Когда Стенли открывает глаза ему хочется впасть в безвременную спячку. Мозг натужно пытается обработать все эти "дополнения", судорожно гоняет по голове мысли и Стенли искренне хочется уметь говорить, чтобы озвучить хоть одну для себя вслух, чтобы понять, что он не потерялся в этом потоке сюрреализма времени, которое так изящно вальсировало вокруг него годами, десятилетиями, столетиями.
Эпилог стал отпускной точкой, курок взведённый и не сделавший должного выстрела в сердце–только в голову. Стенли смотрит на собственное отражение в экране компьютера и его пробирает дрожь—смотреть на отражение и видеть совершенно чужого человека было страшно. Постоянство Притчи изменилось и поменяло всё вокруг себя, смело и пересобрало заново.
Во рту чувствуется сухость, он может чувствовать фантомные объятия яркого солнца, взбесившиеся пески бесконечной пустыни в чужом сознании. К горлу подкатывает ком невысказанного, неприятного, не пролитого–дорога от рабочего стола к двери казалась дольше, чем все эти петляющие, жестокие пески.
–В офисе никого не было. Что же случилось?
Стенли останавливается и впитывает каждое слово, внимает каждой букве. Мозг отчаянно напоминает о возможности дышать, ходить, видеть–всего слишком много, много самого себя. Он тоже прошёл отведённый им путь? Он тоже потерялся где-то в петляющем времени? Ему хотелось взвыть и не открывать рта одновременно, ему хотелось выйти из тела, чтобы не душило собой, ему хотелось выжечь память и пройти весь путь заново, ему хотелось никогда больше не открывать глаз.
–Стенли?
Стенли поднимает голову к голосу, к ниточке связывающей его с этим временным отрезком. Дрожжащие руки, такие забытые и не нужные, поднимаются и говорят за него.
–Приди.
Стенли падает на ближайший стул, глупо смотрит в стол своего коллеги и мысли из головы лезут наружу, льются и заполняют офис–он чувствует призрачные границы подступающей водной глади.
–Я не совсем понимаю что именно должен сейчас сказать, но,–Рассказчик умеет держать поставленный голос, но, видимо, никогда не научится скрывать искры волнения во взглядах,–Ты как?
Стенли вздрагивает и тёмные воды стекают в углы офиса. Он открывает взгляд от стола, видит Рассказчика и его тревогу, чувствует страх и, почему-то, думать чем именно вызван этот страх ему сложно, больно, почти невозможно принять. Прошу, скажи что ты видел то палящее Солнце. Прошу, скажи что не увидел выжигающих лучей.
Рассказчик пытается протянуть руку к Стенли, но скользнувшая в карих глазах тревога останавливает–Стенли всё ещё не может выдержать тепло другого человека, так сложно принять растапливающее и потерянное когда-то давно. С Рассказчика ноет сердце, тянут мысли, вопит тело и сломленный взгляд–с Рассказчика уносит хлыстом всего худшего в мире, с Рассказчика уносит самым лучшим во Вселенной. Жёлтые глаза пытаются поймать хоть одну ниточку ведущую к спасению из того роя что кружит тёмным облаком над тёмными кудрями.
–Ты не хотел меня видеть больше? Ты был там?,–до головы доходит всё произошедшее, всё происходящее и Стенли не замечает, как подрывается со своего места, вглядывается в солнечные глаза напротив,–Там, я не нашёл нас больше, Нар.
Собственные руки пугают Стенли, они говорят сами, им больше не нужен посредник, они знают больше и с яростью падающей кометы сжигают последнее не понятное, не высказанное.
Впервые Рассказчик молчит, им есть о чем поговорить, безусловно, но сейчас это все странно и так глупо, так не нужно. Впервые Рассказчик понимает ценность недосказанности, впервые ему легко от тишины, впервые он чувствует такой яркий запах подступающего к ним мрака.
Стенли трясёт, руки дрожат и он пропадает в тепле чужого тела уткнувшись головой в плечо, потому что свои больше не подчиняются, своё собственное тело подводит, границы этого "своего" размывает подступившая вода. Он чувствует сквозь муть солёной воды горячие руки на спине, чувствует вдохи и выдохи, слышит чужие родные мысли всем собой.
Офис на фоне горит невнятным не естественным светом, убаюкивает незрелой безопасностью и вешает на себя табличку "Добро пожаловать домой", но дом этот не нужен и был последним местом куда хотелось бы приписать слово "добро".
–Я не вернул бы тебя. Ты держал нас двоих в своих руках и я рад, что я остался в них. Мы останемся. Но мы нашли друг друга даже после всего, Стенли.
Дыхание накаляется и морские волны накатывают из карих глаз всё сильнее, предвещают шторм и как же Стенли плевать. Офис отчанно воет своей тишиной, отрицает свою ненужность, пытается вырвать оставшееся и не отдать уже достигнутое.
–Мне наконец хватает смелости полюбить.
Ощущение взрыва раскаленной лампы пробегает табуном по Стенли–им больше не нужно смелеть. Они пытались набраться смелости, чтобы выкинуть её в открытый океан–им больше не нужна смелость прорубить незримые стены между друг другом. Гори всё живьём–они останутся здесь, они научились оставаться на месте, на своей стороне. Тёплые руки осторожно пытаются вытереть слёзы с лица Стенли, самым нежным и прекрасным касанием водят по скуле и Стенли чувствует в себе взрыв сверхновой.
–Я бы не ушёл. Не после всего что я нашел здесь.
Рассказчик выглядит удивлённым, Стенли в последнее время считал что нераскрытых, в сотый раз, карт не осталось, но оказывается так прекрасно уносит с собственных показанных слов. Нить, связывающая их всё это время, ослабляет собственные петли, рвётся и им забавно, смешно даже, им больше не нужно связывать друг друга–они останутся без нитей посредников, это будет общее, добровольное решение. Оба впервые делают настоящий вдох и могут дышать.
Стенли немного отстраняется и видит, всего на секунду, огонёк паники в чужом лице, который почти сразу потухает–они больше не оставят друг друга даже в собственных головах. Руки приходится использовать и никогда ещё Стенли так сильно не жалел о собственной немоте.
–Я не думал, что ведро было настолько прочным, что пережило твоё бесконечное сознание.
До Рассказчика с незримым опозданием доходят слова и он начинает в недоумении моргать.
–Мне кажется, мы относимся к нему чересчур снисходительно...
Стенли хмурит брови и смотрит куда-то в сторону, размышления на эту тему ещё долго не дадут ему спокойно жить без чувства собственного бессилия против железного спутника. Можно ли назвать Ведро божеством? Весь поток рассуждений прерывается мгновенно, как только до уха начинают долетать прерывистые смешки, которые резко перерастают в смех. Как же ты меня терпишь, продолжай кидаться в меня хоть десятками концовок–только продолжай, прошу.
–Мы погрязли в собственной слабости друг к другу, Стенли. Мне кажется, это может плохо закончится. В конце концов, мне все ещё нужно будет каким-то образом вести тебя по сюжету! И я понятия не имею как.
–Просто скажи: "я тебя люблю" и поцелуй наконец. Я ходил по пустыне не ради твоего очередного кризиса–
Стенли тянут с молниеносной скоростью обратно в тепло, переплетаясь в одно, сливаясь. Возможно, именно сейчас Стенли был счастлив.
Для других это было бы началом конца, но для них конец никогда не станет концом.