Осень.
***
- Господин, я не хочу вас расстраивать, но... На кленах за вашими окнами начали желтеть листья.
Приоткрыв глаз, закутанный в лёгкое одеяло омега посмотрел на слугу. Во взгляде этого чувствовалось недовольство, присыпанное остатками от сна, в котором господин пребывал, пока слуга не явился с вероломными вестями. Заворочавшись, омега высвободился из оков одеяла и сел, нехотя переведя взгляд на распахнутое этим же слугой окно.
Да. Вердикт верен. Чёртовы клены со всей очевидностью уже не такие зелёные значит, неумолимо наступает осень - которую омега не любил всей душой. Зевнув, господин вздохнул обречённо.
- Куда деваться, Кенсу? К сожалению, погоде и природе не прикажешь.
- Слышал, на юге есть такие страны, где круглый год лето, - помечтал слуга, очевидно, надеясь исправить ситуацию.
Господин окинул его маленькую изящную фигурку, сидящую на коленях пряменько, сердитым взглядом, показывая, что слуга этим утром как-то плохо дружит с чувством самосохранения. Но Кенсу не испугался, он знал, господин его любит и ценит, и уж такое точно простит.
Вскоре уже поднялись. Кенсу быстро прибрался, пока господин стоял у окна, убрав руки в просторные рукава шелкового халата, и смотрел с лёгкой грустью на деревья. Утро выдалось солнечное и теплое, но господина этих покоев солнцу было не обмануть - омега жил на земле двадцать три года и знал, что если листья желтеют, то скоро неумолимо придут дожди и холода. Осталось помолиться лишь о том, чтобы до Чусока погода оставалась ровной и приятной. Прибираясь в покоях и устраивая золотой таз для умывания, слуга поглядывал на господина - по пробуждении лицо его было чуть припухшим, а действия - неспешными более обычного, но все равно оставался омега пригожим. Как и положено ему, первому кисен в столице.
После умывания и лёгкого завтрака вышли на двор. Удивительно, думал Кенсу, как умудряются слуги поутру так шуметь, что слышно только если ты стоишь рядом! Хотя окна комнаты господина, расположенной на втором этаже здания, не выходили на людские, слуги так топали и гоготали, что, кажется, стены должны были бы дрожать. Сейчас, выйдя и направившись к главному строению чайного дома, лишь слегка доносился от людских гомон, производимый слугами. Господин никакого неудовольствия им не выказывал, ровный и величественный шел по широкой, каменными плитами уложенной, тропинке, хотя мог пройти и галереей, но, Кенсу знал, поутру господину нравится идти тропинками, что меж деревьев и прудиков, и дышать утренними ароматами природы.
Господин - по мнению Кенсу и всей столицы - красавец редкий. Ростом вышел высоким, но и невысокие чиновники и военачальники по нему с ума сходят, стройный, где надо округлости, где не надо - хрупкости. Талия тонка, ноги длинны, кожа нежна по всему телу. Лицом свеж, чертами пригож, пухлые губы, черные глаза, хитрющие, как у лисы, волос черный, лежит ладно (природы работа, и Кенсу помогает). Голос господина мягок, как прохладный ветерок, слух ласкает, улыбка вся к услугам господина - когда слепит, когда томит, когда торжествует. Идёт он в темно-лиловом ханбоке, что тон кожи оттеняет чудно - завидуйте, сволочи, косится Кенсу на других слуг, это мой господин, а вам и не понюхать! При таком господине слуга жизнью не обижен, да и характер его - золото.
- Тебе бы в благородной семье жить, уже супругом Вана стал бы, - говаривать любил хозяин чайного дома, Хичоль.
Сам говорит, а сам лукаво усмехается - рад, хитрюга, что его этот омега, такие деньги зашибает на нем, за одно лишь право чай принять из прекрасных рук альфы готовы много золота отдать!
- Не хочу быть Вана супругом, не хочу мужа с гаремом делить и подковерные интриги плести, не мое это, - лениво отмахивается господин. - Особенно страшно, что полюбишь его, а делить надобно. Не хочу.
- Экий ты! Омега для альфы - товар, который сам о себе печется, чтобы нравился, и уж о ревности позабыть следует, коли так выгодно устроился, - смеялся Хичоль.
- Вот потому и рад я, что ван ко мне желания не имеет, как и я - к нему, - улыбнулся господин.
- Лукавишь. Не отказался бы он, коли бы твою симпатию увидел, - ехидно возразил хозяин.
- Мудр Ван Намджун, знает, что лучше, - с почтением возразил омега. - Хороший он муж, хороший и господин гарему, и государством мудро управляет, а голова его науками занята, не утехами. Уважение народа безграничное имеет он.
Покивал Хичоль. И то сказать, все верно омега отметил, и добавить нечего. Кенсу своим господином очень довольный был.
Пройдя сад, вошли в главный дом. Ещё с улицы видно, как сидит на террасе хозяин, Хичоль, окружённый слугами, завтракая, раздает распоряжения им по поводу приготовлений к вечернему приему гостей. Увидев ступившего на дорожку к дому первого кисен, улыбнулся, опытным взглядом фигуру окинул, лицо оценил - доволен остался. Тот шел между каменных фонарей, клумб с ещё яркими цветами, озарённый ярким солнцем утра, словно сам Ван.
- Доброе утро, Сокджин, - обратился к нему Хичоль, рукой на подушку возле себя указав. - Присядь, выпей чай со мной.
Поклонившись, омега поднялся по крыльцу, туфельки сбросив, опустился на подушки, и Кенсу, зыркнув на другого слугу, сам чай разлил по пиалам, и за спиной господина устроился, руки в рукава упрятав. Пусть шипят в спину слуги - Кенсу их колкости трогают не более чем мушиное жужжание над головой.
- Что они поутру? Вроде тихо? - спросил Сокджин, с улыбкой давая хозяину любоваться собой. Слуги оставили их, кроме Кенсу, так как Хичоль с первым кисен любил говорить наедине.
- Какое там?! - тут же вздохнул тот, поставив с тонким стуком пиалу на блюдце. - Утро наступить не успело, как мне под двери слуги бегут - иди и разнимай, опять поцапались, не можем растащить! Поднялся, волос толком не прибрал, ещё сон перед очами!... Они заколку не поделили, которую полковник Чу подарил! Поссорились, так как оба его любимые омеги, и что мне делать прикажешь?! Пока выясняли, кому он в руки ее давал, даря, полчаса прошло! Остальные как воронье каркали над ухом, раздражают...
- Слышал вчера, поставщик с вином из Цинь задерживается, - улыбнувшись, заметил Сокджин, делая глоточек чая.
- Ночью привез, собака, боится меня, - отмахнулся Хичоль. - Плакал мне: мол, ночами и днями вез без остановки, коней загнал, господин, изволь доплату за усердие. Ну так я всех собак на него спустил, мол, ты что несёшь, чушка, когда это твой срок был и на сутки его нарушил! Говорю, так и знай, Мудону буду платить за вино, а не тебе, тоже из Цинь возит, так он давай реветь... Скажи вот мне, есть от Альф прок на земле этой?! - застонал Хичоль.
- Нет от них проку, одни нервы омегам, - подал голос Кенсу.
- Верно говоришь, нигде не ошибаешься! - хлопнул себя по колену Хичоль.
Рассмеялся Сокджин, прикрыв ладонью губы. Затем хотел он сказать что-то, но шум прервал их утренний покой - и на дорожке перед террасой показались двое омег. Хичоль зарычал, резко вскочив, Сокджин поднялся следом, увещевая не нервничать, хотя явились пред очи именно те двое драчунов, что украшение поделить не могли. При виде хозяина с первым омегой переругивающиеся омеги ещё пуще зашумели, ногами топоча. Были они среди опытных кисен, имели свои покои и слуг, но вели себя все равно как новички.
- Моя заколка, тебе я говорю! Мне в руки дал, меня лапушкой назвал!
- Да меня он имел ввиду, стар уже этот полковник, сослепу со мной тебя перепутал!
- Да как нас можно перепутать, образина, да тебя из жалости держат!
- И из жалости наследный принц сказал мне, что дивно я пою и танцую?! Или тоже сослепу, с Сокджином перепутав?!
- В пику Сокджину сказал, чтобы тот ревновал, не думай, что ты какой-то там особенный!
- Да я тебе волосы повытащу все до единого!
- Пальцы кривы и слабы, вот клиенты тоже жалуются на ласки твои!...
- На тебе вообще солдат уснул!!!
- Довольно!!!! - проорал Хичоль.
Омеги замолчали, тяжело дыша, все растрёпанные и красные. Кенсу помирал со смеху, спрятавшись за спиной господина, Сокджин улыбался и смотрел на кисен, но не смеялся, так как умел держать себя в руках. Хичоль вытаращил глаза, переводя грозный взгляд с одного на другого кисен.
- Вы достали меня оба!!! Отдайте живо заколку! - протянул он руку вперёд, растопырив пальцы. - Я сказал - отдать мне заколку! Вы на себя посмотрите, на кого вы похожи?! Упаси боги, увидит вас кто-то из гостей - так перепугаются, что потом разорюсь, никто не вернётся!!! Живо, я кому сказал!
Один из кисен зашипел, но подчинился, вытащив из рукава заколку, изящное украшение из серебра с цветами на одном конце из драгоценных каменьев. Положив драгоценность в руку хозяина, кисен скривились от обиды.
- Ещё раз поутру меня из-за вас разбудят, велю сечь, - процедил Хичоль. - Берете пример со слуг, ведёте себя как свиньи! Как только я додумался вас до следующего ранга в доме поднять, где глаза мои были, во хмелю, не иначе, была голова?! Да и со слугами зря сравнил я вас, вот со свиньями - самое то! Почему бы с Сокджина не взять вам пример и не быть умничками?!
- А он уж прям святой, - скривился один омега. - Можно подумать, чем особенно он может похвастать?!
- Да! - поддакнул второй, высокомерно на Сокджина глядя, который был спокоен и даже улыбался. - Угодить наследному принцу, можно подумать, первый он такой! А принц через ревность запретил ему ложе делить с другими гостями - вот он на этом и выезжает, что хотят его гости, а кукиш вам, нельзя! Вот как на маночек этот и летят, все думают, хорош он, хотят от принцева кусочек оттяпать, а он уж, поди, всю науку позабыл постельную, чего там для принца одного стараться?! Все напускное!
- Да, поди завидует он нам, что ни с кем ложе разделить не может, кроме принца, если и захочется ему - не моги! Зарубит принц обоих, запорет до смерти! А вот, не ровен час, устанет от него и выбросит за порог, и будет он уже в общих покоях и солдатню обслуживать, а годы-то идууууут! - противно протянул первый.
Вот тут Сокджин не выдержал - расхохотался, заливисто, чисто, искренне, словно шутку хорошую услышал. Омеги зашипели, Хичоль чертыхнулся, прочь из прогнал, слугам велев красотой кисен заняться.
- Сил нет, - сказал он, убирая заколку в рукавный карман и, тяжело ступая, вернулся на террасу. - Ладно, зато успокоились.
- Да, теперь козни против меня строить начнут, на том и помирятся, - кивнул первый кисен и вздохнул, снова за чайничек берясь. - Есть в словах их истина, господин. Не могу я ложа делить с кем-то, кто не принц, и в его присутствии только с ним говорить могу, ему прислуживать.
- Сам с тревогой будущее обозреваю, и твое, и свое уж, - вздохнул и Хичоль. - Все никак супруга принцу не найдут, а найдут - так явится он ко мне и потребует тебя в гарем наложником. Уж и то скажу: услужил нам Ван, так и эдак помогает тебя защищать.
- Все ваше доброе общение, давно вы Вана знаете, - мягко улыбнулся Сокджин.
- Давно, дружим мы, ни в чем от его величества отказа не вижу, - кивнул Хичоль. - Но и Ван против правил пойти не может, он - оплот закона. Может принц тебя наложником забрать, может, коли уплатит цену, и отказывать долго не имею я права. А вот Вана слово - пока наследник не женится, гарем ему собирать он запрещает. Это с законом не разнится, на том пока и тут ты, у меня, - погладил Хичоль руки Сокджина тепло, улыбаясь. - Не хочу терять тебя. И кисен ты лучший, что даже улыбка твоя мне денег приносит. И друг ты мой годами. Больно мне думать, какая жизнь у наследного принца тебя ожидает, коли и теперь он от ревности руки распускает. Все теснее к тебе его сердце привязывается.
- То не сердце. То эгоизм, - возразил Сокджин. - А я ничего не поделаю. Боюсь его, каюсь, очень уж сильно. Грозится красоту мою попортить, кому я нужен буду без лица? Уж и не хотел бы того дня, когда на глаза его попался, мой господин... Но! Не будем же думать о дурном! - рассмеялся он, словно стряхнув грусть. - Дозволите ли, так как у меня и платье на вечер, и украшения подобраны, сходить в город погулять недолго?
- Ванджа Чимин должен в парк прийти, верно, с ним встречу ищешь, - улыбнулся Хичоль, кивая. - Добро. Иди гулять, погода пока шепчет.
- Ванджа Чимин - добрый и весёлый ребенок, хороший муж будет достойному альфе, - кивнул Сокджин. - И друг хороший, легко мне с ним, тепло и светло на сердце...
- ...вот и не скажешь, что родные братья с наследным принцем, - проворчал Кенсу.
Хичоль покивал, соглашаясь.
- А уж кого мужем он видит, мы с тобой знаем, - усмехнулся он. - Хоть и гостит у нас порой сын генерала Мина, Чонгук, а знаем мы, куда сердце его смотрит. Чего же не дерзнет?
- Говорил я с ним, - покачал головой Сокджин. - Отец строгий, не знает Чонгук, как осмелиться, о таком попросить. Сам-то ещё молодой, двадцать только стукнуло, хоть на службе молодец, и в учебе не плошает, а все беспокоится, что отец наотрез откажется. Да и не ищут пока Чимину жениха, знаете вы сами. Все мнит его Ван ребенком, все балует, а Чимин уже все глаза на Чонгука просмотрел и все мысли о нем. Как помочь моему другу, уж не знаю... Наследному принцу нет до брата дел.
- Потому и Чонгук молчит, - кивнул Хичоль.
- Надеюсь, всё-таки, мужество не изменит Чонгуку, обратится к отцу. Генерал Мин - человек серьезный, рассудительный, сына очень любит, то всякому известно. Думается, от такого зятя, как мой друг, не откажется.
- Да к Мину этому на кривой козе не подберешься, умный, как дракон, характер - сталь его меча, - проворчал Хичоль. - Как овдовел, так и не омежился, а альфа без омеги в доме становится брюзгой и сухарем!
Промолчал на то Сокджин, не возразил, но и не согласился. Потянувшись, налил Хичолю чаю и кинул в рот конфету. Упала розовая пудра на пальцы омеги, и, сбирая ее губами, закрыл он глаза.