Сегодняшний день должен был стать особенным, и погода как будто знала это и расстаралась на славу: теплые солнечные лучи растопили последний снег, обнажив пожухлую траву, птицы как с ума сошли, стараясь наверстать зимнюю тишину. Все вокруг радовалось этому дню. Все, кроме Иля. С самого утра он ходил нервный и злой. День Определения — это то, о чем мечтает с самого детства каждый мальчишка. Ведь именно в этот день Боги решают, кто получит метку альфы, а кому будет оказана великая честь стать омегой и продолжить род. Мечтал и Иль. Раньше. А потом у него появился Раф, и все изменилось.
Они росли вместе, разница в возрасте была всего два года, так что не было ничего удивительного, что в одну из ночей они разделили постель, как делили до этого игрушки, забавы и наказания. Раф не был сильным, как Иль, не был он и хорошим охотником, был плох во всем, что касалось строительства или валки леса. И все равно ухаживали за ним многие, несмотря на то, что его метка пока была не ясна. Потому как достоинства Рафа крылись в другом, и любой был бы рад создать с ним дом.
Хотел этого и Иль. Он мечтал, как они уйдут из общего жилья и построят свое, или займут пустующее, и будут жить счастливо. Только День Определения, на который попадали и восемнадцатилетний Иль, и шестнадцатилетний Раф, все портил.
Когда-то давным давно рожать мог каждый мужчина, но люди возгордились в своем праве, и Боги разгневались на них, лишив самой главной привилегии. Так бы и кануть в лету роду людскому, если бы младший Бог — Крамиша — не сжалился над неразумными детьми и не одарил их омегой. Раз в несколько лет, когда сходились звезды, старейшины вымаливали благословение Богов и проводили ритуал среди юношей от четырнадцати до двадцати. На несколько, вошедших в возраст, приходился всего один омега, редко — два, иногда — ни одного. Год, когда Боги обходили их благословением, был годом великого горя.
На деревню был положен всего один Родитель, чтобы люди не начали размножаться бездумно и гордыня не обуяла их снова. Поэтому, если место его было занято, то на ритуал съезжались старейшины из других деревень, где время детородного возраста омеги заканчивалось, или случалось страшное несчастье, и он погибал. К тому же так можно было избежать кровосмешения.
Стать омегой — большая честь. Жить омегой — великое счастье. Все в деревне делалось для его благополучия: у него был лучший дом, лучшая снедь, была даже добровольная прислуга, исполнялась любая его прихоть и почти любое желание. А когда наступал период течки, лучшие альфы сражались в поединке, и ложа омеги была достойна только тройка победителей.
И все же жизнь деревни не крутилась вокруг омеги. Альфы создавали дома друг с другом, делили постель и быт. Так было проще и приятнее жить. К тому же ты мог и за всю жизнь не выиграть ни одного поединка, а обрекать себя на одиночество никто не хотел. Многие из домовитых и вовсе отказывались в них участвовать. И Иль собирался жить так же, вдвоем с Рафом, без всяких омег, вот только…
В этот раз на ритуал попадало пять человек. И Иль не видел никого более достойного получить благословение Богов, чем Раф. Будь он Богом, он бы обязательно выбрал его. Ведь он был хорош собой, добр, его любила и слушалась скотина, его всегда звали, когда телилась корова, или нужно было усмирить жеребца, растения под его руками быстрее набирали силу и охотнее плодоносили. Что взять с остальных претендентов? Силу? Меткость? Так этого добра в деревне и так навалом. Раф был особенным. А это значило, что ему придется уехать. Даже с этим Иль бы смирился. Он бы последовал за ним, и бился за право ночи, он был сильным и смелым, он бы смог победить. Вот только встречаться всего лишь раз в месяц, а то и в год, если боги благословят ребенком, и делить его с какими-то другими альфами — это было выше сил Иля.
Он в тайне молился, чтобы в этот раз Боги обошли их своим благословением. Если бы кто узнал о его крамольных помыслах, Илю было б несдобровать. Но он гнал от себя страх и совесть. В конце концов, в прошлый ритуал им подарили аж два омеги. Не так уж и страшно, если в этот раз Боги оставят ему Рафа. Он в жизни так их ни о чем не просил, как об этом. Неужели они пренебрегут его просьбой?
— Пора. — Дверь в общую спальню открылась, за ними пришел лично один из старейшин, как полагалось правилами.
Иль оглянулся, поймав перепуганный взгляд Рафа. Не он один нервничал, не он один думал. Ободряюще улыбнувшись, он первый шагнул за старейшиной. Кто бы только с ним поделился уверенностью?
Каждый мальчишка знал, как проходит ритуал, хотя он и был скрыт от посторонних взоров специально возведенным шатром — новообращенные альфы плохо умели держать язык за зубами. Поэтому происходящее не стало неожиданностью. На входе каждому протянули кубок со специальным снадобьем, которое жгло горло, пробивало на слезы и согревало желудок. Потом их разделили, за каждым закрепили сопровождающего, который помог им совершить омовение и облачиться в ритуальные одежды: простые и белые, как чистый лист без надписей, каковым они пока и являлись.
Неприятной частью, которую нужно будет перетерпеть, было клеймо. Метка на шее между позвонками прожигалась раскаленным железом. Иль знал это и был морально готов. Он больше переживал за Рафа, который плохо терпел боль, и даже во время их ночной возни часто капризничал и жаловался. Но то, к чему он был не готов — это к странному жжению, заполнившему сначала желудок, и уже поднявшемуся по пищеводу и спустившемуся чуть ниже, к паху. Наверное, сказывалось действие напитка, но почему никто никогда не упоминал о таком эффекте?
К моменту, когда его облачили в новое одеяние и вывели в зал, внутри уже все пылало. Пожар с каждым его движением становился все сильнее. Пришлось даже закусить губу, и смахнуть выступившие на лбу капельки пота. Иль оглянулся, кажется, остальные чувствовали себя нормально, или выдержка у них неожиданно оказалась получше, чем у Иля. Даже Раф стоял как обычно, только бледен был через меру.
Он даже вздохнул с облегчением, когда им сказали опуститься на колени перед ликом Крамиша. За их спинами зазвучали голоса, в унисон читавшие молитву, только Илю стало совсем не до этого. Жар стал нестерпим и теперь к нему добавилась боль. Кто-то будто выкручивал ему кишки раскалёнными щипцами. Терпеть было почти невозможно, но все остальные молчали, даже Раф, а значит, надо просто взять себя в руки.
Молитва все лилась, и стоять ровно становилось все труднее. Иль то и дело норовил согнуться пополам в инстинктивном порыве облегчить мучения. Пот уже лился градом, из прокушенной губы текла струйка крови, расширенные зрачки отказывались воспринимать реальность. Он забыл о своих опасениях и терзаниях, теперь хотелось только, чтобы все побыстрее закончилось.
Рядом закричал один из участников, в воздухе запахло палёными волосами и горелым мясом. «Уже скоро, немного», — уговаривал себя Иль, которого била крупная дрожь. Кажется, он и сам стал раскаленным куском железа. По очереди раздавались вскрики, однако, когда клеймо коснулось его шеи, это отозвалось достаточно ничтожной болью, по сравнению с той, которая терзала его уже некоторое время. Ничего не понимая, Иль попробовал подняться, но его куда-то повело, и он позорно упал, коснувшись горячей щекой холодного пола.
— Иль! Что с ним? Пустите! Да отпустите меня! — услышал он крики Рафа на грани сознания и наконец блаженно отключился.
Когда он открыл глаза, то понял, что находится не в общем жилье. Там не было таких светлых окон и мягких кроватей. Шевелиться не хотелось, хотя боль ушла, оставив после себя слабость и небольшой жар. Ныла прожженная шея под повязкой, а ещё жутко хотелось есть.
Рядом кто-то шевельнулся. Наверное, Раф, подумал Иль и повернул голову. Но вопреки ожиданиям, рядом с ним сидел один из старейшин.
— Поздравляю, — преувеличенно радостно сказал он. — Боги благословили тебя.
— Что? — не понял Иль.
— Ты омега, Иль! — произнес тот не менее пафосно.
— Нет. Этого не может быть. — уверенно заявил благословенный.
Это точно какая-то ошибка. Какой из него избранник Богов? Это же просто смешно. И Иль рассмеялся. Он хохотал так заливисто, как, наверное, никогда в жизни, до икоты, до тех пор, пока из глаз не побежали слезы. Старейшина покачал головой, взял какой-то стакан со стола, и, придержав голову, помог выпить. Сладкий привкус сон-корня подавил смех, притупил мысли. Глаза сами собой закрылись, и Иль снова погрузился в беспамятство.
Когда он очнулся второй раз, сквозь плотно закрытые резные ставни просвечивала ночь, и рядом никого не было. Приподнявшись, он сел на кровати и осмотрелся. Он — омега. В голове по прежнему не укладывалось. Он даже не рассматривал такую возможность и теперь оказался совсем не готов к этому развитию событий. Иль совсем не знал, что ему делать. По хорошему, надо было радоваться. Он был избранным, благословенным, Боги отметили его, как достойного, пусть, хоть убей, он понятия не имел, за что ему вдруг такая честь. Только вот радостно не было.
Раф… Что теперь будет с ними? Иль бы отправился за ним хоть на край мира, бросил бы все, что ему знакомо, боролся бы за право быть с ним, но Раф — другой. Что делать, если он не захочет следовать за ним?
Ответов на эти вопросы у него не было, но он обязательно их найдет. Вот только сначала поест.
Еда нашлась быстро, стояла на столе, уютно накрытая полотенцем, здесь же — кувшин с разбавленным вином. «Что ж, привыкай к заботе», — подумал Иль невесело, без разбору набивая рот. Казалось, будто он не ел двое суток, или даже больше. Утолив голод, он подошёл к выходу. Вряд ли Раф спит, а даже если и так, ничего, проснется, им есть, что обсудить. Он решительно дёрнул ручку, но дверь оказалась заперта.
Иль не чувствовал себя избранным — пленником. Утром дверь его комнаты отпирал кто-то из старейшин и дальше весь день его не выпускали из вида. В уборную хоть с ним не ходили, и за то спасибо. Все попытки выйти за пределы дома омеги, а это оказался он, мягко, но настойчиво пресекались. На все просьбы позвать Рафа отвечали отказом.
Ему не грубили, не били, не приковывали к кровати, но вся эта настойчивая вежливость была едва ли не хуже. Они даже нашли объяснение, чтобы держать его взаперти: первая течка должна была начаться примерно через месяц, но иногда случалось, что она настигала раньше срока, и оказаться в окружении альф в этот момент — не самая хорошая идея. Иль не знал наверняка, правда ли это, но чувствовал фальшь. Сам в себе он никаких изменений не ощущал, кроме разве что необычайно обострившегося обоняния.
Время бежало стремительно, а отведенный ему месяц убегал сквозь пальцы. Как только он окончится, Иль должен будет поехать в свой новый дом, который определят ему старейшины. К нему приходили мужчины из других деревень, почему-то чужаков пускали, с дарами, уговорами и заманчивыми обещаниями. Это была традиция, поскольку Иль все равно ничего не решал. Старейшины выбирали, руководствуясь большей пользой для деревни. По сути его продавали, но Илю было не важно. Какая разница, куда тебя отвезут, если любое место будет новым и незнакомым? А если люди, с которыми он рос, от этого выиграют, то разве ж это плохо?
Важным было хоть на время вырваться из-под постоянного надзора и найти Рафа, а это казалось почти невозможным. Помог случай. В один из дней, в коридоре он наткнулся на омегу их деревни. Иль вдруг понял, что никогда не видел его. Раньше казалось, что он просто не хочет выходить из прекрасного дома, где всего в достатке, но, пожив здесь взаперти, он уже не был так уверен. Омега скользнул по Илю равнодушным взглядом и вдруг заинтересовано замер, кивнул и остановился, позволив с ним поравняться. Старейшина, сопровождавший Иля, хотел что-то возразить, но наткнувшись на холодный взгляд Родителя деревни досадливо причмокнул и отошёл на пару шагов, оставляя их наедине.
Иль неуверенно поднял взгляд. Тот, кто казался чудом, едва ли не божеством, стоял сейчас прямо перед ним. Он ожидал увидеть неземную красоту или какое волшебное сияние, но перед ним стоял обычный мужчина, худой и измождённый, с непропорционально большим животом, безрезультатно скрытым под богатыми, расшитыми цветными нитями одеждами.
— Ты избранный, — сказал омега утвердительно, но Иль на всякий случай кивнул. — Хочешь о чем-нибудь спросить?
Иль снова кивнул. В голове тут же зароилась куча вопросов, расталкивая друг друга, пытаясь вырваться наружу. Они все были важны, все — первостепенны. Но, чтобы задать их все, наверное, и жизни бы не хватило.
— Каково это, быть омегой? — спросил он наконец.
— Быть избранником Богов — великая честь, — сказал он тоже самое, что ему вот уже неделю твердили старейшины, но затем добавил: — И великое бремя. Молись, чтобы тебе хватило сил его нести.
Иль не понял его, но постеснялся уточнить. Вместо этого он задал ещё один вопрос, который обдумывал уже несколько дней.
— Тех, кто приходит… Ну, в ночь после поединка… Я ведь могу выбрать? Если я захочу, могу я выбрать кого-то другого? Могу я выбрать того, кто в нем не участвовал?
У него почти созрел план. Раф не сможет победить, даже если поедет с ним, даже если будет участвовать, но почему он сам не может решать, кто достоин?
— Это не запрещено, — медленно проговорил омега. — Но ты не захочешь выбирать. Ты захочешь их всех, тебе будет все равно, кто они, а на утро ты забудешь их лица.
— Я не… — попытался возразить Иль.
— Ты — да, — перебил его Родитель. — Ты пока не представляешь, что тебя ждёт, ты не будешь думать о том, о ком думаешь сейчас. Все твое сознание будет занято только одной мыслью — скорее прекратить пожар внутри, и ни о чем больше. Прости, если разочаровал.
Иль замолчал. План рухнул. Если пожар, о котором говорил омега, хоть немного был похож на тот, что он испытывал во время ритуала, то, пожалуй, в его словах была доля правды. Только, что теперь делать? Он не хотел сдаваться.
— Я… Я бы хотел попрощаться кое с кем, но меня не выпускают отсюда. Я могу как-то выйти?
Омега молчал достаточно долго, так что Иль перестал уже и надеяться, потом бросил взгляд на маячившего старейшину и сказал непонятное:
— Перед тем, как тебя запрут, попроси теплого молока, оно помогает уснуть. — И добавил тише: — Только вернись до рассвета.
Иль сделал так, как было велено, дождался, когда щелкнет замок и только затем взял в руки кувшин с молоком. Под ним на подносе лежал ключ. Возблагодарив всех Богов и омегу, Иль для верности отсчитал еще пару часов, чтобы все успели уснуть, и аккуратно отпер дверь.
В доме было темно и пусто, не встретил Иль никого и на улице, а вот перед общим домом в нерешительности остановился. Конечно, уставшие за день от работы мужчины спали крепко, но вдруг он случайно кого-нибудь разбудит? Прогнав неуверенность, Иль тихонько на цыпочках скользнул за порог. Все здесь было до боли знакомо, пробраться между чужими кроватями к своей он мог бы и с закрытыми глазами. Сейчас она была одинокой и пустой. Рядом мирно сопел Раф. Выглядел он не очень: под глазами пролегли тени, обычно округлые щеки с ямочками теперь впали. Дни разлуки дались непросто и ему. Он аккуратно погладил Рафа по щеке. Тот испуганно распахнул глаза, которые тут же засветились радостью узнавания. Иль приложил палец к губам, призывая к тишине, и поманил на улицу.
Только оказавшись за порогом, они, не сговариваясь, прижались друг к другу, заключив в объятия. Так бы и простоять вечность. Почему Боги решили разлучить именно их? Раф отстранился первым, замялся:
— Поздравляю, — выдавил из себя он, и как-то горько добавил: — Ты, наверное, рад… Я тоже радуюсь за тебя…
— Я не рад, Раф, не рад. — Иль взял его лицо в свои ладони, коснулся большим пальцем его закушенной губы. — Как я могу радоваться?
Раф всхлипнул, хотя глаза были сухими:
— Я хотел прийти к тебе, но меня не пускали и наказали, когда я пытался пробраться тайком. Теперь тебе тоже влетит, да?
— Не важно, Раф. Ты… Ты поедешь со мной?
Он отвел глаза, и Иль все понял. Он мог уже и не отвечать, но все-таки сказал:
— Я думал, Иль, честно, но я не смогу, прости. — Руки Иля соскользнули вниз, отпуская его лицо, и Раф поспешил оправдаться: — Что я там буду делать? Я — не ты, Иль, мне не одержать победу в поединке, а если все равно не смогу тебя видеть, тогда зачем? Уж лучше тогда быть там, где тебе все знакомо.
Иль кивнул. Комок, застрявший поперек горла, не позволил ничего ответить. Он знал это сразу, Раф просто озвучил его собственные мысли, и даже возразить на это было нечего. Только отчего тогда так больно? Они стояли молча достаточно долго, прежде чем Раф решился добавить:
— Ты… ты ведь не забудешь меня? — Прозвучало словами прощания и от это стало еще хуже.
Нет, он не готов смириться, только не сейчас:
— Раф, я не брошу тебя, слышишь? — Иль сжал его ледяные пальцы, пытаясь дать уверенность, которой не было у него самого. — Я не знаю, как, но я обязательно что-нибудь придумаю. Я вернусь за тобой, или отправлю какую-нибудь весточку, и мы снова встретимся. Верь мне, хорошо?
Раф снова всхлипнул и нехотя кивнул. Он не верил. Не удивительно, ведь Иль и сам себе не верил. Прощание получилось скомканным. Раф все-таки заплакал, и их последний поцелуй был с горьким привкусом соли. Иль и сам держался из последних сил. Может, и правы были старейшины, что не хотели его отпускать? Ничего хорошего не вышло. Все надежды, которые Иль еще в себе теплил, теперь рухнули. Нет, он не сдался. Завтра он обязательно найдет выход. Но сегодня ему хотелось сжаться комком и выть. Что он и сделал, как только вернулся не в свою комнату не в своем доме, не забыв, правда, спрятать ключ обратно под кувшин. Больше он был ему ни к чему, выходить за пределы дома еще раз отпало всякое желание.