Я патологоанатом, я беру работу на дом

И лежат друг с другом рядом упакованы в мешки.

Ломтик докторской колбаски, чей-то череп, чьи-то глазки

Огурцы своей закваски и фрагмент прямой кишки.

Я патологоанатом, если вам чего-то надо,

Приходите будем рады и расскажем все, как есть,

С кем вы жили, что вы пили, отчего вы опочили,

Что такого совершили, что теперь лежите здесь.

Я патологоанатом, пропитался трупным ядом,

Мне давно жениться надо, да с соседями беда,

Вот вчера сосед Анискин думал, что украл сосиску,

Но поскольку пьян был свински, то совсем не угадал.

Я патологоанатом с очень маленькой зарплатой,

Вечно денег маловато — я от этого устал.

Мне сосед сказал: «Раз надо, ты бери работу на дом,

Ресторан откроем рядом, под названьем «Каннибал».

Я патологоанатом, я беру работу на дом

И лежат друг с другом рядом упакованы в мешки.

Полсырка и три мениска, небольшой пучок редиски,

Два межпозвоночных диска и с печёнкой пирожки.

Артур Беркут — Я патологоанатом

— Пройдёмте со мной в ординаторскую, чтобы я представил вас врачам.

Патанатомия, как и любое больничное подразделение, делилось на непосредственно рабочие помещения, где собственно и производили вскрытия или обрабатывали ткани для гистологии, и на подсобные помещения для медперсонала. Так что никто не ест пирожки в мертвецкой, вопреки всем слухам. В ординаторской тоже ничего не указывало на то, что она находится в патанатомии — расположенные вдоль стен рабочие столы с компьютерами, книжные шкафы со стопками книг и папками, диван, на котором вольготно разлёгся молодой доктор с розовыми волосами, читая толстенный талмуд.

— Добрый день, доктор Неро, это интерн Паннакотта Фуго.

Прошутто бросил из-за спины Паннакотты ледяной взгляд — не надо на меня так смотреть, это обязанность кафедры учить интернов. Грозный заведующий патанатомии уставился на новичка.

Ризотто Неро был тёмной лошадкой. Именно ему больница обязана отсутствием свободных ставок — заведующий попросту отказывался брать новых сотрудников.

— Вас что-то не устраивает в работе отделения? — спрашивал Ризотто, — раз вы считаете, что нам нужны дополнительные руки?

Главврач был вынужден признать, что уровень работы патанатомии на высоте. На работу не опаздывали и не приходили нетрезвыми. Срочные заключения делали вовремя. Если не срочные, то не тянули кота за кишки. Документация велась педантично. Вот бы в других отделениях был бы такой порядок, — вздыхал главврач и думал, что черт с ними, этими ставками. Кроме того, загадочный заведующий патанатомии вызывал у него страх, и потому он предпочитал не раздражать его.

— А ты, случайно, не тот самый студент, который воткнул карандаш в щёку одногруппника?

Паннакотта вздохнул — он надеялся, что про этот случай забыли, но не тут-то было — у Ризотто отличная память.

***

На третьем курсе студенты готовились к очередному коллоквиуму по патанатомии.

— Давай, Наранча, посмотри сюда и скажи, какой это препарат, — Паннакотта поставил стёклышко под линзу.

Наранча оторвался от каракулей в альбоме и взглянул в объектив.

— Канальцевый некроз? — радостно воскликнул он.

Повисла зловещая тишина, Паннакотта, не сказав ни слова, хватает фиолетовый карандаш и втыкает в щёку.

— Ты издеваешься, что ли?! Сколько можно вдалбливать в твою тупую башку! Я тебе самый лёгкий препарат поставил, не представляю, как можно перепутать жировую эмболию лёгких и канальцевый некроз!!!

— Я тебя урою, сука!!! — взвыл Наранча, выхватывая нож. Спрашивается, зачем на патане студенту-медику нож? Карандаши точить! Наверно.

В предстоящее смертоубийство вмешался проходивший мимо Ризотто, который разнял буйных молодцев.

***

— Что? Серьёзно? — молодой врач аж приподнялся на локтях.

— Он препараты перепутал, а я вспылил, — Фуго нехотя признался.

— Di molto! Мне нравится этот интерн! Такая страсть к науке, не у каждого встретишь…

— Мелоне, какого хуя ты тут разлёгся?! Я один работать буду?!

В ординаторскую вихрем ворвался кудрявый очкарик с перекошенным от злобы лицом.

— И незачем так орать! Умирает там кто-то? — названный выше Мелоне не спеша поднялся с дивана.

— Ты идиот или как?! Там больной лежит на операции с раскроенным пузом и ждёт гистологию! Так что быстро пиздуй в лабораторию!

«Дурдом какой-то», — подумал Паннакотта, тем временем Мелоне положил руку с наманикюренными пальчиками на его плечо и пожал его.

— Гьяччо, тут новенького привели, симпатичный малый, между прочим, а ты заставляешь вести себя грубо.

— Подумаешь, интерн! Подождёт! Давай, шевели булками!

Когда двое молодых патологоанатомов покинули ординаторскую, наконец-то воцарилась тишина.

— Итак, — начал Ризотто, — почему ты решил выбрать эту специальность?

Если спросить у первокурсников, какими докторами они хотят стать, никто из них в здравом уме не ответит, что хочет стать патологоанатомом. Одна из причин — дуализм противоположностей, желания работать в медицине и идиосинкразия к больным. Ещё один резон — интерес к патологической анатомии. Что вчерашний школьник мог знать о ней? Да кроме пары анекдотов и одной смешной песенки — ничего. Да и во время учёбы возможность познакомиться с патанатомией появится только на третьем курсе, до которого ещё дожить надо. Хотя ничего не мешает возникнуть интересу ещё во время гистологии — ведь и там и там есть микроскопические препараты. Только на гистологии изучают здоровые ткани, как должно быть в идеале, а на патанатомии — патологически изменённые, да простят меня великие филологи за невольную тавтологию.

— Ах, если бы он был зефирным человечком

Он бы просто вытащил червоточину

И заполнил пустоту зефиром

И он бы стал парить в зефирном мире…

Так уж наслоилась акустика старого здания и было слышно, как молодая девушка напевает песню. Это было а капелла глубоким контральто, простая импровизация, но даже сейчас чувствовалось что-то зловещее в песне про глупых зефирных человечков. Невозможно влюбиться в человека, услышав только его голос. Вот сейчас зайдёт и окажется, что это просто невзрачная девушка с красивым голосом и…

В ординаторскую вошла молодая девушка. У неё яркая внешность, привлекающая взгляд, которую не скрывал даже хиджаб: смуглая золотистая кожа, большие голубые глаза, нос с горбинкой, пухлые губы. Она чем-то напоминала кинозвезду из турецких сериалов, по которым все девушки стали сходить с ума, даже Триш следила за всеми перипетиями в дворце султана Сулеймана и Хюррем. Она вытащила из сумки историю болезни и положила её на стол, затем без приглашения села на диван, из чего можно было сделать вывод, что она здесь уже не первый раз. Из неоткуда появился лаборант Иллюзо и тут же переписал данные с истории в журнал регистрации.

— Добрый день, Чаглар.

— Добрый день, доктор Неро.

— Опять посевы, — проворчал лаборант, читая диагноз.

— Может и не пневмония вовсе, кто знает? — язвит врач.

— Да с вашим отделением может быть что угодно.

Чаглар вытащила из шкафа халат и накинула на плечи. Заведующий, ординатор и интерн направились в мертвецкую. Мертвецкая представляла собой помещение с высокими потолками, стенами, покрытыми кафельной плиткой и гранитными столами, на одном из которых лежал труп. Санитар в плотном прорезиненном фартуке и толстых перчатках, натянутых поверх рукавов, ждал их.

— Приступай, Пеши, — распорядился Ризотто.

Твёрдая «подушка» в клеёнчатой наволочке лежала под столом. Пеши поднял её и положил под шею трупа с таким расчётом, чтобы было удобнее вскрывать черепную коробку. Покойник был лысым, что облегчало задачу. Стараясь вести скальпель плавно, Пеши сделал на голове трупа длинный разрез — от правого уха к левому. Вышло неплохо. Пока Пеши осматривал взятую со стола с инструментами рамочную пилу, похожую на обычную ножовку, Сорбет подготовил поле: натянул кожу на лицо и затылок. Пеши зафиксировал голову трупа левой рукой, а правой стал пилить — очень осторожно, даже почтительно, стараясь не повредить мозг. Слишком ретивый пильщик мог сорвать крышку черепа вместе с содержимым.

Распил получился образцовым. Отложив пилу, Пеши взял долото, вставил его в распил и покачал. Раздался негромкий хруст. Сорбет подал молоток. Пеши переместил долото туда, где щель была уже, и коротко, но сильно стукнул по нему молотком. Снова захрустело.

Молоток был не простой, а анатомический. Небольшой, цельнометаллический, хромированный. Внизу рукоять заканчивалась крючком, предназначенным для окончательного вскрытия черепной коробки. Как только Пеши вставил крюк в щель, Сорбет взял труп за руки и налёг на него всем телом, чтобы покойник не свалился со стола. Пеши нажал на молоток. На сей раз раздался не хруст, а громкий звук, прозвучавший в тишине, словно выстрел. Свод черепа упал на стол, сверху вывалился мозг.

Пеши взял в правую руку «мозговой» нож — обоюдоострый, с длинным плоским и закруглённым на конце лезвием, — затем схватил мозг левой рукой, потянул его и перерезал черепные нервы.

С мозгом и ножом в руках Пеши перешёл к малому столу, предназначенному для работы с органами. Положив мозг на стол, Пеши перерезал ножом мозолистое тело, соединяющее оба полушария, и мозг распался на две половины.

— Чувствую я, что здесь мы что-то найдём! — сказал Пеши и принялся нарезать мозг тонкими пластинками. Каждый срез внимательно осматривался всей компанией до тех пор, пока в левой височной доле не обнаружились признаки кровоизлияния. Обширного, явно ставшего причиной смерти.

Сорбет приподнял труп за плечи, давая Пеши возможность переложить «подушку» под спину так, чтобы покойник расправил плечи и слегка выгнулся вперёд. В таком положении удобнее делать вскрытие и извлекать органы.

Пеши снова взял в руки скальпель и разрезал кожу от кадыка до лобка. На пару с Сорбетом они завернули кожу книзу — на профессиональном жаргоне это называлось «снять куртку». Настал черед другой, ножевой, пилы. Пеши аккуратно пилил ребра, вырезая грудину, а закончив, уступил место Сорбету. Тот довольно быстро извлёк внутренние органы и выложил их на столе рядом с мозгом. Ординатор, когда начали вскрывать почки, отошла от стола на расстояние.

— Если там кисты, они сильно брызгаются, — пояснила она.

Проверку на профпригодность Фуго сдал на отлично — он не выказал ни малейших признаков падения давления, даже наоборот, комментировал происходящее.

— Всем спасибо, — сказал Неро, — Фуго, возьми методичку по вскрытию. Завтра, если будет не сильно загружено, будешь учиться тому, что умеет Пеши.

— Зачем это нужно?

— Потому что вдруг Пеши уйдёт в запой…

— Эй, я не пью, у меня вообще-то язва желудка, — возмутился санитар.

— …или сляжет в больницу с язвой, а тебе привезут умершего мусульманина, и его безутешная родня будет требовать немедленно сделать вскрытие, чтобы похоронить его как можно быстрее. И да, родня будет настроена очень агрессивно, и, если посмеешь вякнуть, что это не твои обязанности, последствия могут быть очень печальными.

— Хорошо, с меня не убудет, если я научусь делать вскрытие.

Врачи отправились в ординаторскую. Доктор сняла халат и стала ждать, когда выпишут справку о смерти.

— Как тебя зовут? — спросил Фуго.

— Меня зовут Асель Чаглар. Асель значит «сладкая, медовая»

— Мне нравится это имя.

Она смеётся. От улыбки Асель желудок Паннакотты сделал сальто.

— Пытаешься к ней подкатить? Красивая баба, di molto, но не про твою честь! — ухмыльнулся Мелоне.

— С чего ты решил, что я собираюсь к ней подкатить? Может, я хочу с ней подружиться!

— Между дружбой мужчины и женщины постоянно что-то встаёт! — захихикал врач.

Фуго закатил глаза.