Это та редкая ночь, когда он возвращается домой последним из всех.
Когда Кайя, наконец, добирается до Спрингвейла, ночь уже начинает перекатываться к рассвету, но открывшееся после дождя небо над лесом ещё глубокое и холодное в своей синеве. Тучи, рваные, как растерзанные комки ваты, уплывают к пустынному краю моря, за далёкий горизонт.
Все окна его дома тёмные. Ни Алиса, ни Альбедо не стали его дожидаться в такой час.
Кайя осторожно толкает дверь. Он заходит так тихо, как только может, и, тащась к лестнице на второй этаж, чувствует, как безумная неделя ложится на плечи свинцом. Он едва вылезал из штаба все эти дни, разве что не спал на посту; будь проклят тот, кто изобрёл бумажную волокиту — будь трижды проклят тот, кто решил, что он, капитан, должен сидеть в кабинете и писать отчёты, пока его подчинëнные охраняют границы.
Он поднимается — и замирает. Дверь в их с Альбедо спальню приоткрыта, и по стене коридора подрагивает неверный свечной свет.
А ведь кто-то клялся, что сегодня больше не притронется к работе.
Он вздыхает и идёт дальше, уже готовясь отчитать Альбедо за то, что снова утащил из штаба домой какие-то бумажки и книги…
Чтобы найти его сидящим на скате крыши за окном.
Бумажки и книги, правда, тоже тут — но валяются разбросанные и забытые на письменном столе. Альбедо сидит, прислонившись плечом к оконной раме, босой, в расстëгнутой рубашке, и смотрит куда-то в небо. Почти догоревшая свеча на подоконнике слабо освещает его спину, чуть золотит края растрëпанных волос.
Кайя застывает в проходе — потом стаскивает с кровати одеяло и идёт к нему.
Альбедо всегда был немного странным.
— Нравится разглядывать дорожную грязь перед сном? — он присаживается на подоконник и накидывает одеяло на плечи Альбедо. Тот мелко вздрагивает. Потом склоняет голову в его сторону и натягивает к себе края одеяла.
— Ты сильно задержался.
— Наконец-то разобрал эту гору бумажек, — Кайя криво усмехается, покачивая ногой. — Клянусь, самая большая гора в моей жизни. Такого ты ещё не видел.
— Верю, — Альбедо слабо улыбается и кивает в ответ. Потом его взгляд снова возвращается к чему-то, что Кайя не видит в темноте.
Они молчат некоторое время, и ветер тихо плывёт мимо них осенним холодом с севера. Где-то одиноко звенит сверчок. Там, куда уходят тучи, небо становится немного светлее.
Свеча коптит и капает воском в подсвечник.
Кайя уже собирается тронуть его за плечо, потянуть обратно в комнату — страшно хочется спать, Архонты, он не спал как будто месяц — и тянется к нему — но Альбедо вдруг говорит:
— Мне здесь так хорошо.
Кайя застывает, так и не коснувшись его.
— Правда, я будто… — Альбедо запинается. Его взгляд пустеет. — Мне просто… жаль, что всё это время воспринимал это как данное, — он прислоняет ладонь к губам, — Мне стоило быть более благодарным.
Кайя приоткрывает рот, но почему-то ничего не говорит.
Это заставляет его проснуться. Что-то совсем незнакомое — какие-то странные болезненность и сожаление в обычно ровном тоне, которых ещё не было днём.
Да и вообще никогда не было.
Он смотрит на разбросанные по столу записи.
Что-то случилось здесь, пока он был на работе?
— Ты в порядке? — Кайя трогает Альбедо за плечо.
Тот моргает в замешательстве. Потом легко встряхивает головой, отгоняя какие-то мысли — и улыбается.
— Да, только говорю дурацкие вещи, — говорит он, и в лице его больше нет ничего такого — только усталость прошедшего дня. Альбедо перекидывает ноги через оконную раму, садится на подоконник рядом с Кайей и потягивается. — Не обращай внимания.
Он спрыгивает с подоконника как ни в чëм не бывало и идёт к кровати, кутаясь в одеяло. Кайя медленно слезает вслед за ним.
Они больше не говорят друг другу ни слова. Кайя раздевается, исподлобья наблюдая, как Альбедо отворачивается к стене и сразу же выглядит глубоко спящим. Удивительная способность избегать разговоров — и ведь кто его этому научил, не сам ли Кайя?
Что-то не так.
Кайя закрывает окно, гасит почти догоревшую свечу и осторожно ложится рядом с Альбедо. Внезапно становится тихо — так тихо, что слышно, как поскрипывает от ветра старая яблоня рядом с домом. Дыхание Альбедо мелкое, едва уловимое. Потолок над ними тёмный, расчерченный покачивающимися тенями ветвей. И в этой странной тишине сонливость, копившаяся весь день, окончательно ускользает.
— Эй, — Кайя наконец не выдерживает и поворачивается к нему. — У тебя что-то случилось?
Альбедо ворочается, укутываясь в одеяло плотнее.
— С чего ты взял?
Мастер-притворщик. Кайя приподнимается на локте.
— Знаешь, ты можешь… рассказать мне, если хочешь.
Снова шуршат простыни — и Альбедо оказывается с ним лицом к лицу. Его зелёные глаза в темноте — морская вода. Волосы тонкими прядями падают ему на лоб.
Кайя поджимает губы.
Он так скучал по этой близости последние недели.
— Тяжёлые дни выдались, вот и всё, — Альбедо легко улыбается. — Тебе тоже не мешало бы подумать о чём-то таком, знаешь ли.
Он осторожно кладёт ладонь ему на щёку. Поглаживает скулу пальцем.
— Просто ты… — Кайя запинается, теряясь под прикосновением. Просто ты — что? У них обоих полно работы, со всеми этими набегами ордена Бездны на границы и беспокойством в городе, немудрено, что…
Какой же он дурак.
— Всё будет в порядке, — Альбедо ведёт плечом, — Просто нужно пережить это.
Он тянется к Кайе и мягко касается его лба губами. Кайя коротко вздыхает. Холодные руки. Холодные губы. Он совсем замёрз там, на крыше, а Кайя только…
— Прости, — говорит Кайя, прикрывая глаза. — Не знаю, с чего вообще это начал.
Альбедо молчит немного.
— И всё же, давай спать, — он опускает ладонь ему на плечо, заставляя лечь обратно на подушку. — Завтра много дел.
Приятная тяжесть его руки. Он немного сжимает пальцы, убаюкивая.
— Не волнуйся за меня, — и снова улыбается краями губ. — У меня всегда всё под контролем.
И это почему-то успокаивает. Да. Раз Альбедо так говорит — значит, всё будет в порядке. Ему всегда можно верить, думает Кайя, глядя, как тот отпускает его и отворачивается обратно к стене. У них выдались действительно ужасные несколько недель.
Нужно просто их пережить.
Он чувствует, как сонливость снова подступает и ложится тяжестью на переносицу, и закрывает глаза.