Прошлое:

Обещав вернуться к празднованию ханами, Данхэ, тем не менее, задержался в Гонконге до середины апреля. Никто, как нетрудно догадаться, этим не расстроился.

Получив по телефону согласие с тем, что Сокджин может делать с домом все, что его душе угодно, предприимчивый омега решил не расстраиваться, что большого торжества с кучей гостей не выйдет, и устроить праздник для своих, на который были приглашены все омеги гарема, Намджун, слуги дома, вплоть до мальчишки, работавшего в гараже на побегушках. Тоном, не допускающим возражений, всем гостям было приказано являться в день любования прекрасными цветами нарядными, веселыми и никому кислой мордой праздник не портить. Намджун небезосновательно воспринял это как укор себе, но не обиделся. Правда в словах омеги имелась: из-за отсутствия главы Кима, ноша управления теневым бизнесом компании легла целиком на его плечи.

Да, то, чему альфа так отчаянно сопротивлялся, обрушилось на него как девятый вал. Он был хорошо знаком с деятельностью отца по поддержанию этих сфер, поэтому у Данхэ и мысли не возникло, что Намджун не справится, и наследник, действительно старался изо всех сил, однако, это стоило ему больших нервов.

Подельники отца, те деловые, что были равны главе Киму по статусу, его, наследника, недолюбливали. Он не жил их жизнями - не имел гарем, не устраивал стрелок, не прозябал в ночных клубах, а если ездил, то выбирал наиболее элитные, по злачным местам не шлялся, дурью не баловался, в новостных желтых хрониках не фигурировал. То есть, в их понятии, показывал себя как нечто выше них, а бьющее по глазам высокомерие никем не ценитcя. Чувствуя себя при нем как необразованное быдло низкого пошиба, деловые принимались язвить, пользуясь властью, данной их возрастом, и каждый раз после такого общения Намджун ощущал себя словно выжатый до сыворотки творог.

- Научись быть гибким, отрасти броню и не реагируй, не пуская раздражение в сердце, - советовал Сокджин, когда альфа ему жаловался. - Ты ведь умудрялся находить общий язык с партнерами в бизнесе в Штатах? Чем эти отличаются?

- Те вели себя значительно вежливее, - буркнул Намджун. - Люди, которые не подвизаются в темных делах, разговаривают совсем другими словами.

- Лучше обидеть благородного мужа, чем бандита, - улыбнулся омега, массируя его плечи. - Но в твоем бизнесе есть и те, и другие. Фишка в том, чтобы уметь любого погладить по шерстке. Ты не обязан любить их и даже не обязан уважать, но если хочешь использовать людей в своих интересах, должен уметь с ними ладить.

- Ты это умеешь, - мягко улыбнулся альфа.

- Это пришло ко мне против воли, - вздохнул омега. - Бери мой пример без необходимости выносить тяготы, любимый. Как бы ты ни ненавидел их, показывай всегда обратное.

Но у Намджуна не получалось, и он, и омега прекрасно знали - почему. Ему претил бизнес. Претила торговля людьми. Претила торговля наркотиками. Претили махинации с недвижимостью, акциями и прочим. Он знал, что чистая сфера, являющаяся прикрытием для всего этого, приносит компании немало денег сама по себе, пусть и спонсируется со стороны теневого бизнеса, но, альфа был убежден, вполне смогла бы вытянуть себя сама. Но как отделить две сферы, и при этом не огрести от отца по самую шейку?!

- Нужно найти управляющего, но кому такое доверишь? - рассуждал альфа в ушки омеге, лежащему возле него.

Омега пожимал плечами, задумчиво глядя в потолок, затем спохватывался, что альфа опять входит в недовольство от жизни, седлал его бедра и принимался целовать и ласкать. Только в этих нежных руках был дом Ким Намджуна, и он стремился к нему каждый божий день.

В день ханами все начали суету с самого утра. Вообще, Намджун заметил, в отсутствие Данхэ дом словно дышит свободнее, хотя и не замечал, чтобы отец был таким уж хозяином-тираном. Омеги помогали с угощениями Синдону сами, слушаясь команд Сокджина, Шивон и альфы дома занимались облагораживанием парка, а Намджун ходил не у дел по дому и саду и не мог сдержать странного ликования, царившего в его душе.

Как же вокруг было красиво... Эти пышные деревья с розовыми облаками цветочных шапок, чистая вода прудиков, отражающая ясное небо, этот теплый воздух, напоенный ароматом цветущих сакур. Этот омега, что бродит хозяином повсюду, следя за всем разом, весь в делах, но уже в парадном ханбоке, такой красивый, что сакура меркнет. В день ханами все собрались в саду, было решено, что никакой прислуги - все способны сам поухаживать за собой. Люди гуляли по парковым дорожкам, где-то смеялись, где-то болтали, кто-то просто стоял под одной из сакур, задрав голову, и смотрел на цветы, а взгляд его говорил, что мысли витают где-то далеко-далеко.

Кто-то неспешно прохаживался по дорожкам, не умея сдержать улыбку, с бокалом сливового вина в руке, полыхал щеками, искрился взглядом, его губы пламенели, а аромат вишни, его собственный, куполом держался вокруг стройной фигуры. И хоть альфа знал, что сердце свое этому омеге отдал с первого взгляда, а теперь снова испытал это чувство - словно впервые увидел, впервые обозрел его красоту, его аромат почувствовал. Улыбнувшись, Намджун протянул руку к омеге, Сокджин заметил его и ускорил шаг. Нельзя обняться, люди вокруг, но можно подать руку, можно глянуть в глаза друг другу, можно подумать о том, как ночью омега придет к комнате альфе и окажется в его объятиях.

- Красиво, - сказал Сокджин, глядя альфе в глаза. - Пышно цветет сакура этой весной.

- Красиво, - согласился альфа, оглядев омегу. Тот зарделся сильнее.

- Но цветы уйдут, останутся только зеленые листья, - заметил.

- С цветами или нет, это сакура. Она прекрасна для меня любая, - глядя в глаза омеге, сказал альфа твердо.

Черные очи наполнились слезами, словно кто-то взмахнул волшебной палочкой. Засмеявшись, омега стиснул в пальцах ладонь альфы, лишь на мгновение выдав, каким значением для него полны эти слова. Намджун усмехнулся лукаво - он знал, что с наступлением ночи будет за них вознагражден.

- Омеги любят комплименты, - учил его в детстве отец. - Когда омежишься, почаще мужу их говори, чтобы лад был между вами, как между мной и папой был. Старайся только, чтобы от души звучало. Омеги фальш легко чувствуют.

Намджуну и стараться не приходилось.

-

Вернулся Данхэ ясным полуднем в субботу. Никто за обед не садился, все его ждали. Нервничали. Заранее уведомил глава Ким, что везет в дом нового омегу, предупредил, чтобы комнату приготовили, навесили на нее хорошие замки, так как юноша строптивый, и пока его угомонят, лучше запирать. Сокджин, стиснув зубы, пошел распорядиться, при руководстве Шивона слуги поставили решетки в одной из комнат и хорошие засовы на двери. Затем омеги вошли в комнату, до того пустовавшую, и занялись обустройством, чтобы новому члену гарема в ней было хотя бы немного уютно.

Намджун замечал, что Сокджин, чем ближе суббота и возвращение главы, тем более мрачен. Не желая терзаться ревностью или беспочвенными подозрениями, в пятницу ночью устроил он омеге допрос. Тот, как между ними было принято, ломался недолго и вскоре сдался:

- Я, действительно, не скучал по нему. Ваш отец, любовь моя, довольно жесткий в некоторых вещах человек, особенно после кальяна или косяка, так что никто из омег по нему не тоскует, вы и сами могли заметить это. Да и, не скрою, не хочется мне быть чьим-то, кроме как вашим. Вы это знаете.

Знал Намджун. Самого бесило. Своего омегу нужно отдать, потому что чужим считается - какому альфе это понравится?!

- Но помимо нежелания видеть его, - добавил омега, - меня тревожит появление нового омеги.

- Ты беспокоишься, что он будет с тобой воевать? - не зная, то ли снова за ревность приняться, то ли не воспринимать сказанное в этом ключе, спросил Намджун.

- Если он уже испытал вязку главы, то воевать со мной не станет. Ему быстро станет ясно, кто тут большее насилие терпит, и будет он рад оставаться в роли простого наложника, - резко возразил Сокджин. - Тут со мной поэтому никто не спорит и не воюет. Ни у кого нет желания зад подставлять, а привилегии у всех по части подарков практически одинаковые, да и неволя - она везде неволя. Что моя, что их. Они видели, какой он со мной, и радуются, что я огонь принимаю. Так что если и будет воевать, то скоро перестанет. Глава на место быстро омег ставит, кто хочет его волей владеть.

Намджун промолчал, так как и сам знал, что влюбить отца и заставить его слушаться не смог бы, наверное, и самый сногсшибательный омега на свете. Отец более всего ненавидел, когда им командовать пытались, тем более, завуалированно. Немало в прошлом альф и омег он из-за такого на заднем дворец закопал. Однако, и слышать о том, что отец жесток в постели с Сокджином, было трудно - Намджун смутно догадывался, что тот Данхэ, которого видит он, никогда не будет жестче того, кого видят другие люди, тем более, гарем. Ему оставалось лишь догадываться, до чего отец доходит, будучи в кругу тех, кто ему принадлежит.

- Тогда что тебя беспокоит? - спросил он, и тут же понял.

Ему вспомнился Юнги. Альфа, уличный босяк, которого ценой собственной жизни вызволил из плена Сокджин. Нетрудно догадаться, что сделал бы глава, узнав, как поступил его фаворит. Как он поступал до того неоднократно. Намджун понял: Сокджину жаль парнишку, которого везут к ним на убой.

- Он будет пытать и мучить его первую неделю, и если выдержит - тогда оставит в гареме, нет - либо закопает, либо отправит в бордель, где тот так же долго не протянет. Я понял по словам главы, парнишка еще юный. Ему нет двадцати, - Сокджин зажмурился, его голос стал совсем глух. - Знаете, я.... странный.... вот не всякая история так меня трогает... уверяю вас. Видимо, в той броне, что я нарастил, все-таки есть еще трещинки, и просачивается... И с годами... глава Ким становится все более жестокий, его-то душа без помех коркой нарастает, и корка каменеет... Этот омежка, он еще ребенок, Намджун, - с мольбой посмотрел на альфу, приподнявшись с его груди.

- Если ты думаешь, то мне это нравится.., - отвернулся тот, не в силах вынести пронзительного взгляда.

- Я знаю, знаю, что вы против этого, любовь моя, - зашептал Сокджин, обвив его шею крепко, целуя виски и щеки. - Я знаю, как вам претит этот бизнес. Пожалуйста... Просто... если я что-то надумаю, не препятствуйте мне. Вы не окажетесь замешаны, просто делайте вид, что не знали...

- Ты собрался помочь ему бежать?! Омега в чужом городе, явно не из босяков - это не альфа, который вырос на улице, - возразил Намджун.

- Нет, я... понимаю... но я хочу помочь, как смогу, - задрожал Сокджин, плача. - Я сам... когда-то мне.... помогли... Шивон....

Он зарыдал, уткнувшись в грудь альфы, Намджун поспешил обнять его, выпустил феромон, хотя они договаривались, что не стоит пропитывать Сокджина шоколадным ароматом. Пусть, подумал Намджун. Омегу это успокоит. И в самом деле, вскоре слезы утихли, омега сходил умыться и вернулся, выглядя виноватым. Снова забравшись в постель, под одеяло, он прижался к груди альфы, уперевшись в нее кулачками, глядя нерешительно.

- Я сделаю, как просишь, - кивнул Намджун, гладя его щеки большими пальцами. - Сам знаешь, не могу тебе ни в чем отказать.

Пухлые губы растянула улыбка, затем они прижались к губам альфы. На языке Сокджина это было началом большого «спасибо».

Когда слуги сообщили, что машина главы въехала на территорию, все омеги, Намджун и Шивон, как стая воронья, высыпали на крыльцо. Намджун стоял впереди, Сокджин сразу за ним, у подножия крыльца вытянулась фигура Шивона, остальные омеги облепили трех старших, в нетерпении тараща глаза на мчащую к ним машину, некоторые подпрыгивали на месте. В окно холла смотрели слуги во главе с Синдоном. Все знали, что едет новый омега, и в глазах людей плескалось сочувствие, тщательно прикрытое спокойствием. В конце концов, неизвестно, протянет ли омежка эту ночь...

Машина остановилась, не глуша мотор, и парнишка-парковщик подскочил к дверце водителя, чтобы увезти ее, пока водитель и Шивоном втащат в дом багаж. Однако, оказалось, что в салоне, помимо самого Данхэ и его нового «приобретения», едет еще один охранник. Впрочем, удивление домочадцев не продлилось долго: и водитель, и охранник смотрели угрюмо: у охранника на щеке была большая, залепленная пластырем, царапина, водитель явно распрощался с клоком волос. Покинув салон, водитель швырнул ключи мальчишке, обошел машину и поприветствовал Шивона, который уже открыл багажник, а охранник - отворил дверцу пассажиров.

На дорожку вышел Данхэ - загорелый, в новом костюме, явно жутко довольный, хотя выглядел несколько помятым - взъерошен и неаккуратен в плане пиджака и брюк. Поклонившись ему, охранник дождался, пока альфа сделает пару шагов от салона к дому, и сунулся в недра автомобиля, там какое-то время повозился, и затем извлек наружу нечто невысокое, тощее, с огромными и жутко злыми глазами, связанное по рукам и ногам. Пространство вокруг этого существа моментально заполнил густой до едкости аромат пиона. Намджун оглядел это нечто в скособоченных шмотках, фингал под глазом, растрепанные светлые волосы, явно требующие бани, затем перевел взгляд на Сокджина, как бы желая убедиться, что любимый, в самом деле, собрался все это защищать.

Сокджин улыбался и смотрел на идущего к нему Данхэ. Лицо омеги было спокойно, умеренно-счастливой выглядела улыбка, в его позе не было ни капли напряжения, и глаза смотрели тепло. Омеги вокруг, и слуги с ними (из окон) с интересом, который и не думали скрыть, таращились, как охранник, забросив свирепую ношу на плечо, тащит ее в дом. Спохватившись, омеги посторонились, давая ему пройти.

- Я покажу дорогу, - подал голос Шивон, обращаясь к Данхэ, и, придерживая чемоданы, стремительно вошел в дом следом за охранником.

- Хороший день, солнечный! - протянул тот, кивнув. Потянувшись, осмотрел свое семейство. - Намджун! - раскинув руки, Данхэ обнял сына радушно, погладил по плечам. Едва заметно крылья носа его шевельнулись, и Намджун понял - отец принюхивается, не пахнет ли от наследника вишнями.

Не пахло. Сокджин озаботился этим загодя, от Намджуна пахло только шоколадом и хорошим парфюмом.

- Добро пожаловать домой, отец! - улыбнулся молодой альфа, отвечая на объятия. - Ты отлично выглядишь!

- Я так же себя чувствую, честно, и уезжать от друга не хотелось, но и по вам скучал, и дела не ждут - хотя, по отчетам, все у тебя тут хорошо, да? - рассмеявшись, снова похлопал его по плечам Данхэ и перевел взгляд на омег. - Ну, как вы тут без меня, отдохнули?

- Скучали! - заголосили те, заулыбавшись, кинулись обнимать и щупать, глядя альфе в глаза. Намджун скривился незаметно, вздохнул и покачал головой.

- Подарков вам много привез, все в чемоданах, потом Сокджин разберет и вручит...

Альфа обернулся к ожидавшему своей очереди фавориту, и в глазах сверкнуло пламя. Желание. У Намджуна сами собой сжались кулаки, он надул ноздри и прикусил щеки, чтобы не восстать. «Ты столько дней пробавлялся в чужом гареме, кучу попок перетрахал, а теперь, как увидел, сразу загорелся! Назло ты мне это делаешь?!» пронеслось в голове экспрессом. Альфа в нем вопил и рычал, требовал отстоять право на омегу, и Намджун прикрикнул на него. Сокджин подошел к Данхэ и обнял, спокойно и нежно, руки альфы тесно сжались на его талии, мужчина ткнулся носом в шею омеги, втянув полной грудью аромат.

Казалось, Намджун слышит, как бешено колотится от страха сердце его любимого.

- Соскучился, - рявкнул Данхэ, улыбаясь Сокджину. - Сегодня мальчишку ко мне, но завтра - ты. Сегодня начну его укрощать, нечего тянуть с этим, всю дорогу мне нервы выносил! Завтра ты - увещевай, и остальные пусть ходят, ясно?! - он оглядел всех, закивавших, и снова посмотрел на Сокджина. - Его только украли. Буквально за месяц до моего приезда в Гонконг. По кругу пустили - бился, кусался, пришлось потузить, но настроение отбил, затем все же сложилось, - говорил он, глядя омеге в глаза. - Девственник был, так что налакомились, - его губы скривила усмешка. Лицо Сокджина было подобно камню. - Строптивый, это и хорошо, и плохо. Сам знаешь. Работай с ним, внешность хорошая, жаль будет в утиль.

Он сжал подбородок омеги и впился в его губы, яростным, иступленно яростным поцелуем, больно сжав пальцы на нежной коже, затем резко отпустил и стремительно вошел в дом. Омеги ринулись за ним, стараясь не смотреть на Сокджина. Намджун дождался, пока шаги отца стихнут, и подошел к омеге.

- Он почувствовал-таки ваш аромат, - прошептали едва слышно дрожащие губы. Глаза были сухи, на подбородке проступили следы пальцев. - Он учуял вас на мне.

- Сокджин...

- Идите за ним. Идите, - Сокджин пихнул альфу в дом, и следом вошел сам, не глядя на слуг, весь дрожа мелкой дрожью.

-

Омежку звали Чимином. И он был совершенно неутомим по части бунта.

Запихнув его в отведенную комнату, охранник ушел, рыча себе под нос, следом вошел Шивон и поставил у двери спортивную сумку с теми вещами, что у Чимина имелись - сумка казалась такой потрепанной, словно ехала в кузове грузовика, везущего щебенку. Лежащий на постели связанный омега рычал сквозь кляп, сверля альф злобными глазами. Окружающий уют и подчеркнутая им безопасность комнаты, напротив, только больше ужаса и желания драться вызывала в мятежной душе парня. Затем, когда альфы ушли, комнату наводнили омеги. Чимин посмотрел на их чистые лица, полные любопытства, дорогие одежды, ощутил их неопасные ароматы и немного успокоился, но когда Юбам попытался его тронуть - дернулся, как от огня.

- Ну, и чего ты какой егоза и еж? - спросил снисходительно Юбам, среднего роста омежка с аппетитной попкой и симпатичными румяными щечками, и не соответствующим образу низким голосом. - Ты думаешь, твое бунтарство тут кем-то будет оценено так, что тебя отпустят? Держи карман шире.

- Он прав, - присел в изножье постели высокий Хенджин, чей томный взгляд и голос имели свойство вводить окружающих в легкий транс. - Ты ведь привезен главой на частном самолете, значит, что? Правильно, нелегально, ну, или по документам тебя провезли как чемодан. Ты чемодан, парень.

- Зыркает страшно, - заметил Юбам, косясь на наложников.

- Велено развязать, но вдруг кинется? - скривился Хвансан.

- Да он мелкий, вместе всяко справимся, - возразил Чонин, но особенной уверенности в его голосе не слышалось.

- Я знаю, что мы сделаем, - улыбнулся Хенджин, послушав их, - как обычно, дождемся Сокджина и скинем это дело на него!

Все заулыбались, так как и сами считали это лучшим решением, просто ждали, кто первый это озвучит. Чимин смотрел на них злобно, гадая, что это за Сокджин, и что он будет с ним делать. Ароматы омежьих феромонов вокруг него из-за любопытства владельцев плыли густые, и омежка чувствовал головокружение, вдобавок, опять же из-за того, что феромоны были омежьи, он никак не мог сопротивляться их насыщенным неопасностью флюидам, а больше всего на свете сейчас пленник боялся потерять бдительность. К тому же, последние сутки его не кормили, не давали мыться, в туалет толком не пускали, били и учили жизни. Так что оставалось удивляться, как Чимин не потерял сознание от этого ароматного коктейля вокруг.

Омеги продолжали обсуждать его, словно он был диковинным зверем, вывезенным из Австралии, некоторые изучали обстановку комнаты, припоминая, кому из них пришла идея привнести в интерьер тот или иной элемент, затем один из них услышал шаги, и велел всем умолкнуть - спустя пару минут на пороге комнаты показался еще один омега, высокий, стройный, спокойный лицом и явно старше рангом прочих, судя по тому, что все на него воззрились с вниманием. Чимин храбро посмотрел вошедшему прямо в глаза, и омега едва заметно улыбнулся.

- Идите готовьтесь к обеду, уже скоро, - ровным голосом проговорил он. - Хенджин, передай Синдону, что поможешь ему прислуживать.

- Да, Сокджин, - поднялся омега, и все они, дружно, повалили прочь, и Юбам, шедший последним, прикрыл дверь плотно за собой, бросив быстрый любопытный взгляд на связанного омегу на кровати.

Убедившись, что гарем убрался, Сокджин прошел к кровати и встал в ногах ее, глядя на Чимина прямо, его глаза смотрели с почти неуловимой нежностью, голос зазвучал спокойно.

- Мое имя - Сокджин. Я наложник, как и эти попки, с которыми ты «беседовал» теперь. Как и ты, если не будешь дураком. Если ты готов со мной нормально поговорить, отвяжу веревки и вытащу кляп. Поверь, мне есть что сказать такого, что пойдет тебе на пользу. Так что?

Чимин опустил взгляд. Он дышал часто-часто, лоб его взмок, аромат пиона заполнял помещение.

- Ты приятно пахнешь. Очень приятно, - Сокджин постарался, чтобы голос его звучал спокойно. Он прекрасно знал, что эти слова являются триггером для омеги, которого хоть раз насиловали. Но аромат пиона был прекрасен - хоть и выдавал панику и ярость владельца.

Чимин не двинулся с места. Подойдя к нему, Сокджин вытащил кляп - губы омеги оказались пухлыми, но запекшимися, все в крови и синяках. Увидев рваные трещины в уголках рта, Сокджин стиснул зубы, и в комнате разлился его вишневый аромат. Чимин посмотрел старшему омеге в глаза - там дрожали слезы.

- Ты... в свои годы... еще не привык видеть это?! - очень хрипло проговорил омежка высоким голоском. Язык высох от кляпа и плохо слушался.

- Я слышал, тебя зовут Чимин, - проговорил Сокджин едва слышно, словно борясь с чем-то.

- В какой-то жизни меня так действительно звали, - огрызнулся пленник.

- В этом гареме я фаворит, - добавил Сокджин, проигнорировав шпильку. - Это значит, что я старший над слугами, над наложниками, я вроде эконома у господина. Ко мне все обращаются, если нужна помощь.

- Мне нужна помощь, - кивнул Чимин, глядя, как его развязывают. - Я хочу выбраться и попасть домой.

Улыбнувшись, Сокджин сбросил веревки - Чимин спрыгнул с постели и бросился к двери, но она стояла, словно вмурованная. Присев на постели, Сокджин подождал, пока омега утомится стучать и материться, и развернется, весь в поту и слезах.

- Выпусти меня! Я не могу... больше, - заорал он, падая на колени. - Ты не представляешь, что со мной делали...

- Уверен, что не представляю? - улыбнулся Сокджин, глядя на него. - Парень, фаворит - это не супруг. Я был простым наложником, многое ощутил и увидел. Сядь. Поговорим немного, затем я отведу тебя в душ...

- Я слышал, что он звал меня ночью «воспитывать», - прохрипел Чимин, шмыгая носом, но все еще слишком злой, чтобы выказать покорность. Он вскочил и встал перед фаворитом, расставив ноги, дрожа. - По пути он обещал выжечь из меня всякий бунт и сделать послушной игрушкой, или...

- Или он вышвырнет тебя в бордель? Да, так и будет. И не факт, даже если ты сдашься сразу, что этого не произойдет. На его слово нельзя полагаться, Чимини.

Омежка смотрел фавориту в глаза, плача, и видел в черных глазах напротив... такие же слезы.

- Сядь, - повторил Сокджин.

- Я...

Чимин запнулся, опустил лицо, затем вновь упал на колени и зашелся таким плачем, что Сокджин не выдержал и закрыл глаза. Каждый раз - одно и то же.

Перед глазами его стоял образ маленького омежки, десятилетнего, стоявшего так же на коленях - только не в комнате, где вокруг уют и комфорт, а в кабинете владельца борделя. Из-за стен доносится шум ночного клуба, в помещении надымлено сигарами и пахнет чертовым саке, который Сокджин ненавидел до сих пор. Вокруг ноги в дорогих туфлях, шелест дорогой ткани пошитых на заказ брюк.

Все они говорят, какой ты хорошенький, как сладенько пахнешь карамельками, потому что ты еще не расцвел, и не пахнешь взрослым ароматом, пришедшим только через два года, и какой будет из тебя хорошенький омежка в будущем.

А ты плачешь.

И зовешь папу.

И да - ты, блять, еще даже не потек!!!...

А они взяли тебя, раздели рывками, и на стеклянном столе..., ледяном и жестком, где ты отбил ребра и бедра, ...они били и глумились над тобой, тыкали напряженными членами в твой рот, и снимали на телефоны, допотопные кнопочные телефоны, и....

А ты лишь звал, и звал, и звал папу, и плакал, и тело твое жгло огнем боли....

Он очнулся от собственного сиплого крика. А еще - он тепла и запаха пиона. Открыв глаза и умолкнув, Сокджин увидел себя в объятиях Чимина. Подняв лицо, залитое слезами, он увидел в глазах этого, в сущности, подростка, чьи щечки еще хранили подростковую припухлость - понимание. Обвив тонкую хрупкую талию в ответ, Сокджин прижал лицо к груди - и услышал, как туго, сильно и жарко колотится сердце Чимина. Почувствовал, как гладят его волосы и плечи нежные маленькие руки. Чимин ничего не говорил, но он просто был рядом. Он, которого Сокджин увидел меньше часа назад, обнимал так, словно они были знакомы всю жизнь. Он не орал матом, не глумился, не грозил порезать вены или убить каждого, что войдет к нему - он поднялся с колен, подошел и успокоил агонию ужаса старшего омеги, прижав к своей груди. В системе координат омег, приходивших в этот дом, изначально Сокджин был на стороне врагов. Чимин, кажется, думал иначе.

Спустя годы в аду Сокджина, полному предательства, злых слов и поступков, непонимания, как он вообще дожил до вечера, беспросветного рабства, впервые его ...поняли. И посчитали правильным просто пожалеть.

- Я все равно буду бороться, - сказал Чимин жестко.

Он полулежал в ванной, пока нежные руки Сокджина отмывали его покрытое несколькими слоями грязи тело. Моя ему волосы, фаворит увидел слеплявшую их белую жидкость, и зарычал.

- Твое право, - сказал он негромко. - Я дал себе слово облегчить, как могу, ваши муки. Хоть так быть полезным.

- Что держит тебя тут? Ты говоришь, ездишь в город, спокойно.

- Забота о попках, но главнее всего - элементарный страх, с которым я не умею справиться. Он четко и ясно донес, что Сеул принадлежит ему, и едва я попытаюсь уйти, как буду пойман. И что со мной будет, он тоже сказал. Я раб, - произнес Сокджин. - Это ведь не так просто - фавориту, и покинуть гарем. Чаще всего нас либо заменяют, либо выносят вперед ногами. Я пытался вести себя так, чтобы вернули в бордель, но... он просто бьет и запирает в погребе, там есть клеть для этих целей.

- То, что его, навсегда его, - кивнул Чимин.

- Именно, малыш.

- Получается, ты принимаешь на себя основной удар его ярости?

- Все его гоны и плохое настроение.

- Подозреваю, ты был рад, что он отсутствовал полтора месяца.

Сокджин улыбнулся, продолжая мыть Чимина.

- Что со мной будет? Как сделать, чтобы не бил? - спросил тот, немного погодя.

«Парадоксально», подумал юный омега, косясь на старшего, такого нежданного, друга. «Я провел в плену уже несколько недель, и думал, что никогда жизнь уже не войдет в нормальное русло, думал, теперь я окунулся с головой в болото дерьма, и вынырну только трупом.

Но я увидел Сокджина, поговорил с ним и... отчего такое чувство, что вернулся домой? Глупо, наверное, следствие стресса. Либо мозг решил оставить истерики на потом и сосредоточиться на важном - инстинкте самосохранения. Если я буду дружелюбен с Сокджином, то не пожалуюсь на жизнь тут, он явно добрый человек... несмотря на все пережитое... а там, глядишь... я выберусь отсюда!»

- Он будет лютовать, так как ты вел себя скандально, - произнес Сокджин. - Этой ночью тебе придется трудно, но ты должен дать себе зарок выстоять. Затем я заберу тебя и буду лечить, и пока не вылечу - он тебя не тронет.

- Так он и не тронет! В Гонконге проклятом не слезал, - процедил Чимин. - Ты видел, на что я похож там...

- Видел. Но если я сказал, что не тронет - так и будет, - возразил Сокджин. - А к тому моменту, как ты оправишься, и если будешь смирный, он забудет на тебя сердиться. Поверить трудно, но он бывает и спокойным, и даже приятным.

- Действительно, трудно.

- Он покажет это в благодарность за примерное поведение.

- Ластиться?! - встрепенулся Чимин. - Как эти твои... наложники?!

- Нет, - погладил его щеку Сокджин, глядя в сердитые глаза. - Просто будь спокоен. Чимин, ты омега. Омеги, которых природа обделила физической силой, приходят в этот мир взамен нее умными. Я в это свято верю.

Но Чимин все-таки волновался. Он так и эдак прикидывал по полученным данным, как Сокджин сделает, чтобы новичка не били, и ничего иного не придумал, кроме как самому фавориту подставиться. Попытался выпытать у старшего омеги, желая уточнить, однако, Сокджин переводил тему - то поесть Чимину принесли, то лучше бы мелкому поспать... После всего пережитого подобное поведение воспринималось омежкой с большим подозрением - его так старательно запугивали, что все окружающие люди казались буквально зверями рыкающими. «Не играет ли он со мной в хорошего полицейского?», подумалось даже.

- Почему ты заботишься? - спросил он, когда Сокджин уходил с подносом. - Ведь все наложники пережили то же, что и ты, но кто-то же закопан на заднем дворе.

- Я пытался помочь им всем. Девять человек ко мне прислушались, и живут тут в достатке и праздности... даже чересчур праздно, если честно! - проворчал фаворит. - Против воли я никого спасать не собираюсь. Святых людей нет, Чимин. В конечном итоге, спасение утопающего - дело его собственных рук. Прими настойку женьшеня и отдохни. Ночь не будет легкой.

Он подошел к двери с подносом в одной руке и ключом от засова - в другой. Чимин сидел смирно и смотрел ему в спину. Открыв дверь, Сокджин хотел было выйти, но голос пионового омеги остановил его.

- В твоем аромате чувствуются нотки темного шоколада, - проговорил Чимин, глядя в спину застывшего столбом фаворита. - Кажется, завтрашняя ночь не будет легкой уже для тебя.

Не вымолвив ни слова, Сокджин вышел и запер дверь за собой.

-

Той ночью в доме выспались только слуги в своем крыле на первом этаже. Намджун позорно сбежал из спальни, расположенной слишком близко к комнатам отца, омеги в гареме, тот же этаж, но другое крыло, сидели все в комнате Сокджина, заняв все горизонтальные поверхности, и подавленно молчали. Потом кто-то начинал говорить, сдавленным голосом, кто-то отвечал ему, но разговоры не клеились, и вскоре снова смолкали. Сокджина не было с ними, но омеги все равно собрались у него. Сам запах фаворита внушал им чувство защищенности. Хотя, конечно, это было глупо - фаворит не мог защитить и самого себя.

Он не пошел к Намджуну, который всю ночь провел в гостиной, работая и читая в берушах. Не пошел и к Синдону в комнату, куда всегда имел доступ, и иногда спасался у повара под бочком от мучивших кошмаров. Он мог пойти прикорнуть у Шивона в кабинете, тем более, что альфа все равно был там, занимался делами - Шивон любил работать ночами, в тишине и покое спящего дома. Общество Шивона было одним из немногих абсолютных антидепрессантов Сокджина.

Сокджин вышел на двор и ходил по дорожкам парка, тем, что не видны из окон гостиной. Ночная охрана территории знала его и не волновалась его присутствием, продолжая свое бдение. Омега шел по тропинкам, огибая кусты и деревья, не путаясь в ночи, так как этот парк знал лучше, чем свою комнату, затем добрел до мостков через прудики, взошел на них, встал у перил и замер. Он смотрел в воду, отражавшую ночное небо, пальцами крепко, до боли, сжимая перекладину. До этого места звуки из дома не доносились вовсе, но в ушах омеги стояли крики и стоны боли. Он ощущал каждой клеткой своего тела, как терпит муки свои такой маленький, то такой храбрый омежка.

- Почему это происходит с нами? - прошептал омега, обращаясь вникуда и ни к кому. - Чем я заслужил то, что со мной случилось? Я не уходил от папы и отца дальше чем до того треклятого биотуалета. Чимин, наверняка, так же был бдителен. Мы с ним просто дети. Чем мы в наши годы успели так нагрешить? Почему ничего нельзя сделать?... как быть? Что если он там умрет этой ночью?

- А что если нет?

Вздрогнув, омега обернулся. Перед ним, у подъема на мостик, стоял Шивон. В черной рубашке и таких же брюках, альфа, казалось, сливался с ночью вокруг. Рукава его были закатаны, ворот расстегнут больше положенного на пару пуговиц, и омеге видно красивое крепкое смуглое тело. Глаза Шивона спокойны, как и его легкая улыбка. Поднявшись неспешно, он встал возле омеги, и дал прижаться к себе, обнял одной рукой. Не так, как обнимают любимого. Так, как обнимают дорогого тонсэна.

- Ты тоже почувствовал в нем это? - всхлипнув, прошептал Сокджин.

- Родную душу, как некогда в тебе? - низкий голос ласкает слух и умиротворяет. -Да, вы с ним во многом похожи.

- Я все-таки думаю, он выкарабкается из этой ночи.

- Вероятность этого велика. Чимин маленький, но полон жизни и силы. Как и ты в свое время.

- И он старше, чем был я, попав в этот мир.

- Именно. Хотя некая удача благоволила тебе именно потому, что ты был ребенком. Ты быстрее обвыкся и научился выживать. Твоя борьба менее опрометчива оказалась.

Помолчав, омега чуть отпрянул и посмотрел Шивону в глаза.

- Я мыл его и видел то, во что превратили его тело, хен. Неужели нельзя было дать ему прийти в себя?

- Ты знаешь ответ.

- Это когда-нибудь кончится?

Шивон перевел взгляд с неба, на которое любовался, на омегу, стоявшего в его объятии, и улыбнулся.

- Все когда-то кончается. Но если тебе нужен день - ты должен сам работать над этим. Я всегда учил тебя именно этому.

- Это так, хенним.

- И ты стал фаворитом.

Сокджин улыбнулся, потянулся ткнуться носом в щетинистую щеку своего наставника.

- Твоя жизнь не сахар, но благодаря твоему рангу у тебя есть моменты покоя. И ты защищаешь наложников гарема. На самом деле, он был бы с ними гораздо более жесток, не будь тебя. Ты это знаешь.

- Но я хотел бы совсем избавиться от него, - проговорил Сокджин тихо, глядя в глаза альфы.

Шивон помолчал.

- Думаешь, господин Намджун будет лучше? Получив власть, которую имеет его отец сейчас, а с его умом он ее умножит, разве можно верить, что он не станет еще свирепее? Ведь он... жесток с тобой?

Покраснев так, что и при тусклом лунном свете было заметно, Сокджин улыбнулся.

- Он дал мне слово, хенним, - прошептал он, подтянувшись к уху альфы. - Дал слово, что я буду его единственным. И я ему верю! И... он меня любит, понимаешь? Не просто собственник и эгоист - любит. Я в это верю тоже. А, значит, все будет хорошо, когда он придет к власти.

- Так ты поэтому его окрутил? - усмехнулся Шивон. - Поэтому влюбил в себя своими играми? Мне известно, какой ты шикарный актер, Сокджин.

Омега сверкнул глазами.

- Ты думаешь, мне нужна власть? Место Луны и все деньги стаи? - сказал он злобно. - Я знаю, что он богат и влиятелен, и будет еще более, когда Данхэ помрет, - процедил он с ненавистью. - И, возможно, он будет еще более жестким дельцом, чем отец, и я, черт возьми, буду помогать ему на каждом шагу. Но мне самому срать на все это. Это все... это несвобода, понимаешь?! Он дает деньги, власть в доме, видимую свободу перемещения, но он следит за всеми шагами. Унюхал шоколад от меня, и завтра я буду бит. Я устал. Хочу покой и быть с моим альфой. Хоть где, - он плакал. - Ты сказал, я хорошо играю. Но я никогда не играл перед тобой. И это тебе так же известно. Я люблю моего альфу. Я люблю Намджуна и хочу быть с ним...

- Я знаю, что ты не играешь передо мной, - прошептал Шивон, прижав его к себе уже крепко. - И знаю, что ты любишь его. Видел в твоих глазах, голосе. Жестах. Ты его выбрал, твой омега выбрал его альфу. Это очевидно. Поэтому глава и бесится. И да... завтра ты будешь бит. Я просил тебя быть аккуратнее...

Он умолк, слушая, как его тонсэн плачет, и смотрел на небо мутным взглядом. Разумеется, он понимал: требовать от омеги, живущего полжизни без любви, чтобы он не тянулся к тому, кто, наконец, ее дарит - жестоко.

- Единственный путь к твоим желаниям, - сказал он затем, утерев слезы омеги. - Убрать главу.

Они замолчали. Ветер шелестел в кронах деревьев и кустах, издали доносился хруст травы под подошвами ботинок охраны. Шивон смотрел в глаза Сокджина и видел понимание и спокойствие.

- Я знаю. - кивнул омега. - Долгое время я боялся даже думать об этом, но теперь, кажется, решился.

- Из-за Намджуна?

- Да, - ответ был лишен колебаний и запинок. - Из-за него. Его любовь придала мне мужества. А еще... Хен, я хочу спасти Чимини. Мне кажется, он... мой соул, - омега улыбнулся. - Ему кажется, он закрытая книга, но я читаю все его мыслишки. Умный и хитрый мальчишка, но ему нужна поддержка. Хочу иметь его рядом. Хочу помочь ему так, как ты, некогда, помог мне. И помогаешь, хенним.

- Ты уже спас того альфу, - напомнил Шивон с улыбкой.

Сокджин улыбнулся. На самом деле, побег Юнги до сих пор грел ему душу, порой, когда было тяжко, он вспоминал мужественное и уверенное лицо с приятными некрупными чертами и живой блеск черных глаз альфы. Юнги был в понимании Сокджина успешным проектом и символом надежды, что все еще может быть хорошо. Тем самым мостиком в свободный мир за стенами. Прижавшись к груди Шивона, Сокджин посмотрел на тусклый диск луны и сказал:

- Надеюсь, у него все благополучно. Он живчик, думаю, устроился на воле.

В груди альфы послышалось ехидное хмыканье. Отпрянув, Сокджин посмотрел хену в глаза - те смеялись. Ткнув пальцем омеге в нос, альфа проговорил:

- Если хочешь что-то узнать, тонсэн, нужно задавать вопросы.

-

Утро встретило Чимина яркими солнечными лучами, упавшими на лицо из незашторенного окна. Впрочем, свет тут же смягчился - с тихим лязгом были опущены жалюзи. Открыв глаза, омега попытался сквозь неимоверную боль во всех конечностях и внутренностях понять, где он и что и ним.

Что опять делают с ним в этом доме-тюрьме.

В памяти, воспаленной пеклом, через которое прошел омежка, всплывали ослепляющими вспышками образы. Унижение словами. Унижение делом. Удары твердой и сильной рукой. Веревки на голом теле, сдавливающие руки и ноги так, что кожа синела. Кнут - по спине кнутовищем и рукоятью в лоно. Его обливали духами и грозились поджечь. Его таскали по полу за волосы. Били ногами и нацепляли на член и соски прищепки. Насиловали снова и снова. Резали красивым, сделанным на заказ, кинжалом его тело.

Миллионы долларов ушли на то, чтобы убрать эти шрамы. Миллионы долларов на лучших психологов.

Он увидел себя лежащим в той же комнате, куда его бросили накануне - той, где он впервые увидел гарем и Сокджина. Чимин почувствовал, что не связан, только перебинтован, обмыт. Думать о том, что происходит у него между ног, отчаянно не хотелось. Омежка попытался приподняться, но не удалось - тело было одним сгустком боли и слушаться не желало, а стоило оторвать голову от подушки, как ее залило горячим свинцом. Покорно вернувшись в лежачее положение, омежка попытался позвать кого-то, но горло было отбито, губы так растрескались, что он не сумел совладать с голосом. Пришлось лежать и ждать, пока к нему явятся, и в ожидании этом Чимин то впадал с беспамятство от боли, то приходил в себя, но это бдение несильно отличалось от дремоты.

Очнулся он от спорящих голосов за дверью. Прислушавшись, уловил голос Сокджина, которому вторил голос альфы, довольно резкий и низкий.

- Отец велел тебе не трогать парня, я четко слышал это, он запретил забирать мальчишку, но ты явился, вытащил его из-под руки спящего отца и притащил в гарем, ты понимаешь, что подставился еще больше?! Ты... сам сказал, что он поймал мой запах от тебя... Джин...

- Любовь моя, но не мог же я оставить мальчика там?! Он весь в крови и сперме, весь избит, едва дышал, он лежал и смотрел в потолок стеклянными глазами, как я мог не забрать его?! Какой изверг возбудится от вида полумертвого тела?!

- Согласен, хоть сам люблю жестко, но это все же... Сокджин, просто... не препятствуй, если он захочет его обратно.

- Прости, любовь моя, но я не послушаюсь, - возмущенно возразил Сокджин, и толкнул дверь в комнату Чимина, словно показывая, что разговор окончен.

Картина маслом.

Альфа, высокий бугай, в чьих чертах угадывалось сходство с китайской нацией, и Сокджин замерли в проеме двери, потому что лежащий на постели смотрел на них во все глаза и казался ужасно перепуганным.

Чимин смотрел на высокого альфу, от которого пучками било шоколадным запахом (так был возмущен омежьей глупостью), стремительно осознавая, что это наследник главы Кима, а Сокджин, фаворит главы, очень ревнивого и безумного альфы, назвал его сына своей любовью. Как вышло, что фаворит вообще еще ходит по земле?! Эти мысли Сокджин прочитал в глазах омежки с первой до последней буквы, первым вышел из ступора: втолкнул альфу в комнату и запер за ними дверь.

- Итак, - сказал Намджун, глядя на Чимина и понимая, что омега слышал все, что они обсуждали. - Ты не спал, - добавил он совершенно бестолково, и сам понимая это.

- Да, - голос, донесшийся изо рта Чимина, вряд ли можно было назвать человеческим.

- Ага, - уперев руки в бока, Намджун смотрел на омежку и прикидывал, как можно так избавиться от этого свидетеля преступления, чтобы Сокджин потом не прибил самого альфу.

- Даже и не думайте, - сухо отрезал Сокджин, прочитав альфьи мысли. - Он будет тут и он будет жить. Я так сказал.

- Он знает, что мы пара, - зашипел Намджун на него, тыча в Чимина пальцем.

- И что?! - закатил глаза Сокджин, скрестив руки на груди. - Вы думаете, ему чем-то поможет, если он об этом расскажет?!

- Я не буду ничего говорить, - прохрипел голос с того света изо рта Чимина.

- Видите? - как маленькому, указал Сокджин. - Чимин будет молчать. И у нас сейчас есть куча дел, помимо ваших страхов перед отцом...

- Я боюсь не за себя, как нетрудно догадаться, а что тебя убьют! - проворчал Намджун. - Вот несносный омега, вечно из-за тебя неприятности на голову...

- Ну так оставьте быть моим альфой, найдите себе омегу попроще и любите его, - Сокджин поставил аптечку на столик возле кровати и принялся заполнять шприцы лекарствами. - Чимин, я колю тебе витамины, обезболивающие и заживляющие. Ты кушать хочешь?

- Нет, только пить, - произнес омежка одними губами, глядя на Намджуна неотрывно, словно ожидая, что еще он сбрякнет.

Тот не разочаровал.

- Почему ты так беспечен, омега, и что еще за «другой омега», нахрена мне другой, ты мой истинный, так что нечего отфутболивать, уж и поворчать нельзя, в самом деле?! - пробурчал альфа, скрестив руки на груди. Покосился на Чимина. - Он видит меня домашнего, этого нельзя допускать, иначе рушится мой авторитет. Его надо убить.

- Я сделаю вид, что не помню этого! - вытаращился Чимин.

Намджун показал, что не верит ни единому его слову. Затем посмотрел на Сокджина с мольбой в глазах, но омега был невозмутим - он сделал уколы Чимину, затем проверил повязки, все это время альфа стоял и осуждающе косился. Обезболы действовали первыми, Чимин буквально ощущал, как боли притупляются - в контрасте с этим росло его любопытство. Он покорно дал Сокджину смотреть себя, посматривая на пыхтящего от возмущения альфу, который явно подбирал новые аргументы.

- Мне нужно помочь ему с туалетом и обтереть, вы должны выйти, - сказал Сокджин, наконец, завершив осмотр.

Альфа вздохнул и потер переносицу. Было видно, он утомлен бороться с любимым омегой, но все еще сильно обеспокоен его благополучием. Чимин смотрел на них и чувствовал, как сильна их связь - ароматы, что альфа и омега выделяли, пусть слабо сейчас, тянулись друг к другу, и то, как Намджун смотрел на Сокджина, то как они смотрелись вместе, все буквально кричало об их любви. Омежка невольно улыбнулся, и это не укрылось от его гостей.

- Ты чего? - спросил альфа озадаченно.

- Вы любите друг друга, да? - прошептал Чимин. - Вы красивая пара.

Альфа моментально закашлялся, Сокджин рассмеялся и покачал головой.

- Живого места на теле нет, - протянул он. - Но ты не молчишь, весь в себе, не истеришь. Откуда ты такой сильный, Чимини?

Омежка усмехнулся, что в его положении и с его травмами выглядело как геройство.

- Мой отец - тренер по бейсболу в университете, я рос в спартанской обстановке. Папа - наставник по йоге. Родив меня, на третий день он вышел на работу. Я занимался айкидо в школе.

Сокджин улыбнулся и погладил его по макушке, осторожно, так как скальп Чимина был поврежден.

- Ты боец, - сказал фаворит. - Завидую. Я могу похвастать только нескончаемой трусостью...

- С этим я бы поспорил, - вздохнув, заметил Намджун, подойдя и сжав чуть плечо омеги. - Не возись долго, иначе глава решит, что ты с ним подружился - а это пока опасно. К обеду ты должен быть за столом.

Наклонившись, он оставил на виске омеги поцелуй, затем ушел, заперев дверь за собой. Сокджин помог Чимину приподняться, дал утку, затем обтер влажными тряпками и снова уложил в постель. Чимин молчал, глядя на старшего омегу, и думал, и думал так до тех пор, пока Сокджин не закончил с ним и не собрался уходить.

- Я хотел предложить тебе бежать отсюда вместе, но теперь понимаю, что ты не уйдешь, - сказал он сипло. - Не потому что страшно. Ты не хочешь оставлять своего альфу. Это так?

- Да, - просто ответил Сокджин.

- Но где гарантия, что он не будет еще более жесток, став у руля компании отца? Даже при том, что любит?

- Нет гарантии, - улыбнулся Сокджин.

- Сейчас он мягок с тобой, потому что вы в начале отношений, и оба зависите от главы, но потом...

- У меня нет гарантий, Чимини, - покачал головой Сокджин. - Я просто решил ему поверить. Я люблю его.

- Это может быть ошибкой, хен!

- Знаю.

И Чимин умолк, поняв, что Сокджин уже все для себя решил.