Веритас не спал уже третью ночь подряд. Кавех проклял тот день, когда предложил Хайтаму завести ребенка. Они были вместе уже семь лет, и это решение казалось вполне логичным. Но с появлением в их семье малыша вся их жизнь перевернулась с ног на голову.
Хайтам первым же делом взял отпуск. И пожалел об этом на следующий же день. Он привык жить в относительной тишине, но теперь в их доме она была слишком редким гостем. Спустя всего месяц после рождения Веритаса, Хайтам планировал начать работать на удаленке, — всё же расходы на ребенка уж очень били по их кошельку, — но что можно делать в такой обстановке? Разве что с ума сходить.
Веритас много плакал. Едва Кавех перекладывал его в кроватку и отходил хоть на шаг, из детской тут же раздавался пронзительный крик.
— Это — точно от тебя, — заметил Хайтам, укачивая ребенка на руках.
— Вот уж не надо, я не настолько много шума произвожу, — закатил уставшие глаза Кавех.
И Хайтаму даже нечего было возразить в ответ. Кавех и правда был тише.
Все успокоилось всего полгода спустя. Наладилось питание, наладился сон… Но самое главное, что наладилось — это тишина. Оказалось, что Веритаса беспокоили не колики, не отсутствие грудного вскармливания, не «неправильные» смеси и не что либо еще. Ему не нравились все эти игрушки для младенцев, которые издавали невероятно противные звуки и которыми был забит чуть ли не доверху весь их дом. Они пищали, жужжали, бренчали, проигрывали ужасно громкие и фальшивые мелодии детских песенок и колыбельных… И бесили не только Хайтама, но, как оказалось, и Веритаса.
Когда ему исполнилось полгода, его крестные родители — Тигнари и Сайно — презентовали ему детский ксилофон, а еще поющего плюшевого мишку, едва нажав на живот которого, начинала играть колыбельная, больше похожая на гимн самой преисподней. Веритас, смешно сморщив свой детский носик, швырнул подарок в стену. Медведь тут же замолчал. Тогда следом полетел и ксилофон. Через неделю в их доме не осталось ни одной целой музыкальной игрушки.
— Это у него — от тебя, — проворчал Кавех, сокрушаясь над тем, сколько моры ушло на все эти детские безделушки.
И Хайтаму снова совершенно нечего было возразить.
На следующий праздник Веритасу, страдающему звуковыми перегрузками, крестные подарили его первые шумоподавляющие наушники. И в их доме наконец-то воцарилась тишина. А если и играла музыка — то исключительно классические произведения великих композиторов.
✧ ✧ ✧
С появлением в доме ребенка, жизнь меняется кардинально. Вместо любимого кабинета теперь — детская, вместо привычных пряных блюд — пресные супы и каши. Вместо красивого, но не самого практичного автомобиля — уродливый минивэн.
— Что. Это. Такое. Хайтам?!
— Toyota Sienna.
— На кой черт нам, скажи на милость, эта бандурина?! — возмутился Кавех, с тоской вспоминая свой комфортабельный и компактный мерседес А-класса, который они продали, чтобы вложиться в стройку собственного дома.
— Возить нашего сына в детский сад, — невозмутимо пожал плечами в ответ Хайтам. — Когда мы переедем загород, нам придется ежедневно таскаться с коляской и кучей вещей для ребенка. В твой микро-багажник ничего бы не влезло.
— Будто бы в твой влезло, — пробубнил в ответ Кавех. — Я в эту машину не сяду! Да я ее и припарковать не смогу! Огромный уродливый крокодил — вот что это такое.
Хайтам в ответ только ухмыльнулся.
На следующий же день после этой несуразной покупки, когда они поехали с Веритасом в магазин, Кавеху пришлось капитулировать. Помимо коляски и запасного колеса в багажник влезло: шесть огромных пачек подгузников по акции, четыре пакета с продуктами, два — с эко-химией для уборки дома, целый ящик с фруктами и еще один — с овощами, несколько пакетов с детской одеждой — на вырост, — и большая упаковка корма для бездомных животных, которых Кавех не забывал подкармливать, даже когда у них появился ребенок. При этом сам он с комфортом разместился рядом с сыном на заднем сидении, пока Хайтам размеренно вел машину, всеми силами демонстрируя её безопасность, плавность хода и удобство обзора.
Кавеху пришлось капитулировать. Но это не помешало ему, сделав вид, что он не смог нормально припарковаться на этой бандуре, немножко поцарапать кузов в отместку за свой любимый, самый красивый, облюбованный и обласканный, но, к сожалению, проданный мерседес.
✧ ✧ ✧
Первой по-настоящему любимой игрушкой Веритаса стали обыкновенные кубики, которые, казалось бы, совершенно ничем не отличались от прочих. Да вот только он едва научился сидеть, а уже смог построить из них не простую башенку, какую обычно составляли дети, а нечто очень сильно смахивающее на Алькасар-сарай, недалеко от которого они проезжали накануне, когда по пути с Веритасом в детский сад Кавеху нужно было заскочить на стройку и передать чертежи.
Дворец был главной достопримечательностью современного Сумеру и по-совместительству главным памятником Сумеру древнего. На этот раз объектом, который взял Кавех, был дополнительный корпус расположенного напротив Алькасар-сарая культурного центра, где собирались проводить бесплатные концерты традиционной сумерской музыки, выставки малоизвестных художников и мастер-классы по скульптуре и лепки из глины.
Веритас, сидя в детском кресле на заднем сидении их семейного минивэна и очень по-взрослому наблюдая за Кавехом, вдруг протянул к нему ладошки, безмолвно прося взять его на руки.
— Прогуляться хочешь, альби1? — спросил он у сына. — Мы немного опаздываем, знаешь ли.
В ответ Веритас снова настойчиво протянул к нему ручки, но не издал ни звука. С тех пор, как они избавились от шумных игрушек, он перестал плакать и канючить — все его прихоти выполнялись любящими родителями и без этого. Естественно, и теперь Кавех не смог отказать. Он перепарковал машину, вытащил сына из детского кресла и, усадив его в коляску, вышел на оживленную улицу, названную в честь Алькасар-сарая.
Когда они вернулись домой, Веритас первым делом после кормления попросил свои кубики. Так же безмолвно, как и всегда. Кавех достал его любимую игрушку с полки и вернулся вместе с ним в кухню-гостиную. Усадив сына на теплый ковер, он довольно пропел:
— Поиграй пока, альби, а я приготовлю нам с тобой пюрешку из батата и супчик. Твой папа, конечно, не будет, но да мы его и не спрашивали. Пусть сам готовит свой сабж.
Когда Кавех вернулся с кухни, то увидел то, что не очень хотел увидеть.
— Э-э-э, не-е-т, альби, — помотал он головой. — Ты не будешь архитектором. Не-а! Уверяю тебя, Веритас, тебе не понравится.
✧ ✧ ✧
По выходным они часто выезжали на побережье. Близость к морю их нового дома в пригороде Сумеру определенно дарила самые разнообразные преимущества помимо свежайшего воздуха. Самым важным из них было то, что Веритас научился плавать раньше, чем ходить.
Традицию начал Кавех, вычитав в интернете, что детям полезна вода.
— Грудничковое плавание, Хайтам! Это важно для физического развития Веритаса. Чем раньше начнем — тем лучше.
— Только заниматься, естественно, с ним буду я? — ухмыльнулся он в ответ, скептически приподняв бровь.
— Конечно, ты же знаешь, что я не умею плавать.
— Зато Веритас научится этому с самого рождения, — кивнул Хайтам утвердительно. — На выходных поедем на пляж.
Пляжи Сумеру были очень чистыми. Может, обстановка в их стране всё еще была далека от идеала, но за экологией здесь следили строго. В частности, потому что их близкий друг Тигнари активно лоббировал законы по охране природы, а его муж Сайно заведовал внутренним порядком и безопасностью и состоял в правительстве. Потихоньку всё стало налаживаться, и это не могло не радовать.
В эти выходные они решили выехать на пляж не только своей семьей, но и пригласить Сайно и Тигнари вместе с их дочерью-подростком Коллеи, которых аль-Хайтам, Кавех и их уже почти двухлетний малыш считали практически семьей. Во всяком случае только их ребенок не сторонился.
День был теплым и солнечным, как почти любой в это время года. Они облюбовали небольшую полянку с мангальной зоной на границе леса и пляжа. Береговая линия здесь была неширокой, зато разместиться можно было под деревьями на травке. С другой стороны, никто не мешал Кавеху учить Веритаса строить замки из песка, а Коллеи исподтишка закапывать Сайно в этот самый песок, на котором он благополучно задремал.
Тигнари сегодня отвечал за барбекю. Он разжег огонь и, подождав пока уголь зайдется, выложил на одну решетку овощи и колбаски из индейки, а на другую — ассорти из грибов.
— Веритасу грибы нельзя, не забудь, Тигнари, — подал голос с лежака Хайтам, когда аромат любимого блюда друга дошел до него.
— Хоть Коллеи уже девять, я еще не забыл, как обращаться с детьми, — закатил глаза в ответ Тигнари. — Вот же овощи и диетические колбаски. А ты, может, пока салат нарежешь, вместо того чтобы бездельничать?
Спустя двадцать минут, разбудив и откопав Сайно из песка, отмыв руки Коллеи и оторвав Кавеха от любимого занятия с сыном, они расселись на предварительно расстеленном покрывале и принялись за еду.
— А знаете, почему мы не ходим на нудисткий пляж? — спросил Сайно, оторвавшись от запеченных на гриле овощей.
— Потому что с детьми ходить туда и смотреть на голых людей — не очень хорошая затея, — ответил за всех Тигнари.
— Потому что там слишком нудно, — торжественно произнес Сайно с невозмутимым выражением лица.
Все присутствующие, включая маленького Веритаса, тяжело вздохнули и закатили глаза. Любая трапеза с Сайно сопровождалась неуместными и несмешными анекдотами, но в семье принято любить друг друга несмотря ни на что, так ведь?
После обеда Сайно и Коллеи сели играть в карты, Тигнари и Кавех решили искупаться, а Хайтам улегся обратно на лежак с книжкой. Веритас, утомленный гвалтом родни, забрался к нему, устроившись рядом. Тогда, перехватив сына поудобнее, Хайтам решил почитать ему вслух. Трактат, что он избрал сегодня, назывался «Лень как действительная истина человечества».
— Человек, намереваясь достичь ленивого состояния, противостоит ему своим бытием, преобразуя своё положение в совершенство мысли, которая соединяется с небытием. В этом случае лень достигает самовыражения творчества как высшей формы свободного труда, а человек, реализующий свой труд через мышление, мобилизует все силы людей и животных на борьбу с небытием, утверждая свое бытие, а бытие ему нужно для того, чтобы достигнуть блаженства лени2.
— Папа, — тихонько шепнула Коллеи, — может, тоже искупаться сходим?
Сайно нервно оглянулся на Хайтама и кивнул. Погода сегодня удивительно хороша для купания…
Спустя десять минут Веритас уже сладко сопел, убаюканный родным голосом.
✧ ✧ ✧
Веритас очень поздно заговорил. Не то чтобы они не старались — попытки научить проводились ежедневно, подключили даже врача-логопеда. Но результата не было, а причину найти не удавалось. Возможно, всё дело было в том, что в семье все его просьбы выполняли без слов, а, может, ему просто не хотелось говорить. Однако когда его впервые привели в детский сад и попытались обучить алфавиту, он перебил воспитателя и рассказал ему алфавит двадцати различных языков. И детей попытался научить.
Когда Веритасу исполнилось два года, он уже умел умножать в уме четырехзначные числа. А в пять он закончил младшую школу и поступил в среднюю. Веритас решал самые сложные уравнения, оставив позади не только своих сверстников, но и многих учителей. В одиннадцать лет он закончил уже старшую школу и поступил в Академию Сумеру.
Однако этому предшествовал самый грандиозный скандал в их маленькой семье.
— Я серьезно тебе говорю, Хайтам, — прошипел Кавех тихо, чтобы Веритас в соседней комнате не услышал, — я против.
— Ты не можешь держать Веритаса в прозрачном шаре, вечно сдувая с него пылинки, — Хайтам закатил глаза и скрестил руки на груди. — Смирись уже, наш ребенок — гений. Такие рождаются раз в несколько сотен лет. Ему необходимо развивать свои таланты, Кавех.
Они никогда не сходились во мнениях, но с появлением Веритаса понимать друг друга стало еще сложнее. Однако, если хочешь воспитать ребенка в нормальной атмосфере, родителям необходимо научиться и самим жить в гармонии. Такую мысль Кавех вычитал в какой-то дурацкой книженции по психологии и семейным отношениям, еще когда они ждали появления Веритаса. С его подачи они и пришли к, как тогда казалось, компромиссу: Кавех отвечает за духовное и нравственное воспитание, за отношение к искусству и культуре, а Хайтам за образование, интеллект и умственное развитие. Кто ж знал, что их ребенок уродится таким гением…
— Ты буквально крадешь у него детство! — еще тише прошипел Кавех. За эти одиннадцать лет ему пришлось научиться быть тихим. — Сам вспомни, каково было учиться в Академии? У него не будет времени ни на что, кроме математики.
— Он и в физике силен, — пожал плечами Хайтам.
В ответ на его равнодушие Кавех всё-таки взорвался:
— Да какая, к чертовой матери, физика?!
— Архонты, Кавех, будь потише, — Хайтам недовольно поморщился и покосился на дверь, ведущую в комнату Веритаса. Подразумевалось, что их сын давно уже спит, и будить его очередной ссорой им обоим хотелось меньше всего.
— Потише? — злобно прошептал он. — Хорошо, я буду потише. Я понимаю, Хайтам, что ко мне, у тебя не осталось ни капельки теплых чувств, но можешь же ты хоть немного любви проявить к нашему сыну!
— При чем здесь вообще мои чувства? — вопросительно поднял бровь Хайтам.
— А при том! Ты хочешь взвалить на него целый ворох взрослых проблем: начиная от вступительных экзаменов, заканчивая всеми этими групповыми проектами и оценками. Он же просто маленький мальчик, ну куда ему в Академию?!
— Кавех, ты не видишь дальше собственного носа.
— В Академии он может забыть про скульптуру, которой недавно увлекся. Ой, да Архонты с ней, со скульптурой! Ему придется забыть про игры, про школьных друзей. Он же ребенок!
— Кавех, у Веритаса нет друзей в школе.
— Как это нет? А этот… ну как его? — Кавех нетерпеливо щелкнул пальцами, пытаясь вспомнить, как зовут мальчика, про которого Веритас рассказывал ему после уроков по высшей математике, куда его водил Хайтам. — Точно, Ронд!
— Это его профессор по математике.
Кавех замер. Аргументы на этом закончились.
— Да с чего ты взял вообще, что ему будет также тяжело в Академии, как тебе? — Хайтам устало прижал руку ко лбу и прикрыл глаза. — Ты сам-то хоть раз спрашивал, что Веритас хочет? Ему скучно в школе, он прошел эту программу еще три года назад, мы и так оттягивали это, сколько могли. Может, как раз там он найдет себе друга. Дети в его школе ему не ровня, неужели ты сам не видишь?
Кавех осекся. А ведь на самом деле Хайтам был прав. Они не спросили у Веритаса, чего хочет он сам. Пришлось сдаться.
— Ладно… — пробормотал он.
— Ладно.
Утром Веритас, слышавший всё до единого слова, уверенно заявил, что намерен поступать в Академию, чего бы это ему не стоило. И попросил больше не ссориться, ведь это создает для него — всё еще ребенка — нездоровую атмосферу.
В конце концов они пришли к компромиссу. Ведь они все любили друг друга, в этом и есть смысл слова «семья».