— Хорошо поработали!
— Может, всё-таки пойдёшь с нами? — блестит надеждой в глазах коллега, Эрика.
Рюске слегка кланяется ей за спину — прощается с остальными. С некоторыми из них он видится в последний раз и немного жалеет, что не может попрощаться как следует. Но к чувство вины ему роднее матери.
— Я не очень вписываюсь в шумные компании, — наклонившись к кудрям, повторяет Рюске. Обычно живенькие глазки Эрики тускнеют ещё на тон.
— Жалко. А то ты таким уставшим выглядишь. Опять столько работы на себя повесил — одна макушка из горы чертежей торчит. Если ребята совсем на плечи сядут, говори, всё решим.
— Всё в порядке, — снова кланяется он. — Просто хочу быть полезным.
— Тебе для этого даже стараться не нужно, — снова хмурится она, но быстро смягчается. — В общем, отдохни, ладно? Не хочешь с нами — сходи один. И ни мысли о работе!
Рюске в тысячный раз благодарит за заботу. Он соврёт, если скажет, что Эрика не права. Она одна из немногих коллег, кто работал с ним и над предыдущими проектами, и знает его лучше всех. И вот теперь они закончили очередные (и хочется верить — последние) испытания в Америке. Да, Рюске устал. Но это не та усталость, что лечится хорошим сном. Прошло много времени с его возвращения на Землю, но заслужил ли он этого отдыха, развлечений? Искупил ли он свою вину достаточно, чтобы освободить плечи от груза?
Вряд ли. Возможно, Рюске никогда не почувствует облегчение. Но позволить себе завершить крупный проект бутылкой сакэ он может. Хотя бы однажды.
***
В незнакомом районе под незнакомыми вывесками Рюске снова вспоминает чужие слова. Здесь вроде такие же бары с такими же видами отдыха, как общеизвестные. Почему тогда отдых — обязанность, новая работа? Рюске заходит в первую дверь, обещает себе наконец смягчиться, вернуть причастность к жизни хоть на вечер. Испить алкоголь, что всегда делал только хуже. Может, в этот раз будет иначе.
За барной стойкой — парень. Рюске заказывает что-нибудь полегче, всё равно ни одной бутылки не узнал бы в лицо. У барной стойки лишь пара коллег-отдыхающих, оба — по углам. В зале кто-то шумит, но не отвлекает от предстоящего отдыха. В чём бы он ни состоял.
Дверь шумно распахивается и не менее шумно стучит. Оборачиваться даже немного страшно. Но превратиться в декорацию Рюске не дают: под неразборчивые ругательства (ему все еще сложно сходу понимать английскую речь) источник сего грохота плюхается прямо рядом с ним и оказывается молодым парнем. Причём пьяным. Даже слишком пьяным. Это Рюске понимает не только по упавшей на стойку голове, но и запаху. Этот парень пьёт не один день.
Стоит бармену слегка стукнуть бокалом по стойке, как головка с абсолютно белыми волосами, на висках выкрашенными в бирюзовый, поднимается. Как по рычагу. Рюске встречает его безжизненные красные глаза на абсолютно чёрном белке и сразу отворачивается с мыслями о том, какие разные бывают болезни. Но есть в его глазах что-то, напоминающее о родных землях. Настолько слегка, что Рюске себе не верит.
— Эй, красавчик, — его губы изгибаются в пошлой улыбке, — угостишь?
Рюске спешно оглядывает стойку — и бармен тоже ждёт, вяло протирая стаканы большими руками. Вот и первая стрессовая ситуация. Прямо как на работе.
— Что ты пьёшь?
— Он знает, — кивает парень на бармена.
Тот уже в два движения наполнил бокал и опустил его на стойку. Рюске видел много профессионалов роботостроения, но таких видит впервые. Сноровка поражает.
Рюске сдаётся — видимо, он только что нашел компанию на вечер. Точнее она его. Он поворачивается и оглядывает пьяницу. Поношенная розовая толстовка и лохматые джинсы, усыпанное кольцами ухо, грязные волосы и ободранный чёрный лак на ногтях. А личико чуть ли не школьника. Опасности от него никакой нет, да и не похоже, что человек он плохой. А Рюске видел плохих людей. Его просто… жалко.
— Спаситель! Как тебя звать-то?
— Хошино Рюске, — по привычке представляется он. Только честь отдать не хватает. Парня тоже это смешит, но по-другому.
— А я Раши. Просто Раши, — он опрокидывает в рот добрую половину бокала и, пошатнувшись даже сидя, стучит им об стойку. — И что… что собираешься делать?
— Лучше ты скажи, зачем пришёл, если уже напился.
Пьяный взгляд наконец оценивающе пробегается с ног до головы собутыльника. По одним сощуренным глазам ясно: Раши приятно впечатлён. Присвистнуть — и прямо сцена из фильма. К горлу Рюске даже подростковая неуверенность снова рвётся.
— Деньги, — рвано смеётся Раши после тяжкого вздоха. — Я оставил вон тому парню (он показывает на бармена) все свои деньги, мне даже не на что уехать. Я был бы рад, знаешь... — Его тяжелая голова слетела с ладони и чуть не ударилась об стол. — Если снимешь нам номер и закажешь ещё выпивки, можешь делать со мной что хочешь. Ну, знаешь… Я и в рот могу, и в попку…
Рюске морщится. Слишком уж его жизнь и представления о людях далеки от… Раши. Но неприятное чувство в груди не похоже на отвращение. Скорее это всё та же жалость. И немного страх. Если оставить его тут, кто-нибудь воспользуется предложением. В голове созревает план.
— Где здесь можно снять комнату? — спрашивает Рюске и ловит косой взгляд бармена. А Раши, наоборот, расцветает.
— Я покажу, сладкий.
Их останавливает бармен и ждёт, пока Рюске оплатит. Только деньги улетают в электронные дали, как Раши хватает его руку и будто прицельно выворачивает содержимое желудка прямо на его пальто. Все живые пары глаз (то есть все, кроме самых пьяных) с отвращением оглядывают скудный ужин парня, стекающий на тёмный пол бара. Сам Раши тоже чистотой не обременён — заляпал весь подбородок и свободную руку. Ну, хоть одежда не пострадала.
— Там напротив мотель, проще туда сразу, — подсказывает бармен. Раши натурально виснет на новом друге и полужизненно хихикает.
Уже через минуту они стоят в тёмном помещении с пошлого вида кроватью. Ну как — стоят. Раши всю недолгую дорогу просто вис на чужом плече. Но теперь при этом умудряется тянуться губами к чужому уху. Безуспешно. Рюске издалека чувствует всевозможные ароматы и торопится оставить груз на кровати. Лучше скорее отправить его спать, пока не наговорил новых глупостей.
— Я тебе смертельно благодарен, папочка, — тянет он, хихикая. Стоит ему шлёпнуться на кровать, глаза надолго закрываются.
Украшенное пальто тут же отправляется в ванную. Спасибо, что рубашку не задело. Рюске решает, что на сегодня разговоры окончены, и спешит накрыть спящего. Но тут чужие пальцы тут же тянутся к его ширинке.
— Скажи, как тебе нравится.
Рюске резко хватает шальные руки и убирает их подальше. Даже как-то… стыдно. Обращаться так с незнакомым человеком. Но ухмылка Раши говорит: он вполне не против. Хоть глаза и не особо фиксируют происходящее.
— Всё сам, да? — только о благодарности помнит. — Принеси выпить, я не усну...
— Не принесу, — отрезает Рюске. Ему приходится придавить Раши к кровати, лишь бы тот оставил попытки подняться. Новый план — уболтать его, пока не заснёт. — Лучше расскажи, почему ты так напился.
— Это до-олгая история, — шмыгает Раши и криво потягивается. Пьяная улыбка гаснет как-то уж слишком быстро. — Если вкратце: в свои двадцать я проебал все, что у меня было. Деньги, друзей... мечты, надежды… Ничего не осталось. Зато кое в чём я пиздецки хорош. Тебя ждёт отсос высшего класса, если принесешь мне выпивку. Ты ж такой чистенький, красивый — сто процентов первый раз при встрече отсосут.
Неискренние кривляния больше не беспокоят Рюске. Даже если бы он согласился, Раши намертво приклеился к постели. Только рука одна забрала на себя все жесты, и то — по локоть. Да и глаза через раз открываются.
— Я просто хочу послушать твою историю.
— Да бро-ось, — тянет Раши, отворачиваясь, — тебе это не надо.
— Я и не о себе думаю.
Парень звучно вздыхает, как недовольный подросток, и сдается. Даже нотки трезвости в голосе просачиваются.
— Сам напросился, — грозит он пальцем. — Ложись рядом, хорош солдатиком стоять. Меня охранять не надо, я сам въебать могу.
В этом Рюске нисколько не сомневается. По настроению очевидно: угроза его ширинке миновала. Можно и послушаться. Хотя последний раз он спал с кем-то в одной кровати в универской общаге, когда сосед напился и спутал койки. Дежавю?
— Во-от, лучше же, — чуть улыбается Раши. Он переваливается на бок и с трудом двигается ближе к Рюске. Только одному человеку тут некомфортно от лежания на чистой кровати в уличном. — Ну-у, чем начать-то… О, по мне не скажешь, но я в детстве в космос хотел. На кораблях летать, скафандр вот этот рыжий… Это у наших такой, ты вот японец, ваши в белом летают. Они красивые такие в этих скафандрах. И просто форма у них…
Раши звонко икает и снова заваливается на спину. Глаза — мутнее прежнего. И брови страдальчески стягиваются. Рюске не сразу понимает, что уже видел это выражение. Раши снова испускает содержимое своего желудка. Опять — на него. И немного на одеяло. Это ему вместо “спокойной ночи”.
Замечательный конец вечера. В другой стране, в дешёвом мотеле, с отрубившимся пьяницей, в обблёванной одежде. А ведь выпил-то всего один бокал. Вот тебе и культурный отдых от работы. Рюске почти готов рассмеяться, но в голове всплывает важный вопрос. Где в одиннадцать вечера на окраине Нью-Йорка можно найти чистую рубашку?