В их мире не было того, что в старых фолиантах из заброшенных подземных библиотек, загоняемых на рынках по бешеным ценам, звалось «осенью» и «весной». Природе не требовались долгие месяцы, чтобы постепенно, неторопливо увянуть или столь же неспешно возродиться — зачем, когда то же самое можно сделать за пару дней?
Год делился напополам — на зиму и лето.
Стив не любил зиму, потому что ее стремительное наступление всегда, сколько он себя помнил, застигало его врасплох. Зима приходила, пробираясь стылым холодом под одежду, и резонировала в подреберье неясной тоской.
В юности он, наивный, думал, что это все от оседлого образа жизни. Думал, что дорога, хоть и не поможет убежать от повсеместной зимы, разгонит то, что из сезона в сезон скреблось на душе. Думал до тех пор, покуда на собственной шкуре не убедился, что неспроста даже кочевники на зиму были вынуждены искать или отстраивать убежища — словом, селиться на одном месте, дожидаясь возвращения тепла; природа не щадила единичных смельчаков…
…Однако в родное поселение он уже не вернулся, заделавшись очередным путешественником, каких немало было в мире. Только и осталось у него на память, что летняя одежда, выкрашенная в синий и бирюзовый стойким фамильным отваром из васильков; ткань за все прошедшие сезоны перетерпела множество стирок, но почти не поблекла…
…Стив не любил зиму. Она неизменно приносила с собой обрывистые, но от этого не менее яркие сновидения о странном месте, где не работали привычные законы мироздания. Где солнечный свет почему-то ложился на поверхности неровными пятнами. Где огромные пласты породы парили в воздухе, ничем не поддерживаемые. Где в темноте бездонных пещер сотнями и тысячами бродили монстры. Где снег таял, не долетая до земли, а капли дождя имели черный цвет. И где бесцельно блуждал, неподвластный любой непогоде, он сам — или человек, до крайности похожий на него во всем, даже одетый точно так же: в потрепанные синие штаны из плотной ткани и бирюзовую футболку.
Самые лютые монстры не смели тронуть этого человека (а человека ли?). Он пугал одним своим обликом — и глазами без радужек, без зрачков, только с ровно светящимися белками, в которых бесновалась зима.
Он пугал, но он и притягивал, без единого слова повелевая следовать за ним. Только вот пути к нему Стив не знал.
***
Вход в заброшенную библиотеку он отыскал случайно, когда разведывал рудную жилу в шахте.
Следующий месяц Стив провел, листая хрупкие страницы в свете негаснущего красного факела. Несмотря на то, что минули десятки, если не сотни лет, книги неплохо сохранились — не выцвели, ведь рядом не было ни единого источника света, и почти не попортились от сырости, хотя по каменным стенам уже полз влаголюбивый мох. Те, кто написал их, знали толк в хорошей бумаге…
В фолиантах он нашел название того места, которое являлось ему во снах. Далекие земли.
Предания разнились от книги к книге, но ему все же удалось найти в них нечто общее. Говорилось, что Далекие земли окружают мир, и их можно найти, отойдя от центра мира — той точки, на которую всегда указывал компас, — достаточно далеко. На двенадцать миллионов шагов, как утверждали некоторые давно умершие авторы.
Стиву не надо было решаться на странствие — он и без того был путешественником. А потому, собрав свои нехитрые пожитки и прихватив несколько книг, он отправился в путь.
И он шел из сезона в сезон, сначала один, потом — с прибившейся рыжей девчонкой по имени Алекс, такой же безнадежной бродягой, как он сам.
***
— Тысяча криперов, — сквозь зубы ругался Стив, раз за разом щелкая огнивом. Вылетающие искры, падая на отсыревшие за ночь ветки, безнадежно затухали. Возле будущего костра мельтешила и Алекс — пытаясь согреться, она отплясывала что-то хаотичное, возможно, подсмотренное у жителей…
…Когда едва занявшееся пламя все-таки удалось раздуть, Стив занялся заточкой не вовремя затупившегося железного топора. Он даже слишком хорошо помнил, что внезапные ночные холода были первым признаком перемен. Действовать требовалось быстро.
…Им повезло — подступающая зима застала их посреди леса, а не высоко в горах, как это было в прошлый раз. Но подготавливаться к морозам все равно пришлось с лихорадочной поспешностью.
Рук отчаянно не хватало, времени — тоже. Пока Стив махал топором, валя дерево за деревом для постройки нехитрого, но теплого дома, Алекс рыскала по окрестностям в поисках прощальных даров леса — ягод и нечастых грибов; запасти мясо они смогут и потом, а вот копаться в снегу не хотелось ни ему, ни его подруге.
Новоявленная рутина затягивала, и поздним вечером сил не оставалось ни на что, кроме как упасть на служившую постелью звериную шкуру и отбыть в глубокий сон без сновидений.
Наверное, поэтому-то на седьмое утро Алекс так удивилась первому снегу.
— Хорошо, стекла успели вставить… — вслух подметил тогда Стив, пятерней приглаживая встрепанные со сна волосы.
…Со стеклами-то они закончили, а вот с крышей, увы, нет. Плоская, она не выдержала бы веса слежавшегося снега, и потому над потолком на каждом зимовье было необходимо возводить один или два ската.
Работать на пронизывающем ветру было нелегко: стынущие пальцы быстро теряли чувствительность, и крепко держать инструменты становилось невозможно. Алекс с досадой шипела сквозь зубы, прятала нос в меховую оторочку зимней одежды и обещала сразу же, как на охоте получится добыть кожу, сшить перчатки. Стив молчал и старался лишний раз не прикасаться ни к чему металлическому.
Им оставалось доделать самую малость, но усилившийся к вечеру мороз все-таки загнал их домой, к приятно раскаленной печке.
…Часы сумерек тянулись еле-еле. Усталости не хватало, чтобы завалиться спать, но хватало, чтобы отвадить от серьезных дел. Стив со скуки взялся точить и полировать меч, Алекс попался под руку нож и кусок дерева, и она попыталась выстругать человеческую фигуру. Первичная грубая заготовка веселила своей нереалистичностью — квадратные грани, прямые углы, кубическая голова и равномерно толстые руки-ноги.
На более кропотливую работу ее терпения уже не хватило, и она все-таки перебралась на застеленную шкурой кровать, потаращилась немного в потолок — да и заснула под периодический визг лезвия о каменное точило.
Стив продержался не сильно дольше — еще несколько раз попробовал пальцем остроту меча, прежде чем остался доволен своей работой, проверил печь и тоже вытянулся на постели.
Но к нему сон не шел. То, что за годы странствий въелось под кожу и глубже, тянуло его дальше, звало продолжить ставшее привычным движение вдоль стрелки компаса, прочь от центра мира. И это было еще одним поводом не любить зиму.
Но с каждым следующим сезоном навеваемые ей сновидения становились все отчетливее, лучшим из возможных способов подтверждая, что он идет в верном направлении.
***
Где-то в Далеких землях в кромешной тьме огромной пещеры раздался тяжелый выдох и звон цепей — тот, кто был в них закован, поднимался на ноги. Раздраженный взгляд светящихся белым глаз скользнул по толстым звеньям. Те издевательски блеснули характерным для незерита тускло-багровым цветом и фиолетовыми всполохами чар.
Сбоку не то тревожно, не то вопросительно заурчал Странник Края. Если прочая нежить, хоть и готовая умереть за своего создателя, попросту боялась его, то эти существа имели незаурядный ум — и были способны на более сложные эмоции.
— Скоро… — хриплым низким голосом ответил ему пленник. Сил для ментального контакта не хватало — все ушли на очередное внушение человечишке-путешественнику; неизвестно какое по счету магическое истощение напоминало о себе жжением под кандалами. — Ему осталось меньше трети пути.
Пленник терпеть не мог то, что от него не зависело, но давно уже был вынужден признать — именно нескольким случайностям он был обязан сложившейся ситуацией. Ошибке зачарователей, из-за которой прочнейшие цепи блокировали всю его магию, кроме ментальной. Рождению где-то в мире на диво восприимчивого к внушению мальчишки. И, конечно, короткой людской памяти. Знай этот юнец старые предания, бежал бы от насылаемых видений прочь, как от разъяренного голема…
Ноги бессильно подогнулись, и пленник снова повис в своих оковах, уронив голову на грудь. Восстановление с каждым разом давалось ему все тяжелее — несмотря на то, что путешественник приближался к Далеким землям, сил для контакта по-прежнему требовалась бездна.
— Ничего, — шевельнулись бескровные губы. — Они еще вспомнят, кто такой Херобрин…