Дойдя до двери кабинета босса, Дазай без стука вошёл внутрь. Мори стоял у своего стола, затем подошёл к дивану и сел на него.
— Вызывали, босс? — спросил вошедший, закрывая за собой дверь на замок.
— Да, Дазай, проходи, — ответил Огай, расстёгивая ширинку на своих брюках и делая приглашающий жест мафиози.
Дазай молча приблизился к боссу, встал возле него на колени и, приспустив его брюки, высвободил из них возбужденный орган, тут же накрывая его губами. Затянув член Огая в рот, Дазай провёл языком вокруг головки, ощутив на своём затылке чужую ладонь, которая настойчиво заставляла его взять в рот глубже. Причмокивая, Дазай быстро задвигал головой. Подчиняясь руке Мори, он принялся заглатывать до конца, пропуская ствол в своё горло достаточно глубоко, с трудом сдерживая рвотные позывы и истекая слюной. Босс резко вскинул бёдра, со стоном проникая ещё глубже, отчего Дазай чуть не задохнулся. Он попытался немного отстраниться, чтобы сделать глоток воздуха, но рука Огая помешала ему. Мори снова вскинул бёдра, толкаясь глубже, и на этот раз Дазаю всё же удалось отстраниться и вдохнуть: босс позволил ему это сделать. Затем Огай вновь надавил на затылок Осаму и толкнулся в его рот, опять проникая в гортань, застонав. Быстро двигая головой, Дазай заглатывал до конца, желая ускорить разрядку босса, и лишь иногда выпускал член изо рта, жадно хватая воздух.
Неожиданно Мори сжал каштановые волосы в кулак и с силой потянул их назад.
— Достаточно, — произнёс он. — Раздевайся.
Осаму всё так же молча снял с себя одежду и встал в коленно-локтевую позу на диване. Мори раздеваться не стал, лишь спустил брюки с трусами ниже. В руках у него появилась баночка лубриканта; щёлкнула крышечка, и смазанные прохладной субстанцией пальцы легко вошли в Дазая. К слову, босс трахал своего зама регулярно, почти каждый день, поэтому в растяжке он не нуждался. Смазав анальный проход Осаму лубрикантом, Огай приставил к нему головку довольно крупного члена и, сжав бёдра Дазая пальцами, двинул его на себя, резко толкаясь внутрь, входя сразу же до конца и проезжаясь по простате, отчего Дазай застонал. Немного подавшись назад, Мори снова резко толкнулся в любовника, проникая на всю длину, сорвав протяжный стон с губ Осаму. Толчки босса постепенно ускорялись, и теперь он вбивался в партнёра с пошлыми хлюпами и быстрыми шлепками тела о тело под скрипы дивана и стоны Дазая, который ощущал внизу живота нарастающий жар от каждого толчка Огая. Тот положил одну руку на плечо любовника, заставляя его прогнуться в спине, и начал резко двигать его на себя, с хриплыми стонами насаживая на свой член. Осаму интенсивно подмахивал, двигая бёдрами навстречу толчкам Мори, сам нанизываясь на его орган, ощущая, как внутри разгорается пламя, а разрядка становится всё ближе. Больно сжав плечо Дазая, Огай ускорил движения, проникая всё резче и глубже. По его телу прокатилась дрожь, и Мори с громким стоном вогнал в тело Осаму член ещё глубже, ощущая, как волны оргазма пронизывают всё его естество, и продолжая натягивать любовника на свой орган. Пламя внутри Дазая стало уже нестерпимым. Прогнувшись в спине и конвульсивно выгибаясь, он с криками излился на диван, затем обессиленно рухнул на него, часто и тяжело дыша, ощутив на себе тяжесть тела любовника и лёгкие поглаживания по спине.
Через пару минут Огай с него встал и привёл себя в порядок, Осаму вытер следы спермы со своего тела и дивана и тоже принялся одеваться. Мори подошёл к столу и извлёк из него шприц, наполненный желтоватой жидкостью.
— Держи, заслужил, — произнёс босс. Осаму благодарно взглянул в бордовые глаза, принимая шприц, и спрятал его в карман, после чего покинул кабинет Огая и направился в свой.
Дазай снял с себя пиджак, повесил его на стул и расположился за своим столом. Он достал из ящика резиновую трубку и, закатав рукав рубашки, перетянул руку выше локтя, работая кулаком. Затем Дазай ввёл иглу в вену и впрыснул содержимое шприца внутрь, тут же ощущая приятную негу, разливающуюся по телу. Эффект от препарата всегда был мгновенный. Дазай распустил трубку, извлёк из вены иглу и бросил использованные принадлежности в ящик стола. Откинувшись на спинку стула, он закрыл глаза.
Минут тридцать спустя дверь его кабинета распахнулась и послышался раздражённый голос напарника:
— Дазай, какого хуя? — Чуя подлетел к столу, где с закрытыми глазами сидел правая рука босса, и бросил на столешницу какую-то коробку.
Осаму не шевельнулся и даже глаз не открыл.
— Ты меня слышишь, придурок? — снова заорал Накахара. — Ты дрыхнешь, что ли? — за словами Чуи последовал удар в плечо, и Осаму, наконец, соизволил открыть глаза, глядя в голубые озёра, которые метали молнии.
— Что-то случилось, коротышка? — спокойно произнёс Дазай, а в следующий миг он оказался на полу, сбитый со стула ударом кулака в челюсть. — Совсем ебанулся? — возмутился Дазай, вставая на ноги.
— Я убью тебя! — прорычал Накахара, вновь нанося удар Дазаю, на этот раз в нос.
Вдруг послышался щелчок, и пространство прорезал звук выстрела. Чуя просто чудом успел остановить пулю гравитацией в сантиметре от своей головы. В его лицо смотрело чёрное дуло пистолета.
— Ещё раз так сделаешь, — тихо и с расстановкой произнёс Осаму, сверля ледяным взглядом напарника, — и перед тем как выстрелить, я схвачу тебя за руку, Чуя.
На самом деле Дазай довольно часто стрелял в Чую с близкого расстояния, почти в упор, называя это «тренировками». Накахара, конечно, реагировал на такие выходки напарника довольно бурно, и Дазай потом нередко получал за них по шее. Чуя при этом частенько спрашивал о том, не боится ли он, что эта пуля полетит в него, но Осаму всегда отвечал с усмешкой: «Не боюсь. Ты этого не сделаешь, Чуя. А если и сделаешь, я буду только рад сдохнуть». Вот и сейчас пуля со звоном упала на пол. Чуя взял со стола коробку, которую принёс, и швырнул её Дазаю в лицо. Тот отбил её рукой, и коробка упала на пол, крышка слетела, и оттуда выкатилась чёрная шляпа, перепачканная синей краской. Чуя развернулся на сто восемьдесят градусов и покинул кабинет Дазая, а тот лишь усмехнулся ему вслед и снова уселся за стол, закрывая глаза.
Ближе к концу рабочего дня телефон Дазая зазвонил, и тот ответил на звонок.
— Слушаю, босс, — произнёс он в трубку.
— Сегодня в девять жду у себя в служебной квартире, — сказал Огай и сбросил вызов.
Дазай тяжело вздохнул и принялся собираться домой. Его квартира находилась в той же высотке, что и квартира босса, только на три этажа ниже. Спустившись на лифте на свой этаж, Осаму открыл дверь и прошёл внутрь, наливая себе виски и делая несколько глотков из стакана. Развалившись на диване, Дазай включил настенную плазму и, взглянув на время, сделал ещё несколько глотков виски. Настенные часы показывали семь часов вечера. До девяти оставалось ещё два часа, и можно было немного расслабиться.
Если честно, Осаму не слишком хотелось куда-то идти, да ещё и к боссу, чтобы снова подставлять ему свой зад. Хотя Дазай и испытывал оргазм, когда Мори его трахал, ложиться под босса ему никогда не хотелось.
Мори взял опеку над Дазаем, когда тому было десять, и, считай, с тех пор он регулярно насиловал его. Осаму не раз пытался покончить с собой, практически всё время находясь в состоянии депрессии и апатии, и это неудивительно ввиду того, что делал с ним Огай. Позже Дазай научился получать удовольствие от соитий с боссом, но ему было мерзко от всего происходящего и тошнило не только от Мори, но и от себя. Когда Дазаю исполнилось шестнадцать, он задумал убить Огая, но перед тем, как успел воплотить свой план в жизнь, Мори подсадил его на наркоту, неожиданно вколов ему препарат в плечо.
Это был не обычный наркотик. Как позже сказал Мори, он разработал его специально для Дазая. Препарат вызывал привыкание с первого же приёма. По сути, он не затуманивал мозги — лишь расслаблял, и от него вначале хотелось спать. Но теперь Осаму без него не мог. Стоило ему хоть раз не принять наркотик, как начиналась страшная ломка, которая проявлялась в виде резкого повышения температуры и учащённого пульса. Уже спустя немного времени всё тело начинало ломать и выкручивать до такой степени, что Дазай от боли готов был биться головой о стену. И тогда Мори предупредил его: если он не примет очередную дозу, то просто умрёт в мучениях. Дазай был не против смерти, но ему не нравилась боль, поэтому ему пришлось выбросить из головы мысли об убийстве Огая: только босс мог дать этот наркотик. Осаму сдавал препарат на анализ, но определить его полный состав никому так и не удалось, из чего следовало, что наркотик, скорее всего, создан при помощи способности эспера. Только как он тогда работал на нём, Дазай и сам не понимал, ведь его способность обнуляла чужие. А возможно, он действовал на него не совсем так, как мог бы работать на ком-то другом. Но Осаму не стал проверять свою теорию, потому что каждая доза была ему жизненно необходима, а лишнего у Мори не выпросишь. Включив какой-то фильм, Дазай уткнулся в телевизор, а через полтора часа принялся собираться к боссу. Он принял душ, затем оделся и покинул свою квартиру, направившись к Огаю.
Позвонив в дверь, Осаму дождался, когда ему откроют, вошёл внутрь и разулся в коридоре. Он не заметил взгляд голубых глаз, которые сверлили его спину, пока он шёл к боссу.
Чуя направлялся к Огаю, когда увидел, как Дазай выходит из лифта и идёт по коридору. Прижав к груди папку с документами, которую собирался отнести боссу, Накахара нырнул за угол стены и проследил за тем, куда пойдёт Дазай. Заметив, что напарник позвонил в дверь Мори, Чуя остался на месте и продолжил наблюдать. Когда дверь открылась и Осаму скрылся в квартире, Накахара пробормотал:
— Что ему там понадобилось в такое время, интересно?
Решив подождать Дазая, Чуя так и стоял на прежнем месте, но Осаму не вышел ни через тридцать минут, ни через час, и Накахара пошёл к себе. Попивая вино, Чуя иногда подходил к двери и смотрел в глазок. Его квартира находилась напротив квартиры Дазая, и он просто сгорал от любопытства, желая узнать, во сколько вернётся Осаму, но того всё не было.
— Может, я не заметил, когда он пришёл? — пробормотал себе под нос Чуя.
Однако в два часа ночи он услышал, как щёлкнул замок соседней квартиры, и бросился к двери. Глянув в глазок, Чуя убедился в том, что это Дазай вернулся от босса. Ему показалось странным, что Осаму провёл у Огая около пяти часов, и он стал задаваться вопросом: что напарник мог делать у Мори столько времени? К тому же вид Дазая был немного растрёпанным: волосы всклокочены, а рубашка небрежно заправлена в штаны и немного торчала из них. Накахара подметил это, когда открыл дверь. Дазай обернулся к нему и, отчего-то поспешив отвести взгляд, быстро юркнул в свою квартиру.
— Стоять! — выкрикнул Чуя, бросившись к двери напротив, но она закрылась.
Чуя позвонил в звонок, сказав:
— Если сейчас же не откроешь, я вышибу эту чёртову дверь!
Понимая, что Накахара легко исполнит угрозу, Осаму открыл ему и спросил:
— Чего тебе, коротышка?
— Что ты делал у босса пять часов, шпала? — задал вопрос Чуя.
— Ты что, следишь за мной? — поинтересовался Осаму, удивлённо приподняв левую бровь.
— Нужен ты мне больно, — проворчал Накахара, а затем добавил: — Так что ты делал у босса так долго?
— Какое твоё дело? — приблизив своё лицо к лицу напарника, прошипел Дазай, обдав губы Чуи горячим дыханием с примесью перегара. — Я не обязан перед тобой отчитываться.
— Фу, — Чуя махнул рукой перед своим лицом, пытаясь отогнать запах. — Ты с ним спишь, что ли? — всё же спросил он.
— Чего? — возмутился Дазай. — Ты ебанулся? Я заходил к боссу по делу: нам нужно было обсудить план уничтожения вражеской организации.
— Да неужели? И поэтому от тебя на три метра несёт перегаром? А что с твоей рубашкой и волосами? А, ты решил, наверное, принять у Огая душ? — с насмешкой спросил Чуя.
— Я не собираюсь перед тобой отчитываться, Чуя, — ответил Осаму. — Ты мне никто, как и я тебе. И с чего ты мне тут вообще допрос устроил? Какое твоё дело с кем я сплю? Или ты хочешь предложить мне себя в качестве сексуального партнёра?
— Идиот! — выкрикнул Чуя, отталкивая от себя Дазая, и быстро покинул его квартиру, скрываясь в своей.
***
Говоря Чуе о том, что обсуждал с Огаем план уничтожения вражеской организации, Дазай не врал. Они с Мори действительно обсуждали это, пока пили виски, но, конечно, не все пять часов. На обсуждение плана у них ушло часа три, затем они отправились в спальню, где босс довольно грубо отымел своего зама, потом они снова выпили, и Огай трахнул Осаму ещё раз. Дазай всегда удивлялся потенции босса. И ведь тот был уже немолод, однако мог поставить Дазаю две-три палки подряд. «И откуда у него столько энергии?» — часто задавал себе вопрос мафиози.
Зайдя утром в кабинет Огая, Осаму спросил:
— План в силе?
— Конечно.
— Тогда мы с Чуей выезжаем через час.
— Хорошо. Потом сдашь отчёт, а вечером я тебя жду у себя.
Осаму кивнул и покинул кабинет босса, направившись к Чуе.
Без стука войдя в дверь, Дазай произнёс с порога:
— По поводу того плана, который мы обсуждали вчера с боссом, — сегодня мы уничтожим эту организацию. Идём с тобой вдвоём.
— Так вы правда обсуждали с ним план? — спросил Чуя.
— Да. Мы пили виски и обсуждали план.
— Но твоя рубашка... Она была в таком виде, будто ты брюки снимал.
Дазай наигранно тяжело вздохнул.
— Я ходил в туалет. Тебе полный отчёт предоставить, Чуя, о том, сколько раз?
Накахара фыркнул.
— Не стоит. Мне, в принципе, всё равно, трахает он тебя или нет.
— Было бы тебе всё равно, ты бы так не переживал из-за этого.
— Я не переживаю, просто был шокирован предположением, что ты, да и босс тоже — оба геи.
— Да неужели?
— Да. Ладно, поехали.
Прибыв на место, эсперы вступили в бой с врагом. В них полетели пули, но Чуя остановил их гравитацией, отправив в обратном направлении. Через десять минут от базы остались лишь развалины, среди которых валялось больше сотни изувеченных трупов. Неожиданно откуда-то в них полетели яркие световые лучи. Один из них зацепил плечо Чуи, прожигая одежду и оставляя глубокую рану на нём. Гравитация не могла сдержать эти лучи, и, можно сказать, Чуя оказался перед ними беззащитным.
Дазаю навредить они не могли, но Осаму не смог подобраться к эсперу достаточно близко, чтобы обнулить: тот заметил его и взлетел вверх, поднявшись в небо при помощи своей способности, засветившись голубым сиянием. Чуя, так же перемещаясь при помощи «Смутной Печали», уходил от атак, подбираясь к врагу в попытке нанести ему ближний удар, усилив его гравитацией, но Дазай, поняв, что хочет сделать напарник, замотал головой. Накахара увидел этот жест и остановился, затем ушёл в сторону от очередной атаки эспера. Дазай прошептал одними губами: «Порча».
Накахара кивнул и активировал сингулярность. Теперь он мог атаковать врага издалека, не подбираясь к нему слишком близко. В эспера полетели гравитонные бомбы, однако тот избежал нескольких атак, но Чуя всё же достал его одной из бомб, и враг был уничтожен. Накахара спустился на землю, и Дазай сразу же его обнулил. Когда Чуя упал без чувств, Осаму поднял его на руки и, перенеся в машину, положил на заднее сиденье автомобиля. Дазай отвёз Накахару в его городскую квартиру, но, обработав и перевязав рану на плече напарника, не спешил уходить. Ему не хотелось ехать в порт и видеть Огая. Поэтому он заварил себе чай, а выпив его, улёгся в гостиной на диване и сам не заметил, как уснул.
Разбудил его удивлённый возглас Чуи:
— А ты что здесь делаешь?
Осаму открыл глаза и посмотрел на Накахару.
— Мне не хотелось ехать снова на работу, — произнёс он. — Босс заставит писать отчёт, а мне лень.
— Вот как? — спросил Чуя. — Но ведь его всё равно придётся писать.
— Напишу завтра. Или ты напиши, если хочешь.
— Ещё чего? Сам пиши.
— Ты не будешь против, если я побуду у тебя до вечера?
— С чего это вдруг?
— Не хочу ехать в порт. Я тебя не побеспокою, Чуя. Полежу тут на диване, может, вздремну часок-другой.
— Ладно, лежи. Я в магазин.
Когда Чуя ушёл, Осаму прошёл в ванную комнату и сделал себе укол, так как скоро могла начаться ломка. Огая видеть не хотелось, но у него не было больше запаса наркотика, поэтому к боссу ехать в любом случае придётся: вечернюю дозу никто не отменял.
Убрав все следы приёма наркотика, Осаму вернулся в гостиную и лёг на диван. Вскоре он уснул, а потом его разбудил Чуя, сказав:
— Выпить не хочешь?
— Хочу, — ответил Дазай, и Чуя протянул ему бокал вина, присаживаясь на диван рядом с ним. — С чего такая доброта, а, Чуя? — поинтересовался Дазай.
— Считай, что это благодарность за то, что привёз домой, а не бросил одного после порчи в бессознательном состоянии.
— Если бы ты меня каждый раз так благодарил, я бы и не бросал тебя одного, — усмехнувшись, сказал Осаму, отпивая несколько глотков вина. — Но ты ни разу даже спасибо не сказал.
Чуя пожал плечами, делая несколько глотков из бокала, затем проговорил:
— Я что-то не могу припомнить ни одного случая, Дазай, когда бы ты меня не бросал. По-моему, сегодня ты не оставил меня на поле боя впервые за четыре года, которые я тебя знаю.
— Правда? Не может быть, Чуя! Неужели такое возможно?
— Ты сейчас издеваешься? — Чуя с подозрением посмотрел на Дазая.
— Вовсе нет. А я вот припоминаю, Чуя, что вынес тебя на руках с поля боя, когда ты применил порчу в первый раз. Более того, когда ты падал вниз с большой высоты без сознания, я поймал тебя на руки, не позволив разбиться о землю.
— Правда? Я не помню этого, ведь ты сам сказал, что я был без сознания. А ты не рассказывал о том случае.
— Ну да, не рассказывал. Придя в себя, ты в очередной раз на меня наорал и пригрозил вновь подвесить за ноги к фонарному столбу.
— А помнишь за что?
— Не, не помню, — Дазай замотал головой и допил остатки вина.
— Перед тем как я активировал порчу, ты говорил, что разработал свой план для того, чтобы выяснить, из чего я состою, и переписать меня, дабы сделать своей горничной.
— Чуя, но это же была шутка, — Осаму усмехнулся, а Чуя тоже допил вино и снова наполнил бокалы, так ничего и не ответив на это Дазаю.
Они с Накахарой выпили бутылку вина, ведя непринуждённую беседу, что случалось с ними нечасто. Иногда они выпивали с Чуей вместе, если не удавалось найти более подходящего собутыльника, но их разговоры не были направлены в столь спокойное и мирное русло. Часто они язвили и говорили друг другу колкости, даже когда пили вдвоём.
После того, как была опустошена вторая бутылка, Чуя сказал:
— Я что-то устал, пойду спать.
— Что ж, я тогда поеду домой, — произнёс Осаму. Чуя кивнул, а затем предложил:
— Если хочешь, можешь остаться. Ложись на диване.
— Я бы с радостью, но мне нужно домой, — ответил Дазай, помня о том, что ему необходимо принять препарат через несколько часов, иначе начнётся ломка.
— Зачем?
— Какой ты любопытный, Чуя, — Осаму с улыбкой потрепал эспера по волосам.
— Эй! — возмутился тот.
Дазай вновь улыбнулся и покинул квартиру Накахары, вызывая по дороге такси.
***
Мори открыл довольно быстро, будто под дверью стоял.
— Почему так поздно? — спросил босс, отходя в сторону, пропуская Осаму внутрь. — И где ты был целый день?
— Спал, — ответил Дазай, снимая туфли.
— Я вижу, как ты спал, точнее, чувствую по запаху.
— И что, какие-то проблемы? Я ведь пришёл.
— Пришёл бы ты, если бы тебе не нужна была доза, — проворчал Огай.
Дазай ничего не ответил, а молча направился в спальню. Раздевшись, он лёг на кровать в ожидании босса. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре уже лежал рядом. Откинув одеяло, он накрыл губы Дазая своими, проникая в его рот языком, целуя жадно и мокро. Затем раздвинул ноги Осаму в стороны и смазал колечко мышц парня лубрикантом. Приставив головку возбуждённого органа ко входу, Мори резко толкнулся внутрь, как всегда входя довольно грубо, но под правильным углом, сразу попав по простате, так как хорошо изучил тело своего подопечного за годы сношений с ним. Дазай вскрикнул и обхватил Мори ногами за талию, прижимаясь задницей к его бёдрам плотнее, пытаясь принять в себя член глубже, впиваясь при этом пальцами в спину босса.
Мори сразу же взял ускоренный темп, грубо и резко вбиваясь в податливое тело парня под ним, целуя и кусая в шею и плечи. Дазай быстро двигался ему навстречу, вскрикивая и постанывая, ощущая внутри полыхающее пламя. Дыхание обоих любовников участилось, а сердца, казалось, готовы были выскочить из груди. Быстрые шлепки тела о тело говорили о том, что оба партнёра уже на грани. Двинув бёдрами ещё несколько раз, ощутив, как внизу живота будто что-то взорвалось, разливаясь по телу волнами острейшего оргазма, Дазай вскрикнул и выгнулся на постели, изливаясь на свой живот и чувствуя в себе бешеные толчки босса. Тот, сжав его ягодицы пальцами, резко натягивал Осаму на свой член, а затем с хриплым стоном кончил в любовника, резко толкнувшись в него ещё несколько раз, и свалился на вспотевшего Дазая сверху, часто и тяжело дыша.
Выйдя из него, Огай откатился в сторону и провёл по его лицу пальцами, затем чмокнул в щёку и встал с постели. Накинув на себя халат, Мори куда-то вышел, затем вернулся в спальню, держа в руках шприц и резиновую трубку.
— Помочь? — спросил он, протягивая их Дазаю.
— Сам справлюсь.
Огай кивнул и вышел из комнаты, вернулся он минут через десять. Пустой шприц и трубка валялись на полу, а Осаму, откинувшись на подушку, лежал с закрытыми глазами.
Огай лёг рядом с ним, положив голову на плечо Дазая, и провёл рукой по его груди.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросил Осаму.
— Что именно? — поинтересовался босс.
— Подсадил меня на эту дрянь.
— Чтобы обезопасить себя и чтобы ты был у меня под контролем, — честно ответил Огай.
— Я так и думал.
— Правильно думал. Завтра к нам приезжают партнёры из Гонконга, — произнёс Мори. — Босс этой организации любит мальчиков, таких, как ты. Мне нужно, чтобы он подписал этот контракт, поэтому хорошо постарайся и ублажи его как следует, — Дазай ничего не ответил, а Огай привстал с постели, сказав: — Становись раком.
***
Прошла неделя. На очередном задании Дазая ранили, но не серьёзно; когда враги были уничтожены, Чуя перевязал плечо Осаму и отвёз его в порт. По прибытии Дазай сразу же отправился в свою квартиру и вечером был вынужден снова идти к Огаю за дозой. Он попросил его дать одну про запас, и Мори не стал возражать. После того как босс трахнул любовника, он дал ему две дозы, и Осаму ушёл домой.
Как же Дазаю всё это надоело! Проклятый Огай, зависимость от него и препарата... Помимо всего прочего, босс частенько подкладывал его под своих деловых партнёров. Сегодня он вновь сказал, что завтра вечером в Йокогаму должен приехать один из его конкурентов. Осаму следовало познакомиться с ним на улице, якобы случайно, и выведать кое-какую информацию. Конечно же, приказ босса подразумевал, что Осаму придётся лечь под этого конкурента, чтобы немного сблизиться с ним. Такое бывало и раньше, и Дазай вступал в отношения с теми, на кого указывал Мори, для получения каких-либо сведений или, например, приближения к главе вражеской организации, чтобы потом устранить его. От всего этого Осаму уже тошнило. Он и сам не знал, почему до сих пор не прекратил свои мучения и просто не покончил с собой, хотя много раз пытался, но безуспешно.
В последние несколько дней Осаму чувствовал апатию, находясь в глубокой депрессии. Ему ничего не хотелось, в том числе и жить. Дазай бросил шприц и трубку в ванной, после того как вколол себе препарат, там же взял верёвку, которая лежала в корзине для белья, и прошёл в гостиную. Он поставил стул на середину комнаты и залез на него, чтобы привязать верёвку к кольцу, на которое крепилась люстра. Накинув петлю на шею, Осаму спрыгнул со стула, и тот с громким стуком свалился на пол, оставив Дазая висеть под потолком. Его шея выдержала, не сломалась, и он, хрипя, начал задыхаться.
Внезапно кто-то начал настойчиво звонить в дверь, снова и снова нажимая на кнопку дверного звонка, как вдруг, словно не выдержав, она с грохотом распахнулась, и в гостиную вбежал Чуя. Засветившись красным, он взлетел вверх и перерезал ножом верёвку. Тут же оказавшись внизу, Чуя поймал Осаму у самого пола, не позволив ему упасть и разбить голову.
Он снял петлю с шеи Дазая и перенёс его на диван. Осаму был в сознании, поэтому Чуя зло бросил:
— Чёртов придурок! Зачем ты это сделал?
— А что тебе тут понадобилось, Чуя? — спросил Дазай, когда прочистил саднящее горло.
— Хотел узнать, как ты после ранения. Но услышал грохот и хрипы. Не сложно было догадаться, что происходит в твоей квартире, суицидник грёбаный!
Чуя стукнул Осаму кулаком в плечо, но не сильно, и тот возмущённо айкнул.
— Чуя, ну что ты вытворяешь? Я только что чуть не умер, а ты меня ещё и бьёшь.
— Да тебя убить за такое мало! — зло прошипел эспер.
Осаму усмехнулся.
— Так зачем спасал? Позволил бы мне сдохнуть и осуществил свою мечту. Может, и тебе стало бы от этого легче.
— Заткнись, — буркнул Накахара. Он поднялся на ноги и зачем-то пошёл в ванную. Дазай услышал шум воды, но потом Чуя вернулся и присел на пол рядом с диваном.
— Что у тебя случилось? — задал вопрос Чуя и в странном порыве провёл рукой по каштановым волосам. Смутившись, он убрал руку, но продолжил смотреть в карие глаза. — Зачем ты это сделал? Скажи, Дазай, почему ты пытаешься умереть снова и снова? И сегодня ты подставился под пули намеренно?
Осаму кивнул, затем сказал:
— Чтобы прекратить своё жалкое существование. Почему ты мне помешал? Ну кто тебя просил, Чуя?
— Дазай! Я совсем тебя не понимаю. И объясни мне, что за шприц валяется на полу в ванной? Ты что, наркоман?
— Нет, — бессовестно начал врать Осаму. — Это инсулин.
— У тебя что, диабет?
— Ага, — кивнул Дазай.
— А ты бухаешь довольно часто. Разве тебе можно пить?
— Чуя, ты же знаешь, что мне плевать на своё здоровье. Я же суицидник.
— Знаю, — кивнул Накахара. Отчего-то, услышав о «диагнозе» Осаму, Чуе стало его очень жаль, и он подумал: «Дазай такой молодой, ему всего девятнадцать, а уже инсулинозависимый. Это ужасно».
Осаму же неотрывно смотрел в голубые озёра. Он был рад, что Чуя рядом. Сейчас они не скандалили как обычно, и Дазай видел, что Чуя его жалеет: в голубых глазах читалась печаль и сочувствие. Осаму ненавидел жалость, и он никогда не хотел, чтобы его жалели, но в этот момент он чувствовал какое-то странное спокойствие и защищённость. Сам не зная зачем, он провёл пальцами по щеке Накахары. Напарник был так близко, что Дазай, совсем позабыв обо всём, потянулся губами к его губам, зарываясь пальцами в рыжую шевелюру. Чуя не оттолкнул, не наорал на него и не ударил. Их губы встретились и слились в нежном поцелуе. Сердца в груди парней заколотились быстрее, а дыхание участилось. У Чуи голова пошла кругом от происходящего и близости Дазая, но, всё же взяв себя в руки, он медленно отстранился от него.
— Что ты делаешь? — с трудом переведя дыхание, спросил Чуя, неотрывно глядя в карие омуты. Поцелуй Дазая вызвал в нём странные чувства и ощущения. Но он не испытывал злости к напарнику, к тому же ведь сам ответил на тот поцелуй.
— Не знаю, — честно ответил Дазай. — Мне просто захотелось тебя поцеловать.
— Я не гей, — сказал тот и поднялся на ноги. Чуя хотел уйти, но потом подумал, что Дазая нельзя оставлять одного: он снова мог попробовать покончить с собой.
— Уже уходишь, Чуя? — с насмешливой улыбкой спросил Осаму. — Испугался?
— Тебя, что ли? — Накахара развернулся к напарнику и гневно посмотрел в его глаза, Дазай всё ещё улыбался. — Я просто хотел сходить за вином. Раз уж тебе плевать на своё здоровье, думаю, ничего страшного не произойдёт, если мы выпьем.
Осаму кивнул, а Чуя покинул его квартиру. Он вернулся к себе, чтобы взять бутылку вина, а заодно прихватил свои бокалы.
Они с Дазаем выпили, а когда вино закончилось, Осаму принёс из кухни виски со льдом. Изрядно напившись, Дазай отрубился прямо на диване, уткнувшись носом в плечо Чуи. Тот не возражал и, откинувшись на спинку дивана, лишь переложил напарника ниже. Он положил его голову на свои колени и начал перебирать между пальцами каштановые волосы. Прежде чем уснуть, Чуя задал себе вопрос: почему же Дазай так упорно пытается умереть? «Неужели в его жизни нет ничего, ради чего стоило бы жить?» — подумал он, ощутив при этом безграничную тоску. Сейчас ему было жаль Осаму, хотя он никогда раньше не понимал этого человека: ни его чрезмерной жестокости к людям, ни стремления к смерти.
Чуе было известно, что босс растил Дазая с десяти лет, и он подозревал, что именно методы, которые применял Огай в целях его воспитания, могли сделать из Осаму жестокого, безжалостного убийцу, ставшего хроническим суицидником. Думая обо всём этом, Чуя вспоминал, что в подростковом возрасте он не раз замечал на теле Дазая синяки, ссадины и раны. Оттого он, наверное, и бинтовался всегда как мумия, чтобы скрыть следы воспитания босса.
— Да, видимо, нелегко тебе пришлось с таким опекуном, — пробормотал Чуя, поглаживая Осаму по голове, чувствуя к нему в этот момент какую-то странную нежность. Он и не подозревал, что все его догадки и предположения не составляют и сотой доли той ужасной правды, которую скрывал Дазай за извечными масками весёлости и беззаботности, и какие на самом деле за ними таятся боль и отчаяние.