Аббаккио знал, каково это — оказаться по опекой Буччеллати.

Его первый опыт был, когда он присоединился к Passione; он едва мог позаботиться о себе, топя свои печали в дешёвом вине в безуспешной попытке забыть о своей неудачной полицейской карьере, но его капо был рядом, чтобы удержать его на плаву. Бруно предложил ему свободную комнату в своей прекрасной квартире, убедился, что он прилично питается, и всегда был рядом, чтобы поплакать после кошмара или даже просто особенно тяжёлого дня.

Затем начались симптомы.

Он по большей части бросил пить, и все же часто чувствовал себя усталым, как бы хорошо он ни спал. Он был на грани того, чтобы обратиться к врачу, когда Бруно спокойно предложил пройти тест на беременность.

Буччеллати хорошо знал, что Аббаккио сделал кое-что, о чем сожалел до того, как нашёл его, как только его сбережения начали иссякать, и он не знал, откуда возьмутся арендные платежи или его следующая бутылка алкоголя. Он даже не мог вспомнить большинство встреч, которые у него были. Аббаккио всегда предполагал, что из-за его пристрастия к алкоголю и плохого самочувствия в целом в то время ничего не выйдет, но Буччеллати был прав (как обычно), и он обнаружил, что рыдает над положительным тестом, как ему казалось, часами, все это время Бруно обнимал его.

Ведь чувство вины и страх, что что-то будет не так с малышом, его первый осмотр подтвердил, что все в порядке (он был так рад, что плакал), а остальное время беременность шла благословенно легко и гладко и теперь он был готов рожать через две недели или около того. Последние несколько дней Буччеллати почти не оставлял его в покое.

— Зная мою удачу, у тебя схватки начнутся в ту же минуту, как я выйду за дверь, — сказал Бруно в ответ на ещё один нерешительный протест, наблюдая, чтобы убедиться, что его невольный пациент не испытывал никакого дискомфорта.

Аббаккио раздражённо вздохнул, пытаясь устроиться поудобнее на диване с ребёнком, упирающимся ногой ему в ребра. Они расслаблялись на диване, рассеянно переключая каналы.

— Мы примерно в 15 минутах езды по шоссе от больницы. Я думаю, я бы выжил, если бы тебе пришлось развернуться и вернуться за мной.

Он снова пошевелился, осторожно потирая спину со слабой гримасой, и Бруно сразу оживился.

— Все в порядке, Леон?

— Да. Я просто чувствую себя немного странно, — Аббаккио с ухмылкой похлопал себя по животу. — Но я чувствовал много странного дерьма в последние несколько месяцев, так что в этом нет ничего нового.

Ребёнок пошевелился, как бы подчёркивая его точку зрения, и Буччеллати с нежной улыбкой наблюдал, как натянутая кожа колышется под его футболкой.

— Хорошо, просто не забудь сказать мне, если это выйдет за рамки «странного». Что ты хочешь на ужин?

Аббаккио наморщил нос, и Бруно не смог сдержать лёгкой усмешки, которая появилась на его лице. Аббаккио уже несколько дней не утруждал себя косметикой, и без неё он выглядел намного мягче. Его черты лица по-прежнему были острыми, но без подводки он выглядел менее суровым, губы были бледно-розовыми без его фирменной помады. Видеть его в толстовке с капюшоном и свободных, уютных спортивных штанах тоже требовало некоторого привыкания, и он собрал волосы в свободный пучок, чтобы они не падали на лицо.

— Может быть, пока просто салат, — сказал он. — Я на самом деле не голоден.

— Большой салат, — решил за него Бруно, смеясь над мелодраматическим стоном, который он услышал, когда ретировался на кухню.

— Думаю, я не смогу тебя остановить.

Бруно содержал свою кухню в безупречной чистоте. Окон было предостаточно, и множество маленьких растений поглощали свет. Он уже несколько минут резал овощи, тихо напевая себе под нос, когда в комнату, шаркая ногами, вошёл Аббаккио.

— Мне нужно было размять ноги, — объяснил он, прежде чем Буччеллати успел упрекнуть его за то, что он встал. Он упёр руки в бедра и закрыл глаза, глубоко вздохнув, и Бруно немедленно отложил нож, чтобы встать рядом с ним. Аббаккио пренебрежительно махнул ему рукой.

— Я в-в порядке

Бруно нахмурился, изучая, как изогнулись его тёмные брови и опустились плечи.

— Не похоже. Тебе больно?

Аббаккио медленно покачал головой, длинная чёлка покачивалась в такт движению.

— Нет. Кажется, я не знаю. — Он беспокойно заёрзал на месте, крепко уперев пальцы в спину. — У меня какое-то давление в бёдрах, но это просто… что-то не так.

— Ну, ребёнок действительно спустился вниз. Может ли это быть так?

Ребёнок был маленьким (хотя врач Аббаккио заверил их, что он здоров), и живот Аббаккио не был огромным, но он был очень круглым и за последние пару дней переместился глубже в таз. Это делало сон ещё более затруднительным, к его большому разочарованию.

Аббаккио неопределённо пожал плечами.

— Не знаю. Я просто надеюсь, что это не… Ой!

Он застонал, как будто его ударили в грудь, согнувшись, насколько позволял живот и схватившись за него одной рукой, в то время как другая упиралась в его колено. Его ноги опасно подкашивались, и Бруно схватил его за локти, чтобы поддержать. Он ойкнул, когда его пальцы коснулись живота Аббаккио; мышцы невероятно напряглись, толкая ребёнка все глубже в бедра.

— Спокойно, Леон, все в порядке, — пробормотал Бруно, как только оправился от первоначального шока. — Это пройдёт через минуту, просто дыши.

Почти абсурдная терпимость Аббаккио к боли пригодилась — как только он смог отдышаться, он легко вошёл в устойчивую схему, пока его тело не расслабилось. Он делал обильные заметки на уроках по родам и проводил множество тренировок дома, так что он знал характер дыхания по памяти.

— Тогда, я полагаю, пришло время, — сказал Бруно с нервной улыбкой, которую Аббаккио отразил, когда осторожно выпрямился и позволил Бруно отвести себя обратно к дивану.

— Похоже на то, — он поморщился, тщетно пытаясь устроиться поудобнее, наблюдая, как Бруно хватает их обувь и пальто, — я не думал, что они должны были быть такими сильными с самого начала.

Бруно исчез в коридоре, чтобы схватить больничную сумку, его голос доносился из спальни.

— Ты сказал, что у тебя болит спина, так что, возможно, у тебя ранний период родов. Кажется… Леон?

К тому времени, как он вернулся в гостиную, Аббаккио уже снова крепко зажмурил глаза, вцепившись пальцами в мягкую ткань брюк и делая медленные, размеренные вдохи.

— Ещё одна? — Буччеллати сел рядом с ним, нежно положив руку ему на бедро.

Веки Аббаккио медленно поднялись, когда схватка прошла. На его лбу уже выступили капельки пота.

— Мм-хм. Что-то не так, Бруно. Они не должны быть такими сильными, и я чувствую некоторое давление…

— Я позвоню твоему врачу.

— Может быть, вместо этого тебе стоит вызвать скорую помощь, — осторожно сказал Аббаккио, когда Бруно нахмурился, глядя на свой телефон, прежде чем поднести его к уху.

Бруно пробормотал проклятие, когда его тут же отключили и наполнили приятной музыкой. Он позволил Аббаккио держать его свободную руку, нетерпеливо постукивая костяшками пальцев. Не прошло и минуты, как хватка на его ладони усилилась, и тихий всхлип отвлёк его внимание от телефона.

Аббаккио явно изо всех сил старался удержаться на вершине этого, тяжело дыша и хватаясь за все, до чего мог дотянуться свободной рукой, чтобы приземлиться. Ещё один тихий, болезненный звук вырвался из него на пике судороги, и Бруно пришлось проглотить сочувственное бормотание в пользу ритмичного поглаживания его волос.

— Извини за диван, — буркнул Аббаккио, не открывая глаз.

— Что?

— Я думаю, у меня отошли воды.

У Бруно свело живот, когда быстрый взгляд подтвердил, что спортивные штаны Аббаккио были влажными и прилипли к бёдрам.

— Ладно. Черт, ладно, мы… — он провёл слегка дрожащей рукой по волосам, пытаясь отвлечься от беспорядка, — нам нужно отвезти тебя в больницу.

К его изумлению, Аббаккио покачал головой.

— Что тебе нужно сделать, — сказал он спокойнее, чем имел на это право, — так это вызвать скорую помощь и взять несколько полотенец из ванной. Sticky Fingers, вероятно, мог бы перерезать…

— Нет. Ни за что. Ты родишь его в больнице, где кто-нибудь действительно будет знать, как о тебе позаботиться.

Бруно не мог скрыть страха, сверкнувшего в его глазах, но Аббаккио узнал решительную линию его челюсти — у него не было бы ни малейшего шанса отговорить его от этого.

— Послушай меня, — все равно попытался он, вложив в выражение своего лица столько настойчивости, сколько смог. — Я чувствую, что он уже очень низко. Я даже не совсем уверен, что смогу добраться до машины.

Он едва заметил, как Бруно натянул на него туфли, Sticky Fingers, застегнул на ногах свежие пижамные штаны, но внезапно его подняли с дивана, задыхаясь, когда ребёнок переместился немного ниже.

— Бруно, — выдохнул Аббаккио, упираясь пятками, когда его капо подтолкнул его к двери.

— Стой, нет, я… — захныкал он и свернулся калачиком, преодолевая очередную сильную схватку, Буччеллати гладил его по спине и нежно ворковал с ним, пока все не закончилось, — я собираюсь испортить эту чёртову машину.

 — Я положил полотенце, — быстро сказал Бруно. — Давай, а теперь давай поможем тебе.

 Он мог только жалобно стонать, когда его чуть не выволокли из дома.

— Этого будет недостаточно.

Бруно фыркнул, несмотря на беспокойство, туманившее его голову. Он рассчитывал время схваток — он мог сказать, когда они начались, по тому, как Аббаккио крепко сжимал его руку и дышал с каждой волной, — и они, казалось, были почти друг на друге. Его пыхтение и всхлипы быстро становились все более настойчивыми, заставляя пульс Бруно учащаться с каждым звуком, срывающимся с его губ.

Не говоря уже о дорожном движении, которое остановилось перед ними. Новогодние торжества только что закончились, и люди, уезжающие из Неаполя домой или возвращающиеся из отпуска с семьёй в другое место, оказались в 15 минутах езды почти на неопределённое время.

— Конечно, нет. Все будет хорошо, — тихо начал он, но его голос растворился в сочувственном вздохе по поводу состояния, в котором в настоящее время находился Аббаккио. Мужчина был весь в поту и дрожал всем телом, лицо сморщилось, когда он тяжело дышал через нос. Внезапно приоткрылись лавандовые глаза.

— Я не собираюсь этого делать, — выдавил Аббаккио сдавленным от боли голосом. — Пожалуйста, Бруно, просто остановись, чтобы я мог прилечь…

Буччеллати мягко успокоил его, откинув назад его светлые волосы, прилипшие к лицу.

— С тобой все будет в порядке, — успокоил он, старательно сохраняя ровный тон. — Я обещаю. Осталось всего немного, просто продержись ещё немного.

Аббаккио резко покачал головой, его дыхание стало еще тяжелее.

— Нет, нет, я чувствую большое давление. Я… — он с тихим стоном откинул голову на спинку сиденья, и Бруно с содроганием понял, что на полотенце под дрожащими бёдрами Аббаккио вытекло ещё больше жидкости. — Возможно, мне скоро придётся тужиться, — закончил он сквозь стиснутые зубы.

Бруно перевёл взгляд со своего борющегося друга на бесконечный поезд машин перед ними, затем снова на него. Полностью повернувшись к Аббаккио, он крепко сжал его руку.

— Леон, я знаю, что это больно, но я собираюсь чертовски убедиться, что ты родишь так, как планировал, — это выглядело всё менее и менее вероятным, но если это помогло Аббаккио продержаться ещё несколько минут, стоило попробовать. Прижав успокаивающий поцелуй к костяшкам пальцев, Бруно добавил: — просто дыши и постарайся расслабиться для меня, хорошо? Ты можешь это сделать.

Аббаккио бросил на него совершенно несчастный взгляд, но слабо кивнул, откинувшись ещё дальше на спинку.

 — Я постараюсь. Просто… просто поторопись.

Бруно ободряюще улыбнулся ему и кивнул, в его груди зародилась надежда, когда движение снова начало продвигаться вперёд. Аббаккио немного успокоился, затих, если не считать глубоких, размеренных вдохов и случайного низкого мычания, покачивая бедрами так сильно, как только мог, используя доступное пространство. Хотя звуки были гораздо более приглушенными, чем Бруно предполагал, что мог бы услышать при типичных родах, каждый из них заставлял его сердце болезненно биться.

Они как раз проехали первый указатель на больницу, когда Аббаккио отчаянно схватил его за руку и издал испуганный крик, который чуть не заставил его ударить по тормозам.

— Бруно!

— В чем дело? Что такое…

Аббаккио застонал так глубоко, как Бруно никогда раньше не слышал, протяжно и напряжённо от усилия. Его сердце упало в желудок, когда он повернулся и увидел Аббаккио, свернувшегося калачиком вокруг его распухшего живота, широко расставив ноги и изо всех сил пытаясь найти опору в тесном пространстве.

— Леон, ты что, тужишься? — Бруно чуть не взвизгнул, когда Аббаккио внезапно расслабился и снова лёг на спину, тяжело дыша от напряжения.

Он кивнул, пряди серебристых волос выбились из его пучка и прилипли к потному лицу.

— Я ничего не мог с собой поделать. Мне очень жаль.

Сердце Бруно оборвалось при виде пристыженного выражения его лица.

— О, нет, милый, не извиняйся. Это не твоя вина. Я помогу тебе, просто дай мне секунду.

Закусив губу, он, наконец, смирился со своей судьбой и съехал с дороги на обочину. Когда он включил передачу на стоянку, Аббаккио снова начал кряхтеть и напрягаться, наклоняясь вперёд, насколько позволял его живот.

— Вот и все, это хорошо. Продолжай толкаться вот так, вниз, — пробормотал Бруно, стараясь говорить тихо и спокойно, несмотря на то, что сердце бешено колотилось у него в горле. У него было общее представление о том, что делать, но Аббаккио, к счастью, казалось, просто следовал своим инстинктам.

Бруно отстегнул ремень безопасности, расстегнул молнию на приборной панели в поисках чего-нибудь, во что можно было бы завернуть ребёнка — ночь была прохладной, и все равно потребуется некоторое время, чтобы добраться до больницы, как только все это закончится.

— Чёрт, — пробормотал он себе под нос. Утеплённое одеяло, должно быть, было в его седане. Он сбросил пиджак, лишь смутно ощущая холодный воздух на своей обнажённой груди, и поспешил к пассажирской стороне. Аббаккио захныкал от облегчения, когда Бруно распахнул дверь, и его осыпали успокаивающими прикосновениями, его капо потирал ноющий живот и гладил по волосам.

— Нужно встать, — выдавил он, и затем две пары нежных рук подняли его на ноги. Он был немного тяжеловат, чтобы Буччеллати мог передвигаться самостоятельно, но Sticky Fingers присоединился, чтобы помочь.

— Иди сюда, ты можешь лечь поперёк заднего сиденья…

— Нет. Прямо здесь. — голос Аббаккио был резким и пронзительным. Он повернулся боком, лицом к Бруно, и одной рукой ухватился за ручку с внутренней стороны двери, в то время как другая крепко держалась за подголовник. Он приподнялся, чтобы оторвать зад от сиденья, и упёрся ногами в подножку под дверью. По сути, он стоял, но эта поза позволяла ему сгибать колени и немного приседать, если он хотел, и он был на мгновение благодарен, что потратил так много времени на тренировку.

Сильное давление между ног занимало большую часть его внимания, но когда Буччеллати начал осторожно расстёгивать спортивные штаны с помощью подставки, Аббаккио был в ужасе. Из всех его многочисленных страхов по поводу осложнений беременности и родов стремительные роды стояли довольно далеко в списке. Он, конечно, слышал истории, но только около трёх процентов родов занимали менее трёх часов, и вполне вероятно, что его роды продлятся меньше одного.

Он все сделал правильно. Легкие физические упражнения, никакой острой пищи, больничная сумка была упакована в течение нескольких недель, и Бруно почти всегда был рядом, чтобы помочь. И все же он был здесь, становясь статистикой, из-за которой другие родители беспокоились — ни врача, ни акушерки, ни обезболивающих, только он и его капо, 20-летний парень, совершенно не в своей стихии, который выглядел почти так же испуганно, как чувствовал себя Аббаккио, на обочине оживлённого шоссе.

— Почему это происходит со мной? — Он закрыл лицо руками, чтобы скрыть внезапный приступ слез разочарования.

Добрые глаза Бруно расширились, когда он осторожно раздвинул дрожащие колени Аббаккио.

— О, он уже почти появился!

— Что? — Аббаккио наклонился вперёд, но мало что мог разглядеть, кроме выпуклости своего живота и аккуратной косы Бруно. — Правда?

— Правда, — Буччеллати осторожно провёл пальцами по шлейфу серебристых волос, торчащих из тела Аббаккио, и добавил с мягкой улыбкой: — у него твои волосы.

Подавленный смешок вырвался из Аббаккио, даже когда его живот сильно сжался. Намёк на возбуждённое тепло, расцветающее глубоко в его груди, был именно тем, чего он надеялся избежать — он не хотел знать, похож ли ребёнок на него, или даже был ли это мальчик или девочка. Эти детали порождали привязанность, а привязанность означала, что отдавать её будет только больнее.

Буччеллати организовал усыновление в частном порядке. Они были прекрасной молодой парой, неспособной иметь собственных детей (по крайней мере, так он сказал — Аббаккио никогда их не встречал), и они были не менее чем взволнованы возможностью обойти запутанную путаницу жадности, которая была официальным усыновлением.

В последнее время у Аббаккио было больше хороших дней, чем плохих, но он все ещё едва мог позаботиться о себе без присмотра Бруно. Не говоря уже об их сомнительной, опасной карьере; этот ребёнок заслуживал гораздо большего, чем это, решил он несколько месяцев назад. Заслужил шанс на нормальное детство.

Он планировал, что его немедленно уберут, так что в лучшем случае ему придётся только услышать, как он плачет, и, по крайней мере, это скажет ему, что он здоров. Но его тщательные планы уже были разрушены, и яростное желание увидеть ребёнка своими глазами дало ему внезапный прилив энергии.

— Держись, полегче, — пробормотал Бруно, когда Аббаккио с низким ворчанием надавил на него, и круг волос начал расширяться. Он издал раздражённый звук, но остановился, приоткрыв глаза в нерешительном взгляде. — Ты…ты должен позволить головке выйти, верно?

— Все в порядке. Я буду двигаться медленно.

— Я полагаю. Но я не думаю, что смогу тебя залатать, если ты порвёшься…

Аббаккио уже снова надавливал, хотя и в контролируемом, устойчивом нажиме, который постепенно заставлял голову двигаться вперёд. Он частично откинулся назад, когда остановился, чтобы перевести дыхание, но ему сказали, что этого следовало ожидать. Он попробовал ещё раз, дрожа от того, как трудно было так осторожно напрягаться, но ему удалось почти довершить это, где оно и осталось, когда он расслабился на этот раз.

Он снова взглянул на Буччеллати, фыркнув на его слегка испуганное выражение лица.

— Так плохо, да?

— Нет, я просто… — Бруно усмехнулся, его голос слегка дрожал от нервов. — Я тебе совсем не завидую. Это выглядит болезненно.

— Ага. Это чертовски больно, — прорычал Аббаккио, быстро задыхаясь, когда голова достигла самого широкого места. Он сделал быстрый, осторожный толчок, за которым последовал резкий стон облегчения, когда она выскользнула, заполнив ожидающие ладони Бруно. — Я чувствовал себя хуже, — добавил он, позволяя себе на мгновение расслабиться.

Бруно рассмеялся бы, если бы не тёплая, скользкая голова, внезапно оказавшаяся в его руках. Он держал его свободно, чтобы он мог вращаться, удивляясь тому, как сильно тёмные брови и крошечный пухлый рот напоминали Аббаккио. Он даже слегка нахмурился, как будто был раздражён сложившейся ситуацией.

— О, какое милое личико, — пробормотал он без долгих раздумий, только чтобы подпрыгнуть, когда большие руки Аббаккио отвели его в сторону, нежно обхватив голову. — Подожди, как ты…?

Тихий звуковой сигнал ответил на его вопрос. Moody Blues появился позади Аббаккио, держа его так, чтобы он мог дотянуться до его ног. Он выглядел почти испуганным собственным движением.

— Прости. Я просто… Мне нужно сделать это самому.

Лицо Бруно смягчилось.

— Ты сделаешь все, как надо. Это не должно быть намного дольше, просто ещё одну или две потуги.

Аббаккио кивнул и закрыл глаза — он все ещё ничего не видел, несмотря на то, что его живот смягчился, но он чувствовал крошечную головку, зажатую между его руками. Он напрягся, позволив Moody Blues помочь ему наклониться вперёд, и с одной попытки освободил одно плечо и часть второго, отрегулировав захват, чтобы держать ребёнка под мышками.

Бруно мягкими кругами растирал колени. Аббаккио почувствовал, как у него дрожат пальцы.

— Вот так, Леон, оно приближается! Тужься!

Он не был готов к этому. Он абсолютно не был готов, но он сделал глубокий вдох и крепко сжал, а затем поднял розового, визжащего младенца на руки.

— О, — выдохнул он срывающимся голосом. Moody Blues помог ему сесть, покрутившись на мгновение у него за плечом, прежде чем он рассеялся.

Бруно осторожно наклонился, чтобы убедиться, что он не слишком вторгается в пространство Аббаккио.

— Это девочка, — сказал он с ярким, слегка слабым смехом, — и здоровая, судя по всему, тоже.

Он взял свою куртку с приборной панели и вытер её, как мог. Аббаккио передвинул руки, чтобы Бруно мог её спеленать, дрожащие губы дрогнули, когда он забормотал от внезапного тепла.

— Привет, дорогая, — проворковал Бруно, заправляя рукава куртки под локти Аббаккио, чтобы они не мешали. — Прости, я знаю, что здесь холодно. Мы устроим тебе и твоему папе хорошо и уютно.

О последе позаботились легко, и Sticky Fingers аккуратно отсоединил пуповину, оставив на конце крошечную молнию.

— Ну вот, все готово. Не могли бы вы подвинуть ноги назад, чтобы я мог закрыть дверь?

В отсутствие какого-либо ответа Бруно вернулся после того, как вымыл руки, насколько мог, бутылкой с водой, чтобы найти Аббаккио, застывшего более или менее в той же позе, в которой он находился в течение нескольких минут, — прижимая своего крошечного ребёнка к груди и глядя на неё широко раскрытыми, почти стеклянными глазами.

— Леон? — Он обхватил ладонью щеку Аббаккио, наклонившись на уровень его глаз. — Леон, поговори со мной. Ты в порядке?

Аббаккио моргнул, слегка приоткрыв губы.

— Девочка, — сказал он так тихо, что Бруно едва расслышал. — У меня есть девочка.

— Правильно, — сказал Бруно с успокаивающей улыбкой. — Давайте отвезём вас в больницу, чтобы мы могли убедиться, что с вами обоими все в порядке.

Аббаккио кивнул и осторожно перестроился, чтобы они могли уйти. Движение немного поутихло, но поездка все равно заняла некоторое время — он молчал всю дорогу, если не считать того, что нежно успокаивал ребёнка, когда она начала суетиться от холода.

***

Бруно был рад, что персонал больницы был так внимателен. Медсестра подошла поприветствовать их, когда они остановились перед дверями, и принесла инвалидное кресло для Аббаккио, как только ситуация была объяснена. С небольшим исключением имён, хорошая отдельная комната была устроена так, как они изначально планировали, несмотря на то, что ребёнок родился раньше, чем они первоначально забронировали. К ее чести, медсестра лишь мельком взглянула на татуированную грудь Бруно, прежде чем принести ему лишнюю футболку.

Было ясно, что Аббаккио хотел только отдохнуть, но он был явно встревожен и насторожен, даже когда Буччеллати шёл рядом с ним по дороге в его комнату. Он обнял свою дочь так крепко, как только осмелился, поплотнее завернув её в пальто Бруно, чтобы скрыть от любопытных глаз. Она мирно спала, но была такой крошечной и беспомощной, и он, конечно, не смог бы сильно сопротивляться в своём нынешнем состоянии, если бы что-то случилось…

— Все в порядке, — внезапно пробормотал Бруно, протягивая руку, чтобы сжать его напряженное плечо. — Со мной вы оба в безопасности.

Если и был кто-то, кому Аббаккио доверял, так это его капо.

Комната была просторной и чистой, с большими окнами, пропускающими вечерний свет, и живыми растениями, украшающими подоконник. Если бы не разбросанное тут и там оборудование, его можно было бы принять за респектабельный гостиничный номер. Неклиническая атмосфера, казалось, принесла Аббаккио некоторое утешение, так как он не был поклонником больниц, но он снова заартачился, когда медсестра потянулась к его новорождённому.

Она остановилась, увидев его испуганное выражение лица.

— Все в порядке, сеньор. Мы просто собираемся помочь тебе быстро принять душ и переодеться в свежую одежду. Я проверю жизненные показатели ребёнка и приведу её в порядок одновременно, так что вам не придётся разлучаться больше, чем на несколько минут.

Аббаккио ничего не сказал, но прижал свёрток с тканью к груди и покачал головой, движение было резким и почти безумным.

Бруно присел на корточки на уровень глаз, осторожно повернув подбородок Аббаккио к себе.

— Я останусь с ней и присмотрю за всем. Так пойдёт? Я уверен, что ты почувствуешь себя намного лучше, как только помоешься.

Аббаккио судорожно сглотнул, его широкая фигура дрожала, но он прошептал дрожащее «хорошо» и очень нерешительно позволил медсестре взять ребёнка на руки, в то время как другая помогла ему добраться до смежной ванной.

Бруно спокойно наблюдал, как дочь Аббаккио взвесили, быстро искупали и завернули в тёплое одеяло (его испачканное пальто отправили в химчистку). Он был рад, что Аббаккио не было в процедурной комнате во время взятия крови и укола витамина К, из-за которого она извивалась и коротко плакала.

— Как она? — спросил Бруно, помогая держать её неподвижно, чтобы можно было снять отпечатки её ног и рук. — Я знаю, что она не слишком рано родилась, но я уверен, что быстрые роды могут плохо сказаться.

— У неё немного недовес, но она очень отзывчива, и её жизненные показатели в порядке, так что не стоит. Она сразу наберёт вес, как только привыкнет к расписанию кормления. У неё, похоже, нет никаких синяков или других признаков травмы при рождении, но, похоже, её отцу, возможно, потребуется некоторое время, чтобы эмоционально оправиться от всего этого.

Аббаккио появился через несколько минут, прихрамывая, подошёл к кровати, всем своим весом навалившись на вторую медсестру. Влажные волосы свободно спадали на плечи, слегка растрёпанные из-за того, что их взбили полотенцем, а его потная одежда была заменена удобным халатом, который больше походил на халат средней длины.

— Я хочу своего ребенка, — сказал он, как только устроился в постели. Сердце Бруно немного растаяло. Первая медсестра понимающе улыбнулась и положила её ему на грудь, и он практически растаял в подушках за спиной, слабо улыбаясь и уткнувшись носом в её крошечное личико.

— Если вы выбрали имя, я могу составить её свидетельство о рождении, но в этом нет необходимости, если вы… —

— Эмилия, — глаза Аббаккио закрылись, но голос звучал уверенно. — Её зовут Эмилия.

Бруно приподнял бровь; Аббаккио намекнул, что какое-то время у него на уме было имя, но до сих пор он держал его при себе.

— Это мило, — сказал он, как только медсестра ушла, оставив их на время одних. — Я думаю, это ей идет.

Глаза Аббаккио снова начали стекленеть, а его нижняя губа слегка задрожала.

— Моего партнёра звали Эмилио, — сказал он очень, очень тихо. — Я знаю её… её родители, вероятно, выберут что-нибудь другое, но я подумал…

О. Его покойный напарник из полиции.

Проглотив внезапный комок в горле, Бруно встал со стула и присел на край кровати.

 — Это очень мило. Я могу сказать им об этом, посмотрим, понравится ли им это. — Он придвинулся немного ближе, так что их плечи соприкоснулись, положив руку на коленную чашечку Аббаккио. — Он бы так гордился тобой.

Аббаккио издал сдавленный, скорбный звук, но выражение его лица оставалось тщательно отсутствующим.

Некоторое время они сидели в почти уютной тишине, нарушаемой лишь редким воркованием или иканием ребёнка. Она причмокнула губами, уткнувшись в широкую грудь Аббаккио, прикрытую его халатом.

— О, я думаю, она может быть голодна, — сказал Бруно, нежно проводя пальцами по ее белоснежным волосам. — Мне попросить медсестру принести бутылочку, или…?

Аббаккио был выведен из оцепенения настойчивыми прикосновениями и вздохнул, нежно покачивая ее на мгновение.

— В последнее время у меня очень болит грудь. Было бы плохо попробовать покормить её?

— Если это позволит тебе чувствовать себя более комфортно, я думаю, что стоит попробовать. Кроме того, это может тебя немного расслабить. Тебе нужна какая-нибудь помощь?

— Позволь мне сначала попробовать самому.

Аббаккио откинул халат в сторону и поднёс ребёнка к соску, где она быстро вцепилась в него, разминая крошечными ручонками. Он заметно расслабился, откинувшись на стену из подушек, которые создала Буччеллати, когда она начала правильно сосать.

Наступила ещё одна более мирная тишина, на этот раз прерываемая тихими звуками кормления Эмилии. Бруно изучал её милое, довольное лицо с довольной улыбкой.

— Знаешь, она действительно красива. Не то чтобы я видел много детей раньше, но…

Его прервало сопение. Подняв голову, он увидел Аббаккио, по щекам которого текли слезы, подбородок дрожал так же сильно, как и его сильное тело. У него перехватило дыхание от рыданий, и Бруно притянул его к себе с успокаивающим шёпотом, стараясь не давить на ребёнка.

— Что мне прикажешь делать, Бруно? — Аббаккио поперхнулся у него на плече. — Я уже люблю её. Я полюбил её в ту же минуту, как взглянул на неё. Почему я… — его голос сорвался, и он тихо плакал минуту или две, не говоря ни слова, позволяя Буччеллати успокаивающе провести рукой по его спине. — Почему я так себя чувствую?

— Леон, — вздохнул Бруно, положив подбородок на голову Аббаккио, — вполне естественно, что ты привязался к ней. После того, как ты носил её все это время, я был бы удивлён, если бы ты не чувствовал какой-то привязанности. — Он прикусил щеку, задумчиво барабаня пальцами по боку Аббаккио. — Знаешь, ещё не поздно передумать. Часть твоей комнаты могла бы служить детской, и я мог бы заказать детскую кроватку к завтрашнему вечеру…

— Пожалуйста, не говори таких вещей, — новая волна слез намочила футболку Бруно. — Её родители так рады, что она у них есть; я не настолько эгоистичен, чтобы отнимать это у них. Кроме того, она…— Аббаккио тяжело сглотнул, но его голос оставался мягким и слабым. — Она заслуживает лучшего, чем я.

Он приспособил своё положение так, чтобы они могли смотреть друг на друга — его влажные глаза были умоляющими.

— Просто… просто скажи мне, что я не совершаю ошибки. Пожалуйста.

Бруно глубоко вздохнул, изучая прекрасного маленького новорождённого, все ещё прижатого к груди Аббаккио.

— Если ты считаешь, что так будет лучше для неё, то это не ошибка, Леон. Почему бы тебе не поспать? Мы можем ждать столько, сколько тебе нужно, чтобы принять решение.

Аббаккио был слишком измотан, чтобы спорить, позволяя себе растаять под успокаивающим весом Бруно.

***

— Можно мне еще несколько минут?

— Конечно. Занимай столько времени, сколько захочешь.

Автомобильное сиденье Эмилии и припасы, которые помогли им пережить последние четыре дня, ждали у двери. Бруно уложил волосы и надел свой накрахмаленный белый костюм, в то время как Аббаккио все ещё был в своей уютной пижаме, прижимаясь щекой к головке ребёнка, пока она спала у него на руках.

Аббаккио умолял его просто взять её, ничего не говоря, чтобы у него не было времени мучиться из -за прощаний, но Бруно никогда бы этого не сделал — он не мог вынести мысли о том, что Аббаккио проснётся в пустой кроватке. Её родители терпеливо ждали на стоянке снаружи. Они полностью понимали, насколько болезненной была ситуация, и не имели никакого желания торопить события.

Бруно подошёл ближе, улыбаясь, когда Эмилия неуклюже махнула в его сторону открытой ладонью. Он позволил ей крепко схватить его за кончик пальца.

— Знаешь, на самом деле это не прощание, — тихо сказал он, ожидая, пока острые глаза Аббаккио откроются, чтобы продолжить. — Я организовал для тебя права на посещение. Они были более чем рады помочь — сказали, что вы можете видеться с ней, когда захотите, если позволит их расписание.

Аббаккио выглядел одинаково пораженным и полным надежды.

— Они не могут.

— Они сделают. Они ничего о тебе не знают, Леон. Не за что тебя осуждать.

Он слабо покачал головой, поцеловал Эмилию в лоб и дрожащими руками протянул её Бруно.

— Веди себя прилично, принцесса. Поняла?

Она ворковала, радостно хватаясь за его волосы, которые ниспадали вокруг неё, как белая занавеска. Лицо Аббаккио сморщилось, как будто он хотел заплакать, но он подавил это, в последний раз поцеловав её в кончик носа, прежде чем отстранился.

— Просто возьми ее, Бруно, пожалуйста, — хрипло сказал он, отворачиваясь, чтобы закрыть лицо. — Пока я не передумал.

Бруно на мгновение заколебался, прежде чем проглотить комок в горле и пристегнуть её к переноске. Аббаккио все ещё стоял посреди фойе, когда он ушёл, осторожно собирая её вещи, чтобы отнести вниз.

Он полностью ожидал, что ненадёжный нейтралитет Аббаккио будет разрушен, когда он вернётся через несколько минут, но слабый плач, донёсшийся до него через входную дверь, все равно заставил что-то в его груди дрогнуть. Аббаккио рухнул на колени рядом с диваном, плача от всего сердца в сложенные руки — его рыдания были такими рваными и резкими, что, должно быть, было больно.

Бруно опустился рядом с ним на колени и обнял его за яростно вздымающиеся плечи, позволив нескольким собственным слезам, наконец, пролиться.

— Леон, — это было все, что он мог придумать, чтобы прошептать — он очень хорошо знал, что слова не принесут ему прочного утешения.

Он потерял счёт тому, как долго они оставались в таком положении, игнорируя боль в коленях от слишком долгого прижатия к твёрдой древесине. Душераздирающие рыдания в конце концов сменились прерывистым хныканьем, а затем, наконец, наступила тишина, когда Аббаккио погрузился в беспокойный сон. Бруно удалось заставить своё более крупное тело лечь на диван, хотя и не без труда.

Откинув платиновые волосы за голову Аббаккио, Бруно наклонился ближе, чтобы поцеловать его все ещё нахмуренный лоб.

— Я горжусь тобой, Леон.

***

Когда несколько дней спустя пришло написанное от руки письмо с незнакомого адреса, сопровождаемое коробкой шоколадных конфет, несколькими фотографиями Эмилии с яркой беззубой улыбкой и открытым приглашением в гости, Аббаккио решил, что готов попробовать.