Это путешествие она собиралась совершить в одиночестве. Но так вышло, что у нее появилась спутница. Медуза удивилась, но приняла это как данность. Но почему-то об этой спутнице — печальной ушедшей, такой прозрачной, будто ее свет вот-вот погаснет, она не рассказала никому из соплеменников. Никому, из тех, кто помогал ей собираться в поездку. И теперь жалела. Человек в Лодке, да и остальные, нашли бы нужные слова. Они сумели бы помочь ушедшей. Сама она не могла. Как поможешь, если и речь-то ее с трудом разбираешь?

— Ты должна вернуться, Нали.

Ушедшая сидела на носу лодки, серьезная и несчастная. Еле различимая в свете уже почти скрывшегося за горизонтом солнца.

— Может быть, Одинокий Рыбак даст тебе совет, Ушедшая Душа? — Медуза обращалась к ней уважительно, как и следовало разговаривать с духами. Хотя ранее ей не приходилось их видеть. Тинеты уходили в другие Края Доброго Улова. А прочие… Обычно они не добирались до земель по Ту Сторону Океана. При взгляде на ее прозрачную собеседницу каждый раз точно в сердце поворачивался гарпун — она была так юна и так печальна. Но ушедшая в то же время слегка смущала, путала ее незнакомыми именами, названиями. Просила вспомнить о чем-то. Вот и сейчас…

— Да не совет мне нужен, Нали! — Ушедшая скрестила руки на груди и поежилась, точно могла чувствовать холод. — Что случилось с тобой? Этот твой рыбацкий словарь… Ты правда ничего не помнишь?

Медуза с большим трудом разбирала слова. А поначалу голос у ее спутницы был куда громче. Ушедшая медленно таяла. Край по Ту Сторону Океана не для земных обитателей − ни для живых, ни для мертвых. Наверное, стоило предупредить ушедшую? С другой стороны, разве лучше влачить существование бестелесным духом, чем раствориться в свежем бризе?

— Я не Нали, — поправила она в который уже раз. — Может быть, так звали меня в той, другой, ненастоящей жизни.

Ушедшая застонала, будто от боли. Вцепилась эфирными руками в свои нематериальные волосы.

— Они убьют его, Нали! Или он еще раньше доведет себя… Очнись уже, прошу тебя!

Рот ушедшей раскрывался в крике — но голос по-прежнему был едва слышен. Кого убьют? Зачем? Как она может помочь?

Медуза прижала руку к сердцу, а потом протянула ее к груди ушедшей, показывая, что разделяет скорбь. Ну почему, почему она не рассказала ничего Человеку в Лодке? Может, тогда бы не потребовалось брать ушедшую с собой. А может, ушедшая должна была отправиться с ней? Да, наверное, так и есть.

— Одинокий Рыбак поможет нам обеим. Твоя душа долго блуждала по мирам и заблудилась, но вскоре ты обретешь покой.

Ушедшая сделала странный жест — с размаху приложила ладонь к своему лбу. Так, должно быть, выражали согласие в тех краях, откуда она была родом. Села, взглядом приклеилась к горизонту.

— Когда закат позолотит океан, Большой Кит выплывет на небо, я трижды поприветствую его. И тогда он нырнет с небес в воду, чтобы быть мне верным провожатым всю ночь.

В шепоте ушедшей ей послышалось «да чтоб ты провалилась». Но, должно быть, показалось. Медуза пожала плечами, с удвоенной энергией налегла на весла.

На корме сушились куски акульей туши. Последний визит в бухту у Скал Скитальцев принес ей удачу. В тот раз она была готова. Пусть рыбина чуть не перебила ей ногу, хлеща хвостом. Многочисленные ссадины и участки с содранной кожей щипало от соленой воды. Но Медуза ликовала, потому что наконец-то вновь — впервые после ночи Прилива − ощутила себя истинной дочерью морского народа.  Почувствовала, что достойна отправиться к мудрейшему из их племени. Достойна получить ответы. И не было более ни сомнений, ни страхов. Она смело смотрела вперед и ждала того, что будет.

Вот только…

«Что ты творишь, Нали?!»

И бесполезно напоминать, что ты — Медуза. Или хотя бы Морская Ящерка. 

Она очень старалась не раздражаться. Очевидно же, эта потерянная душа была просто-напросто безумна. И очень несчастна, раз неупокоенной забрела так далеко. Но почему же она привязалась именно к ней, почему именно за ней бродила не отступая ни на шаг?

Спокойствие. Нужные ответы придут, когда настанет время.

Но на сердце все же лежала тяжесть. От непонятной вины, неясной, но острой тоски по кому-то.

***

— Она не вернется.

— Заскучавший божок вновь решил навестить меня.

— Я тебе говорю, она точно не вернется.

— Неужели мне поступить, как делают люди суши? Они хватают руками, привязывают к себе того, кто хочет убежать. Или бегут за ним следом, силясь остановить. Но все, что хочет беглец — бежать как можно быстрее. И один.

— Скажи мне, проклятый тинет, а что если беглец несется прямо к краю пропасти? В этом случае его тоже не стоит останавливать?

— Некоторых в нужный момент подхватят выросшие за спиной крылья. Тех, кто знает, куда бежит. Она одна из них.

— Я прямо не узнаю тебя, тинет. Крылья! А как же вездесущий Океан?

— Те, кто перелетают через пропасти, также вышли из его вод.

***

— Она не вернется.

— Кто не вернется, крылатый?

— Да эта... Девочка-медуза. Нали-Нали. Ведь были знаки! Я не видел. Слепошарый! Да, она не сильно-то похож на этих тинетов, со своими глазищами и кудрями. Но ведь были знаки! Зацикленность ее на этих желейных тварях… То, что она в детстве творила… Ха, теперь, наверное, и выглядит так, будто век с морским народом прожила. Океан обтесывает, переделывает по-своему, уж я-то знаю. Да…

— А я и не знал, что эти морепоклонники воруют людей! Так чего ты ноешь? Давай-ка рванем к ним! Посмотрим, чего стоят эти заумные рыболовы… И заберем мы эту твою, как ее… Чего, нравится она тебе? Или будешь заливать про бессмертных, что выше этого всего?

— Что ты несешь, а… Сколько я не повидал странников, никто не мог меня раздражать сильнее. И ведь не скажешь по ней — такая с виду тихушница, не то что Варвар… А она — раз и сделала что-то такое, что хоть стой, хоть падай. Или сказала. И все так спокойно, только в глазах черти отплясывают. Нет, мне не нравилась ни она, ни кто-то еще из этой развеселой четверки. Они были моим наказанием, проклятием, мигренью! А я что, я смирился! Привык! Что так и будет, пока их ноги топчут землю… воду… асфальт в той или иной реальности. Вот только я бы хотел вернуть свое наказание целиком. А не по кусочкам! Не люблю я, знаешь перемены! Чего? Эйхольм, я вижу, ты плохо знаешь тинетов. Не знаешь, что такое капля тинетской крови. «Горе тому, кто принадлежит Океану, но не слышит по утрам шума прибоя». Это не просто слова. Она бы зациклилась на своих картинах и визионерстве! Были же моменты… А в один прекрасный день бы тронулась умом, как и подобает приличной творческой личности. Она бы чувствовала себя чужой в любом из миров, где оставалась бы подолгу. Сильнее даже, чем остальные странники. Они с дружками, конечно, вытягивали друг друга, как могли. Сходили с ума по очереди. Но рано или поздно… Так что, Эйхольм, даже к лучшему, что она останется там.

***

Когда солнце опустилось, она сложила весла в лодку и села, скрестив ноги. Наскоро пробормотала пожелание доброй ночи уходящему светилу, поблагодарила его за то, что оно освещало ей путь весь день. И затем, не теряя ни секунды, тут же затянула песню о Деве-Луне. Пела она вполголоса, но бодро. Взглянула украдкой на ушедшую — не захочет ли та присоединиться? Но прозрачная девушка все сидела, опустив голову и обняв себя за плечи.

Океан и небо стали едины, озолотились, заалели. Крылатые рыбы затеяли свою вечернюю игру с прыжками, они появлялись то тут, то там, их зеркальная чешуя сверкала в лучах закатного солнца.

Она ждала. Дотянулась до амулета, что висел у нее на шее − разумеется, это была медуза. Выточенная из мангги, как и все тинетские лодки, из дерева, которое любило океан точно так же, как и сами тинеты, дерева, становившегося только крепче от соленой воды. Щупальца медузы были выполнены искусно и тонко, и они слегка шевелились, обволакивая ее пальцы, когда она дотрагивалась до них. Это давало ей успокоение.

Песнь, пусть и исполняемая вполголоса, разносилась над водной гладью. Казалось, прыжки летяг вошли в единый ритм с ее голосом, неспешно роняющим слова. Три дельфина поприветствовали ее, даже пригласили присоединиться к вечерней игре. Тинеты могли слышать голоса морских братьев, неуловимые уху людей земли, могли и понимать их. Послала им ответную цепочку сигналов: «Долгий путь. Край Начала Времен». 

Ушедшая вновь с удивлением воззрилась на нее. Должно быть, в ее глазах она просто беззвучно открывала рот.

Братья тут же ответили. Она улыбнулась.

— Они нас немного проводят. — Перевела она для ушедшей.

Но та вновь тяжело вздохнула.

А потом стали зажигаться звезды — одна за другой. Небесным огням вторили огни водные — светящиеся рачки, что подплывали к поверхности. Мир ночи в открытых водах вступал в свои права.

«Я плыву по звездной глади, над моей головой звездная гладь».

Путеводная песня тинетов воспевала единение небес и морской стихии.

Морские братья высунули носы по обе стороны от лодки. Они сейчас не кормились, а тоже созерцали сияющий многоцветными огнями мир, и способность к созерцанию была их отличием от неразумных животных.

— Смотри, — обратилась она к ушедшей. — Сейчас Большой Кит выплывет на небосвод.

Та послушно подняла глаза, проследила за рукой, поочередно указывающей на двенадцать звезд созвездия. И изумленно открыла рот, когда светящийся звездный кит заплясал на небе, а затем плавно спрыгнул в воду.

Дельфины — совсем еще юные, в восторге бросились за ним к горизонту, то и дело выбрасывая из волн свои тела, совершая в воздухе затейливые кульбиты. Медуза вновь схватилась за весла. Чтобы раззадорить ее, братья вновь принялись выпрыгивать из воды, нетерпеливо поглядывая на ее лодку. И тут же затеяли новую игру — принялись нырять под мерцающее разноцветными огнями тело кита.

Медуза стала уставать от такой гонки — куда ей, человеку, угнаться за жителями вод. Но она не сдавалась, зная, что еще немного — и будет ей помощь. И верно, через некоторое время лодка вдруг резко ускорилась, будто подхваченная кем-то незримым. Медуза рассмеялась и уложила весла на дно, с наслаждением раскинула руки в стороны.

— Это течение само находит тебя. Но только если ты не ищешь с ним встречи. Только если не сдаешься раньше времени. Теперь все будет в порядке. К утру мы проснемся и увидим перед собой дом Одинокого Рыбака.

Слушала ли ее ушедшая? Вряд ли. Но звук собственного голоса успокаивал ее. И, проговаривая все вслух, она все больше убеждалась в правильности происходящего. Возможно, так и было, потому что ушедшая тоже будто ушла в созерцание, ее движения, жесты больше не выдавали раздражения.

Много часов спустя спутницы лежали на дне лодки, щека к щеке. Только так можно было, наконец, услышать друг друга.

— Мы связаны. Я теперь вижу это. Но не могу понять, чем.

— Связаны из-за него.

— Того, кто спас меня? Кого я тоже должна спасти?

— Верно. Вот только…

— Не беспокойся. Когда мы доберемся, мы поймем, что делать, ты и я. В том месте все ответы, что ты обретаешь, правильные.

— Хотелось бы мне верить.

— Ты поэтому опять плачешь?

— Нет. Просто… Здесь так прекрасно. Я… я была странником, но никогда не…

— Никогда не покидала границ своего мира?

— Да. А теперь я вижу это, все, что ты мне показала…

— Так не должно быть. Странникам нужна дорога. Иначе они могут повредиться рассудком.

— Я уже мертва. Повреждение рассудком мне уже не грозит.

— Прости. Но если в вашем мире странники не могли странствовать, почему Жнецы не отправили к вам гонцов?

— Жнецы?

— Так ты жила в закрытом мире? Говорят, Одинокий Рыбак однажды чудом вырвался из такого.

— Я опять тебя не понимаю, Нали… Но мне нужно, чтобы ты вернулась. Понимаешь? Хотя теперь я вижу, что это — твой мир… Ты его часть. Сначала мне казалось, что ты сама повредилась мозгами. Но теперь я понимаю. Но надо вернуться, иначе…

— Завтра мы обе обретем ответы.

— Не ответы мне нужны. Мне нужны решения.

— Ты говоришь, как люди суши. Какие могут быть решения без правильных ответов? Ты поймешь…

Медуза перевернулась на другой бок, устроив голову на сложенные ладони. Ночь обострила ее восприятие, и даже в полусне она слышала обрывочные мысли своей спутницы.

Той бы хотелось верить, что к утру все разрешится само собой. Надеялась и ей когда-либо будет дарован покой. Она боялась, что поступает неверно. Но уговаривала себя, чтоспасает жизнь, а не губит вместо этого еще одну.

Эти люди суши. Нелегкий у них путь. Тяжела их судьба. А все потому, что они так суетливы. И не умеют задавать вопросов. Вместо этого лишь бегают, пытаются все поменять, переиначить под себя. Не понимая, что все их усилия тщетны. Даже после смерти не могут успокоиться. Даже сейчас, когда Океан сам несет их вперед, бережно и нежно. 

«Я плыву по звездной глади, над моей головой звездная гладь».

В такие моменты мир выравнивается. Даже граница между Океаном и небесами стирается. Это час небывалого мира и покоя. Если в душе полыхает огонь, нужно стать частью этого безмолвного мира, и тогда все внутренние бури улягутся. Ответы на вопросы найдутся. Иначе и быть не может, когда плывешь по водной глади, и над головой твоей звездная гладь.

Только как объяснить это людям суши? Верно, сами поймут, когда придет время.