нужно немного подождать.


Они обмениваются парой любезностей, пропускают работника дальше, пока сами решают, куда пойти. Бэкхён смотрит на тоненький сток, идущий в низ улицы, на которой они никогда не были. Линия воды почти недвижимо спускается по стоку, привлекая внимание Бэкхёна. Видимо, это какой-то слив станции, спускающий конденсат или переработанную воду обратно в реку. Чунмён встает к Бэкхёну плечом к плечу, пытаясь понять, куда он смотрит. Бэкхён указывает рукой на сток, жестом показывая, что это всё длится дальше. Чунмён не понимает, что он имеет в виду.


— Просто ради интереса: пойдем вниз, может найдем какое новое место?


— Люди за звездами ходят, а ты за водой? — Бэкхён уверенно кивает, целует Чунмёна в щеку и начинает идти вперед. Тому остается просто следовать рядом, — почему ты вдруг заметил?


— Подумал, что очень странно хранить воду, при этом ее сливать. Стало любопытно, как долго идут такие конструкции по таким стремным улицам.


— Эта улица связана со станцией, думаю, не такая уж и стремная, — защищает местность Чунмён, — тем более, всё покрытие ровное, что не скажешь о наших курортных местах.


— Многие вещи кажутся неплохими, если не думать, что там будет труп, плавающий в воде, — Чунмён закатывает глаза, слыша это. Бэкхён не знает, почему в голове возникла эта мысль.


— Будешь думать об этом очень долго?


— Надеюсь, что перестану думать об этом, как только сяду в такси, чтобы уехать в новое место, — предлагает Бэкхён, — даже новости смотреть не буду, чтобы случайно не вспомнить.


— Это одновременно и похоже на тебя, и кажется таким для тебя нелогичным.


— Это ты нелогичный для меня, — флиртует Бэкхён, смотрит вперед, куда ведет сток, замечает впереди небольшой канал, над которым можно будет пройти по маленькому каменному мостику в пару шагов. А направо есть поворот к более знакомому району. Бэкхён решает, что оставит это всё, как оно бы его и не касалось, берет Чунмёна под руку и поворачивает вместе с ним на эту самую улицу вправо, — мне надоело.


— Хорошо, — мурлычет Чунмён, принимая правила его игры. Многое Чунмён принимает в Бэкхёне, оставаясь с ним. Какой странный выбор. Бэкхён согласен делать такие же странные выборы в его сторону.