Мари шла, стараясь наступать на железные решетки как можно громче. Во-первых, чтобы обозначить свое присутствие, во-вторых, чтобы показать свою злость. И, пожалуй, потому что она соскучилась по этому звуку.

Родной звон крепости. Дома, если уж на то пошло. Работающих механизмов и меков, разговоров заключенных и их шагов по железу. Мари любила эти звуки, не хватало только споров родителей и дяди Невилетта. О архонты, она и не думала, что так приятно будет называть верховного судью Невилетта снова просто дядей.

Девушка навалилась на дверь в кабинет отца. Закрыто. Вот же...

— Сквернословить нехорошо, я напоминаю.

— Ой да ладно, я даже не звука не издала, — Мари закатила глаза, отодвигаясь от двери. Ключ был у нее в руках, но папа сам виноват, обнял бы и не было вопросов, а то "сквернословить нельзя". Впрочем, на нет и суда нет, поэтому пусть сам ищет в своих карманах, пытаясь удержать очередной коктейль Сиджвин.

Точно, Сиджвин. Мари готова была запищать от удовольствия. Сиджвин, которая казалась такой доброй и родной, Сиджвин, которая знала все болезни девушки, Сиджвин, которой можно было пожаловаться даже на родителей. Сиджвин, а не противная медсестра университета. Как же приятно быть дома, даже болеть хочется.

— Проходи уже, — Мари вздрогнула даже. Уже успела уйти в свои мысли, представить, как придет сейчас в свою родную комнату, скинет вещи и, заглянув в столовую, отправится лазарет. Или нет, сначала она просто поспит в любимой кровати, а потом уже отправится по знакомым местам.

— А мама скоро вернётся? — девушка остановилась у двери в свою комнату, обернувшись к папе.

— У них суд сегодня над очередным злым гением, так что посмотрим.

— А, — Мари грустно вздохнула. Тогда точно можно спать — суды такого масштаба, проходящие в театре Эпиклез, обычно затягиваются надолго, чтобы и юдекс, и оратрис, и даже простой народ смогли вынести верное решение. Госпожа Клоринда же в иных не работает.

— Не знала разве? Я думал, у вас все там должны следить за подобными новостями.

— Сессия, пап.

— Я не учился в институте, дочь.

***

Мари еле открыла глаза, не до конца соображая, почему по ним не бьёт противное солнце. Организм решил проснуться ночью? Глупость какую он устроил. Часы показывали всего восемь вечера, солнце должно было ещё гореть на небе, но его не было.

— Какого хиличурла, — прошептала себе под нос Мари, а потом осознала. Часы. Домашние, подаренные кем-то из заключённых на день рождения несколько лет назад, а не купленные в съемную квартиру всего как пару месяцев. И кровать — ее любимая, выполненная из столь редкого в крепости натурального дерева, тяжёлая и огромная — явно оставалась дома.

За дверью раздавался топот множества ног. В съемной квартире услышать такое было бы страшно, дома же, напротив, до безумия приятно — в жилой части покоев герцога могла находится только его семья и приближённые. А значит, что дома была мама, Сиджвин или Невилетт. Жизнь становилась лучше с каждой секундой, проведенной дома.

Отцовская жилетка неаккуратно была кинута на спинку кресла, на ручке висела мамина шляпа, и Мари даже хмыкнула себе под нос. "Вы будущие представители суда, элита Фонтейна, от вас будет зависеть процветание нашего королевства, поэтому вы должны быть аккуратны во всем, даже в повседневной жизни", обязательно, госпожа деканша. Впрочем, думать об этом ужасе под названием юридический университет дома хотелось меньше всего. Зачем ей этот диплом, если она все равно планирует наследовать крепость, а не работать одной из десятков судей где-то в надводном мире?

— В этом доме вообще бывает кофе? — мама быстро прошагала мимо нее, следуя из их личной кухоньки в гостиную. О архонты, как же приятно было понимать, что ближайшие пару месяцев летних каникул ее никто не будет отправлять в магазин едва продукт закончится. Нет, Мари любила своих однокурсниц, но они серьезно готовы были тут же выйти на улицу, едва кофе закончится, а не выделяли на покупки целый день? Она никогда это не поймет.

— Кофе пьешь только ты, дорогая, я даже понятия не имею, где он лежит.

— Дай поругаться.

— Хорошо, — папа улыбнулся, и это было слышно даже в его словах. Мари прикрыла дверь в свою комнату и пошла к родителям. Она очень сильно по ним соскучилась.

Родной коридор покоев папы был все тем же, что и полгода назад, когда она вырвалась домой на выходные. И ни капли не отличался от своего двойника из воспоминаний. Все то же железо, ковры, которые постелили специально для нее, чтобы девочка могла бегать без обуви, и аромат чая, который, казалось, оседал на стенах уже. Мари вдохнула этот родной запах. Как же хорошо быть дома.

Невилетт отсалютовал ей чашкой с водой, а Мари улыбнулась в ответ. Хоть кто-то заметил её приход.

— Ребенок, питаться будешь? — папа кивнул на аппетитно пахнущее мясо. Всё-таки в столовой крепости Меропид еда самая вкусная. Если повезёт.

— А чай? — ей вот повезло родиться дочерью герцога. Папа кивнул ей на кресло, Мари не стала спорить: если сегодня, в честь ее возвращения домой, за ней решили поухаживать, она не собиралась противиться.

***

— Ты там вообще не ела что ли? — мама откинулась на спинку кресла, наблюдая, как Мари не открывается от своей тарелки. — Даже не ворчишь, на что тебе диплом, если юдекс буквально нянчится с тобой с детства? Или это только для нас с папой?

— Мм! — Мари подняла вверх руку и начала усиленно жевать. Надо было ответить, пока взрослые не переключились на другую тему. — Я об этом не думала, но спасибо, мам, — девушка развернулась лицом к Невилетту, усмехнувшись отцовскому "О нет". — Дядя, вот чисто в теории, мы сможем договориться?

"Сколько дают за подкуп верховного судьи?" — папа спросил это слишком громким шепотом.

— Только если хочешь проходить практику в определенном месте.

"Высших должностных лиц? Заключение в крепости точно, но насколько, это надо посмотреть"

— Ну дядь. С меня характеристика положений во время следующего спора мамы с папой и четкий совет, чью сторону лучше принимать, а с тебя отчисление меня из этого ужаса и заключение в таком ужасном и страшном месте, как крепость Меропид. Или хотя бы домашний арест, — Мари попыталась сделать милое лицо, в конце концов, до этого всегда получалось склонить дядю на свою сторону.

— Сейчас я тебя посажу под домашний арест в лазарете, — мама смеялась уже в открытую. Все остальные, впрочем, тоже, одна Мари пыталась держать лицо — это первое правило, которое им сказали в университете: быть безучастными, хотя бы внешне.

— Дядя, не в службу, а в дружбу.

— Кошмар, кого ты ещё успела научить жаргону? — Мари махнула рукой. Пусть понимают, как хотят, потому что их ректорша уже не понимает, почему весь университет говорит как заключенные. — Леди, да вы решили сломать всю судебную систему.

Она пожала плечами. Ближайшие два месяца своих законных каникул Мари в судебную систему ни ногой, а если она всё-таки рухнет до начала учебного года? Что ж, может оно и к лучшему, не придется опять идти учиться. И, может быть, за это девушку даже будет ждать заключение в крепости? Кто знает, на что способны мечты.