Глава 25.

Весна.

***

Несмотря на то, что бремя ванджа было очень хорошо заметно, двигался он так же быстро и неутомимо, как и прежде: придерживая пузико, семенил гусыней по дорожкам парка, навещая членов своей огромной семьи, любил пойти к отцу, чтобы вдвоем поумиляться пинавшемуся малышу, пока его отец несёт тяготы чиновничьей службы.

Ван всегда был рад своему маленькому ванджа, с той поры, как малыш родился, и теперь ещё больше, когда собирался подарить отцу первого внука. Это было сказано однозначно: хоть разница в зачатии у Чимина и супруга наследного принца была невелика, а все же именно он подарит стране первого ванского внука. По этому поводу Чимин велел устроить маленький пир: Тэмин принес кучу вкусностей с кухни, пыхтя под тяжестью подноса, но зато был усажен возле ванджа и тоже мог лакомиться.

А с кем ещё вандже отмечать, не с Чонгуком же?! Муж не поймет этой радости!

С наступлением весны, хоть животик рос и рос, Чимин не переставал бегать по дворцам, и даже ездил посмотреть, как пробуждается после зимы столица. На лунный новый год он был в свите отца, вышедшего за ворота поздравить народ, на Ханами гулял в городском парке, держа мужа под руку. Да, впереди шли наследный принц со своим рахитичным мужем (Чимин с ним не ладил, омега был ему неприятен, но и не враждовал, конечно), но для кого новости, что именно Чимина хотел видеть столичный народ?! Под недовольными взглядами наследного принца, отпустившего с началом года бороду (Чимин уже высмеял это со слугами и младшими братьями), и его мужа, ванджа и его супруг принимали поздравления людей и пожелания лёгкого бремени и родов.

Нет, конечно, ванджа не чванился. Но мордашка розовела, улыбка не шла с губ, он хихикал в веер, словом, все было так, как ему приятно. Муж рядом не отсвечивал - омега доволен, чего ворчать?!

На следующий день праздновали уже во дворце, Чимин возле отца был, им опекаем, как жемчужинка, всему гарему на зависть (любимому папе на гордость). Ван с самого утра был весёлый, и лукавый какой-то, Чимин это сразу заметил, но молчал - конечно, отец готовит сюрприз, надо подыграть, чтобы было весело. Чонгук, впрочем, тоже каким-то взволнованным выглядел, и Тэмин и Чимин уже головы сломали, что там задумали эти альфы!

И вот, после ванского обеда возле сакур, когда Чимин окончательно разомлел и от вкусностей, и от аромата деревьев, и от розовых облаков их крон, и от всего этого солнечного и красивого дня, Ван сказал:

- Что слышно от твоего свекра, сынок? Не собирается домой?

- Собирается, писал мужу, что к маю непременно будет, да и вы знать должны, коли вы его Ван!

Ван расхохотался, глядя на недовольное личико, взял его подбородочек и поцеловал в нос, так как сынок несказанно милый был.

- Скучаю по Сокджину, - добавил Чимин, вздохнув. - Писал ему, что пузо все больше, что уж давно не виделись, эдак он все мое бремя пропустит, а я хорошенький такой, просто беда со свекром этим! Прикажите, чтобы бросал дела и ехал домой, он дед или не дед, вообще?!

Супруг Вана, Ван, Чонгук, Тэмин, все прочие вокруг ванджа рассмеялись, кроме Хосока. Чимин стукнул кулачком по колену, взывая к порядку. Погладив его спинку, сказал Ван:

- Ну, что ж, коли правда скучаешь... зовите, - кивнул он евнуху, который стоял рядом с ним.

Нет, это решительно невозможно! Конечно же, Чимин на них обиделся! Впопыхах поднявшись, придерживая ханбок и живот, он бросился, заливаясь слезами, в объятия друга, что вошёл пятью минутами спустя в беседку, где обедала ванская семья. Не дал и шагу на крыльцо ступить - обнял, руками как мог охватив, затем взял лицо его ладонями и смотрел, смеясь, затем целовал лицо и снова обнимал. Улыбаясь, Чонгук спутился с крыльца, поклонившись Сокджину, что был красный от смущения, и отцу, стоявшему рядом.

- С возвращением, - сказал супруг Вана, смеясь. - Генерал и Ван сговорились, смотрю, чтобы сюрприз вандже сделать - удался он, аплодисменты! - он, в самом деле, похлопал.

Стоявший у беседки Тэмин при виде Кенсу заулыбался тоже, к другу руки протянул, тот с готовностью встал рядом, тесно прижавшись, жутко счастливый этой встречей. Все эти месяцы узнавали они друг от друге через письма, связи не теряя, но и для Тэмина было сюрпризом, что друг вернулся, радовались слуги, что позже смогут встретиться и нормально уже все обсудить.

Поклонившись вану и его семье, генерал произнес долженствующие речи. Супруг Вана слушал и смотрел на Сокджина, все больше удивляясь.

- Казалось бы, взяли вы Сокджина слугой, однако, одет он в шелк, убран нарядно... генерал, о чем не говорите нам?

Ван улыбнулся, глядя на едва заметно порозовевшего друга. Супруг наследного принца поджал губы, глядя, на сереет стремительно лицо Хосока.

Что слова не сказали, то сердце само догадалось.

- Брал слугой, а стал он наложником, - сказал генерал, посмотрев на омегу. - Мечта моя, чтобы сделать его супругом. Ван знает об этом. Просил я Сокджина не сообщать пока вандже и моему сыну.

- Как же вы свадьбу сыграете, без ванского разрешения? - резко спросил Хосок.

Лицо Сокджина залило белым, он бросил на принца испуганный взгляд, чуть за спину альфы своего попятившись. Чимин немедленно обернулся к нему спиной и гневно на брата воззрился.

- Известно, что может свёкор взять Сокджина супругом, коли хочет! Он больше не кисен!

- Но он остаётся кисен, раз служил в чайном доме! Позор, поражение чести! - огрызнулся Хосок.

- Поэтому ты хотел так неистово взять его фаворитом и детей ему делать, что позор это?! - отвечал ванджа бесстрашно. - Молчи! Все знаю я о твоих делах, знаю, что зимой снова моего друга похитить пытались, трижды, твои люди! Молчи, наследный принц! Не тебе о чести и позоре говорить!

Пыхтя, весь красный, закрыл собой друга ванджа. Никогда из памяти его не смогли истереться те страшные минуты, когда нашел он друга без памяти в том старом дворце, и так и не простил он брату его злодеяния. Умолк Хосок под таким напором, гордо взглянул на него ванджа и взял Сокджина руки в свои.

Желая справиться с неловкостью ситуации, пригласил Ван всех спорщиков забыть на время обиды и сесть за стол. Усадив Сокджина подле себя и завладев его вниманием, стал Чимин выспрашивать о делах на севере, рассказывать свои, и каждому ясно было, как не терпится вандже захватить власть над другом и уволочь в свои покои.

Вскоре это у него получилось. Усевшись в другой беседке, слуг отослав, к их радости, обоих за чаем, Чимин снова расцеловал Сокджина и дал ему потрогать свой животик. Затем, навизжавшись всласть, выпросил Чимин о том, как у Сокджин и генерала все сладилось, поздравил с оберетением счастья и затем сказал:

- Пусть брат что угодно говорит! Не слушайте его оба! Ван видит, что оба вы любите, это всякому видно. И как ты красив, друг мой, сегодня, и брошь эта в волосах...

- ...генерала подарок...

- И шелка, что тебе носить по праву следует! Уверен, Ван даст разрешение на брак. Ведь свёкор - его давний друг...

- В городе... говорят люди ещё? О том?

Чимин вздохнул.

- Людская молва непобедима. Ты знаешь, им только повод дай. Но эти месяцы, что брат омежен, не ходил в чайные дома, и люди как будто поверили, что остепенился. Конечно, тут мы знаем, что теперь вся ярость его в семье собирается: супруг постоянно выводит его из себя, довольно пассивный к чувствам и ворчливый попался мне зять. Гарем у Хосока его боится, чему и дивиться, в самом деле. Но... тебя теперь это не коснется, - улыбнулся ванджа. - Ты станешь моим свекром, дедом детей моих и Чонгука. Такой молодой! Наши дети будут ровесниками!

- Твои, душа моя, все же старше.

Расспрашивал Сокджина Чимина о самочувствии, житье с Чонгуком, а сам удивлялся: думал он, страшно будет во дворец вернуться, но ...нет. Время ли, любовь генерала ли, но без страха Сокджин вошёл в его стены, и рад был искренне видеть и Вана, и принца, и своего практически пасынка, и даже супруга Вана.

Но при виде Хосока ощутил тревогу, что ледяной волной затопила душу. Рука альфы на талии, украдкой от прочих, вернула частично спокойствие, и смог пережить Сокджин эту встречу.

Его тело было чистым от ран, синяков.

Его душа залечивалась от ужасов тюрьмы.

Внутри горело ровное пламя, и, ощущая его, омега улыбался. Шелковые одежды и украшения не были причиной его красоты: они лишь дополнили ту, что дала природа и чувство любви в сердце.

Накануне приехав, распорядившись по дому и приняв отчёт старого управляющего, Сокджин отправил послание папе, сообщить, что успешно вернулся. Через час Хичоль прибыл, не ответив письмом, и был тем, кому первому было сообщено, что вскоре станет он родней генеральской семьи. Кисен отнёсся спокойно, словно и сам знал, что к тому придет, спросил, дадут ли возиться с внуками, а затем ехидно посматривал на сына, который густо покраснел с этих слов.

- А что ты думал? Народ будет бухтеть, он уже бухтит, слухи-то идут! Ван не пойдет против их воли и традиций, если только ты не предоставишь ему вескую причину.

Хичоль никогда не забывал о подобных нюансах. Нехотя признавая это, Юнги почитал его одним из самых умных людей.

Возвращаясь в тот день из дворца, генерал пересказывал разговор с ваном. Кенсу слушал с не меньшим интересом, чем Сокджин, и обе омежьи мордочки торчали в окне паланкина.

- Наследный принц продолжал давить на Вана общественным мнением. Нетрудно было догадаться, что он, после трёх попыток тебя выкрасть, омега, не успокоится, пока не испортит нам жизнь. Я говорил, что на него кто-то работает в свите моей? Он сыпал фактами, кажется, сам соколом летал за нами по городам на границе. Обязательно найду этого крысу, ведь по его вине происходили все эти нападения. И нужно скорее омежиться нам, чтобы я имел совершенно все права привлечь Хосока к ответственности.

- И что же сделал хозяин для этого?! - изумлённо спросил Кенсу. - Ситуация кажется совершенно безнадежной!

- Я пытался так и эдак убедить Вана, что намерение мое серьезное, что всю ответственность я понимаю, и что никого другого мужем не вижу. Супруг Вана был на моей стороне, Чонгук, хоть и все ещё в шоке... все же, сыну нужно было сказать... словом, он меня поддержал.

- Это важно, - облегчённо выдохнул Сокджин. - Ванджа Чимин по моей просьбе никому мои чувства к вам не раскрывал, держался, а быть может и стоило Чонгука уведомить...

- Я завтра отправлюсь к нему и все растолкую. Потом они придут к нам, и все стакуется.

Сокджин улыбнулся. Кенсу, как всегда прочитав его мысли, тоже. Генерал вздохнул, и расхохотался:

- Да, хоть ты не велел, а сказал я вану, что ждём малыша! За что винишь, я и так не писал об этом, держал характер, но как почуял он, что таюсь, как же не молвить?! Рад был за меня, Чонгук, кстати, тоже, говорит, братика омежку хочу.

- Извольте, - улыбнулся Сокджин.

- То не нам решать. Хочу, чтобы здоровый был, это главное, - мягко возразил генерал. - Альфа или омега, то не главное.

Сокджин усмехнулся, но промолчал. Он видел, что генерал все ещё под впечатлением этой встречи, которую он ждал с того момента, как они собрались возвращаться домой. За месяцы вдали от столицы привыкли они жить своим маленьким уютным мирком: дни в заботах, ночью в жарких объятиях друг друга, прогулки вместе, разговоры обо всем на свете, Кенсу оберегал их от чужого любопытства резким словцом. Но по пути в столицу генерала волнение росло, понимал он, что везёт омегу в логово врага, и нужно постоянно быть начеку, особенно теперь, когда ждут они маленького сыночка.

За месяцы зимы и начало весны выучил Сокджин своего альфу, о чем думать может в моменте, чего бояться, хотя никогда не покажет, чего хочет, по взгляду, вздоху, движению губ. Некогда сдерживаемое чувство разлилось по венам омеги, наполнив счастьем, и, на самом деле, не так уж важно было, муж его генерал, или нет. Но людей это должно было заткнуть. Сокджин понимал, что репутация семьи для альфы важна - он родственник Вана и дедушка его внуков тоже. Так что омега хотел брака. Потому что альфе это принесет покой.

Но более всего нравилось ему, что теперь можно быть с альфой всякий раз, как дома он. Даже в делах если, можно рядом сидеть и свои работы делать, на него посматривая. А если нет - побыть вместе, рассказы его о военной жизни слушая.

То было субботнее утро, середина июня. Роса блестела на траве и лепестках цветов. Солнце играло в росинках, тёплыми лучами лаская. Дул лёгкий ветерок, шуршавший травой, сдувавший росу, аромат цветов, относя его высоко в небеса, где плыли по небу лёгкие облачка. В воздухе пахло свежим чаем и деревом трассы, на которой устроились после завтрака альфа и омега этого дома.

За забором просыпалась улица, бегущая между двух рядов домов, принадлежавших чиновникам, но слышно было отдаленно, так как терраса выходила на сад, задний двор. Сокджин и Юнги сидели на крыльце, свесив ноги, Сокджин разливал горячий ароматный чай по пиалам любимого сервиза, альфа был рядом и увлеченно, хоть бережно, ощупывал уже хорошо заметный животик омеги под слоями одежд.

- Люди говорят, я корыстный, - сказал Сокджин, нарушив молчание.

- То происки наследного принца. Как родится ребенок, омежимся, и все будет в прошлом.

- Ведь он сам почти отец. Как может...

- Собака на сене. Послушай, а ведь он там шевелится.

- Четвертый месяц, вряд ли.

- Омега, я чувствую рукой!

- Это мой желудок, душа моя...

Юнги был явно недоволен тем, что омега его по носу щёлкнул. Наклонившись, прижался ухом к животу.

- Тепло там. Хорошо сыну. А всё-таки животик большой, он быстро растет, - самодовольно улыбаясь, уселся вновь ровно, но руки с живота не убрал.

Сокджин усмехнулся и взял пиалу в руки.

- И это значит, что будет альфа, да?

Юнги пожал плечами и шлепнул губами, но вид имел весьма самодовольный.

- Хотя что это я, вам же все едино, главное, чтобы здоровый, - хихикнул Сокджин.

Альфа фыркнул, потянулся за пиалой, но вместо этого талию любимого обнял и прижался к губам. Едва успел Сокджин свою посуду поставить - тут же обнял плечи мужчины, отвечая. Теплая рука Юнги погладила щеку, шею омеги, опаляя жаром, затем на животе вновь уместилась и там замерла.

- Пусть будет Тэхен его имя, - прошептал альфа, глядя омеге в глаза. - Пусть будет он здоровым и сильным. Кто б не родился, буду наукам учить, и верхом ездить, и защищать себя, как Чонгука учил. Он генерала сын, должен быть сильный. Роди мне Тэхена. Хоть считается дурной приметой, а меж нами двумя... и Кенсу, ясно, тоже,... давай звать его именем.

- Тэхен... хорошо, - кивнул Сокджин, смеясь.

Как же изменился ты, альфа, подумал он. Был чёрствым и резким, как статуя холодным, а теперь обжигает меня твоя страсть. Не зря полюбил тебя, хоть было трудно, но нынешнее счастье прошлые горести вознаградило. Папа в порядке, ванджа совсем скоро родит, Кенсу скоро замуж выдам... есть разве повод на жизнь жаловаться? Хороших людей мне на пути поставила, уберегла меня от смерти и спасла от плена. Отправиться надо в горы и помолиться в храме, благодарить судьбу и богов за доброту ко мне.

А альфа все говорил: что подарит сыну лук и стрелы, как будет на смотр парада брать, на учения солдат, как на границу поедут вместе, чтобы с детства сын, как и старший брат, приучался к военному окружению, быть смелым и сильным.

- Только папу с собой возьмём, - добавил Юнги, обращаясь к животику омеги. - А то опять злой принц его выкрадет. А до того непременно омежимся. Нельзя, сынок, папу и на минутку оставить, вечно его выкрасть хотят!

Сокджин рассмеялся, обнял альфу.

- Только смерть уведет меня от тебя, любимый альфа!

Юнги рассмеялся в ответ, обнимая омегу, и не отпускал до тех пор, пока слезы на его глазах не иссохли.

Содержание