Архангел по кличке Лжец одет соответственно своему статусу — исключительная отбеленная до блеска полководческая роскошь, так подчеркивающая кислое лицо. У Архангела по кличке Лжец над головой дергаются сплетенные металлические нимбы — оба не светятся и не несут никакой, на самом деле, практической пользы. Те нимбы, что пользу несли, оказались потрачены зазря. И этот пронзительный звон никогда не позволит забыть. Где-то под правой рукой Архангела по кличке Лжец торчат ножны с легким на подъем огненным мечом. Полководческая эстетика так подходит тем, кто свой первый меч не видел тысячи и тысячи лет по своей же воле. Это хуже, чем быть напрямую отчитанным. Это лишь намек на длинные и мучительные нравоучения, болтающийся перед завязанными глазами этой пародии на Фемиду. Архангел по кличке Лжец не может представлять объективную справедливость. И он знает это — он прожег слезами дыру в повязке и смотрит на свое незавидное положение краем голубого глаза. Есть что-то непредсказуемо ироническое в занимании места, на котором никому на самом деле не хотелось видеть тебя. Они бы предпочли, чтобы это место вместо всех этих унизительных церемоний провалилось в небытье. 

Быть средненьким Началом по кличке Лжец не то, чтобы более приемлемо, разумеется, нет — но это менее неприемлемо. 

У Архангела по кличке Лжец ничего не осталось, кроме его эстетики слепого полководца, что, по правде, звучит хуже, чем судьбы глухого музыканта и художника без рук вместе взятых. Архангел по кличке Лжец не считает, что ему нужно что-то еще. Архангел по кличке Лжец, как и полагается, врет сквозь сжатые до боли зубы. 

У Архангела по кличке Лжец когда-то было имя.