Любить, не имея сердца

Мастер часто прижимается ухом к его груди. Нет, он вовсе не надеется услышать биение сердца. Он прекрасно знает, что каждый раз будет слышать внутри только тишину и беззвучие. Он лишь хочет понять. Думает, возможно ли чувствовать что-то по-настоящему, когда у тебя нет сердца. Возможно ли любить?..

— Конечно. Даже не сомневайтесь в этом, mein lieber Meister, — отвечает на мысли творца Воланд, проводя рукой в кожаной чёрной перчатке по его волосам.

— Но что же Вы чувствуете? Что для вас есть любовь, мессир? — спрашивает уже вслух мастер, слегка сминая пальцами его рубашку и жилет и совершенно при этом не боясь позволить себе такие вопросы. Он знает, что от любого другого человека профессор посчитал бы это дерзостью и неуважением, но вот с ним, с самим мастером... Всё совершенно иначе, а потому он молча ждёт ответа, не поднимая взгляда.

Воланд же задумывается. Действительно, а что он считает любовью? Он совсем нечасто размышлял об этом, ведь, несмотря на то, скольких людей встречал за свою долгую, почти что вечную жизнь, ни с кем из них он не чувствовал себя так, как сейчас.

После недолгого размышления дьявол берёт руки мастера в свои, а тот от этого жеста - такого простого, но такого важного для них обоих - всё же поднимает глаза.

— Я в восхищении к Вам, mein lieber. Я хочу раствориться в Вас, в каждой клеточке Вашего тела, чтобы стать с Вами одним целым. Наверное, это и есть любовь? — говорит мессир и глядит писателю в глаза. А тому кажется, будто в чёрном, казалось бы, безжизненном глазе профессора в этот момент сверкают яркие огни, от которых в разные стороны летят мелкие светящиеся искры. И он заворожён. Почти физически не может, а впрочем, и не хочет, смотреть куда-то ещё. Уж слишком красив сейчас (да разве же только сейчас?) Воланд; уж слишком искренний у него взгляд с этими брызгами горящих искр в тёмной радужке.

— Смотрите, мастер, я целую Ваши руки! Руки, которыми Вы создаёте нечто абсолютно великое и непостижимое для человеческого разума - и я сейчас о Вашем романе. В нём жизнь не только Вашей музы, в нём уже и моя жизнь, — дьявол говорит вовсе не громко, но его низкий глубокий голос стоит в ушах звоном, слова врезаются в мозг и в мыслях повторяются несколько раз подряд - словно эхо. Он подносит руки мастера к своим губам, целует сначала запястья, тыльные стороны грубоватых ладоней, испачканных чернилами, потом каждую костяшку и кончик каждого пальца.

Мастер сидит, не двигаясь, - не может двинуться. Кажется, он опьянён. Поражён. Влюблён. И эта любовь намного сильнее его самого.

— Вы говорите, что Ваша жизнь в этом романе, mein Herr, — начинает мастер, а его дыхание немного сбивается от переизбытка чувств. — А моя жизнь уже в Ваших руках.

— Ах, как бы я хотел провести с Вами всю оставшуюся вечность, mein Meister, — почти что шепчет Воланд, и теперь уже сам прижимается к писателю, кладёт голову на его плечо, перебирая пальцами короткие пряди волос.

— Но кому, как не Вам, знать, что это невозможно, — говорит творец со вздохом и немного вздрагивает от прикосновений профессора.

— Увы, — тот тоже вздыхает, немного отстраняясь и улыбаясь так, как обычно не улыбается ни перед кем: с какой-то лёгкой и почти что прозрачной дымкой грусти, а возможно, даже растерянности.

Он целует своего любовника в веки, щёки, самые уголки губ. Поцелуями изучает каждый сантиметр его лица. Он должен запомнить. Пронести воспоминания через вечность, чтобы потом было не так одиноко в царстве теней. И он обязательно запомнит - всё, до самых мельчайших подробностей.

В конце-концов он накрывает сухие, немного потрескавшиеся губы мастера своими. Тот, кажется, вот-вот потеряет сознание. Поцелуи дьявола всегда так сильно одурманивают, окончательно сводят с ума. Ему чудится, будто он летит сначала над городом, затем и над лесом. Он может ясно видеть всё происходящее внизу, несмотря на то, как высоко находится сейчас. И так же ясно он может увидеть чёрное небо, раскинувшееся над ним огромным куполом, усеянное звёздами, которые складываются в созвездия, и огромную луну, которая светится синеватым оттенком.

Да, поцелуи Воланда нельзя сравнить ни с чем. Они нежные и чувственные. Очень долгие, затуманивающие сознание. И главное - такие приятные. Но и всё приятное рано или поздно заканчивается.

Мессир отстраняется, глядит на часы.

— Мне пора, — взглядом он указывает на стрелки, которые вот-вот подойдут ровно к трём.

— Время так быстро летит, когда Вы здесь... — мастер встаёт с дивана, разминая спину и грустными, надеющимися глазами смотрит на профессора.

— Но Вы ведь прекрасно знаете, что уже совсем скоро я вернусь снова, — тот встаёт тоже, вновь взяв его руку и легко коснувшись её губами. — И когда я вернусь, я буду рад прочитать следующую главу, — заканчивает он свою мысль, улыбаясь своему мастеру.

— Я прямо сейчас сяду за продолжение.

— Не стоит, не перетруждайте себя, mein lieber Meister. Я буду ждать столько, сколько потребуется.

И Воланд исчезает так же внезапно, как до этого появлялся. Мастер даже не может понять, куда именно пропадает мессир - каждый раз как под землю проваливается. Но он не ищет его, нет. Он знает, что профессор обязательно явится на следующий день, как только Марго уйдёт. И почему-то он подходит к окну и долго смотрит в чёрное небо, усеянное звёздами...

Да, он точно знает, что любить можно, даже будучи дьяволом. Даже не имея сердца.