Пасмурно.
Тяжелые свинцовые тучи нависали над городом, промозглый ветер сновал по улицам, путаясь в кронах деревьев. «Снова», — думал Ойкава, бесцельно наблюдая за жизнью по ту сторону стекла. Снова холод, отсутствие солнца и вой за окнами. Снова серость, уныние и тоска. Снова горечь во рту от всего этого. Снова.
Ойкава не любил зиму, особенно в его родных краях. Извечные ледяные дожди, из-за которых чувствуешь себя неуютно маленьким под натиском воды. Морозные ночи, которые разукрашивали льдом окна, стены, дороги — все, к чему прикасались капли ранее. Редкий снег не приносил ту сказочность, которая была в северном регионе, высыпался лишь жалкой горсткой и смешивался с грязью за считанные минуты. Ветер пробирающий до костей упрямо дул прямо в лицо да так, что глаза слезились. Сухая обветренная кожа — отдельный пункт в личном списке Тоору «тысяча причин не любить зиму». А про длинные ночи и отсутствие хотя бы капли света он и вовсе промолчит, и так очевидно.
Ойкава не любил зиму, и все же у него была одна тайна, по которой зиму он любил очень.
***
— За тобой пришли, — хихикнул Дайчи и толкнул в бок друга.
Сугавара, который только что запихнул в себе в рот булочку с малиновым джемом, промычал что-то бессвязное, и Дайчи мог поклясться, что тот его бранил на чем свет стоит.
— Утра, — Ойкава всплыл как по волшебству, словно не было «сигнала» от лучшего друга. — Ты занят после завтрака?
Савамуре неловко. То ли от того, что Коуши продолжал жевать свою булочную не подавая при этом никаких признаков жизни, то ли от того, что Ойкава, их на секундочку принц, пришел в столовую к его же охране, чтобы стоять сейчас перед ними и переминаться с ноги на ногу. Савамуре было неловко за них двоих. И он не собирался ничего с этим делать. Ковырять остатки еды в тарелке и то более увлекательное занятие, чем следить за этими двумя.
И если вся жизнь театр, то это самая унылая постановка о любви, которую когда-либо можно было наблюдать.
И дело не в том, что это что-то однобокое, или из серии «тяни-толкай». Нет. С первой их встречи что-то неуловимое заставляло их оглядываться друг на друга, манило, приковывало взгляд. Что-то совершенно необъяснимое, волнующее и такое очевидное. Что-то из-за чего Ойкава начал чаще прогуливаться мимо их казарм. Что-то из-за чего Сугавара по ночам строчил кому-то письма без адреса, просовывая аккуратно сложенную бумагу под одну конкретную дверь. Что-то, что неизбежно подталкивало их к друг другу, словно сама судьба смеялась над ними.
Дайчи наблюдал за этим вот уже третий год. Еще немного и он был готов лично запереть этих двоих в какой-нибудь комнате, чтобы они перестали распространять свое смущение на всех, кто по несчастью оказался рядом.
— Я…, — протянул наконец Сугавара, но дальше так ничего и не последовало. Возможно, дело было в том, что он действительно был занят, но сказать это вслух, отчего-то язык не повернулся.
— Да, свободен он, — не выдержал Савамура и тут же встал с места, подхватывая разнос. — И перестаньте быть уже такими.
Две пары удивленных глаз провожали его спину.
— Видимо, уже свободен… — не скрывая удивления, как-то неуверенно озвучил все же Коуши, когда дверь в столовую захлопнулась за знакомой спиной.
Ойкава запоздало перевел взгляд от выхода обратно на своего собеседника, тот откровенно пялился на него, но мыслями был явно далеко не близко.
— Кхм-кхм, — постарался привлечь внимание парня, а тот в своих мыслях молча протянул стакан с остывшим чаем. Оба уставились на него. Ойкава, зачем-то, аккуратно забрал его из родной руки невесомо ее касаясь. Пить не хотелось вовсе — он сделал большой глоток и вложил обратно, задерживаясь на кисти чуть дольше необходимого.
— Пойдемте, — подрывается Сугавара, бездумно вкладывая свою ладонь в его, и утягивает куда-то за собой, прочь из столовой.
Грязная посуда остается стоять на столе, после ему в очередной раз настучать по голове кухарки.
Они крадутся по коридорам замка словно воришки, которые проникли сюда, дабы утащить что-нибудь ценное. Прячутся от охраны, когда Суга ее замечает; идут обходными путями; крепко держатся за руки.
Ойкаве смешно. И смех этот порой не удается сдержать, когда за очередным поворотом, Коуши резко разворачивается назад и влетает в принца. Приходится бесцеремонно накрыть его рот свободной ладонью и прятать свои смешинки в глазах.
— Почему мы крадемся? — не выдержав, шепчет Тоору.
— Потому что так интереснее.
«Действительно, — думает в ответ, — интереснее»
Вспоминая их прошлые бесконечные вылазки, когда все только-только завертелось, они крались точно также и прятались по углами. Обычно они сбегали в сад, потому что там всегда малолюдно. В пасмурные же дни прятались в библиотеке. Иногда ночами сбегали на крышу. И все это под их смех, который всегда звучал в унисон.
Вот и сейчас они, пробежав за спинами охраны, притаились за очередным углом в ожидании, когда те скроются. Ойкава уткнулся головой в плечо, что так удачно было под боком, хотел отдышаться — не получалось, все куда-то вели, стоило остановится. Он даже не знал куда, да и не так сильно его это волновало, пока его руку не отпускали.
***
— Тецуро!
Куроо рассеянно оборачивается словно только что услышал, что было полнейшей правдой, но приходилось делать вид, что нет. Дайчи выжидающе смотрел, пока тот придет в себя и переведет взгляд с рассматривания серой улицы, заметенной, черт возьми откуда, взявшимся снегом. Он тушит бычок об импровизированную пепельницу из стакана, который утащили с кухни неизвестно сколько лет назад, и оборачивается с зевком, совершенно его не скрывая.
— Что? — брови взмываются сами собой — это не он тут игнорировал капитана последние минут десять. Нет. Он просто созерцал таинство природы, пытаясь понять саму суть этой жизни, но ведь этому так не скажешь. Получишь еще этот тяжелый взгляд, которым он обычно всех пугает, ну ладно, хотя бы не затрещина от Сугавары. — Я созе…
— Ага, потом налюбуешься красотами местных видов, — отмахивается Дайчи, на что лицо Куроо невольно покрывается маской вечно уставшего эльфа. Он уже знает: зачем к нему пришли.
— Снова!? — на возмущение почти нет сил, только желание сделать такой глубокий безнадежный вздох, что сегодня он снова за Сугавару. Вот ведь хрыщ.
— Иди и скажи это ему, я находится в компании этих двоих уже не могу. И так каждое утро наблюдаю…
— Ладно, — соглашается уже больше по привычке, чем из реального желания прикрыть товарища. Да, что будет этому товарищу? Тот совсем голову потерял, примерно три года назад. Уже не спасти. — Ровно также, как и ты, — отвечает на немой вопрос, что у Дайчи мурашки по телу расходятся волнами — телепат чертов!
— А может все-таки…? — вопрос повисает в воздухе. План закрыть этих двоих в какой-нибудь комнате с каждой секундой кажется все более обоснованным.
— Сами пусть разбираются, — в голосе насмешка. — Куда мы сегодня? Стрельбище? В лесу потеряетесь — на помощь не зовите, — Тецуро хлопает командира по плечу и выходит на улицу, прикуривая новую сигарету.
Начинается дождь.
***
Сугавара пропускает Ойкава вперед, подталкивая его в спину и оглядываясь по сторонам, и закрывает дверь. Возможно, боги этого мира услышали молитвы Савамуры, и те сами закрылись в какой-то комнате. Внутри темно. Слышно, как на улице завывает ветер, и капли дождя разбиваются о каменную поверхность башни.
— Идемте, — в руках у Суги появляется небольшой светящийся шар, который тот подбрасывает в воздух — пространство заполняется мягким теплым светом. — Нам наверх.
Комната оказывается вовсе не комнатой, а низиной лестничного пролета, что спиралью устремляется в высь. Стертые каменные ступени, железные перила с витиеватым узором и тесное пространство, которое заставляет жаться их ближе к друг другу. Ойкава оглядывается, будто никогда не был в этой части замка — был, конечно, только настолько давно, что кажется в прошлой жизни. На лице у Сугавары мягкая улыбка, которую он умело прячет, отвернув голову, и звезды в глазах.
Тоору ловит каждый жест этого парня, выцепляет глазами все мелочи, которые только может заметить. Как немного подрагивают его руки, как глубоко и спокойно он дышит, как сидит на нем его форма, которая сшита точно по фигуре. Маленькие царапины на кистях, небрежно лежащие волосы после их забега по коридору, очаровательная родинка под глазом, которую он маскирует на службе. Как плавно двигается его рука по перилам, как он закусывает губную стоит ему обернутся, как в открытом взгляде прячется огонек озорства, а еще как в нем теплится что-то невероятно родное. Тоору ловит его ладонь, тот не оборачивается, только сжимает в ответ.
Идея пришла в голову Сугавары, когда Ойкава снова жаловался ему на погоду. Он никогда его не перебивал, даже если эти жалобы слушал уже третий раз за день. Главное, чтобы говорил, не важно что. Ему нравилось слушать будь это рассказ о самом скучном приеме и — почему тебя не было в тот день среди стражи, так было бы лучше, надо поговорить с отцом — разговорах о политике, или же чтение стихов, которые Ойкава скрупулезно подбирал для него. И в любом случае ему будет мало.
Широфуку тогда встретила его с возгласом: Наконец-то! И вручила ключи от своей астрономической башни, даже порядок пообещала там навести. Сказала, что будет и плед, и вино, и диван, который обычно завален у нее всеми возможными картами. И что самое главное — они будут только вдвоем и без лишних глаз. Не то чтобы это могло их смутить, за эти три года только слепой и глухой мог не знать об их отношениях. Сами они не придавали словам форму, от того и бесили всех вокруг. Но другие не понимали. Громкие пламенные речи и публичные признания — не то, что им было нужно. Все и так все знали. Даже родители Ойкавы, которые до этого переживали, как их сын да без свадьбы, прекратили его с этим допытывать. Понимающе улыбались и закрывали глаза, когда тот сбегал с очередного банкета.
Ойкаве повезло. Он всегда считал себя удачливым, но в тот день. В тот день он был готов поклясться, что если на этом его удача и закончится, то он готов это принять.
Тогда зимой, все те же три года назад, когда Сугавара только поступил на службу во дворец, Ойкава по своей привычке опаздывал, на какую-то встречу кого-то там. Его это не волновало. Он находил свои прелести быть младшим из наследных принцев, например, не быть декорацией, когда приезжал кто-то важный. Он всегда говорил, что поток этих важных персон никогда не закончится, а он и без них найдет чем себя занять, и это будет куда интереснее.
Тогда зимой Сугавару отправили за ним, чтобы он притащил, хоть силком, младшего принца на эту встречу. Так бы и получилось, но…
Они столкнулись в коридоре. Коуши безбожно влетел в принца — спешил, как мог, а тот еле переставлял ногами. Спешные извинения, поклон, встреча взглядов. Ойкава и глазом не моргнул, когда с ним столкнулись, только и спросил: Порядок? Испуганный взгляд тогда быстро сменился на растерянный и почти опустился вниз, только вот его поймали с поличным и вздернули голову вверх, сказав, чтоб тот глаз не опускал.
Это было неизбежно.
После Ойкава сначала искал его в толпе других охранников, пока ему наконец не удалось рассмотреть лицо. В тот момент изменилось все.
Еще будучи ребенком Тоору умудрялся сбегать из дворца, чтобы бодро погулять по улицам своего королевства. Еще тогда в детстве он встречался с ним. Сначала у чьего-то дома, где он играл с другими мальчишками в войнов, а заметив его, утянул за собой к остальным. Позже на главной площади у фонтана, когда тот решал задачку по математике, а ответ никак не сходился, и тогда Ойкава ему помог. Еще были встречи в местной пекарне, которая славилась своими пирожными; в парке у пруда, когда тот кормил уток; на ярмарке поздней осенью, где темноту вечера рассеивали яркие гирлянды. А потом Ойкаве исполнилось восемнадцать, и он решил взяться немного за голову и не бродить по городским улицам все свое время. И когда он все же выходил, то больше не встречал этого паренька, так интерес к этим вылазкам и приутих от чего-то. С тех пор прошло почти пять лет, а ответ на свой немой вопрос Ойкава получил только тогда.
И все завертелось с новой силой. Словно они не общались какими-то набегами, и встречи не были редки. Словно сама судьба из раза в раз продолжала их сталкивать и говорить: вот! Вот он!
И они смотрели друг на друга, и в этих взглядах было все.
Они поднялись наверх башни, немного запыхавшись, и как только Широфуку взбегала по этим ступеням и оставалась на их удивление полной сил? Массивная деревянная дверь с кольцеобразной металлической ручкой тяжело поддалась и проскрипела, отворяясь во внутрь. Сугавара поманил светящийся шар к себе — тот сразу потух, стоило приземлится на ладонь, и убрал его в за пазуху.
Комната освещалась пламенем свеч, что парили под потолком. Мягкие тени придавали этому месту больше уюта, чем пугали. Разведенный огонь в камине пылал жаром, хотя обычно тут куда прохладнее. Широфуку, правда, сдержала свое слово и прибралась и плед, и вино, и не заваленный диван предоставила. Сугавара застыл в проходе, что Ойкава уместил свою голову на его плечо, оглядываясь.
— Коуши, — прошептал Тоору, стискивая его талию в объятиях, — у нас что? Свидание? — тихий смех скрылся где-то в родной шее.
Сугавара ничего не ответил, только улыбнулся хитро и почти не заметно, как умел улыбаться только он. Ойкаве не обязательно надо было это видеть, он знал. Чувствовал.
Медленные шаги уволокли его внутрь комнаты; дверь пришлось закрывать ногой, что потребовало не мало усилий. В конце концов, все же отпустил Сугу, чтобы ее закрыть.
— Возможно, — Коуши обернулся неожиданно, сталкиваясь с Ойкавой, и тут же утыкаясь холодным носом в шею словно в отместку. — Возможно, — продолжил шептать он, — если вы этого хотите.
То есть как это? Если я хочу? А ты? — почти сорвалось с языка. Однако, правда была в том, что если бы Сугавара не хотел, то его бы тут и не было. Его руки поползли вверх по бедрам, к спине, разглаживая складки рубашки, и остановились на талии. Суга мазнул губами по щеке.
— Пойдемте, — его шепот сливался с потрескиванием свечей.
Ойкава позволял утянуть себя на диван; обивка, местами выцветшая и зашарканная, все еще оставалась мягкой. Плед растекался по спинке, спускаясь к одному из подлокотников, сворачивался клубьями на полу. Вожделенный взгляд полуприкрытых глаз пленил, и руки, что не хотели выпускать его из объятий.
— Знаешь, иногда я все-таки люблю зиму, — успел прошептать Тоору, прежде чем его втянули в поцелуй.