Бесконечная ночь не означает отсутствие рассветов.

Они все равно есть, просто выглядят немного иначе. Перед приближением утра светлеет воздух, а низко висящие облака серебрятся как будто изнутри. Птицы не видят солнца, но чуют его присутствие, начинают петь; и люди, просыпаясь в своих постелях, с надеждой выглядывают в окна. Вдруг трель дрозда сегодня все-таки выманит солнце из-за его пелерины?

Люди продолжают верить в чудо даже на самом дне отчаяния.

Когда Ти Фей вошел в кабинет Ли, то единственным, кто встретил его, оказался Лунный Пряник, лениво клевавший прутья своей клетки. Они обменялись неприязненными взглядами, и стоило гостю приблизиться к столу, голубь начал возмущенно курлыкать и биться крыльями, словно пытался позвать на помощь. Самодовольно ухмыльнувшись, Ти Фей схватился за верхушку клетки и поднял; птица взобралась по прутьям наверх и принялась клевать его пальцы.

— Ну, тварь, — прошипел Ти Фей. — Я ведь тебе и шею свернуть могу, если захочу!

Лунный Пряник то ли не понял, то ли не поверил и продолжил клеваться.

Ли сидел на ступенях своего тронного зала, лицом обратившись к площади. Он снова был в своем привычном образе, худой и морщинистый, с вылезшими наружу желтыми зубами; и тем не менее при виде него на лице Ти Фея расплылась блаженная улыбка, а сердце как будто подпрыгнуло и кувырнулось через предсердия.

— Вот твое чудовище, — объявил он, опуская клетку на землю. Лунный пряник увидел хозяина и успокоился, еще пока не заметив, что хозяину сейчас не он был интересен.

Схватив Ти Фея за пояс, Ли притянул его к себе и ласково поцеловал в живот, потерся щекой о зеленый шелк. Лунный Пряник неприязненно курлыкнул и сделал вид, что собственные перья интересуют его больше всего на свете.

— Ты уверен, что хочешь с ним расстаться? — уточнил Ти Фей, кивнув на клетку. — Вы так спелись.

— Все равно я скоро умру, — пояснил Ли. — Зачем его удерживать?

— Я мог бы... ну... выпустить его сам, после того, как все закончится.

— Спасибо, но я бы хотел увидеть то, как он обретет свободу, — признался Ли. — Увидеть, как он возносится к небесам...

Голубь уселся на дно клетки и всеми силами пытался показать, что не особенно-то его и тянет в небеса, где холодно, ветрено и нужно самому искать себе еду.

— Ладно, — кивнул Ти Фей. — Сделай это.

— Сделаю через минуту, — пообещал Ли. — Еще чуть-чуть пообнимаемся.

И они остались в таком положении еще на добрых полчаса — Ли все никак не мог оторваться от живота Ти Фея, а у того не хватало решимости напомнить.

Из ворот тронного зала выскользнула фигура, замотанная по самые уши в белоснежную ткань. Шуршащие ее шаги напоминали шепот ветра в листве; она спускалась, подолгу останавливаясь на каждой ступеньке, и хотя ее лица не разглядеть среди складок ткани, чувствовалось, что взгляд ее прикован к двум фигурам, обнимавшимся у крыльца.

Ти Фей сразу заметил ее, но дождался, пока она спустится до самого низа, и только после решился и похлопал Ли по плечу, привлекая его внимание.

— Я знаю, — не пошевелившись, отозвался принц. — Леди Хуа.

И создание откинуло ткань, обнажив бледное лицо.

— Чем вы занимаетесь, ребятки? Веселитесь?

Ли припечатал еще один громкий поцелуй куда-то в район пупка и все-таки соизволил выпрямиться и посмотреть на нее.

— Мы хотели выпустить его голубя, — пояснил Ти Фей. — Принц Ли решил, что птица заслуживает свободы.

— Как жаль, что я не птица.

Лунный Пряник притих в своей клетке; взглянув в его сторону, Ти Фей обнаружил, что бедный голубь забился в угол, зарылся в собственные перья и с первобытным страхом уставился на переполненную чернотой девушку, выглянувшую из белой ткани. Казалось бы, что птица может понимать? Разве ей доступна та глубина мышления, что делает леди Хуа чудовищем в глазах людей? Однако же ужас Лунного Пряника выглядел куда более глубоким, чем ужас Ти Фея при их первой встрече.

И хотя их взаимная ненависть была мощнее торнадо, но в тот момент Ти Фей все-таки решил пощадить это маленькое пернатое существо.

— Так, давай выпустим его поскорее, — обратился он к Ли. — Лунный Пряник явно хочет на свободу.

"Я хочу, чтобы тебя прогнали, и мы с хозяином остались вдвоем", — вопили бессмысленные мелкие птичьи глазки, но такого счастья Лунному Прянику не видать.

Ли взял клетку в руки и схватился пальцами за замочек. Обычно все живое пугалось и избегало его рук, но этот конкретный облезлый голубь был другим: он жался к холодным пальцам и пытался тереться об них головой, словно ручной попугай. Хуа что-то пробормотала, явно в шутку, Ти Фей посмеялся из вежливости, хотя не разобрал слов; ветер поднялся и забавно прочесал сизые голубиные перья.

Ли сдвинул крючок.

— Ой, постой! — воскликнул Ти Фей, всплеснув руками. — Я забыл! У меня есть для тебя подарок на замену.

И вынул из внутреннего кармана платья свернутую бумажку: захотел передать это Ли прежде, чем голубь улетит, чтобы ясно дать Лунному Прянику понять, кто тут главный.

Не на полном же серьезе он соперничает с безмозглой птицей за сердце своего парня?

Что за бред.

Ли держал клетку за верхушку одной рукой, в другую же принял записку и немедленно развернул. Хуа вытянула шею, пытаясь рассмотреть написанное, но Ти Фей повернулся к ней и схватил за плечи, не позволяя сойти с места. Длинные белые ее пальцы сомкнулись на его левом запястье, и от этого прикосновения как будто волна смертельного холода пробежалась по коже, но испарилась, оставив только мурашки после себя.

— Ти Фей, — Ли повернулся к нему, прижимая к губам бумажку. — Это великолепно, просто великолепно!

— Правда? — он чувствовал, как кровь заливает щеки, и ненавидел себя за это чувство. — Тебе понравилось?

— Ты даже не представляешь, насколько! А ведь я говорил, — он отодвинул записку, чтобы лучше была видна лукавая улыбка на его лице. — Я говорил, что ты, безусловно, великолепный поэт!

— Да откуда тебе было знать, — смущался Ти Фей.

— Тогда я догадывался, а теперь знаю точно, — Ли сложил листок и несколько раз горячо поцеловал. — Я хочу забрать его в гроб, можно?

— Конечно! Он твой.

— Что там написано? — не выдержала Хуа. — Что, что, что-что-что? Признание в любви? Поэма? Нет, для поэмы слишком маленькое... одно четверостишие, но исчерпывающее, как умеют писать только высоко талантливые люди? Что?

Ти Фей усмехнулся, с неожиданной даже для него самого нежностью наблюдая за искрами былой девушки в этом существе — искрами надежды, намеками на то, что леди Хуа, солнце ночи не мертва; похлопал ее по плечу и ласково кивнул Ли. Лунный Пряник замер в своей тюрьме: то ли почувствовал, что сейчас не до него, то ли понадеялся, что о нем забудут и не станут выгонять из клетки.

Ли спрятал листок в карман и потянулся за объятиями; несколько долгих минут они стояли молча, впитывая это ощущение физической близости, запоминая каждое его мгновение, чтобы затем унести его с собой в загробный мир. А после Ли отступил, нагнулся и распахнул дверцу клетки, выпуская Пряника на волю — а вместе с ним отпуская и свои сомнения и страхи.

— Хм, — глубокомысленно хмыкнула Хуа. — Похоже, в вашем плане был явный изъян.

Голубь забился в угол клетки и громко кричал, щелкал клювом. Ли сперва смутился, посмотрел недоуменно на Ти Фея — тот пожал плечами. Тогда принц засунул внутрь клетки руку и попытался вытащить птицу насильно, но Лунный Пряник клевался и бил крыльями.

— Мне кажется, он не хочет улетать, — предположил Ти Фей.

— Глупости! — упрямо воскликнул Ли. — Все хотят свободы!

Схватив Лунного Пряника за ногу, принц все-таки вытащил его наружу и выпустил, шумно вздохнув, словно оживая на крохотное мгновение. Голубь взмыл к небу, захлопал крыльями, покружил над их головами; Ли подошел к Ти Фею и приобнял за пояс, глядя на птицу с тем же выражением, с каким, наверное, родитель смотрит на своего ребенка, покидающего отчий дом. А Лунный Пряник, сделав несколько кругов над их головами, пошел на снижение, опустился на землю и попытался забраться обратно в свою клетку. Леди Хуа покатилась со смеху и едва не упала со ступеней.

— Что за дурость! — возмутился Ли. — Это же свобода, Пряничек! Свобода! Лети, куда хочешь, делай, что хочешь...

Ти Фей склонил голову ему на плечо, пытаясь не засмеяться.

— Если Лунный Пряник и правда свободен, то, полагаю, остаться здесь — это тоже часть его выбора, — заметил он. — Не все хотят на вольные хлеба.

— Особенно когда на воле голод и жажда, — добавила Хуа.

Ли опечалено всплеснул руками.

— А я хотел сделать, как лучше, — пожаловался он. — Я ведь скоро умру... что будет с Пряничком?

Повернув голову, он уставился на Ти Фея, и тот изо всех сил пытался сделать вид, что не понимает намека; но тишина затягивалась, и пришлось все-таки сдаться.

— Ладно, я понял, — выдавил он из себя, надувшись и даже не стараясь звучать искренне. — Я позабочусь об этой дурацкой... милой птице.

— Мне кажется, вы подружитесь, — ласково заметил Ли. — Вам только нужно узнать друг друга...

— Мы весьма неплохо друг друга знаем!

— И еще, — добавил Ли, растирая Ти Фею плечо. — Это всего лишь птица. Она не может злиться, ревновать...

"Всего лишь птица" залезла в свою клетку и с вызовом смотрела на людей, ожидая, когда захлопнется дверца; Ти Фей фыркнул в ее сторону и мог поклясться, что голубь щелкнул клювом в ответ.

— А потом передашь его своим потомкам, — размечтался Ли. — И все это — в память о тех месяцах, что мы провели вместе...

— Да голуби столько не живут!

— А я буду наблюдать за тобой, — продолжал Ли. — Не сведу с тебя глаз, буду оберегать, беречь... буду любить даже после, ты знаешь? Я думал, что нет ничего страшнее смерти; теперь я благодарен ей, ведь при жизни мне так и не довелось познать счастья. При жизни мы могли бы так и не встретиться! При жизни...

Ти Фей улыбнулся, слушая эти слова с легкой задумчивостью, оттенком меланхолии, таким знакомым с раннего детства. На мгновение, всего лишь на жалкое мгновение, ему удалось расслабиться, отпустить все на свете и поверить; призраки прошлого, мрачные и алчные, растаяли, превратились в облака, плывшие по небу, и холод бесконечной Ночи стал уютной колыбелью. Кончилось упрямство, развеялись сомнения; всего на секунду Ти Фей поверил, убедился, доверился, и коснулся холодной щеки давно мертвого, но неприлично живого человека, а рядом леди Хуа, изуродованная проклятьем, просунула палец в клетку Пряника и, кажется, заставила его впервые в истории голубиного племени вознести молитву к небесам. Она чем-то похожа на Кью, эта леди Хуа. Есть в ней что-то живое, бесконечное, пламенное; и в руках Ти Фея волею судьбы оказалась исключительная возможность вернуть это ей. Собрать Легенды вместе. Восстановить сферу...

— А что насчет тебя?

На лице Ли играла улыбка, не слишком соответствовавшая горькому вопросу, которого Ти Фей со вчера ожидал и боялся в равной степени.

— Что насчет меня?

— Придет Скиталица, — произнес Ли, сдобрив прозвище Кью теплотой, которой явно на самом деле не испытывал, но хотел сделать приятно собеседнику, — Сфера вернется, я умру, а ты? Останешься во дворце?

— А я мог бы?

Леди Хуа склонила голову, будто бы глядя на них, но на самом деле явно изучала взглядом тронный зал, росший из взрыхленной усилителями земли за их спинами. И по телу вдруг прокатилась волна силы, такой затаенной, могущественной, невероятной; Ти Фей еще не успел к ней привыкнуть, не свыкся с ощущениями, не смирился с могуществом, но и без того понимал, что после восстановления сферы некромантия снова окажется заключена в территорию Союза Гор и Фьордов, а могущество сильнейшего некроманта развеется, как пепел над океаном.

И странное дело, но эта сила, этот талант вдруг оказался совершенно не важным.

— После того, как ты умрешь, я продолжу путешествовать со Скиталицей, — ответил Ти Фей спокойно, полностью уверенный в своих словах. — Буду, конечно, до конца жизни по тебе плакать, но продолжу. Мне не нужны дворцы. Мне и корона-то не была нужна, если бы я не польстился ею, то ничего из этого бы не произошло.

"Ты бы не произошел".

Ли кивнул, как будто бы одобряя, и Лунный Пряник вдруг уселся на жердочку и подарил такой вдумчивый и одобрительный взгляд, словно понял, что крупица истины, рожденная лживым сердцем, ценна и целительна; а в следующее мгновение судьба пронзила душу кинжалом, наказывая Ти Фея за маленькое мгновение счастья.

Кинжал имел форму чувства, неприятного и невыносимого: на территории дворца появился другой некромант.

— Ох черт, — Ти Фей поднял голову, пытаясь почувствовать больше. — Твою налево...

Ли сконфуженно моргнул, не ожидавший такой лексики, зато леди Хуа сразу уловила происходящее и запахнула поплотнее на своем лице покров.

— Кто-то во дворце, — произнес Ти Фей, скрипя зубами. — Их много. Их очень много. Я чувствую одного некроманта, но есть и другие, живые...

— Струт'Гад?

— Дедуля не пришел бы в компании живых, — возразил Ти Фей, хватая Хуа за плечи. — Может, это пришли новые союзинки искать встречи с принцем, но как-то сомнительно. Пожалуйста, бери Пряничка и уходи в свою темницу, Хуа, и прячься там, пока мы не разберемся, ясно? Мы ни в коем случае не можем рисковать тобой. Ты — единственная надежда всего мира! Ты — последний шанс восстановить сферу...

Хуа постучала пальцем по его груди, по шраму, по сердцу, но ничего не сказала; Ли дождался, пока она скроется в сплетении павильонов, и поправил нервно волосы, словно исход встречи с некромантом мог зависеть от того, как лежит его коса.

— А ты пойдешь со мной?

По рукам потекла черная нефть, и горечь магии заполонила горло.

— Пойду, и пусть пеняет на себя тот, кто пришел в наш дом с дурными намерениями.