Глава 1

Второй пол Чуи проявился в семнадцать лет. До этого он и не подозревал о том, что является омегой. Когда началась течка, было ужасно больно. Это случилось на работе, и Накахара не сразу понял, что с ним происходит. Зато понял босс Портовой Мафии, который находился неподалёку и сразу почувствовал это, так как являлся альфой.

С трудом себя сдерживая, чтобы не наброситься на омегу, Огай напичкал его ослабителями течки и отправил домой. Каждую течку Чуя проводил теперь дома и старался не высовываться, постоянно принимая ослабители, так как Мори сказал, что в его возрасте пить подавители не стоит: их принимают взрослые омеги, в основном, обзавевшиеся потомством.

В тот раз, когда это произошло впервые, было раннее утро, в Мафии почти никого не было. Поэтому никто из альф не узнал о том, что Чуя — омега. Больше всего на свете Накахара боялся, что об этом узнает его ненавистный напарник и заклятый враг — Осаму Дазай, с которым у него были отвратительные отношения. Дазай был жестоким и кровожадным маньяком (коим Чуя его считал), который не упускал ни единой возможности, чтобы как-то подковырнуть Накахару, оскорбить, поиздеваться. Ко всему прочему, он был альфой. Что он может сделать, если узнает о втором поле Чуи, Накахара боялся даже представить. Хотя, конечно, по большому счёту, Чуя мог за себя постоять, и напарнику неоднократно бил морду за все его подколы и издевательства. Но когда понял, что он — омега, у него появился какой-то внутренний страх и неуверенность в себе, по крайней мере, в присутствии Дазая.

Чуя понимал, что это проблема психологического характера, и даже какое-то время посещал психолога. Это вроде бы помогло, но надолго ли, Накахара не знал.

Прошло полгода...

Недавно Чуя отметил своё восемнадцатилетние. В мафии было какое-то странное затишье. Босс давно не отправлял их с Дазаем ни на какие задания, а вот сегодня сказал, что нужно уничтожить одну противоборствующую группировку. На улице стояла прекрасная погода, день выдался жарким, но сейчас, когда время близилось к вечеру, было прохладнее и даже дышать стало легче. После непростой миссии, где Чуе пришлось применить порчу, Дазай отвёз его домой в бессознательном состоянии. Осаму частенько бросал Накахару одного на поле боя, однако в этот раз порча пробыла в Чуе довольно долго, и он не был уверен в том, что враги все до единого уничтожены. Поэтому Дазай решил не рисковать и не оставлять напарника в беспомощном состоянии в одиночестве.

Эспер был весь в крови, и Осаму, следуя странному желанию, обтёр его лицо от неё мокрым полотенцем, невольно залюбовавшись красотой парня. Все считали Накахару бетой, и Дазай иногда подумывал о том, чтобы затащить Чую в постель, но, зная его характер, был уверен, что ему не понравится эта идея. Потому и отгонял от себя подобные мысли. Вот и сейчас он подумал о том же, тем более что у альф в этот период времени начинался гон.

«Хорошо, что Чуя не омега, — пронеслась мысль в голове Дазая, — иначе вряд ли бы я смог сдержаться».

Бросив полотенце на пол, Дазай резко развернулся, желая тут же покинуть квартиру напарника, однако почувствовал острую боль в правом плече. Там была рана, полученная на сегодняшнем задании, о которой Осаму почти забыл. Решив прежде, чем уйти от Чуи, принять душ, смыть с себя всю пыль, кровь, грязь, обработать и перевязать рану, Дазай прошёл в ванную и открыл тёплую воду.

Приняв душ и вытащив пулю, застрявшую в плече, используя для это пинцет и ножницы, которые нашёл в квартире Накахары, зажав при этом в зубах полотенце, Осаму обработал рану антисептиком и наложил на неё плотную повязку. Бинтов в квартире Чуи оказалось не так уж много, поэтому ему не хватило их для того, чтобы обмотать всё тело и часть лица, как он делал обычно.

Закончив с перевязкой, Осаму вышел из душа и принялся одеваться. Тем временем Чуя проснулся от дикой боли внизу живота. Казалось, его скрутило узлом. Эспер застонал, пытаясь выгнать туман из головы и понять, где он и что происходит.

Оглядевшись по сторонам, Накахара понял, что находится в своей квартире. Затем он вспомнил битву, момент применения порчи, дальнейшие события, пока порча находилась в нём — всё было, как в тумане.

«Дазай, сволочь, снова затянул с обнулением? — промелькнула мысль в голове. — Нет, он обнулил меня сразу, как только с врагами было покончено. И привёз сюда? Странно это, — всё думал Чуя, и тут его живот скрутило от нового приступа боли. — Течка началась, — понял Накахара, — как же не вовремя: сил и так нет. Где ослабители?»

Попытавшись подняться с постели, Чуя вновь упал на подушки. Затем послышался какой-то грохот то ли в коридоре, то ли в гостиной, и омега уловил странный запах, от которого закружилась голова, и ощутил непонятное ему волнение.

Накахара с трудом приподнялся на локтях и сел на кровати, собираясь всё же встать и посмотреть, что там происходит. Но сил на то, чтобы куда-то идти, совершенно не было, однако ему и не пришлось. Дверь в спальню скрипнула и отворилась. Чуя засветился красным, приготовившись атаковать незванного гостя, но через несколько секунд понял, что это не поможет, когда увидел того самого "гостя", который стоял на пороге его спальни.

— Что ты здесь делаешь, чёртов ублюдок?! — прошипел Накахара, с трудом взяв себя в руки и всё же найдя в себе силы противиться природным инстинктам.

Осаму ничего не ответил, надвигаясь на Чую и глядя в голубые глаза потемневшими от желания карими, которые выглядели сейчас почти чёрными. Присутствие рядом течного омеги, да ещё и во время гона, напрочь лишало альф рассудка (особенно молодых альф), и они целиком и полностью подчинялись инстинктам.

— Не смей! — выкрикнул Чуя, снова забираясь на кровать с ногами и отодвигаясь от альфы как можно дальше. — Дай ослабители. Они там, — Накахара дрожащей рукой указал Осаму в направлении стола, но тот, будто не слыша парня и не замечая его испуга, продолжал подходить к кровати.

Нависнув над омегой и встав на колени, альфа протиснул одно из них между ног Накахары, раздвигая их в стороны и хватая его за руки. Чуя пытался вырываться, но тело, ослабленное порчей и течкой, не могло дать достойный отпор.

Дазай стянул с Накахары рубашку, затрещала ткань, и та улетела на пол. Толкнув Чую на кровать, Осаму впился в его губы жадным и требовательным поцелуем, сминая и кусая их до крови, проникая в рот языком.

Дыхание и сердцебиение омеги участилось, так как природа брала своё: рядом с альфой омеги так же следовали своим инстинктам, а их прикосновения сводили с ума. Непроизвольно застонав в губы Осаму, Чуя принялся оглаживать его спину, так как на Дазае почти не оказалось бинтов и рубашка тоже отсутствовала; на нём были лишь брюки.

Прорычав что-то нечленораздельное, альфа начал осыпать поцелуями шею омеги, оставляя на ней свои метки, от чего Накахара постанывал и выгибался. Немного отстранившись от Чуи, Дазай расстегнул ремень на его брюках, затем молнию, и стянул их с эспера вместе с боксерами. Брюки улетели в угол комнаты, а затем за ними отправилась следом и одежда самого Осаму.

Целуя грудь Накахары, прикусывая соски, срывая стоны с его губ, Осаму проник одним пальцем в истекающий естественной смазкой анус и задвигал им внутри, тут же добавляя к первому пальцу второй и заставляя парня дрожать, выгибаться под ним. Не в силах больше сдерживаться, Дазай вошёл внутрь одним резким толчком, от чего Чуя вскрикнул, обхватывая бёдра любовника своими ногами и двинул задницей ему навстречу, желая принять в себя огромный член любовника глубже.

Резкие толчки альфы вызывали внутри омеги непередаваемый фейерверк ощущений и эмоций. Каждое его движение распаляло дикое, безудержное пламя внизу живота, от которого хотелось стонать и кричать, что Чуя и делал, полностью отдаваясь своим ощущениям. Всё резче вбиваясь в партнёра, Осаму оставил несколько меток на его шее. До Чуи ещё не дошло, что это значит, да и сейчас всё это не имело значения. Главное было — это ощущения. Дазай закинул ноги любовника вверх, всё резче и яростнее вбивая разгорячённого и раскрасневшегося омегу в постель. Дойдя до предела, Чуя с криком выгнулся на кровати, царапая спину любовника и дрожа. Внизу живота будто что-то взорвалось, растекаясь по телу потоками раскалённой лавы. Накахара несколько раз сжался вокруг члена Осаму, издавая при этом громкие стоны, не в силах их сдержать. Дазай застонав, протолкнул в него узел, прикрыв глаза и тоже кончая. После троекратного извержения семени у Дазая и стольких же оргазмов у Чуи через какое-то время узел спал, и Осаму смог выйти из партнёра.

Так не сказав друг другу ни слова, любовники занимались сексом за эту ночь ещё пять раз, после чего удовлетворённые и обессиленные, обнявшись, уснули.

Проснувшись утром раньше Дазая от сильной боли в животе, Чуя поспешил выпить ослабители течки. Когда те подействовали, Накахара разбудил Дазая, схватив его за руку и сбросив с кровати на пол.

— Чу-уя, — недовольно простонал Осаму, озираясь по сторонам, — что ты творишь?

— Что я творю, скотина? А ты не охуел ли? — Накахара от всей души ударил напарника в живот, от чего тот согнулся пополам.

— Эй! Хватит.

— Тебе никогда не хватит, мразь! — злобно шипел Накахара, продолжая избивать Дазая, который почти не сопротивлялся.

— Да за что? — не мог понять Дазай или делал вид, что не понимает.

— Ты ещё спрашиваешь, за что? Ты изнасиловал меня, пока я был в ослабленном состоянии и не мог дать тебе отпор, сволочь!

— Я тебя изнасиловал? — Дазай с трудом поднялся на ноги и нагло посмотрел в голубые глаза, насмешливо улыбаясь. — По-моему ты совсем был не против. Лучше б спасибо сказал, что я избавил тебя от болей. А вообще, Чуя, предупреждать надо заранее, что ты омега и у тебя может начаться течка, — Осаму прошёл по комнате в ту сторону, где лежали его брюки с трусами. Одевшись и снова посмотрев на Накахару, Дазай продолжил: — Альфы не могут себя контролировать, когда рядом находится течный омега, если ты не знал.

Подойдя к Чуе и бесстрашно глядя в голубые озёра своими бесстыжими карими, Осаму приподнял пальцем его лицо за подбородок.

— Я бы держался от тебя подальше, если бы знал, что ты омега. Так что ты сам во всём виноват.

— Какого хуя ты вообще тут делал, урод?! — продолжал орать Накахара.

— Тебя домой привёз.

— Убирайся. И больше никогда не показывайся мне на глаза.

— Как скажешь, слизняк, — Дазай вышел из комнаты и, полностью одевшись, покинул квартиру напарника.

Дазай выполнил его просьбу и больше не показывался ему на глаза, а через две недели он исчез из Мафии, и Чуя не видел его долгих четыре года.

Только когда Осаму исчез, Чуя вдруг понял, что его отнюдь не обрадовало это обстоятельство. Было ощущение, что его предали, на душе стало паршиво; он скучал по "ненавистному врагу", а через два месяца узнал, что ждёт ребёнка.

Никто не имел представления, куда подевался Дазай и жив ли он вообще. Накахара пытался его найти, всё чаще вспоминая единственную совместно проведенную с ним ночь, полную кайфа и наслаждения, и вынужден был со временем признать, что эта ночь была лучшим событием в его жизни.

Шло время, Дазая он так и не нашёл. Постепенно злость и обида на него вытеснили из сердца все остальные чувства. Спустя девять месяцев, после того, как Осаму исчез из Мафии, у Чуи родился ребёнок — девочка, которую он назвал Амэя.

После рождения ребёнка Чуя больше не скрывал ни от кого свой второй пол, а если к нему пытались подкатывать какие-то альфы, они в этом, как правило, вскоре очень сильно раскаивались. Через два года Накахара встретил альфу, который ему понравился, и он хотел бы построить с ним отношения, но не смог.

Уход Осаму из Мафии для всех стал сюрпризом: он ни с кем не попрощался и никому не оставил прощального подарка, кроме Чуи. Потому что Накахаре Дазай оставил целых три: взорванную машину, дочь и метку на всю жизнь, благодаря которой Накахара больше не мог быть ни с одним альфой, так как она вызывала невыносимую боль у него при попытке более тесного контакта с каким-нибудь альфой, а у тех — отвращение, как только они её чувствовали.

Ненависть к бывшему напарнику у Чуи из-за последнего обстоятельства усилилась в несколько раз, и это понятно. Этот сукин сын пометил его, как свою собственность, лишив возможности на счастливую семейную жизнь с кем-то другим, и сам его бросил. Кто бы не злился в такой ситуации?

Удовлетворить свои потребности естественным для своего вида путём Накахара не мог, поэтому он перешёл на подавители, которые начинал принимать недели за две перед течкой, и она просто не наступала.

Спустя четыре года после того, как Осаму покинул Мафию, судьба вновь подарила им встречу, но Накахара был слишком зол на Дазая, поэтому при встрече избил его. Хотя Осаму, как ни в чём не бывало, продолжал насмехаться над ним, даже после того, как отгрёб от Чуи за все свои выходки (особенно за метку).

Чуть позже бывшим напарникам пришлось сражаться вместе против общего врага, и это происходило дважды. Отношения их никак не улучшились, каждый раз при встрече слова Дазая источали яд, а Накахары — ненависть, взрощенную многолетней обидой. А однажды Чуя повёл дочь гулять в парк и случайно столкнулся там с Осаму.

— О, Чу-уя! — с насмешливой улыбкой поприветствовал бывшего напарника Дазай, но поток ядовитых слов, которые он собирался извергнуть на Чую, неожиданно прекратился, так и не начавшись. Дазай заметил рядом с ним маленькую девочку, которая выглядела года на три. У неё были яркие голубые глаза, как у Чуи, и каштановые волосы, как у Дазая.

Накахара ничего не ответил на приветствие, собираясь пройти мимо и утаскивая за собой ребёнка, но Дазай, схватив его за руку, резко потянул на себя, не позволяя уйти.

— Подожди, — произнёс Осаму, глядя в голубые озёра рыжего парня, на этот раз без насмешки, — это кто?

Чуя фыркнул, вырывая руку из ладони Дазая и разворачиваясь, чтобы уйти, но тот вновь удержал его.

— Ты не уйдёшь без ответа. Кто эта девочка, Чуя?

Понимая, что разговора не избежать, Накахара тяжело вздохнул, но ответил:

— Её зовут Амэя, — произнёс он и обратился к девочке, опасаясь, что она как-то выдаст его, например, назвав папой. — Амэя, иди поиграй.

А когда девочка убежала, Накахара продолжил:

— Её привёз Мори из какого-то приюта, говорит, что у неё замечательный дар, правда умалчивает, какой именно.

— Значит, сиротка? — Дазай насмешливо изогнул правую бровь, с недоверием глядя на Чую. — У неё твои глаза. Не ври мне. Амэя — твоя дочь?

— Нет, — не моргнув и глазом, соврал Накахара. — Не веришь, спроси у Мори. Мне нужно идти.

Накахара развернулся и быстро зашагал прочь, подхватывая Амэю на руки и всё больше ускоряя шаг.

Дазай не преследовал их, лишь смотрел им вслед. Конечно, он не поверил Чуе.

«Таких голубых глаз, как у Накахары, нет ни у одного человека в Японии, а может, и во всём мире, — подумал про себя Дазай, но тут же мысленно себя одёрнул: — Теперь есть».

С Чуей больше Осаму не виделся, но не потому что не искал встреч. Накахара старательно его избегал всеми силами. Конечно, спрашивать о ребёнке у Мори Дазай не стал, да и какой был в этом смысл? Босс Портовой Мафии не сказал бы ему правду. А вскоре Осаму отправился в тюрьму. Там было скучно и одиноко, но зато хватало времени на раздумья. Он много обо всём этом думал: о Чуе, который раньше вызывал у него неприязнь и раздражение, об Амэе, о том, как он поступил с Накахарой, взорвав его машину и поставив метку намеренно, чтобы подпортить омеге жизнь. Раскаивался ли он в содеянном? Наверное, нет, хотя Дазай и сам не знал сейчас ответа на свой вопрос. Мысли о Чуе вызывали в нём теперь смешанные чувства и какое-то странное волнение.

От скуки Дазай иногда беседовал с Фёдором, но в конце концов и этот унылый узник ему до смерти надоел. А когда пришли Гоголь и Сигма, чтобы вытащить Фёдора, а точнее для того, чтобы его убить, заодно и самого Дазая или кого-то одного из них, Осаму был несказанно рад их появлению. И даже тот факт, что ему пришлось вколоть себе смертельный яд, нисколько не повлиял на его великолепное настроение. Одно лишь смущало: Чуя, который был обращён в вампира и находился на стороне Фёдора. Дазай ожидал его прихода и знал, что сейчас он — марионетка Достоевского; с Фёдором пора было покончить, и у Осаму имелся план, как это сделать.

Воспользовавшись способностью эспера, останавливающего время, который так же находился в этой тюрьме, Дазай сменил коды доступа к секциям, через них можно было выбраться на свободу или приблизиться к ней на шаг; убил охрану, находившуюся в комнате управления. Осаму легко справился со своей задачей так, что никто ничего не заметил, потому что время остановилось для всех, кроме него. Фёдор так же ничего не заподозрил и ввёл неправильный код, находясь в одной из секций вместе с Чуей.

Система защиты секции сработала моментально. Двери были заблокированы, а сама секция начала очень быстро заполняться тяжёлой водой. Рассказывая Сигме, который по плану должен был выбираться из тюрьмы вместе с ним, о том, что гравитация Чуи внутри секции бесполезна, так как стены в ней сделаны из особого материала, блокирующего способности эсперов, а заодно поведав ему о женщине, которая останавливала время, Дазай не сводил глаз с секции, в которой находились Чуя и Достоевский. Театрально произнеся прощальную речь, обращённую к Фёдору, а потом к Чуе, Дазай напоследок сказал: «Пока-пока», успев заметить, что Чуя — больше не вампир, перед тем, как он пошёл ко дну.

— У нас осталось мало времени, — проговорил Сигма, взглянув на часы. — Может будем уже выбираться отсюда?

— Который сейчас час?

Сигма снова взглянув на часы, назвав Осаму точное время и видя, что тот продолжает стоять, всё так же глядя на секцию, заполненную водой, произнёс:

— У тебя осталось десять минут. Не успеешь выбраться — умрёшь.

— Да, я в курсе, — проговорил Дазай. — Пора.

— Что? Подожди, ты куда? — засыпал вопросами Дазая Сигма, видя, что он направляется к затопленной секции. — У тебя нет времени! Что ты делаешь?

— Иди за мной, — спокойно произнёс Осаму. — У меня времени, хоть отбавляй, а вот у Чуи его нет.

— Что это значит, Дазай? — не мог понять Сигма. — Что ты хочешь этим сказать?

— Я уже сделал инъекцию, — объяснял Дазай, подходя к двери секции и кладя руку туда, где находился замок. — Взорвать надо здесь, — сказал он, обернувшись к Сигме.

— Что? Взорвать?

— Держи, — Осаму протянул Сигме взрывные монеты, завёрнутые в какую-то ткань и отошёл от двери в сторону. — Я не могу сделать этого сам из-за способности. Не медли.

Сигма пожал плечами и, взяв в руки монеты и отойдя на безопасное расстояние, запустил их все разом туда, куда указал Дазай. Послышался оглушительный грохот, Сигма с Осаму упали на пол, прикрыв головы руками и зажав уши. Замок был взорван, дверь открылась и вода потоком хлынула из затопленной секции наружу, вынося два тела. Осаму бросился к Чуе, проверяя его пульс и делая ему искусственное дыхание.

— Ну же, дыши, дыши, — повторял Осаму, резкими движениями рук надавливая на грудь эспера и снова припадая к его губам, вновь делая искусственное дыхание. Чуя не дышал, и Осаму продолжал реанимировать эспера. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем он закашлялся, отплёвывая воду, и сел на полу.

— Да-кх-кх-зай, — прохрипел Накахара, снова закашлявшись, — ты...

— Тц... — Осаму приложил палец к губам, а затем обнял Чую, прижимая к себе, в странном, непонятном ему самому порыве. — Прости.

— Ты просто сволочь! — выкрикнул Накахара, отталкивая от себя альфу и поднимаясь на ноги. — Какого хуя тут происходит?

— Ты ничего не помнишь, Чуя? — Осаму с надеждой заглянул в голубые озёра, поднимаясь на ноги и опрометчиво подходя к Накахаре.

— Помню, достаточно много помню, для того, чтобы тебя убить, скотина! — Чуя врезал Осаму по роже, и тот упал на пол, не пытаясь встать.

— Эй, — вмешался Сигма и подошёл к Осаму, помогая ему подняться на ноги, — хватит. Он вообще-то жизнь тебе спас.

— Ага. После того, как чуть не убил. Да пошли вы! — Накахара засветился красным и взлетел вверх, исчезая из виду на верхних уровнях.

— Дазай, ты, может, что-нибудь мне объяснишь? — спросил Сигма. — Что означают твои слова о том, что ты уже сделал инъекцию? И где ты взял монеты? И куда убрался твой друг?

— Всё очень просто. Когда время остановилось, я вытащил антидот у Чуи (он принёс его для Достоевского, отняв у Гоголя). Монеты я забрал таким же способом. Гоголь не стал далеко прятать тот столик с предметами, он просто телепортировал его. Но так как его способность работает не далее, чем на тридцать метров, искать следовало в радиусе тридцати метров. А Чуя пошёл домой, точнее, он так думает. Слышишь?

— Что?

Где-то сверху раздался оглушительный грохот, и Сигма с непониманием посмотрел на Дазая.

— Это Чуя, — Осаму растянул губы в широкой улыбке. — Расчищает нам путь. Убивает оставшихся охранников. Пойдём.

— А как сработали монеты? — снова спросил Сигма, направляясь за Осаму. — Насколько я понял по твоим словам и по словам Гоголя, эти секции сделаны из материала, блокирующего способности эсперов. Монеты усилены способностью, так как они сработали?

— Секции устроены так, чтобы блокировать силы изнутри, по большей части. Снаружи способности могут сработать и они работают, как мы убедились на примере монет.

— Понятно.

Дазай подошёл к одной из секций и ввёл код. Пройдя к следующей, он сделал то же самое. Преодолев все секции, эсперы подошли к лифту, системы защиты которого были отключены Дазаем тем же способом, которым он сменил коды в секциях. Поднявшись на лифте на последний этаж, эсперы вышли из кабины, заметив валяющиеся повсюду трупы охранников и оглядывая разрушения.

Воспользовавшись ключом-картой, которую Осаму забрал у Достоевского, он открыл дверь, ведущую на вертодром, и эсперы вышли наружу. Тут тоже повсюду валялись трупы, на вертодроме стоял всего один вертолёт, его двигатель работал, а лопасти крутились. На месте пилота сидел Чуя. Осаму с Сигмой направились к вертолёту. Забравшись внутрь, Дазай сел на место второго пилота и, взглянув на Чую, подмигнул ему, но всё же сказал в своей обычной манере:

— Ждал меня, слизняк?

— Заткнись, идиот! А то выброшу.

Выбравшись из тайной и отлично охраняемой территории тюрьмы «Мерсо» без особых проблем и желая запутать следы, эсперы долетели на вертолёте до границы с Германией. Далее им пришлось не просто бросить вертолёт, но уничтожить его практически без следа. Следующим их шагом стало нелегальное пересечение границы, ограбление магазина одежды, так как Осаму в таком виде мог привлечь ненужное внимание, и остановка в одном из небольших отелей в Шварцвальде. Воспользовавшись документами Чуи и Сигмы, а так же деньгами последнего, так как ни у Дазая, ни у Чуи денег не оказалось, эсперы сняли два номера в гостинице, один из которых был с большой двуспальной кроватью.

— И кто где будет спать? — спросил Сигма, когда все трое подошли к нужным номерам, двери которых находились напротив друг друга.

— Я буду спать с Чуей, — с самодовольной улыбкой заявил Дазай и схватил Накахару за руку.

— Ещё чего? — Чуя вырвал свою руку из ладони Осаму и оттолкнул его от себя. — Ты будешь спать с Сигмой, а я отдельно от вас.

— Чу-уя, — пропел Осаму, — как я могу спать с Сигмой? Ведь я его совсем не знаю, не то, что тебя.

— Что? — возмутился Сигма. — Ты ведь не говорил об этом, когда кружил меня в танце в «Мерсо».

— Си-и-игма, — протянул Дазай с насмешливой улыбкой, — я, конечно, знаю, что тебе всего три года, и ты многого ещё не понимаешь, но хочу тебе сказать, что "танцевать вместе" и "спать вместе" — это совершенно разные вещи. Кстати, а твой второй пол уже проявился?

— Чего? — Сигма шокировано уставился на Осаму, затем перевёл взгляд на Чую. — И давно ты его знаешь?

— Увы, — ответил Накахара.

— Ах да, точно, семь лет. Дазай говорил. Как ты его терпишь?

— В том-то и дело, что я его терпеть не могу.

— Чу-уя, это взаимно, — не остался в долгу Осаму.

— Вот и прекрасно. Тогда я буду спать с Сигмой.

— Эй, а меня никто не хочет спросить? — возмутился Сигма.

— Выбирай: или со мной, или с Дазаем, — произнёс Накахара, — но должен тебя предупредить, что он храпит и брыкается во сне.

— Это неправда, — запротестовал Дазай, но его уже никто не слушал. Сигма с Чуей прошли в номер, Осаму же не оставалось ничего другого, кроме как занять оставшийся.

У Чуи скоро должна была начаться течка, поэтому, одолжив у Сигмы денег, он решил сходить в аптеку за ослабителями, так как, пока был вампиром, не принимал подавители, а сейчас их пить уже, наверное, было поздно. Вернувшись из аптеки, Накахара обнаружил в своём номере вместо Сигмы Дазая и с порога возмущённо заорал:

— Какого хуя ты делаешь в моём номере, чёртов Дазай?! Где Сигма?

— Мы поменялись с ним номерами, — невозмутимо ответил Осаму, подходя к Чуе и неотрывно глядя в голубые озёра.

— Ты охуел?

— Нет. Нам нужно поговорить, Чуя, и выяснить отношения.

— Какие отношения, идиот? Тебе там в «Мерсо» последние мозги отбили?

— Вовсе нет. Никто меня там не бил. Чуя, давай поговорим спокойно, без нервов и скандалов.

Осаму взял Чую за руку и потянул в сторону кровати.

— Да пошёл ты, урод! — Чуя вырвал свою руку из ладони Дазая. — Нам не о чем с тобой говорить. Убирайся!

— Я не уйду, пока мы всё не обсудим. Присядь, — Осаму сам сел на кровать и сделал приглашающий жест Чуе рукой. — Обещаю, что, как только мы поговорим, я уйду.

— Ладно, — Чуя тяжело вздохнул и присел на кровать рядом с Осаму, — чего ты хочешь?

— Для начала я бы хотел объяснить свой поступок.

— Какой именно? За наше семилетнее знакомство и моменты "единения душ", которых, кстати, как ты правильно подметил, не было, твоих поступков было много и ни одного хорошего.

— Что, правда? Так и ни одного?

— Ни одного.

— Ладно, не буду спорить. Но я имею ввиду последнее событие в тюрьме.

— Можешь не утруждаться объяснениями. Мне абсолютно пофиг, почему ты собирался меня утопить вместе с Фёдором. К тому же я нисколько не удивлён этому.

— Чуя, я не собирался тебя топить, по крайней мере, не в этот раз, — Дазай усмехнулся, вспомнив, как однажды, когда им было по пятнадцать, бросился в реку и сделал вид, что тонет, а Чуя кинулся за ним, хотя и не умел плавать. Возможно, он об этом просто забыл, или понадеялся на то, что способность ему поможет. В итоге способность, как оказалось, в воде не работала. По крайней мере не так, как должна была, и Чуя сам пошёл ко дну, особенно после того, как Осаму вцепился в него руками и ногами. Потом, конечно, Дазай вытащил Чую из реки, так как плавал он отлично: сказывался богатый опыт попыток суицида, связанных с утоплением, прыжков с моста и так далее... После той выходки Осаму, естественно, отгрёб от Чуи по полной программе, но навсегда запомнил тот день и то, что способность Чуи подвела его в воде.

— Зря ты напомнил мне о том случае, скумбрия, — прошипел эспер, со злостью глядя на Осаму.

Сжав кулаки, Накахара довольно ощутимо стукнул Дазая в плечо, от чего тот айкнул.

— Это всё, что ты хотел сказать? — спросил Накахара.

— Нет. Ну послушай меня. Я знаю, что ты злишься, но я бы не дал тебе умереть.

— Да ладно! — Чуя криво усмехнулся, изогнув левую бровь.

— Конечно. Как ты можешь сомневаться? Что бы я потом сказал нашей дочери, если бы ты умер по моей вине? Я разработал план убийства Достоевского и твоего спасения, просчитав все шаги и время до последней секунды. Риска твоей жизни не было.

Всё это время Чуя слушал Осаму в пол уха, но когда он сказал об Амэе, его будто током ударило. Накахара вскочил с постели, как ошпаренный, но тут же постарался взять себя в руки.

— Какой ещё "нашей дочери"? — спокойным и почти ровным голосом проговорил он. — Ты бредишь что ли?

— Нет, Чуя, — ответил Дазай, неотрывно глядя в голубые глаза. — Я знаю, что Амэя — наша дочь. Твоя и моя.

— Она не твоя дочь.

— Но ведь ты не будешь отрицать, что твоя? Неужели ты думал, что я не догадаюсь? Она так похожа на тебя. Её глаза, черты лица. Просто копия, если не считать цвета волос, который у неё от меня, кстати. Для того, чтобы понять, что она твоя дочь, не нужно проводить ДНК экспертизу; достаточно лишь бросить на неё мимолётный взгляд.

С того дня, когда Дазай встретил Чую с Амэей в парке, Накахара боялся, что альфа обо всём догадается. Ведь Амэя действительно была внешне очень похожа на него, а как выяснилось позже (через пару месяцев после той встречи в парке) Амэя обладала даром, который она унаследовала от Дазая. И если бы он узнал об этом, то уже ничто и никто не смог бы убедить его в обратном.

— Да, ты прав, — выдерживая взгляд Осаму, произнёс Чуя. — Амэя моя дочь. Но с чего ты взял, что она твоя?

— Тогда чья? — осведомился Дазай.

— Мори, — не моргнув глазом соврал Чуя.

— Значит, Мори? — Дазай насмешливо улыбнулся, изогнув правую бровь.

— Именно так.

— Ты врёшь, Чуя. Я знаю, что я был у тебя единственным альфой и ты мне не изменял.

— Чё??

— Если бы ты переспал с другим альфой, я бы это почувствовал благодаря метке, Чуя. Я пометил тебя, как свою собственность, и ты теперь никогда не сможешь быть ни с одним альфой, кроме меня, — самодовольно заявил Дазай. — Эта метка не просто причиняет тебе жгучую боль, если ты пытаешься мне изменить, и не просто отталкивает и отвращает от тебя других альф, как только они попытаются вступить с тобой в какую-то связь. Благодаря этой метке я почувствую, если ты попробуешь с кем-то переспать, — с этими словами Осаму подошёл к Чуе и, склонив голову к его шее, шумно втянул носом воздух. — И я знаю, что ты не изменял мне за все эти годы ни разу. Чуть больше года назад ты пытался, но не смог, и я почувствовал это. Если бы ты даже, превозмогая боль, а какой-то альфа — отвращение, сделал это, я бы знал. Так что не пытайся меня провести, Чуя. Я знаю, что Амэя — моя дочь.

— Да пошёл ты, Дазай! Проклятый ублюдок! — вскричал Накахара, отталкивая от себя Осаму и тут же ударяя его в лицо, от удара тот свалился на кровать, а Чуя продолжил орать, склонившись над ним: — Ненавижу тебя, сволочь! Как же я тебя ненавижу! Зачем ты вообще поставил мне эту метку? Для того, чтобы я остался один до конца своих дней? Ты мне всю жизнь испортил этой меткой. Будь ты проклят, уёбок!

Чуя отошёл от кровати, а Осаму снова поднялся на ноги и с улыбкой сказал:

— Чтобы ты всегда был только моим псом и больше ни чьим. Но всё пошло не по плану, и я стал отцом. Но, ты знаешь, я долго думал об этом в тюрьме и совсем не против такого расклада.

— Слушай ты, мразь, — зашипел Накахара, подходя к Дазаю и хватая его за грудки, — ты никогда её не увидишь. То, что ты её отец, ничего не меняет. — В руке у Чуи сверкнуло лезвие ножа, а в следующий миг, оно упёрлось в шею Осаму. — Она никогда не узнает о тебе, а если попробуешь ей рассказать, клянусь, я убью тебя!

— Ты не убьёшь меня, Чуя, — невозмутимо проговорил Дазай, будто к его горлу не было приставлено острое лезвие, — потому что ты меня любишь.

— Чего? — Не в силах сдержать гнева, Накахара нанёс удар ножом, целясь изначально в шею, но в последний момент его рука дрогнула и он изменил угол удара, попав ножом в правое плечо Осаму.

Оставив свой нож торчать в его плече, Чуя развернулся и быстрым шагом направился прочь из номера. Распахнув двери комнаты напротив и заметив Сигму, Чуя прошипел:

— Убирайся!

— Да что с тобой? — Сигма удивлённо взглянул на Накахару, но видя его взвинченное состояние, решил не спорить и пошёл в номер, в котором должен был быть Дазай.

Открыв дверь, Сигма без стука вошёл внутрь. Заметив рану на плече Дазая и всё ещё торчавший из неё нож, он удивлённо спросил:

— Да что у вас происходит?

— Ничего. Всё нормально, — ответил Дазай, вытаскивая из раны клинок.

Как только нож покинул тело Осаму, из раны начала обильно вытекать кровь. Дазай зажал её рукой и попросил Сигму сходить в аптеку и купить бинты, какой-нибудь антисептик и перекись водорода.

Вернувшись из аптеки, Сигма обработал рану на плече Дазая и наложил повязку.

— Он там? — спросил альфа, направляясь к двери.

— Там, но я бы на твоём месте его сейчас не трогал.

— Я разберусь.

***

Когда за Сигмой закрылась дверь, Накахара свалился на постель: его просто трясло от злости и бешенства. Давно этот мудак его так не бесил. Чуя подумывал о том, чтобы, вернувшись в Йокогаму, забрать дочь и уехать куда-нибудь как можно дальше, чтобы этот урод его никогда не нашёл.

Внезапно у Чуи скрутило от боли живот. Он с трудом сел на кровати, согнувшись пополам, а когда немного отпустило, принялся обшаривать свои карманы в поисках ослабителей.

— Где же они? — не мог понять эспер. — Либо я их выронил в номере, либо этот мудак их вытащил.

Новый приступ боли снова заставил Чую согнуться; забравшись на постель с ногами, он подтянул колени к животу, обхватив их руками.

В дверь постучали, но Чуя открывать и не думал: он знал кто находится с той стороны двери, чувствовал альфу. Щёлкнул замок, дверь открылась, а на пороге показался улыбающийся Дазай.

— Пошёл вон, — тихо, почти шёпотом сказал Чуя, с ненавистью посмотрев в карие омуты.

— Не будь таким грубым, Чуя. Ты и так сделал мне больно, — Осаму коснулся рукой раны на своём плече и прошёл в номер, с трудом себя сдерживая, ведь он почувствовал, что у Чуи началась течка ещё будучи в своём номере. Контролировать себя было невероятно сложно, но за четыре года он этому научился, хотя в присутствии Чуи сейчас у него крышу срывало вдвойне из-за метки, ведь он сам её ему когда-то поставил. Осаму подошёл к кровати и протянул руку к Накахаре, зажав что-то в ладони. — Твои ослабители.

Чуя хотел выхватить препарат из руки Осаму, но их пальцы соприкоснулись в этот момент. Его словно электрическим разрядом прошило. Омегам и так всегда было сложно в присутствии альфы во время течки, а если это был ещё и альфа, который оставил на нём свою метку и вовсе крышу сносило. От его запаха голова пошла кругом, мозги затуманились и совершенно перестали работать. Прикосновение к его альфе напрочь лишило остатков рассудка и здравого смысла. Чуя сжал руку Осаму, сам не соображая, что он делает.

— Чуя, может отпустишь? Или я за себя не ручаюсь.

— Я тоже, — прошептал Накахара и потянул Дазая на себя.

Ослабители вывалились из руки Осаму и упали на пол, а сам он свалился на Чую, впиваясь в его губы страстным поцелуем, от которого у обоих окончательно снесло крышу. Срывая друг с друга одежду и совершенно не заботясь о её сохранности, любовники страстно целовались так, будто эти поцелуи были глотком свежего воздуха и от них зависела жизнь этих двоих людей с непростыми судьбами и характерами. Целуя и кусая друг друга, они, наконец, избавились от одежды. Осаму грубо толкнул Чую на кровать, придавив его к ней своим телом. Разведя ноги эспера в стороны, Дазай приставил свой возбуждённый, пульсирующий орган ко входу в анус и толкнулся внутрь, входя на треть, а затем снова толкнулся, проникая глубже, и с третьего толчка погрузился в тело омеги до конца, простонав в губы Чуи его имя и снова целуя; с бешено колотящимся сердцем он принялся резко вбиваться внутрь. Впившись пальцами в плечи Дазая, Чуя царапал их до крови, постанывая и вскрикивая от каждого движения альфы.

Перевернув Осаму на спину, Накахара оказался сверху на нём в позе наездника. Прикрыв глаза, он приподнимал бёдра вверх и резко опускался вниз, полностью насаживаясь на член, уже совершенно не сдерживая стонов. Осаму впился пальцами в его ягодицы, сжимая их до боли, оставляя синяки и помогая Чуе двигаться то подкидывая его вверх, то резко опуская вниз, натягивая на свой член; он сам вскидывал бёдра, стараясь проникать глубже. Чуя скакал на Дазае, сжимая пальцами кожу на его боках и груди, царапая её, оставляя кровавые бороздки. Чувствуя, что уже на грани, Накахара ускорил движения, каждый раз опускаясь на член Осаму всё резче с характерными хлюпающими звуками и хлопками тела о тело. Прогнувшись в спине от непередаваемых ощущений, прошивших всё его тело, подобно электрическим разрядам, прокатившимся по нему дрожью, Чуя достиг оргазма, с криками изливаясь на живот партнёра и обессиленно падая на него, чувствуя образовавшийся узел, который Дазай резким движением бёдер протолкнул глубже, обнимая вспотевшее, разгорячённое тело любовника, прижимая его к себе плотнее и извергая внутрь него своё семя.

Испытав вместе с альфой ещё по три оргазма во время сцепки, и после того, как узел спал, Чуя смог встать с его члена и лечь рядом. Осаму обнял Накахару, целуя его в щёку.

— Ненавижу тебя, — прошептал Чуя.

— А мне кажется, что любишь, — с улыбкой ответил Дазай. — В тебе столько желания и страсти, милый. Такого охуенного секса у меня никогда ни с кем не было.

Чуя больно ткнул Дазая локтём в бок, на что тот возмущённо айкнул.

— За что?

— За всё хорошее. Ты в курсе, что я не пью противозачаточные? Или тебе похуй?

— Мне не похуй на тебя, Чуя, поверь. С тех пор, как я увидел тебя в парке с Амэей, я не переставал думать о тебе.

— Ты совсем идиот? У меня уже есть ребёнок, и второго я не планирую. Зачем ты вообще сюда припёрся? Только не говори, что не почувствовал.

— Почувствовал. Потому и припёрся: твои ослабители выпали в номере, когда ты меня ударил, а я знал, что они тебе нужны. Хотя мы и обошлись без них.

— Сволочь ты, Дазай.

— Я знаю. Прости меня, — Осаму прильнул губами к губам Чуи, — За всё прости.

— Я не верю твоим лживым словам, Дазай. И не верю, что ты за что-то чувствуешь вину или в чем-то раскаиваешься.

Чуя высвободился из объятий любовника и слез с кровати, поднимая с пола ослабители и собираясь принять их, но Дазай перехватил его руку, неотрывно глядя в голубые глаза.

— Они тебе больше не понадобятся. Я всегда буду рядом.

— Лжец, — тихо проговорил Накахара.

— Нет. Я больше не оставлю тебя, Чуя.

— А меня ты спросил, хочу ли я этого? — снова начал распаляться Накахара.

— Я знаю, что хочешь, — уверено произнёс Осаму, — но боишься поверить. Я хочу быть с тобой и нашей дочерью. Да и ты ведь не сможешь быть ни с кем другим, кроме меня. Не упрямься, Чуя. Иди ко мне.

Дазай потянул Чую на себя, заваливая его на кровать и оглаживая обнажённое, стройное тело, целуя лицо любовника.

После того, как занялись сексом ещё раз и расслабленные лежали в постели, Чуя спросил:

— Зачем мы здесь? Почему Шварцвальд?

— Потому что здесь красиво, — Дазай улыбнулся.

— Ты можешь быть серьёзнее хоть иногда? — Чуя игриво стукнул Осаму кулаком в плечо.

— Неа, — весело заявил тот.

— Как мы будем выбираться отсюда?

— На борту частного самолёта, который прилетит за нами через два дня в Фрайбург.

— Почему через два дня?

— Потому что я просил Анго прислать самолёт через два дня. У нас есть время осмотреть достопримечательности и побродить по горам, если хочешь, — Дазай зарылся носом в рыжую шевелюру.

— Даже не знаю, хочу ли выбираться из постели в эти дни. Ты знаешь, какой ты ужасный эгоист, Дазай? Ты лишил меня удовольствия проводить течки так, как это задумано природой. Мне осточертели эти подавители и ослабители за все эти годы.

— Я знаю. Извини, я был идиотом. Мне нельзя было так уходить и бросать тебя. Это было жестоко.

— И всё же ответь мне на один вопрос.

— Какой?

— Зачем ты поставил мне эту метку? Ведь альфы их ставят только кому-то одному. Тому, кого считают своим. Но я не был твоим. Тогда зачем? Ты не мог поставить её кому-то другому после меня. Она не сработала бы на другом омеге, ведь так?

— Так. Даже не знаю, что тебе сказать. Это произошло как-то само собой. Помнишь наш первый раз? Я совсем себя не контролировал тогда. И даже потом не сразу понял, что я сделал. Лишь на следующий день до меня это дошло.

— И что это значит? Как я должен воспринимать твои слова и всю эту ситуацию?

— Не знаю, Чуя. На этот раз я говорю правду. Наверное, это судьба?

— Хороша судьба, ничего не скажешь, — Чуя тяжело вздохнул и положил голову на плечо Дазая.

— А может любовь.

— Чего? — Накахара приподнял голову и встретился своими глазами с глазами Осаму.

— Ты слышал меня.

— Но в это я уж точно не поверю.

— Почему? — невинно поинтересовался Дазай.

— Потому, — ответил Чуя и отвернулся в сторону.

***

Проведя три дня в Шварцвальде, правда перебравшись в номер с двуспальной кроватью, поменявшись местами с Сигмой, эсперы вскоре вернулись в Йокогаму.

Дазай, Чуя и Сигма были объявлены в международный розыск, как террористы, поэтому какое-то время им пришлось скрываться. Накахара скучал по дочери, которая была всё это время у Мори, после возвращения он видел её всего один раз, Осаму был с ним и он уговорил Чую представить его ей, как отца. Чуя не очень-то верил альфе и он ожидал, что, когда всё уляжется, тот снова исчезнет из его жизни, но этого не произошло.

После уничтожения Камуи и всех оставшихся Небожителей в битве, в которой Чуя чуть не погиб, Осаму признался ему в любви и снова пообещал, что никогда его не оставит. Чуе хотелось верить своему альфе, но это было чертовски сложно. Довериться после всего, что он сделал.

Получив страницу, Осаму сам сделал на ней какие-то записи, после которых Агентство оправдали, а их с Сигмой больше никто не разыскивал. Накахара ожидал, что Дазай снова вернётся в Агентство, но он сказал, что возвращаться туда не собирается, и вместо этого вернулся в мафию. Решение Осаму довольно сильно удивило Чую. Кажется, Дазай говорил правду о своих чувствах и о том, что хочет всё время быть с ним и Амэей. А когда Чуя, ожидая очередной течки, так и не дождался её и понял, что снова залетел от Дазая, он сначала расстроился и разозлился на Осаму, правда проявлял своё раздражение без рукоприкладства. Дазай же наоборот обрадовался, сказав, что просто счастлив от того, что снова станет отцом, и на этот раз у него есть возможность поддерживать Чую во время беременности и быть рядом со своей семьёй.

— Я хочу исправить многие свои ошибки, — как-то сказал Дазай. — У меня появился шанс это сделать, и я его не упущу. Ты выйдешь за меня?

— Что? — Чуя не поверил своим ушам, думал, что ослышался. Он всё ещё сомневался в Осаму.

— Я люблю тебя. Выходи за меня, — снова повторил Дазай.

Накахара сглотнул слюну, не зная, что ответить. Дазай взял его руки в свои и, глядя в голубые глаза, снова спросил:

— Чуя, ты выйдешь за меня?

Так и не сумев проронить ни слова, Чуя просто кивнул. Осаму обнял его и утянул в глубокий поцелуй.

Содержание