— Эй, посмотри, что у меня для тебя есть!

Бутхилл закатил глаза, однако нашел в себе силы проигнорировать это в третий раз. Еще немного — и он выпустит пулю если не в лоб, то хотя бы в щиколотку навязчивому продавцу всякого дебильного хлама. Правда, тогда награду за его голову получат местные копы — псы, или как их там?..

— Тебе понравится! Я сделаю скидку!

Оскалившись, Бутхилл обернулся к мужчине. Озлобленное выражение лица того отнюдь не напугало; напротив, кажется, лишь воодушевило еще больше.

— Смотри! — он принялся показывать какие-то чучела за прилавком. — Эти прибирают комнаты, эти готовят еду, эти — для секса. Готовы в любой момент, никогда не отказывают.

— Тебе сразу врезать или сначала послушаешь, что я о тебе думаю?

Продавец в ответ лишь рассмеялся.

— Можешь и то, и другое, только сначала купи.

Бутхилл опустил взметнувшуюся было к кобуре руку, лениво оглядел товары. Девушки для уборки были одеты в аккуратную форму горничных, для готовки — в фартуки, для секса... Бутхилл поморщился, задержав взгляд на внушительном бюсте и огромных наполовину оголенных бедрах. Все они выглядели отвратительно и вызывали скорее эффект зловещей долины, чем желание вставить в них член. Впрочем, не то чтобы Бутхилл вообще в этом нуждался.

— Не интересует, — буркнул он, однако перед тем, как отвернуться, его взгляд зацепился за еще одну фигуру, в самом углу, в тени. Задержался.

Мужчина за прилавком сразу заметил это, и его улыбка на мгновение застыла. Он обернулся, проследив за взглядом Бутхилла.

В отличие от остальных роботов, эта девушка выглядела почти живой, и буквально ничего не выдавало в ней искусственного происхождения — кроме, пожалуй, неестественной неподвижности. Если бы у Бутхилла по-прежнему было сердце, оно бы сжалось от чего-то, напоминающего жалость.

— Это... — неуверенно начал продавец, — это был эксперимент. Я делал ее на заказ, однако заказчик остался не очень доволен. Хотел, чтобы она выглядела помладше.

Он чуть потянул ее на себя, вытаскивая на свет.

— Красивая, правда? — с благоговением спросил он. — У нее есть сознание. Это значит, что она может сопротивляться... Многим это нравится, — он вызывающе усмехнулся.

— Заткнись, — выпалил Бутхилл, и его револьвер в руке щелкнул. Впервые у мужчины напротив в глазах мелькнул испуг.

— Забирай бесплатно... Я не могу ее продать, потому что это запрещено. Меня отправят в тюрьму за такое...

Бутхилл сам до конца не понимал, почему на это согласился, однако теперь она сидела напротив него на постели в номере, все с тем же застывшим взглядом. То, как он тащил ее в свою комнату в отеле, вызвало неподдельный интерес у других проживающих — тем не менее, вопросы задавать никто не осмелился. Размышляя над тем, что теперь с ней делать, он невольно задумался: насколько они похожи? Если сам Бутхилл еще помнит свою человеческую жизнь, хоть и давно... хм, перестал испытывать на себе ее отдельные аспекты, то ей это и вовсе чуждо. У нее не было детства, нет воспоминаний, а если и есть — то лишь искусственные, ложные. Знает ли она о том, что она не человек и никогда им не была?..

Он слегка потянул кожу на оголенном животе и вскрыл механизм без одной шестеренки, которую продавец выдал ему вместе с девушкой. Шестеренка щелкнула, встав на место, и механизм пришел в движение. Над макушкой послышалось нечто, напоминающее вдох. Бутхилл поднял голову и встретился с удивленным выражением.

— Сколько прошло времени? — тихо осведомилась она. Связки чуть захрипели — будто покрывшись пылью или ржавчиной от столь долгого бездействия.

— Я не знаю, — честно ответил Бутхилл.

Девушка откашлялась и огляделась вокруг. Комната, казалось, ей была знакома; по крайней мере, интерьер не вызвал замешательства или отторжения.

— Когда меня включали в последний раз, мужчина был другой. Я ему не понравилась.

Ее голос звучал абсолютно спокойно: либо она не умела испытывать обиду, либо ей попросту не приходило в голову, что подобная ситуация могла бы задеть чьи-то гипотетические чувства.

— К черту его, — бросил Бутхилл, — он кусок космического отхода.

Она в ответ вскинула брови, но ничего не сказала. Ненадолго воцарилось неловкое молчание: впрочем, вполне вероятно, что неловким оно казалось только Бутхиллу. Девушка снова оглядывалась вокруг, и ее не смущала ни непривычная для Пенаконии нагота, ни пристальный взгляд парня напротив. Она сидела ровно, не ерзала, не кусала губы, все движения казались чересчур выверенными, отточенными. Излишне привлекательными. Бутхилл раздраженно отвернулся, помня о разговоре с продавцом.

— Так, значит, ты меня купил? — наконец, спросила она.

— Угу, — неопределенно промычал Бутхилл, не желая признаваться, что она ему досталась задаром, даже если вряд ли она бы этому придала большое значение.

— Хорошо.

Бутхилл не услышал звук шагов, только почувствовал прикосновение чужой руки к затылку и... Ее губы оказались неожиданно теплыми и мягкими, прямо как настоящие. По скальпу пробежали мурашки. Мужчина уже забыл, каково это — когда тебя касаются нежно и аккуратно, а не в попытке выдрать голову из тела вместе с проводами.

Она ведь не знает... ничего не знает ни об устройстве этого мира, ни о том, кто на самом деле такой "Галактический рейнджер" и почему за его голову назначена огромная награда. Она как... ребенок?

Внезапная мысль заставила Бутхилла вздрогнуть и отстраниться. На щеках у девушки выступил яркий румянец, глаза, подернутые легкой дымкой, заблестели.

— Ты краснеешь, — недоверчиво буркнул он, и девушка кивнула.

— Да, и температура тела тоже поднимается. Это автоматический отклик на действия, которые ведут к интимной связи.

— О чем, твою консоль, ты вообще говоришь? — зарычал он и, встретив выражение искреннего испуга на ее лице, заставил свой пыл остыть на пару градусов. — Какой извращенец вообще до этого додумался?

— Извращенец? — она нахмурилась. — Я думала, что это то, как все происходит у людей.

— У людей не принято использовать других как секс-игрушку.

Отвратительная, наглая, смердящая ложь, и Бутхилл это прекрасно знал. И она тоже, раз в ее сознании существует какое-то понимание окружающего мира — поэтому в ответ на такой выпад она отступила назад и тихо спросила:

— Тебе я тоже не нравлюсь?

И вот теперь Бутхилл это услышал — имитация обиды в том, как дрогнул ее голос, как дернулся подбородок и как она резко глотнула ртом воздух.

— Я этого не говорил. Я просто не заинтересован в сексе, вот и все.

Такой ответ оставил ее еще более сконфуженной.

— Не заинтересован? Но я думала... зачем тогда...

— Потому что я не хотел, чтобы тебя выкупил другой извращенец.

— Почему ты называешь их извращенцами? Разве хотеть секса — это извращение?

Бутхилл, стиснув зубы, бросил в нее озлобленный взгляд — озлобленный от того, насколько бессмысленными казались попытки ей объяснить, что во всей этой ситуации было искажено и противоестественно. Само ее существование было противоестественным. Что бы Бутхилл сейчас ей ни сказал, абсолютно все будет звучать жестоко и несправедливо. Вместо этого он сбросил с плеч накидку, обнажая металлические швы там, где должна была продолжаться шея. Глаза девушки вспыхнули интересом: хотя его торс все это время был тоже обнажен, она, должно быть, воспринимала это скорее как причудливый костюм, нежели часть его тела. Теперь часть.

— О, эйдолоны... — прошептала она, протягивая пальцы к предполагаемым ключицам. — Можно?

Бутхилл кивнул, чувствуя, как жар бросился в лицо. Нигде, кроме его головы, уже не осталось кожи, однако от этого чужое прикосновение казалось еще более интимным. Никто прежде не смел трогать его железные комплектующие даже с его разрешения (не то чтобы он его кому-то давал) — а кто посмел, те не выживали.

— Я никогда такого не встречала, — она водила подушечками по деталям, словно пытаясь впитать каждый их миллиметр. Ее движения стали медленными и заторможенными: она явно анализировала, что это за человеческий вид перед ней и почему в ее мозг не загрузили никакой информации о подобном.

— Такое нечасто встретишь, — усмехнулся он.

— Ты не... человек?

— Был им когда-то.

Очередные несколько минут прошли в тишине. Бутхилл терпеливо ждал, когда ее интерес угаснет.

— Тогда, наверное, было бы лучше, если бы ты меня не покупал, — вдруг провозгласила она.

Мужчина перехватил ее за запястья, и она подняла голову.

— Тебе дали сознание, чтобы ты могла плакать и сопротивляться.

— Ну и что? — невозмутимо спросила она.

— Это бесчеловечно, — процедил он сквозь сжатые зубы.

Она вновь вскинула брови.

— Почему тебя вообще это волнует? Ты впервые меня видишь. Я тебе никто, так что тебя это совершенно не должно заботить.

В ее голосе не было ни капли горького сарказма, она говорила это со всей непосредственностью. Она верила в это. Верила в то, что ей внушил этот остаточный шлак, который ее создавал.

— Люди испытывают сочувствие не только по отношению к тем, кого знают, — в отличие от нее, из Бутхилла презрение сочилось так, что можно зачерпнуть ложкой. Густое, вязкое — точно такое же, как его низкий с хрипотцой голос.

— Почему?

— Покопайся у себя в головном словаре и поищи слово "эмпатия".

Она притихла на несколько долгих мгновений, ее взгляд стал отстраненным... и наконец вновь обрел осмысленность.

— Но я не человек, — решительно отчеканила она. — Я создана для того, чтобы доставлять удовольствие. Я на это запрограммирована. Больше я ничего не умею. А ты... ничего не чувствуешь.

Бутхилл чуть сжал ее руки в своих. Она уже догадалась. Значит, это вопрос времени, когда ее интеллект разовьется настолько, что она начнет-таки осознавать собственную свободу воли и неприкосновенность.

— Мне необязательно чувствовать физически.

Бутхилл сам не верил, что говорил это. Столько лет он был убежден в том, что ему не нужны ни чувства, ни отношения, потому что он не сможет ни получать, ни отдавать никакого тепла — даже в буквальном смысле. Видимо, чувства все-таки ютились не в сердце, которое он утратил вместе с телом. Они остались в голове.

— Что ты имеешь в виду?

Он притянул ее ближе.

— Иди сюда.

Его ладонь легла на полуобнаженную поясницу, и девушка вздрогнула. Реагирует даже на температуру.

— Прости, — выпалил он, а она лишь качнула головой:

— Ничего.

Он не был до конца уверен, что именно собирается делать: воспоминания о том, как это происходило у влюбленных людей, уже давно затерлись разрушительной силой времени и дефектной человеческой памятью. Он нерешительно поднял ее руку к своим губам и поцеловал костяшки пальцев. Она тихо вдохнула, и щеки порозовели практически до мочек ушей. Бутхилл старался не тешить свое самолюбие, зная, что это всего лишь "отклик" в ее программе, и все же ему нравилось то, что он видел. Его губы скользнули к запястью — кожа на них оказалась такой же тонкой, какой он помнил ее когда-то у самого себя. Филигранная работа. Было даже страшно представить, как этот побочный продукт добился такой убедительности.

Он наклонился к ее лицу и утянул в долгий, глубокий поцелуй. Она тихо простонала, чувственно выгибаясь в позвоночнике — с истинной грацией дикой кошки. Удивительно, насколько в ней было продумано каждое движение.

Она с охотой тянулась к нему, со всем желанием отвечала на поцелуй. Бутхилл ненароком отметил, что ее дыхание не греет: маленький просчет, который пока единственный выдавал ее нечеловеческое происхождение.

Когда большой палец мужчины соскользнул вниз и на секунду огладил кожу под резинкой шорт, все ее тело прошило вибрацией — легкой, но достаточной, чтобы заставить Бутхилла отпрянуть.

— Это... нормально. Виброотклик. Если тебе не нравится, его можно отключить в настр...

Ее прервали новым поцелуем. Бутхилл больше не мог выносить разговоров обо всех этих дурацких функциях.

Тишина в комнате нарушалась только их спутанным дыханием и шуршанием одежды — хотя на обоих ее было достаточно... мало.

Бутхилл вспоминал. Точнее, вспоминало его тело — хоть и другое, но все же движимое тем же мозгом. Кончики пальцев ласково пробежались по ребрам, невесомо вырисовывая круги. Выше. Ниже. Когда его руки обхватили бедра, ее тело снова отозвалось вибрацией, а с губ сорвался робкий полустон. Бутхилл снова отстранился, однако на этот раз не от неожиданности.

— Как ты понимаешь, что достигла... финиша?

Она улыбнулась и отвела взгляд, прежде чем ответить:

— Пока не знаю.

Бутхиллу было интересно, однако он решил отложить свое любопытство до лучших времен — понятия не имея, как, но он был твердо намерен забрать ее из Пенаконии с собой.