6.

Бентам сходит на сушу первым, едва сходня касается берега. Раскаленный песок обжигает ноги сквозь тонкую подошву балеток, а жар, палящий от земли, заставляет тело покрыться тонким слоем пота. Холодная капля набухает на лбу, катится вниз, по переносице и щеке, смазывая и без того небрежный макияж. Мир вокруг продолжает покачиваться, и первые шаги уводят тело в сторону, пока Бентам усилием воли не подавляет привычку ходить по наклонной. Лебедята шушукаются между собой, медленно перетаскивая с корабля вещи для лагеря, и избегают его, обходя по широкой душе; Бентам не знает, что капитан сказал им, но благодарен за отсутствие необходимости следить за лицом. Наверняка оно искажено сейчас, выдавая его потерянность и неверие, — чувства, которые не должен испытывать человек, еще четыре дня назад счастливо отдыхавший в соседнем королевстве. Или пять дней?.. Бентам уже не помнит.

Он привыкает к твердости земли под ногами и идет вперед, бесцельно блуждая меж золотых барханов. Голоса остаются позади, и в какой-то момент, Бентаму кажется, что он заплутал; паника накрывает с головой, вокруг, куда падает взгляд, только бесконечная пустыня, и он в ее центре, потерянный и забытый. Он дергается вперед — или назад, он не знает, чувство направления отказывается работать, — и падает на колени, зарываясь пальцами в раскаленный песок. И это чувство, эта боль, трезвит его достаточно, чтобы услышать едва слышный гомон слева. Бентам поднимает голову, смаргивает пот или слезы с глаз, и понимает, что может видеть вдали ярко-розовую ткань палаток, собранных его лебедятами. Паника отступает, дыхание постепенно выравнивается, а сердце восстанавливает свой ритм. Бентам криво улыбается и поднимается на ноги, медленно стряхивая налипший на влажные ладони песок.

Мир вокруг кажется нереальным, как мираж, как кошмар, прорвавшийся в явь. Бентам снова начинает идти, — в сторону, стараясь держать лагерь на периферии зрения, но все равно то и дело разум мутнеет и теряет ориентир, заставляя горло сжиматься. Бентам жмурится в такие моменты и пытается дышать ровно, пытается сохранить рассудок, как мантру повторяя про себя: он жив, он выбрался, он победил. Он все еще не верит в это.

В какой-то момент в голову приходит мысль о том, что если завтра так и не наступит, что он будет делать?

Какие еще можно опробовать варианты, в каких местах искать зацепки и озарения, если эта ловушка все еще не разжала свои челюсти?

Бентам запрещает себе думать об этом и продолжает свое путешествие в никуда. Он не хочет засыпать, несмотря на так и не прошедшую усталость, он хочет встретить закат лицом к лицу, — возможно, в последнем акте храбрости перед новой вереницей безумных циклов. Он отклоняется все больше и больше с каждым шагом, и в какой-то момент обнаруживает себя снова на берегу. Среди песка и скал, перед необъятным морем, безумным морем Гранд Лайна, где сходят с ума законы природы — где сходят с ума люди. Бентам садится на камень, позволяя волнам омывать гудящие ноги, и пустым взглядом сверлит горизонт, краем глаза видя, как клонится к своему закату солнце.

Время течет невыносимо медленно, но все же слишком быстро, и каждая секунда, каждый удар сердца только усиливает чувство страха перед неизбежным. В последние секунды, Бентам выпрямляет сгорбленную спину, расправляет плечи — и смотрит прямо на тонкую полосу света, знакомую и незнакомую одновременно: ту, что он наблюдал слишком часто, но впервые видит, вот так, с берега.

— Бон-чан, ты не представляешь, что мы нашли!

Он инстинктивно оборачивается на голос и теряет из поля зрения последний закатный луч, последнюю секунду перед перезапуском.

И ничего не происходит.

Молодой мальчишка, матрос, подбегает к нему с широкой улыбкой и чем-то, завернутым в ткань в его руках; Бентам облизывает пересохшие губы, открывает рот, чтобы сказать что-то, или спросить, но закрывает его, так и не выдавив из себя ни звука. Носа касается сладковатый запах гниения.

Мальчишка трепетно разворачивает ткань, и на его ладони лежит розовый, чуть сплюснутый фрукт с характерными черными узорами на кожуре. Бентам удивленно склоняет голову набок — и поймав себя на этом непривычном жесте коротко усмехается, игнорируя сжавшееся сердце.

— Дьявольский фрукт? — спрашивает он риторический, принимая подношение. — Где вы его нашли?

— Под одной из скал у берега, — бордо отвечает ему мальчишка, едва не подпрыгивая от перевозбуждения. — Капитан сказал, что у вас есть энциклопедия!

— На корабле, да, — бормочет Бентам, рассматривая фрукт: толстая розовая кожура с острыми изгибам охватывает верхний край плода и обрывается, будто верхушка аккуратно срезана, открывая вид на белую мякоть и торчащий из середины, словно фитиль, черенок. — Наверное, я…

Он поднимает взгляд от фрукта в своих руках и замирает, ошеломленно глядя на непривычно темное небо. Солнце окончательно скрылось, забрав даже свой световой ореол, и только фиолетовая линия у горизонта напоминает о том, что еще недавно был день. Бентам поднимается на ноги и в два шага оказывается у воды, до рези в глазах всматриваясь вперед.

Он…

Он выбрался.

Он действительно сделал это.

— Бон-чан? — удивленный голос лебеденка разрушает ощущение застывшего мгновения, и Бентам трясет головой, приводя мысли в порядок.

— Я проверю, — он бросает взгляд на мальчишку и его губы сами собой складываются в мягкую улыбку. — Спасибо.

Он старается не вспоминать о том, сколько раз видел это лицо в крови, искаженное ужасом и болью.

— Конечно, Бон-чан. А! Ужин вот-вот будет готов, ты… присоединишься к нам?

— Разумеется.


Информация находится в самом конце книги, когда Бентам уже перестает надеяться ее найти. В главе «неисследованные» под двенадцатым пунктом есть лишь схематичный набросок и короткий отчет о встрече исследователей с неизвестным сумасшедшим. Группа ученых, уловив всплеск неизвестной энергии, отправились на место происшествия, где и был обнаружен молодой человек в окружении трупов. Попытки выйти на контакт не удались, сумасшедший был погружен в свои фантазии, снова и снова произнося одни и те же фразы, обращенные, по всей видимости, к мертвецам вокруг. Попытки заполучить фрукт, который он держал в руках, не увенчались успехом, и ученым пришлось использовать мощное успокоительное, чтобы привести парня в относительную сознательность. Тот оглядел мертвые тела, и, проигнорировав ученых, сбросился со скалы в море.

Его последней фразой было: «На этот раз все должно получиться».

Бентам с силой захлопывает энциклопедию и жмурится, коротко выдыхая сквозь зубы. Его мутит от сухих строк, отпечатавшийся будто на обратной стороне век, от безразличного тона описаний, от собственного воображения, с садистской яркостью рисующего Бентама — сумасшедшим, потерявшимся в фантазиях и, в конце концов, убившего себя в наивной уверенности, что у него будет еще одна попытка.

Он срывается с места и склоняется над горшком, прощаясь с первым за долгие месяцы ужином. Горечь желчи жжет язык и горло, а память подбрасывает одну за другой картинки самых мерзких, самых ужасных смертей.

Действительно ли Бентам выбрался, или просто сошел с ума? Как он может быть уверен?

И неожиданно, как вспышка облегчения, короткий образ возникает в голове: Даз, встречающий с ним закат, и теплая рука на плече Бентама. Темные до черноты глаза устремлены в горизонт, но чувство, что все внимание обращено только к нему не угасает, а только подстегивается, когда хватка грубых пальцев усиливается на мгновение, стоит солнечному ободу скрыться за горизонтом.

Бентам вытирает слезы и с улыбкой, может быть лишь немного безумной, отползает к кровати, хватает кувшин и как в то, первое пробуждение, льет воду в себя, забыв о стакане. Ледяная вода, принесенная явно всего пару часов назад, сводит зубы болью и посылает мороз по коже, но Бентам рад этим ощущениям.

Ведь в фантазиях не должно быть боли, верно?

Минута за минутой, Бентам сидит, впитывая в себя ощущение свободы и реальности, чувство настоящего: неумолимого и неукротимого, но, самое главное, непрерывного потока времени, что больше не нарушит свой ход. Он сидит так до тех пор, пока свободно блуждающий по каюте взгляд не застывает на лежащем на столе фрукте, причине и виновнике его дьявольских бед. Бентам медленно поднимается на ноги.

Во всем произошедшем много белых пятен и дыр, которые так и не были заполнены слишком короткой и сухой сводкой. В голове зреют вопросы без ответов, тонна непонимания и отвратительное чувство неразгаданной загадки.

Бентам мог бы отнести фрукт ученым и рассказать свою историю. Возможно, благодаря исследованиям все пробелы бы заполнились логичными и четкими данными, возможно, он даже понял бы причины, почему именно он стал жертвой, а не кто-то другой.

Бентам вздыхает и, развернувшись на пятках, решительно покидает каюту. Он идет по темным переходам и коридорам, в самое сердце корабля, — в камбуз, где воздух еще пропитан запахом свежего хлеба, приготовленного малышом коком для завтрака. Бентам берет герметичный контейнер и щедро засыпает его солью, так, чтобы помещенный внутрь фрукт как можно дольше оберегался от брожения; в конце концов, Бентаму плевать на сохранение вкуса. Вот так, с контейнером соли в одной руке и банкой парафина в другой, Бентам возвращается к себе.

Тщательно вымытый и высушенный фрукт лукаво блестит в свете лампы, пока тягучие капли медленно покрывают его, скатываясь по бокам.

Соль рыхлится и липнет к плоду, принимая его в свои оковы.

Контейнер щелкает, закрываясь, когда вакууматор заканчивает свою работу, запечатывая маленькую щель между крышкой и стенкой.

Бентам бы мог продвинуть науку вперед, позволив гениям современности изучить эту силу, — понять ее и поставить на службу человечеству, — но он слишком хорошо знает, что в его эпохе нет неподкупных людей, как нет не вовлеченных в политику ученых. На руках Бентама много крови, возможно, даже крови невинных, но он не хочет быть тем, кто разрушит этот мир. Он не хочет быть тем, кто на блюде принесет Правительству оружие настолько сильное, что само существование реальности окажется под вопросом.

Поэтому он окутывает плод парафином, он хоронит его в соли, вакуумирует, герметизирует, кладет в старую шкатулку, которая совсем непримечательна и не привлечет внимание подводных искателей, а утром, стоит их кораблю отчалить, а морю — потемнеть от глубины, Бентам бросает ее со всей силы, что ему доступна.

Потому что никто не должен обладать такой мощью.

И потому что никто не заслуживает стать жертвой этой ловушки.

И только когда рябь от падения разглаживается, скрывая от всех, — и от него самого, — последнее пристанище дьявольского фрукта со свойствами искажения времени, Бентам позволяет себе вдохнуть полной грудью и наконец-то…

Поверить, что все закончилось.

Он подставляет лицо горячим ветрам Алабасты, и надеется, что его усилий достаточно, чтобы хоть на несколько лет отодвинуть перерождение этого поистине дьявольского плода.

Бентам возвращается к себе, открывает личный дневник и листает страницы, освежая в памяти события, произошедшие дни — месяцы — назад.

Кафе «Спайдерс», второе марта, восемь часов. Новый заказ Зеро-чан, по слухам, обещающий быть особо прибыльным для каждого из участников. Бентам закрывает дневник и улыбается: у него достаточно времени, чтобы успеть найти одного необычного пассажира и рассказать ему свою безумную сказку.

А дальше… а дальше — будь что будет.