Аластор морщится, когда блондинистые завитушки, — короткие и кроткие, — самовольно лезут ему в ноздри. Измождённый Люцифер дремлет у него на плече, рассеянно пуская из уголка рта слякотную нить слюны. Глазные яблоки под протёртыми страницами век бешено вращаются, словно стрелка компаса посреди оргии магнитных аномалий. Голова у Люцифера неожиданно увесистая, и Аластор, принимая на себя печаль его скорченного силуэта, почти перестаёт ощущать руку: от неё остаётся лишь скомканное фланелевое дежавю в хронически одутловатой сорочке. Люцифер свистяще лопочет что-то сквозь сон и сквозь бицепс Аластора, в который он с упоением вгрызается переливающимся засохшей паникой лицом, задраивая инициативный кровоток.
Аластор разминает бесчувственную кисть; осторожно, как бы не разбудить мужа. Пальцы, — бледные и самую малость сизые, как рулевое оперение какой-то зимней птицы, — едва-едва ворочаются, выписывая нечто смутное и лишь отдалённо напоминающее то, что им наказал исполнить хозяин. Он ведёт подбородком туда-сюда, точно ловя незнакомый запах за склизкий хвост; движение, лишённое не только смысла, но и намёка на элементарный эстетизм, однако мужчина не привык подолгу сидеть без дела. Его взъерошенное естество жаждет резкости. Аластор попробовал бы перенести Люцифера на кровать, но это пустопорожнее стремление явно не разделяет давшая похабную слабину конечность. Её куда более бойкая и ретивая товарка, — левая рука, — беспокойно барабанит холёными ногтями по острому стыку колена.
Спать Аластору совсем не хочется, он в принципе не сильно уважает такое времяпрепровождение, предпочитая тратить на него в крайнем случае четыре часа в день. Командирский пульс в его по-военному выправленных венах ругается и ярится, беря на карандаш каждую секунду, безотчётно растворённую в сиропе праздного безделия.
Вот так просто тратить драгоценное время…
Аластор сжимает челюсти, и его зубы скрипят, точно свежевыпавший снег под бахромой по-зимнему короткого солнца. Хватит. Этим он ничего не добьётся. Сейчас нужно лишь ждать. Люцифер ворочается, сползает по долговязому телу. Домашняя рубашка Аластора расстёгнута едва ли не до живота, и Морнингстар ныряет в расхристанное приветствие ворота, скатывается ещё ниже и слепо тычется в округлый подъём крахмальных рёбер, жадно ловя чужое горьковатое тепло треснувшими губами, похожими на обеднённый кремнезём.
Аластор не выдерживает; кривит рот, издавая тихо стрекочущий смешок. Щекотно. В новом положении Люцифера, в этой бесновато-вывернутой симметрии есть свой плюс: взлохмаченная осока шевелюры больше не брешет по его лицу секущимися кончиками. Хрустальная линия скул Аластора почти скучает по лёгкому флёру яблочного кондиционера.
Подобное, нас самом деле, лишь детали. Люцифер мимолётно-утренней дымкой жмётся к нему, трепещет от него, не может без него — и совершенно неважно, какой позой он декларирует свою запатентованную нужду в Аласторе. В откровенной и нежной чреде шепелявости стрелки громоздких настенных часов вся суть Морнингстара — лишь придаток суровых насечек-бровей Аластора. Он смотрит на Люцифера, выжигая преклонную палитру образа в червоточине сознания, рисует пыльцой гардении на холсте аскетично-верующей пустоты.
— Ох, чёрт… — вдруг стонет Люцифер, продирая невидящие глаза; видимо, Аластор щекотался уж слишком громко. — Сколько я… — мужчина обрывает заискивающую речь, буквально скатывается с Аластора, неловко упав на зазеркалье отполированного паркета, и, вскочив, бросается к сотовому телефону, волнующему монотонной прямоугольностью ландшафт столешницы.
— Никто из детективов не звонил, — мягко говорит Аластор. — Я бы тебя тут же поднял. Отдохни уже наконец, ты двое суток почти не спишь.
— Брось! — раздражается Люцифер, но голос его по вине перемолотых кусков дрёмы звучит скорее невнятно, чем зло. — Машину уёбков видели на границе Мэн. Значит, теперь это в зоне ответственности федералов, а им вообще насрать, — распаляется Морнингстар, и ладонь его пляшет по сенсорному экрану устройства в попытке выцепить нужную последовательность цифр. — Сука, да никто не пошевелятся, пока эти больные мокруху не устроят! Желательно с кровавыми подробностями, чтоб журналюги полиции ни вздохнуть, ни пёрнуть не дали!
Аластор неслышно подходит к мужу и успокаивающе стыкуется промеж отвала его отсыревших лопаток. У Люцифера небольшие проблемы с осанкой, что, с учётом и без того низкого роста, делает его совсем камерным на фоне налитого жиром помпезности пространства личных апартаментов.
У Люцифера большие проблемы с дочерью, и это превращает его в силу, способную сжечь скрюченную остеопорозом реальность дотла.
— С Чарли всё будет хорошо… — осторожно начинает Аластор, будто маневрируя между точёными гранями лжи собственной правды.
— Знаешь, — Морнингстар с силой отрывается от него, разворачивается и стреляет осоловелым взором, — у похищенных людей есть такое свойство: зачастую с ними оказывается нихуя не всё хорошо. Особенно с учётом того, что никакого требования выкупа как не было, так и нет.
Праведный гнев отца ищет любую трещину, чтобы залиться в неё раскалённым золотом Вавилона, но лицо Аластора — непроницаемая и недвижимая глыба минерализованного всезнания, которую если прорвёт, то только изнутри.
— Я спасу её, — не клянётся, но констатирует Аластор. — Никто не смеет вредить моей семье, — пафосная реплика проговорена просто и обыденно, будто это не более чем обещание выносить мусор всю следующую неделю. В каком-то смысле так и есть.
Люцифер, бывший исполнительный директор «Lockheed Martin», продавец конституционных прав калибром сто пятьдесят пять миллиметров, что в своё время принесли Ад на выбритые напалмом земли сотен тысяч несчастных, горько усмехается. Морнингстар верит: если в мире остался хотя бы квант справедливости, то он заслужил нечто подобное.
Он, но никак не Чарли.
Больше всего Люцифер желает, — сейчас и каждую секунду прошлого, растаявшего в смуте утилизированных чувств, — чтобы у Шарлотты был другой отец.
Аластор.
Аластор не зажмёт деньги на хорошего телохранителя для единственной дочери.
Аластор всегда вовремя забирает Чарли из университета, не пропускает её концерты, оправдываясь работой или банальным обесцениванием её хобби; Люцифер, впрочем, тоже не оправдывается — просто забивает.
Аластор проводит сухими губами по оголённой ключице-магистрали с таким выхолощенным педантизмом, словно совершает сложнейшую кулинарно-хирургическую операцию, нарезая кухонным скальпелем душу на мелкие ломтики.
Аластор не проёбывается.
Люцифер очень хочет, чтобы так и оставалось впредь, поэтому он жёстко отсекает полые гильзы напрасной надежды:
— Спасёшь? Не мели чепухи. Ты считаешь себя умнее полиции и ФБР?!
— Всё верно, только добавь в этот список ещё ЦРУ, — отвечает Аластор совершенно серьёзно, и лицо его играет иллюзией радиолокационных всполохов.
— По-моему, это не я здесь недосыпаю, — истерически смеётся Люцифер. Сотовый в руке Морнингстара вторит ему чванливым жужжанием: в порыве спасительного неверия мужчина случайно нажал на кнопку выключения.
— Пока ты отдыхал, пришли кое-какие зацепки от нужных людей; в течение где-то двух часов всё должно проясниться, — спокойно объясняет мужчина. — Уже скоро Чарли снова будет с нами. Поверь мне.
— Удивительно… неконкретная информация, — саркастически тянет Люцифер. — Эти «нужные люди» с твоей предыдущей работы, о которой ты никогда не рассказываешь?
— Вроде того, — почти отмахивается Аластор, но, вовремя осознав свою помарку, примирительно никнет к холодной выпуклости лба мужа, возводя гладкий мост от переносицы до макушки. — Имена тебе всё равно ничего не скажут.
Люцифер клокочет вечерней старостью классического изваяния, не отвечая взаимностью, но и не разрывая их покрапывающую близость. В арсенале Аластора — пулемётная очередь ничтожно-малых вероятностей, но стоит уложить их в одну точку на стрельбище дармовой вечности, и, кажется, возможно всё… Кажется, Люцифер верит Аластору.
— Я не смогу жить без неё, — признаётся Морнингстар, рвано цепляясь за подкаченные плечи партнёра. — Прости, звучит очень… эгоистично. Но это так.
Аластор целомудренно молчит, не видя ни малейшего смысла повторяться. Он всё сделает.
***
Люцифер отрубается, едва его голова касается подушки их двухспальной кровати, и Аластор наконец пользуется моментом. Вороватой тенью он проскальзывает в коридор и направо, к мерцающему семечками ночных огней прибою панорамного окна, куда не дотягивается обзор камер видеонаблюдения. Дойдя до цели, мужчина аккуратно отодвигает панибратски тянущиеся к нему ветви ростового гибискуса, нащупывает съёмную панельку, подло неотличимую от остальной части поверхности и, сместив её округлостью любопытных костяшек, извлекает из отрывшегося паза кнопочный телефон обёрнутой в антибактериальную салфетку ладонью.
Изувеченная стена на пару с пауком-сенокосцем, падко примостившемся в уголке укромной выемки, осуждающе взирают на Аластора. Тот не остаётся в долгу: пускает пальцы в разинутую, словно на приёме у дантиста, глазницу и выдавливает из неё своё искусственное око, похожее на младшего брата газообразного куряки-Юпитера.
«Теперь не только у камер есть слепая зона» — внутренне смеётся Аластор, не до конца, впрочем, понимая юмора.
Он поддевает миниатюрный рычажок стриженым ногтем, и из рукотворного органа выскакивает SIM-карта, которую Аластор тут же вставляет в найденный мобильник, всё также орудуя одноразовыми салфетками вместо перчаток. Аластор давит на пиктограмму с красной трубкой; ещё секунду тёмный экран поучительно транслирует отражение его лица, обезображенного отсутствием привычного муляжа в подбровной дырке, а затем загорается пиксельно-белой эпитафией.
Заставка: «Nokia connecting peoples». Аластор ржёт во весь голос — и снова в себя. В этот раз он усваивает иронию в полном объёме и внутривенно.
Телефон приветствует его наскальной архаикой меню выбора функций, и мужчина не задумываясь переходит во вкладку «Контакты». Всего девять номеров, по одному из которых уже никогда не ответят. Размяв губы ностальгической ухмылкой, Аластор щёлкает на нужного человека, набивая короткое SMS.
«Как там девушка? Жду отчёт=)»
Ответ не заставляет себя ждать, но допотопный мобильник грузит присланный снимок до неприличия долго, а итоговая фотография оказывается такого скверного разрешения, что в снятом существе на первый взгляд сложно опознать человека, а не Лох-несское чудовище.
Но Аластор видел её почти каждый день на протяжении пяти лет, поэтому он без проблем узнаёт Чарли Морнингстар в расплывшейся битым кодом красно-белой гусенице. Узнаёт — и невольно заглядывается дольше положенного времени; всё-таки отцовская кровь проступает в ней с возрастом всё сильнее. Он почти фантазирует о том, как пластиковые наручники прямо сейчас кусают её худые запястья, а пунктир потёкшей косметики на бледных щеках напоминает перечёркнутое в пылу страсти любовное письмо.
Из транса его выводит назойливая вибрация, возвещающая о новом сообщении:
«хули молчишь дрочешь там чтоль»
Аластор закатывает оставшийся глаз — действительно, горбатого могила исправит. Собеседник его имел, впрочем, не только сильную сутулость, обеспечиваемую недолеченным компрессионным переломом позвоночника, но и целое ассорти почётных боевых травм разной степени извращённости, однако к праотцам совершенно не торопился, а по части резвости так вообще мог дать фору любому молодняку.
Аластор степенно выдыхает и принимается набирать текст:
«Может да, а может и нет. А может тебе, Хаск, озаботься другими вопросами?=) Говорят, вашу машину видели на границе штата Мэн»
«я далбаёб потвоему? тачку перекрасили номера пменяли и толкнули через посредника какимто мексикосам с кторыми ещё за неделю об всём добозарились. ща копы за ними гонятся поди. и ещё – мамка твоя хаск не зови меня этм дибильным пагонялом»
«Хорошо. Теперь вот что ты должен сделать: сломай-ка вашей гостье нос, а Ниффти пусть заснимет всё на нормальную аппаратуру. Сделайте всё максимально фотогенично – брызги крови, вписанные в общую композицию по принципу золотого сечения и т. д.=) Нужно, чтобы ситуация выглядела максимально «неприятно» для отца девушки=) Сейчас он скорее рефлексирует, что допустил сам факт подобного инцидента, не сполна понимая всей гипотетической опасности дальнейшего развития событий. Думаю, капелька художественного насилия на анонимно присланной кассете внесёт необходимую ясность.»
«… чё»
«Прошу прощения?=)»
«так давай не игнарировать слона в комнате. я ваще ситуацию не догоняю если почестноку. ты не упминал што нашей заложницей будет дочь твоего ёбыря»
«Прошу обойтись без фамильярности. Мы уже три месяца как официально оформили отношения=)»
«ок твоего официального ёбыря. чё за херню ты задумал? и прикращай ставить сраные залупы в конце каждго второго предложения»
«Это не «залупы», а смайлики=))). И не всё ли тебе равно, дружище, за кого ты получишь обещанную сумму денег в качестве выкупа?»
«я не въезжаю ни хуя»
«Поэтому я к тебе и обратился: ты как никто другой умеешь профессионально «не въезжать» в происходящее. Если тебе так нужен ответ по поводу моих мотивов, то можешь считать, что спокойная семейная жизнь — это просто не про меня. Но мы отошли от темы. Ты сделал то, о чём я тебя просил?»
«хочешь штоб я за просто так уебал дочери твоего мужика? похещение которой ты ж и заказал? сука те лечиться надо»
«Аккуратнее с выражениями, Хаск, иначе лечиться придётся уже твоему сынишке=)»
«поехавший уёбок тя от общества изолировать надо. желательно в могиле. мы с тобой по юности охуевшую дичь творили… но после истории с воксом ты стал вкрай конченым. деньги я отработаю раз такая маза пошла. но больше бля даж писать мне не смей»
Увидев знакомое имя, Аластор застывает, буравя патоку воздуха настороженной колкостью кадыка. Вокс. Вокс, как и Люцифер сейчас, когда-то был для Аластора всем миром, волшебным, люминесцирующим градиентом жизни. Естественно, когда Вокс захотел покинуть его, Аластор не дал этому свершиться.
Уходить — так насовсем.
Аластор по-доброму усмехается, подкидывая искусственное око. Всё-таки напоследок Вокс забрал с собой в Ад частичку своего ненаглядного оленёнка, видимо надеясь втайне, что тот присмотрит за своим блудным любовником. Сия набухшая трупными язвами семантика почти величественна.
И лишь после ветхозаветного отступничества Аластор усвоил одну до хохота очевидную истину: людям следует периодически напоминать, насколько он им нужен.
Мужчина отключает мобильник, возвращает SIM-карту внутрь глаза, а глаз — в твердыню его цельного черепа, откалывает в тайнике второе дно и достаёт пистолет с глушителем, крепко вкрученным в ствол по правосторонней резьбе, напоминающей залысину высокогорной тропы.
Скоро в его секретной телефонной книге станет на два недоступных номера больше.
Не беспокойся, дорогой. Я спасу Чарли.