Дьявол не всегда посещает землю сам — иногда его зовут. Проклинают друзей и врагов, закладывают души в обмен на пустое счастье, обвиняют в всех карах египетских или приглашают стать свидетелем какой-то бессмысленно-беспощадной клятвы. Обещают служить, отдаться или угробить.
На самом деле дьявол к этому давным-давно привык. Трудно не привыкнуть к такому, когда сам был свидетелем и египетских кар, и прокураторской мигрени, и кострищ, сжигающих его якобы слуг.
Взрослые любят устраивать из жизни театральные представления. «Хлеба и зрелищ!», — скандирует в памяти полубезумная толпа.
Но иногда дьявола зовут иначе — тоненько и надрывно, и это уже совсем другая история, заставляющая прятать рога и клыки, прикрывать хвост плащом и держать за зубами привыкший к остротам язык.
Иногда дьявола зовут дети. Маленькие, злые и голодные, умирающие или стоящие одной ногой в могиле, желающие отомстить всему миру — почти как взрослые. Но у мальчика перед ним в глазах не пламя ярости, а выжженный пепел какой-то всемирной усталости.
Прямо как у одного бродячего философа много-много бессонных лун назад.
Мальчик перед ним худ, черноволосен и молчалив: его взгляд скользит по речной предрассветной дымке, то ли заворожённый увиденным, то ли бессонно-бессмысленный.
— Как тебя зовут, малыш? — дьявол прячет чёрные кончики пальцев в карманах пальто и делает несколько шагов вперёд. Мальчик к нему даже не поворачивается.
— Вы правда хотите знать? — его голос звучит так же, как и ощущается его взгляд — пусто и холодно. Отстранённо. Как выбитый литерами текст об очередной стачке где-то в далёкой-далёкой провинции.
Дьявол пожимает плечами — он не настаивает.
— Остальным тоже никогда не было интересно. Им было достаточно, чтобы я приносил конфеты и иногда рассказывал им страшные сказки.
Река перед ними шуршит и переливается бликами, но солнце никак не может взойти — время замирает вокруг них испуганной перепёлкой. Воздух пахнет водой, мокрым камнем и одиночеством. Дьявол присаживается рядом, прямо на землю, но мальчик как будто не замечает его.
— Зачем же ты позвал меня?
— Просто так, — ребёнок, серый и глупый, непонимающий и непонятый, пожимает плечами. — Мне было интересно, откликнетесь ли вы.
— Дьявола никогда не зовут просто так, — услужливо журит сам дьявол, наблюдая за заставшими в отражении облаками.
— Никто никогда не обращал на меня внимания, — поясняет мальчик, и в мыслях его гулкие комнаты пустой квартиры под крышей, пыльные углы и сидящие там пауки. — Никто не придёт, если я позову. Даже богу, — он усмехается, доставая из-под одежды тонкий крестик на простой верёвочке, — и то я не нужен. Поэтому я решил позвать вас.
— Чего же ты хочешь?
— Быть кому-нибудь нужным. Хотя бы чуть-чуть. Но это ведь не то, что можно попросить в обмен на душу?
Нет, — хочет сказать дьявол.
Нет, вовсе нет, — хочет он рассмеяться, чтобы показать острые зубы и напугать мальчишку, через страх передавая в него первобытное желание жить.
Может быть, — шепчет где-то внутри почернённая ангельская суть.
— Нет, не то, — дьявол тянет из внутреннего кармана пальто портсигар и поджигает папиросу кончиком пальца. — Человеческая душа стоит гораздо дороже. Особенно детская.
— Мать вчера сказала, что я ничего не стою. Что лучше бы я умер той страшной зимой, что бушевала три года назад. И что так всем было бы легче.
Дьявол чувствует странное желание лично покарать женщину, желавшую смерти собственному ребёнку. Но только сам ребёнок её ни в чём не винит, и это держит его на месте.
Папироса, тлеющая в пальцах, всё никак не истлеет вконец.
— И я подумал, что может быть, она и права. Что проку с меня, если я постоянно болею, и никак не могу помочь им с отцом. Что я им и правда просто не нужен, — мальчик обнимает колени руками и не отрывает взгляда от воды.
— И ты решил позвать меня.
— Да.
Дедушка Бог, карающий всех своей любовью, слишком часто был глух к по-настоящему важным мольбам.
— Так чего же ты хочешь на самом деле?
— Заберите меня, лишь бы им было хорошо. Чтобы и следа моего на земле не осталось.
— Получается, ты просишь за других? — дьявол тянет руку, чтобы коснуться плеча мальчишки, и под чёрными пальцами оно холодно как лёд. Март в этом году выдался слишком холодным.
— Получается, да.
Под веками дьявола бежит будущее: мальчик, выросший, но так и оставшийся безымянно-ненужным, среди университетских парт, в грудах бумаг, кислом дыме, чернилах и безумных фантазиях о нём. О дьяволе.
Мальчик ставит его во главу угла, оставляя при этом человеком. Странным мужчиной с горящим взглядом и вечно холодными пальцами.
Дьявол не может так просто оборвать это забавное будущее.
— Я не могу исполнить твоё желание, малыш, — усмехается он, вдыхая папиросный дым. — Видишь ли, нельзя попросить за кого-то другого, по крайней мере, не у меня. А твоё первое желание не стоит целой души.
— Получается, я не нужен даже вам? — мальчик склоняет голову набок, и сизый дымок окутывает его волосы как венок. Нет, как венец.
— Нет, ты будешь мне нужен, просто не сейчас. Через много-много лет, когда ты и думать про меня забудешь, тогда-то ты мне и понадобишься.
— Вы не шутите?
— Я обещаю, — дьявол протягивает мальчику свою ладонь и легко улыбается, когда тонкие пальчики пожимают её. — А пока просто дай мне немного помочь тебе, малыш.
Одно лёгкое движение — почти как щелбан в самом деле, только небольной и необидный — касание в центре лба, и зрачки мальчика превращаются в две чёрные точки: он не знает, но ощущает, как у него отнимают что-то бессмысленно-важное.
Дьявольская метка сияет чуть повыше тонких бровей — знак предрешённого договора. Мальчик отдал собственное посмертие, чтобы быть хоть кому-нибудь нужным. Прямо как звёзды, застывшие на небе вместе с солнцем, которое никак не посмеет сдвинуться с места.
— Спи, малыш, я исполнил твоё желание. Спи и прощай.
Время сдвигается с места, и первый луч освещает небо с бегущими облаками.
До их следующей встречи осталось не так уж и много времени, а, значит, нужно успеть подготовиться.
Дьявол не может так просто оборвать это забавное будущее.