в огне

а затем —

Тайлер исчез.

— Миш, а тебе хотелось когда-нибудь, ну, исчезнуть, например? — спросил Поля спокойным голосом, размешивая длинной чёрной трубочкой сахар по дну огромного стакана с латте, и добавил сразу же, не меняясь в интонации: — Я имею в виду желание сбежать куда-нибудь в глухой лес от социума, потому что люди ужасно заебали своей глупостью, медленностью и чем-нибудь ещё?

Поля поднял глаза, где не отображалось ничего, и столкнулся взглядом с Мишелем. Тот как будто ждал этого, чтобы проверить, серьёзно ли Ипполит или как обычно шутил с каменным лицом. Рюмин выдохнул и позволил короткой улыбке появиться на лице.

— Иногда правда бывает, — согласился он, не распознав никакого подтекста. — Порой просто хочется взять и хорошенько встряхнуть человека, чтобы он пришёл в норму и перестал нести чушь и выводить из себя, но — правила.

Поля тепло рассмеялся, продолжая водить трубочкой, но уже против часовой стрелки. Ни одного глотка он так и не сделал.

— По-моему нам с тобой обязательно надо завести какой-нибудь домик в лесу на отшибе мира, — мечтательно вздохнул Мишель, — чтобы можно было прийти в такие моменты, потрогать траву и понять, что ты выше всего этого и вообще они не стоят потраченных нервов…

— И убедиться, что все пидорасы, а мы Д’Артаньяны, — со смешком закончил Поля, откинувшись на спинку сидения.

Мишель спрятал широкую улыбку в ладонь и театрально прочистил горло, прежде чем запустить пальцы в отросшую чёлку и фыркнуть:

— Заметь, ты сам это сказал.

— Заметь, ты сам меня этому научил, — отшутился Поля, покрутив запястьем и указав на Рюмина, сидящего напротив в огромном сером вязаном свитере.

Они ещё раз рассмеялись, слабо лягнув друг друга ногами под столом, и разговор снова перетёк на какую-то другую абстрактную тему. Мишель так и не заметил ничего странного.

***

Поля бездумно скролил соцсети, даже почти не вчитываясь в посты, заголовки и предложения. Просто создавал видимость деятельности, а сам был где-то вне. Стас на рефлексе массировал ему холодные стопы, иногда задевая горячими пальцами косточку на лодыжке. 

— Поль, — позвал он в один момент. — Всё в порядке? Ты последнее время подозрительно притихший. 

— А? — Поля оторвался от смартфона и согнул правое колено, уйдя от прикосновения Стаса. Вторая нога по-прежнему лежала на чужом бедре. — А, да… Всё хорошо, почему должно быть что-то не так? 

Говорил бодро, свежо — как и всегда. Никакого повода не было прикопаться. Стас проследил глазами по его лицу. Поля подскочил на месте, почти впечатавшись носом в острую скулу, телефон оставил на краю дивана. В его глазах блеснул хитрый огонёк. 

— Ты же знаешь, что я тебе бы сразу сказал, если бы что-то случилось. Сам же сказал, что я как открытая книга. 

Открытая настолько, что Стас нутром ощущал, что что-то не так, только Поля не позволял подступиться к себе. 

Чтобы Кузьмин не успел задать очередной вопрос, сделать жест, просто подумать о чём-то ещё, Поля быстро поймал холодными дрожащими пальцами его лицо и легко, смазано поцеловал в губы, отвлекая от лишнего. 

От себя. 

Всё как и всегда. Поля змеёй выскользнул из кольца любимых рук, ступил босыми ногами на такой же холодный пол и ушёл на кухню делать кофе, попутно спросив из глубины квартиры, будет ли сам Стас. 

Чёрный кот бесшумно запрыгнул к Кузьмину на колени и посмотрел широко раскрытыми жёлтыми глазами, как будто бы соглашаясь с хозяином в одном.

Что-то не то. 

***

— Вот, и я говорю ему!.. — Поля по-турецки сидел на деревянной табуретке у брата в квартире, размахивал руками, постоянно придерживая пальцами края толстовки, и рассказывал про сдачу очередного зачёта или про какого-то прикольного «чувака этажом выше, у которого есть барабанная установка дома». 

Серёжа кивал, иногда смеялся, спрашивая что-то в ответ, но — честно? — уже давно потерял нить того, о чём вещал младший брат. 

— Поль, — всё же не выдержав, обеспокоенно позвал он. Его не услышали. — Поля. 

Муравьёв-Апостол осторожно задел худое колено, чтобы привлечь внимание, и Поля наконец замолчал, крупно вздрогнув от неожиданного прикосновения. 

Он смотрел с животным страхом в глазах. Так же замирают олени перед лицом опасности, притворяясь мёртвыми. 

Серёжа убрал руку и указал на нетронутую тарелку с домашними блинами и полную чашку любимого чая Поли. 

— Ты вообще не притронулся к еде за всё время, что мы тут сидим. Ты же с учёбы, нет? 

Поля поморгал пару раз, как будто переваривал то, о чём ему только что сказали, а потом снова замахал руками, принявшись тараторить:

— Да просто кусок сейчас в горло не лезет, Серёж. Я перед уходом перекушу обязательно, спасибо. 

И продолжил снова трещать как сорока о бытовых вещах, которыми хотел поделиться с братом. 

К еде Ипполит так и не притронулся даже через несколько часов.

***

Анечка Бельская крутилась перед Полей — и зеркалом — в шикарном красном платье уже минут пять. Оно правда очень подходило ей, подчеркивая все изгибы тела и делая её более возвышенной. Похожей на ангела. 

На ангела смерти. 

— Эй, Поля, ты вообще тут? — вдруг обеспокоенно спросила Аня, уже выйдя из очередного бутика. Красного платья не было. 

Когда они покинули магазин? Аня купила себе что-нибудь? Аня ему что-нибудь говорила? Поля не помнил. 

— Да, прости, задумался просто. О чём ты спрашивала? 

Он встал напротив подруги, спрятав руки в карманы толстовки. Хотелось ещё натянуть капюшон. Так безопаснее. 

— Ох, — Аня всплеснула руками, а в её голосе послышались виноватые нотки: — Наверное, нам стоило сходить в другой раз, да?.. Я забыла совсем, что у тебя сейчас зачётная неделя… 

Поля лишь уставился на неё удивлёнными глазами. 

— В смысле? Ань, я всегда рад походить с тобой по магазинам или кафешкам. Забыла? 

— Ты выглядишь уставшим, — тихо заметила девушка, двинувшись в сторону фудкорта. — И говоришь гораздо меньше, чем обычно, хотя на тебя не походит. 

— Да ну, — просто пожал плечами Поля. — Тебе кажется. 

Аня поджала губы. «А ещё из твоих глаз пропал блеск» осталось неприятной ранкой на языке, которая мешала даже глотать слюну. 

***

— Слушай, Паш, а Полька у тебя не появлялся? — спросил Мишель по ту сторону, радуясь, что Пестелю не видно его взволнованное лицо. Но зато наверняка были слышны нервные нотки в голосе.

— А должен был? — Паша остановился посреди конюшни, уперев руки по бокам и неудобно прижав плечом телефон к уху. Его насторожил вопрос Мишеля, но заниматься этим сейчас у него не то чтобы была возможность. Своих дел хватало.

Мишель помолчал несколько секунд, прежде чем выдохнуть устало:

— Да нет.

Он как будто бы хотел сказать что-то ещё, но не решался. Паша понял его с полуслова:

— Тебе звякнуть, если вдруг объявится, да?

Рюмин улыбнулся — Пестелю не нужно было быть рядом, чтобы знать, что это так.

— Ты всегда понимал меня лучше других.

— Ну, так с детства же таскаемся, — хмыкнул Паша. — Ладно, давай, я сейчас немного занят. Наберу, если что.

Гудки на том конце провода. Пугающее ничто.

***

Все знали, что Поля всегда был везде : был с Мишелем, был с Серёжей, был с Анечкой, был с сёстрами, был со Стасом, был с Пашей, был с одногруппниками после и во время пар — был-был-был

был…

был —

был(а) недавно.

Вместо точного времени пребывания в сети, которое отображалось у него всегда.

Поли не было нигде.

***

Не сказать, что Поля намеренно избегал всех — нет. Он просто перестал.

Перестал стараться.

Перестал прикладывать усилия.

Перестал пытаться сделать хоть что-то.

Перестал быть.

Заброшка на конечной какого-то автобуса встретила ответной пустотой, выбитыми стёклами и сквозными ветрами. Когда-нибудь они сотрут в прах это старое многолетнее здание. И останется абсолютное ничто.

***

Когда спрашиваешь у других, что послужило причиной, они пожимают плечами, разводят руки и обходятся коронной фразой.

Да он был таким же, как все. Не было никаких странностей.

А потом добавляют уже неувереннее:

Ну, разве что стал со временем менее общительным, но это бывает у каждого: ну, устал, подумаешь? Все мы люди.

Со временем — понятие относительное, и размеры этого ничто каждым измеряются по-разному. Так, когда?

Ну, пару недель.

Месяц…

Несколько месяцев?..

Полгода.

А знаете, он вообще всегда был таким. Мы не помним, когда это началось.

***

Поля чувствовал, что замерзал. Морозило по большей части где-то изнутри. Так, совсем немного потряхивало. До трясущихся рук, не способных удержать фарфоровую кружку.

Она разбилась с громким звуком — так же покрывалось трещинами что-то внутри каждый день, и оно было готово тоже стать расписным фарфором, который не сможет взять ни один клей. Осколки рассыпались по полу, как витражное стекло в окнах. Наверное, надо что-то сделать. Пойти хотя бы в туалет за веником, убрать это всё, чтобы кто-нибудь ещё не поранился.

Но тело всегда решало быстрее. Теперь спина подпирала тёмную столешницу, а осколков вокруг босых стоп как будто стало больше. Только вытяни неосторожно и наступи, задень хоть краешек — вонзится, проткнёт насквозь.

— Поль, — настороженно крикнул Стас из другой комнаты. — Я слышал, что-то разбилось. Ты в порядке?

Иногда не слышать — спасение.

не слышать-не чувствовать-не видеть.

Стас бесшумно вырос на пороге кухни, когда замогильный холод молчания стал слишком осязаем кожей. 

Проклятое «ты в порядке?» эхом отдавалось в голове то громче, то тише, и всё это одновременно, как будто шептало несколько людей сразу. Поля поднял пустые глаза на Стаса, и на очередное «ты в порядке?» — высказанное или нет? — губы сами зашевелились, прежде чем до мозга успело дойти:

— Да. Точнее, нет… Точнее… — Стас осторожно присел рядом на корточки и обхватил его лицо ладонями, вынуждая посмотреть на себя. После нескольких секунд Поля еле слышно прошептал: — Я не знаю, Стась.

И почти по слогам:

— Не-зна-ю.

После чего он закрыл глаза, вцепившись дрожащими пальцами в запястья Кузьмина. Казалось, отпустит — и потеряет вообще всю опору под собой, даже несмотря на то что Поля сидел на холодном полу в углу.

Внутренней опоры уже не было. Она рухнула ещё давно. Поле казалось, что это было заметно, ведь он сам слышал: грохот же был не меньше, чем от этой разбитой кружки — которая, кстати, была любимой у Стаса. Но в действительности никто не услышал. Отчаянно хотелось закричать.

Почему?! Почему вы не слышите ничего?! 

Слышали многие — захотел проверить только один.

Стас чувствовал, как Полю начало мелко потряхивать, с каждой секундой всё сильнее. Наверное, на запястьях останутся следы от пальцев. Он осторожно коснулся чужого лба своим, сократив расстояние ещё сильнее.

— Я рядом, кис.

Падать во тьму — страшно.

***

— Ты понимаешь, я не знаю, сколько это будет продолжаться! — у Поли сдавали нервы. Он никогда ещё не чувствовал себя в таком отчаянии. — Это может продолжаться неделями, месяцами, годами!..

В его руках — блистер с антидепрессантами. Рядом — выпотрошенная пачка с порванной инструкцией. Снова трясло. Хотелось, чтобы перестало морозить изнутри, чтобы это всё закончилось. Один оголённый комок нервов. Чёрный кот тёрся о худые лодыжки и громко мурчал, хотя раньше практически никогда этого не делал. Поля чувствовал себя жалко. Жалким.

— Тебе нужен кто-то другой, Стась. Не я.

Животное начало покусывать холодную кожу у выпирающей косточки на ноге.

— Я не думаю, что тебе нужно… вот это, — неопределённо махнул рукой Поля, имея в виду таблетки, себя, свое ужасное ежедневное состояние.

Ему хотелось выть от боли, мечущейся внутри рёбер, но внешне практически ничего не изменилось. Только круги под глазами стали больше.

— Поль, мне не нужны другие, — твёрдо, но как-то устало сказал Стас. Правда хотелось сорваться, но — нельзя. Не тот случай, не то время. — Мне нужен ты. Ты в любом виде.

Поля слабо отшвырнул таблетки в сторону, наклонился и взял кота на руки. Тот как будто только этого и ждал — сразу начал ластиться к ладоням, тереться головой. Нельзя было сказать, что раньше он отличался особой тактильностью. Как и Стас в своё время.

— Со мной сложно, — констатировал Поля, пытаясь из этого сделать аргумент-нападение. На Стаса он не смотрел — только в стену перед собой, стараясь не пролить ни одной слезинки, которые резали глаза.

— Со мной тоже.

Неубедительно.

Не достаточно.

— Ты знаешь, в каком смысле сложно. Я могу не находить силы просто встать сутками. 

— Мне нужен ты, Поля. Каким бы ты ни был, но чтобы это был ты.

Поля повернул голову, уставившись прямо на Стаса. Лицо не выражало ничего, но из правого глаза слеза сорвалась как будто сама по себе. Кузьмин протянул руку, не позволив ей добраться до подбородка.

— Я не понимаю, почему ты хочешь остаться. Правда.

Часы стучали слишком громко, ребёнок сверху плакал слишком громко — Стас дышал слишком тихо. Поля почти не дышал вообще.

— Потому что я люблю тебя.

— Меня невозможно любить.

— Но тебя любят, даже больше и сильнее, чем тебе бы могло показаться в своем одиночестве. Но ты не одинок. Правда в этом.

Вторая слеза быстро покатилась по щеке, стоило моргнуть. За ней — третья. В голове было пусто. Поля отвёл глаза, не в силах больше удерживать зрительный контакт. Ещё чуть-чуть — и сорвётся, утонет. Хотя глубже уже некуда.

Стас молча придвинулся ближе и осторожно прижал Полю к себе, зарывшись пальцами в волосы на затылке. Поля не двигался, уткнувшись носом в основание шеи. Казалось, даже не дышал. А слёзы капали. Он почувствовал лёгкое касание губ к макушке.

— Прости, — сил хватило только на то, чтобы прошептать это Стасу на ухо, хрипло и рвано.

Его обняли сильнее. Может, скоро до рёбер доберётся.

— Тебя любят, — повторил Стас так же тихо, чтобы мог услышать только Поля, чтобы смог закрепить эту мысль в голове, повертеть её, как крутят калейдоскоп, и осознать.

Они сидели, не шевелясь. Только вслушивались в дыхание друг друга, стараясь слиться воедино.

— Рано или поздно даже самый сильный дождь, разрушивший всё на своём пути, обязательно заканчивается.

Поля какой-то частью себя всё ещё думал, что этих слов не заслуживал, но Стасу он верил.

***

Поля так же думал, что не заслуживал Мишеля, который в два часа ночи сорвался к нему с йогуртом, потому что Ипполит написал, что очень сильно хотел есть. Он бы попросил Стаса, но тот был на ночной смене.

Мишель тоже знал, что происходило с Полей. Мишель знал, что он мог в эпизодах не есть сутками, что он мог пропадать на неизвестное количество времени — и это было самым страшным.

Поэтому на Полю у него стояли уведомления всегда. Как и у других.

Когда он написал, Мишель сразу проснулся и начал собираться на улицу, несмотря на то что ближайший круглосуточный магазин был в нескольких километрах от его дома и несмотря на то что ему самому нужно было с утра рано на учёбу.

***

Поле казалось, что он всегда был самым худшим ребёнком в семье. Проблемным, болезненным.

Когда мама узнала о поставленном диагнозе, Поля впервые в жизни увидел в её глазах слёзы — и он запомнил это навсегда. 

Серёжа чувствовал себя растерянным и не знал, как вести себя. Он страшно боялся каким-либо образом спугнуть от себя Полю, сделать ситуацию ещё хуже.

Но именно он смог достучаться до брата — с помощью Мишеля, конечно, — что заботиться о себе важно и что Поля может взять перерыв для себя, даже в учёбе, если ему это нужно было.

Ты не потеряешь свою значимость. Ты важен просто потому, что ты есть.

Поля был уверен, что не заслуживал брата тоже.

***

Поля часами лежал на коленях у Анечки Бельской, пока она гладила его по волосам, как своего младшего брата, когда он приезжал ни с того ни с сего, и думал, что её не заслуживает в первую очередь.

Её доброты, искренности, переживаний — не заслуживал.

Но Поля моргал, часто-часто, надеясь, что это всё сейчас исчезнет и он останется один. Как и заслуживал.

Этого не происходило.

***

Только Паша Пестель первым набрал Полю, когда у его любимой лошади тёмного цвета с белым крупным пятном на шее появился жеребёнок.

Тебя правда долго не было, но я звоню тебе первым, чтобы сказать, что у Родинки пополнение. Теперь родинки две.

Эта нелепая игра слов и долгие двенадцать часов трудных родов однозначно стоили того, чтобы Поля слабо улыбнулся, увидев по видео маленького жеребца с таким же белым пятном на шее, как у матери.

***

Поле всё ещё было страшно, он по-прежнему часто хотел исчезнуть с радаров, пропасть насовсем и упасть в пропасть. Но вокруг него — не непроглядная тьма. Она рассеивалась слабыми лучами света, которые медленно набирали силу, чтобы осветить дорогу. Поля знал, что не заблудится, куда бы ни пошёл и где бы ни оказался.