Эпилог

На траурную церемонию в честь годовщины трагических событий в Форте Райли собрались жители города и ближайших поселений и другие люди, которых также коснулась эта война. Было запланировано открытие мемориала в память о погибших, и все с волнением ждали этого момента. Энтони и Джордан прибыли на место одними из первых и расположились неподалеку от накрытого тканью мемориала.

Энтони не любил больших скоплений людей и чувствовал себя немного неуютно, время от времени замечая сочувствующие взгляды, украдкой бросаемые в его сторону. Впрочем, искренние улыбки знакомых приподняли ему настроение. Он также обратил внимание на то, что даже самые консервативные горожане были настроены доброжелательно по отношению к Джордан, которая держалась с не свойственным ей раньше спокойным достоинством.

Когда на горизонте показалась доктор Блейк, она едва заметно напряглась, и Энтони взял ее за руку. Он знал всю историю их взаимоотношений, но ему было сложно понять, почему эти женщины так упрямо не могут простить друг другу старые обиды. Выражения их лиц были почти одинаковыми. Хоть взгляд Вирджинии и смягчился при виде дочери, ее улыбка оставалась все такой же официальной, и Джордан ни в чем ей не уступала. Приветствие вышло суховатым, но в рамках приличия. Энтони вздохнул с облегчением, когда доктор Блейк прошла дальше и натянутая улыбка исчезла с лица Джордан.

Вскоре появились Билл и Стефани в сопровождении своих многочисленных детей. Впереди шла Лили, державшая за руки Дэниела и Джой. Яркое летнее солнце освещало ее изящную фигурку в приталенном черном платье и белокурые локоны, перевязанные атласной лентой. В голубых глазах Лили читалась неприкрытая грусть, и Джастин поглядывал на нее с тревогой. Он перестал демонстративно открещиваться от приемной семьи, а в его манерах не осталось и следа от прежнего высокомерия. Дети были тихими и серьезными, и даже Зак и Зоуи не пытались нарушить торжественно-печальную атмосферу своим вечным хихиканьем и болтовней. Элис была одета гораздо скромнее обычного, а Шон больше не стремился привлечь ее внимание. Роль старшего сына наложила на него свой отпечаток, и парень старался изо всех сил, чтобы не ударить в грязь лицом. Группу замыкала Алекс, сменившая свои любимые джинсы на подобающее случаю строгое платье. Отросшие волосы, разделенные на два низких хвоста по бокам, придавали ей какую-то неуловимую женственность, делавшую ее лицо чуть менее суровым.

Поприветствовав друг друга, все заняли свои места. Чуть позже к ним присоединились Дэвид, Кэтрин, Макс и Мэгги, и Лиам с Эллой быстро смешались с ватагой детей из приюта. Свободных мест оставалось все меньше. Незадолго до начала церемонии прибыли байкеры, а также Маккой, Тайлер и Мэдисон. Зверь и его парни расположились в дальнем ряду, а сдружившаяся троица приблизилась к Энтони и Джордан, чтобы поздороваться.

— С каких это пор ты носишь галстук? — поинтересовался Энтони, с ухмылкой глядя на принарядившегося Маккоя.

— С сегодняшнего дня, — ответил тот, ворчливо добавляя: — Я уже забыл, как меня бесит эта чертова удавка! В жизни ее больше не надену.

— Смотрите-ка, он еще и побрился! — шутливо заметил Тайлер. — Одним словом — красавчик! Чувствуется заботливая женская рука…

Джордан окинула его подозрительным взглядом, но Маккой лишь рассмеялся и крепко обнял ее. В его глазах было куда больше теплоты, чем у доктора Блейк, и Энтони в который раз порадовался тому, что этот человек встретился на их жизненном пути, подавая пример своей честностью, прямотой и преданностью делу.

Когда все расселись и приготовились слушать, на сцену с трибуной поднялся мэр Форта Райли — Итан Льюис собственной персоной. Безупречно одетый и аккуратно причесанный, он производил впечатление идеального гражданина, и большая часть зрителей в очередной раз купилась на его внешний вид и манеру говорить, хотя каждое сказанное им слово было пропитано фальшью и лицемерием.

— Дорогие братья и сестры, жители Форта Райли и окрестностей, я рад приветствовать вас в этот памятный день! Как всем вам известно, год назад мы одержали победу и отстояли независимость нашего города. Нам пришлось защищать его не от голодных бездушных тварей, а от разумных захватчиков, возомнивших, что наши годами оберегаемые ресурсы должны принадлежать им. Благодаря отваге простых людей, среди которых были юноши и девушки, едва достигшие совершеннолетия, но сражавшиеся наравне со взрослыми, мы смогли отбиться, пусть и ценой огромных, невосполнимых потерь. Нам помогли наши соратники, которые получили заслуженное вознаграждение и ныне играют важную роль в жизни города. Сегодня мы все собрались здесь, чтобы воздать почести героям и почтить память тех, кто пожертвовал собой ради общего блага.

Энтони было противно слышать эти речи от человека, не так давно называвшего будущих союзников города дикарями и дегенератами. Он прекрасно помнил, как Итан распинался, что не хочет, чтобы его дети учились вместе с «неадекватными подростками, склонными к девиантному поведению», и поражался хитрости и изворотливости этого прохвоста. Почуяв, откуда дует ветер, Льюис мгновенно переметнулся и сумел не только занять место ушедшего в отставку мэра Томпсона, но и расположить к себе людей из-за стены. Теперь он стоял здесь как ни в чем не бывало и пел дифирамбы тем, кого прежде не удостоил бы и кивка.

Удушающий пафос его слов вызывал у Энтони досаду. Итану хватило наглости говорить о сражении и потерях таким тоном, словно он лично принимал участие в обороне Форта Райли, тогда как на самом деле занимал относительно безопасную позицию в тылу, пока другие, в том числе женщины и подростки, делали всю грязную работу. Они защищали город не красивыми речами и хитроумными планами — они рисковали жизнью на передовой с оружием в руках, проливая свою и чужую кровь, убивали и умирали по вине тех, кто допустил сложившуюся ситуацию и спровоцировал жестокую бойню. Среди врагов были самые обычные люди, доведенные до отчаяния и готовые бросаться под пули, не понимая, что их использовали в качестве пушечного мяса. А те, кто стоял за баррикадами, расстреливали их подобно зомби, потому что иначе сами стали бы жертвами.

Биллу, Дэвиду, Максу и прочим непосредственным участникам тех событий до сих пор было тяжело вспоминать случившееся тогда. Для них это был в первую очередь день скорби, но мэр Льюис преподнес все так, будто горожане боролись за правое дело, а не расплачивались за ошибки власть имущих и собственное малодушие. Если бы они пошли путем реформ или хотя бы прислушались к ранним предупреждениям, войны можно было бы избежать, но оппозиция проявляла себя слишком слабо, чем и воспользовался Айзек, поднявший на бой бедняков по всему штату.

Хоть Энтони и не жалел о сделанном выборе, он вовсе не считал жителей города героями, а Айзека — злодеем. Понимая цели, которыми тот руководствовался, но категорически не приемля его методов, Энтони предпочитал вспоминать его как друга детства и юности. А еще он надеялся, что, где бы ни был сейчас Айзек — в братской могиле для павших неприятелей или на другом краю света, — он наконец-то обрел покой.

Слушая пламенный монолог Итана, Джордан невольно вспомнила их недавнюю встречу в больнице, где он периодически появлялся вместе со своей беременной женой. Клэр должна была родить в ближайший месяц, ее пухлое лицо отекло, а грузная фигура стала почти бесформенной. Мэгги разболтала коллегам-медсестрам, что вместо долгожданного сына у них с Итаном будет третья дочь и последний даже не пытался скрыть свое разочарование, узнав об этом. Теперь он больше не нуждался в покровительстве отца своей супруги и поддерживал видимость счастливого брака лишь для того, чтобы не настроить людей против себя. Впрочем, это не мешало ему рассматривать более привлекательные варианты на стороне, а на фоне измученной тяжелой беременностью Клэр похорошевшая за год жизни в городе Джордан представляла для него немалый интерес.

Тогда она проигнорировала плотоядные взгляды Итана, не испытав никакого злорадства по отношению к его жене. Напротив, ей было жаль незадачливую соперницу, а вот источаемое Итаном самодовольство едва не вывело ее из себя. Похоже, он вновь увидел в ней наивную дурочку Джорди из далекого прошлого, готовую бежать к нему по первому свистку, и она с трудом подавила в себе желание плюнуть в напыщенную физиономию бывшего возлюбленного.

— Когда этот балабол уже заткнется? — прошептала Джордан на ухо Энтони. — Меня тошнит от его пафосных речей.

— Придется потерпеть, — также шепотом ответил Энтони. — В конце концов, мы здесь не ради Итана.

Его злость внезапно утихла. Как бы там ни было, они все-таки добились своей цели, изменив политику города, а типы вроде Итана не стоят того, чтобы отвлекаться на них, забывая о главном. Пустые слова — единственное оружие, оставшееся в арсенале высокопоставленного мистера Льюиса, и не нужно воспринимать эту жалкую пародию на человека всерьез. Победители пишут свою историю и восхваляют идеализированные образы, далекие от реальности, но их неискренность и ложь не помешают тем, кто знал и любил Джейми и других погибших, извлечь из их трагедии урок и передать свой горький опыт следующему поколению.

— Эти люди ставили других выше себя. Они отдали самое ценное ради спасения всех нас, и то немногое, чем мы можем отблагодарить их, — минута молчания. Прошу вас преклонить головы в дань уважения к безвременно ушедшим героям, память о великом подвиге которых навеки останется в наших сердцах.

Мэр наконец замолчал, и присутствующие стали подниматься со стульев, склонив головы в знак скорби и почтения. Энтони опустил ноги на землю, осторожно подвинулся в своем кресле и дотронулся до руки Джордан.

— Пожалуйста, помоги мне встать, — тихо попросил он.

— Но тебе совсем не обязательно… — начала было она, но запнулась, правильно истолковав его порыв. — Да, конечно.

Джордан пригнулась, Энтони обхватил ее за плечи и медленно поднялся, а она положила руку на его талию. Прижавшись друг к другу, они думали о страшном дне, унесшем огромное количество человеческих жизней. При мысли о Билле и Стефани, потерявших самое дорогое, о детях, слишком рано познавших ужасы войны и смерти, о столь несправедливо оборвавшихся жизнях и поломанных судьбах Энтони ощущал почти физическую боль, однако то, что они оставили после себя, придавало сил двигаться дальше и постепенно делать мир таким, каким они хотели бы его видеть.

Джордан переполняла светлая грусть, смешанная с надеждой. За этот год они проделали долгий путь, справились с болью и отчаянием, научились отдавать себя без остатка и получили куда больше, чем могли предположить. Первые слова Дэниела и первые шаги Энтони, слезы и улыбки, взлеты и падения, ссоры и примирения, мучительные бессонные ночи и утешение от близости родных и друзей — из этих моментов состояла жизнь, и каждый из них был ценнее любого богатства. Стоя вплотную к Энтони, Джордан верила, что впереди еще много дней, трудных, но в то же время замечательных, и что в следующий раз он придет сюда сам. И даже если однажды он перестанет нуждаться в дополнительной опоре, она все так же будет рядом, готовая в любой момент подставить плечо. Они будут помнить об умерших, заботиться о живых и помогать друг другу и сделают все, чтобы принесенная жертва не стала напрасной.

Минута молчания казалась Лили бесконечной. Она стояла, понурившись, и слезы капали на зеленую траву под ее ногами. В детстве, стоило ей заплакать, Джейми успокаивал ее, гладил по голове и вытирал слезинки, и Лили была уверена, что так будет всегда. Она любила его много лет и не сомневалась, что, когда она вырастет, он станет ей мужем. А потом появилась Алекс и вдребезги разбила эти мечты, заставив Лили смириться с тем, что для Джейми она останется лишь любимой младшей сестренкой. Но эта боль меркла в сравнении с той, что она испытала, когда ей сообщили о его смерти.

Они обе потеряли его навсегда, и общее горе сплотило их, заставив позабыть о ревности и детских обидах и разделить пополам тяжелую ношу, свалившуюся на их плечи. Лили и Алекс вместе по кусочкам собирали сраженную утратой семью, утешая приемных родителей, опекая младших и возвращая жизнь в опустевший без Джейми дом, и сами не заметили, как стали друг другу родными. Лишившись брата, Лили обрела сестру, такую же сильную и надежную, каким был Джейми.

Для Алекс же многое изменилось с того дня, когда она впервые позволила себе выплакаться. Она бережно хранила в своей душе воспоминания о первой любви, но не погружалась в них с головой, перечеркивая все остальное. Со временем боль притупилась, хоть и не исчезла, но Алекс и не пыталась избавиться от нее, боясь зачерстветь. Прекратив отталкивать от себя людей и став полноценным членом семьи, она искренне полюбила тех, кто был так дорог Джейми. А когда она ощутила ответное тепло и привязанность, сковывавший ее страх новых потерь, не позволявший по-настоящему сблизиться с ними, отступил, и Алекс больше не чувствовала себя одинокой.

Стефани с болезненной гордостью вспоминала своего погибшего сына, окруженная другими детьми, в каждом из которых сохранилась частичка Джейми. Глядя на Лили и Алекс, таких разных, но сумевших понять друг друга, повзрослевших Шона и Джастина, смышленую не по годам Джой и оправившегося от пережитого кошмара Дэниела, она вновь обретала веру и надежду на лучшее.

Когда ее устоявшийся мир рухнул, Стефани увидела много такого, что с трудом укладывалось в голове, и нашла в себе мужество признать, что порой была слишком категорична в суждениях. Даже отношения Энтони и Джордан больше не представлялись ей чем-то абсурдным и неправильным. Война изрядно пошатнула ее уверенность в собственной правоте, а вид Энтони, стоявшего с поддержкой Джордан, заставил Стефани осознать, как сильно она заблуждалась. Та, кого она так легко наградила клеймом шлюхи, оказалась способной на глубокое чувство, без колебаний посвятила себя человеку, которого Стефани любила почти как сына, и сумела поставить его на ноги вопреки всем сомнениям.

Минута молчания закончилась, после мэра выступили другие члены городского совета и наиболее уважаемые жители Форта Райли, был торжественно развернут флаг и исполнен национальный гимн. Затем состоялось открытие мемориала, представлявшего собой большую каменную плиту с выгравированными на ней именами павших защитников города. Когда все слова были сказаны, люди принялись возлагать венки и букеты, поочередно подходя и оставляя цветы у подножия памятника.

Все внимание было сосредоточено на официальных лицах и особо отличившихся героях, и никто не приглядывался к Эрику, который отказался от своих прежних привычек и вел довольно-таки уединенный образ жизни. В этот день с ним были друзья с завода, а также Люк и его сестры, и они вместе приблизились к монументу, когда толпа уже начала рассасываться. Эрик радовался встрече с ними, но было нечто, чем он не хотел делиться ни с кем, поэтому он попросил друзей подождать его в баре. Терпеливо дождавшись момента, когда все разошлись, Эрик взволнованно пробегал глазами строки с именами своих боевых товарищей, желая и одновременно страшась увидеть одно-единственное.

Магдалена Изабель Алонсо. Несмотря на отсутствие фотографии, образ Магды возник перед мысленным взором Эрика так отчетливо, словно он видел ее совсем недавно, — проницательные черные глаза, густые темные волосы, небрежно рассыпавшиеся по плечам, смуглая кожа и чуть насмешливая улыбка на пухлых губах, которые он так и не успел поцеловать. Она была его несбывшейся мечтой, призраком, за которым невозможно угнаться.

Судьба не дала Эрику шанса узнать Магду ближе, и ее истинное отношение к нему осталось для него загадкой. Согласилась бы она пойти с ним на свидание? Каким бы оно было и могло ли иметь продолжение? Чувствовала ли она хоть что-то в последние мгновения своей непростой жизни? Страшно ли ей было умирать? Тысячи вопросов роились в голове, не давали спать по ночам, отвлекали от работы, и только сейчас, разглядывая ее имя, начертанное среди прочих, Эрик окончательно смирился с тем, что никогда не получит ответов. Магда унесла их с собой, оставив ему воспоминания об их беседах и спорах, парочку хлестких фраз и желание измениться.

«Мы знаем, кто мы есть, но не знаем, кем можем быть», — как-то сказала она, и он руководствовался этими словами, пытаясь стать достойным человеком. Сжимая в руке букет темно-красных роз, больно коловших пальцы своими острыми шипами, Эрик преклонил колени и положил его поверх других цветов.

— Прощай, Магда! — негромко сказал он. — Gracias por todo. Спасибо тебе за все.

Дотронувшись до камня кончиками пальцев, Эрик печально улыбнулся и медленно побрел прочь.