Губы

Губы у Перси красивые: красные, но без мелких трещин и содранной кожи — он губы не кусает. Рейна слушает, что он говорит, и отмечает, следя за движением его губ, что лицо у Перси тоже красивое, его не портят эти ужасные волоски, которые начинают пробиваться у парней в его возрасте. Рейна наблюдает, как он убирает отросшую немного волнистую прядь за ухо, и думает о том, что хочет потрогать его, несмоненно, мягкие волосы.

Хотя, конечно, её куда больше привлекает эта пушистая блондинистая коса, хочется распустить её, чтобы.. НЕТ. Рейна отмахивает от мысли, как от назойливой мошки теплым летним вечером, и заставляет себя сконцентрироваться на том, что говорит Перси, всё-таки они обсуждают мирный договор — первый мирный договор за столько времени! Ей оказана честь быть преторкой во время переговоров, она будет ставить подпись во время самой церемонии, так почему же только губы — красные, с ранками от частых покусываний — занимают её мыси?

Рейна смотрит на губы Перси и не может думать ни о чем другом: "он красивый, я влюблена в него, в эти губы, в эти волосы, он ведь так красив". Рейна смотрит на эти губы и слишком поздно слышит, как Джейн её окликает.

— Джексон, ты что мне с центурион.., — Джейн замирает на полуслове — ей тяжело принять, что Рейна уже не её центурионка, а сама она уже давно отслужила. Джейн может и поймет, но точно не примет, если узнает.

Хотя и узнавать то нечего.

Рейна отрывается взглядом от Перси, скользит мимо Аннабет и останавливается на Джейн, вопросительно приподнимая брови, мол, чего звала. Джейн смотрит с улыбкой, а потом едва заметно трясет головой, но всё-таки продолжает.

— Ещё раз применишь вот то вот свое к моим девчонкам, я тебя придушу.

— Бет придушил меня ещё раньше, — Перси наигранно кладет руку на грудь и смешно округляет глаза. Он харизматичен и это тоже его плюс, — Рейна точно в него влюблена. Аннабет отрывается от очередного клочка бумаги, исписанного мелким почерком одного из сенаторов, поправляет свои до невозможного одуванчиковые волосы, пытаясь убрать мелкие пушистые кудряшки, выбившиеся из косы, куда-то за уши, а потом смотрит на Перси с такой ласковой улыбкой, что хочется умереть. Или просто встать на колени.

Рейна роняет голову на стол. Аннабет ее не задушит, но лишит воздуха, как лишает уже полгода.

Все оборачиваются к ней с опаской, кто-то — Джейсон, вроде – прикладывает руку ко лбу. Неужели она и вправду кажется такой больной, что остальные ожидают, что у нее температура? Во всяком случае, она отстраняется от руки и говорит негромко, но очень четко в наступившей тишине: "первый день цикла". Девушки сочувствующе вздыхают и предлагают закругляться на сегодня.

Рейна улыбается немного, извиняясь. У нее никогда не крутило живёт в дни месячных так сильно, да и вряд ли уже начался новый цикл, но объяснить все физиологическим процессом легче, чем как-либо ещё. Она ведь даже себе объяснить это не может. Аннабет роется в своей сумке, выискивая обезболивающее, а затем протягивает его Рейне вместе с бутылкой воды. Рейна от таблетки отказывается — зачем попусту переводить ресурсы — но к воде приникает жадно, лишь на пятом глотке понимая, что это бутылка Аннабет. Аннабет пила из неё. Девушка даже замирает, забывая глотать. Если Аннабет пила из неё, если она тоже прикасалась своими губами к ней, можно ли считать это своеобразным поцелуем?

Рейна думает долго, она успевает добить и вернуть бутылку хозяйке, когда до нее доходит, о чем она думала. 

"О боги", — шепчет она, опять падая на стол. О боги, думает она, понимая, что мысли эти не о Перси, не о Джейсоне, да и не каком-либо парне ещё. О боги, звучит набатом в её мыслях.

"О боги, возможно, я всё-таки лесбиянка".