— он на завтрак упаковку батареек съедает, что-ли? — фыркает акито, глядя из окна на то, как тсукаса репетирует очередную ерунду в школьном дворе. уже теплеет, но все равно холодно, а этот гений в одном пиджаке и рубашке. видно, как он меряет шагами тропинку между корпусами, что-то уверенно рассказывает, на мгновение смотрит вверх, прямо на акито, и тут же выходит из образа. улыбается. акито неуверенно машет ему, чтоб шел внутрь, а тот активно машет ему в ответ обеими руками, дурак.
тойя отзывается смешком и несильно пихает его локтем.
— читай, у нас тест скоро. на тсукасу ты всегда полюбоваться успеешь.
— я не любуюсь, — буркнул акито, с неохотой возвращаясь к учебникам и ощущая, как теплеет лицо. тсукаса в этом году выпускается, но тойя все равно не соврал — на него он сможет смотреть абсолютно всегда, когда захочется.
тсукаса, дурной старшеклассник, тот, кто боролся с его фобией собак тем, что позвал весь вхш гавкать на него разными голосами, тот, кто до смерти боится даже похожей на сороконожку складки на одежде, тот, кого акито так по-тупому л ю б и т — исполняет свою мечту. тсукаса собирается уезжать и поступать в вуз под началом какого-то крутого театра. ехать до него будет несколько часов, но помимо этого он еще будет ездить с постановками по всей японии, так что.
акито не расстроен. он просто чувствует себя глупо.
— все хорошо?
акито на него не смотрит, злобно распинывает с дороги камешки. в какой-то момент это начинает выглядеть так, будто он просто со злости пинает землю.
— да. ты же хотел поступить, — говорит он ровно. поднимает голову и видит, как тсукаса с усилием молчит, думает, что сказать — редкое явление.
— я ведь не навсегда уезжаю, — начинает он, осторожно делая шаг ближе. — и звонить буду. ты еще от меня устанешь, вот увидишь!
акито кисло усмехается и вздыхает, изо всех сил игнорируя ноющую боль под ребрами, игнорируя чувство одиночества, игнорируя мысли о том, что конечно они все уезжают, конечно они все оставят его одного, конечно он знал, что так будет, и это рано или поздно случится — тсукаса хорошо сдал экзамены, он вообще молодец. он правда старался и заслужил все это. заслужил быть звездой.
— да еще бы. только попробуй не звонить, — и вместо объятий слегка толкает его локтем в бок. тсукаса немного расслабляется.
в конце концов акито приходит провожать его на поезд. с ним еще тойя, ан с кохане, руи, нене, эму, и, конечно, саки с родителями. они ободряюще хлопают его по плечу, ерошат волосы, обнимают, что-то суют в карманы и сумки на дорогу, поздравляют и желают удачи, а акито стоит в стороне, кусая щеку изнутри в мясо. когда он видит, как эму украдкой вытирает слезы, у него внутри ничего не дрожит. когда он видит, как саки делает то же самое, он вовсе отворачивается.
вхш обнимают его так долго, что он чуть не пропускает поезд. акито ограничивается отбитым кулаком, и тсукаса выглядит до смешного разочарованным, будто ему отвесили подзатыльник ни за что.
— удачи тебе.
он упрямо смотрит на него, а потом коротко, но крепко обнимает, после чего берет сумки в обе руки и буквально бежит. целая толпа кричит прощания и трое оставшихся вхш бегут за поездом, когда он начинает отъезжать, размахивая руками в окно, как придурошные. тсукаса машет им в ответ и орет что-то, что акито не может разобрать из-за странного шума в ушах.
он смотрит поезду вслед, пока тот не исчезает. ан даже плачет немного, хотя от нее он вообще не ожидал. они с коханэ держатся за ручки — противные — и уже собираются уходить, когда замечают, что он с места не сдвинулся.
— я пока не пойду. идите без меня, — отмахнулся акито, типа не волнует. у самого почему-то трясутся руки и болят глаза, хотя он не ревел. он сует ладони в карманы и пялится на поезда, на провода, на рельсы, да куда угодно, только не на противных сахарных анханэ, которые поступили в один колледж и которые дольше чем на минуту не расстаются. они вообще его бесят.
коханэ растерянно смотрит на ан, хлопает глазами, как напуганный хомяк, и ан аккуратно выпускает ее руку, чтоб подойти ближе к акито и ударить ему в плечо своим костлявым кулаком. тойя с другого конца лишь мягко хлопает его по спине.
— за что? — он слегка поморщился, потирая место удара. ан упирает руки в бока.
— за то что киснешь. будешь грустить — еще больше получишь, — отвечает она. пока он в нецензурной форме ей не ответил, ан разворачивается на платформе своих кроссовок, берет коханэ под ручку и топает домой, махнув ему на прощание. — ждем на репетиции как обычно!
акито остается стоять, держась за плечо и часто-часто моргая, опустив глаза на рельсы и отговаривая себя на них ложиться. лишь потому что тойя стоял рядом и очень убедительно за ним смотрел, он не стал.
в подобном тупняке проходит почти год. он не поступил, так что пошел работать к кену в кафе, со временем накопил на съем и тоже переехал, оставляя отца думать над своим поведением. эна приезжает на каникулы и остается у него, а к родителям заходит только иногда. тойя после выпуска уехал учиться, и акито даже искренне за него рад. нельзя вечно петь песенки в ночных клубах и зависать с вокалоидами в карманных вселенных.
— какой же ты кислый, — эна до сих пор заставляет акито будить ее утром вместо того чтобы пользоваться будильником, и это первое, что она говорит, увидев его на кухне. он изгибает бровь, сюрпая кофе ей назло. эна фыркает, проходя мимо и наливая себе тоже чашку.
— а какой я должен быть? «сестричка, как я рад тебя видеть! как классно, что ты приехала!» — издевательски мило улыбается он, от чего эну аж передергивает, а его это смешит.
— никогда больше так не делай, — говорит она, отпивая кофе. — фу, ты же в кафе работаешь, тебя кофе варить не научили?
— то, что ты пьешь, это разбавленное кокосовое молоко, а не кофе, — ворчит акито. он варит кофе так, как его научил тойя, и пьет, как пил тсукаса — с неприличным количеством сиропа.
эна встречается с остальными из найткордов, они до ночи где-то гуляют, а потом она приходит ночевать, загадочная и счастливая, и так по кругу. акито из вежливости узнает, как там мизуки, и эна отвечает какими-то нелепыми отговорками, пока он не видит из окна, как они целуются.
да чтоб вас всех.
эна вскоре уезжает, оставляет у него дома свои отстойные розовые наушники с кошачьими ушами и пару наставлений. он ее даже не слушает, в спешке провожает ее на поезд вместе с родителями и не остается у них на ужин. его тошнит. и даже не от того, что эна там с кем-то встречается, а потому что он приходит домой, тонет лицом в подушке и дома тихо. у него ощущение, что пока все движутся дальше, он лишь стоит на вокзале и бесконечно по всем скучает, и его это бесит, и у него сил нет чтобы с этим справляться.
он почти не чувствует вины, когда скидывает звонки тсукасы. они со временем становятся реже.
в его ленте тиктока где-то между вокальными тренингами и самоуничижительными мемами появляется предложение подписаться на угадайте кого. он не задумавшись переходит на его аккаунт, читает описание:
«Тсукаса Тенма — звезда семь дней в неделю ☆ 24.06. — Киото, ждите!»
и фыркает с того, как это на него похоже. у него на аватарке какое-то селфи — тсукаса на стерильно чистой кухне сидит за столом и держит в руке тост с маслом. у него безупречная укладка, естественная улыбка. фотография глупая, наигранно домашняя, хотя там профессиональная обработка и свет.
он такой… ненастоящий. слишком ровный, слишком статичный. в школе он как резиновый отпрыгивал от стен, орал так, что полы тряслись. у него всё было слишком, поэтому акито и присох к нему, как бинт к ране — намертво. слишком искренний, чтобы его игнорировать, тсукаса протягивал себя на раскрытой ладони, и акито тянул руку в ответ, протягивая то, что от него осталось. сухой одуванчик из пустыни.
тсукаса снимает какую-то ерунду. впрочем, большего он не ожидал — какие-то танцевальные тренды, моменты с постановок, мотивация, упражнения на актерское мастерство. есть несколько тиктоков с остальными из вхш — реклама чудо-сцены, коллаб с нене, что-то разговорное с руи, который теперь не странный парень с последней парты, а какой-то крутой продюсер. они все успешные до скрежета зубов, и будто даже не расставались.
— а как тебе сцена, где герой вылезает из гроба, полного червей?
— руи. никаких червей.
— но если…
— РУИ.
— тсукаса-кун такой жестокий…
камиширо все еще актерище похуже тенмы. акито даже улыбается, пока не замечает это за собой.
глупость. и лицо у тсукасы тупое. и вообще весь его контент. и он так и не научился регулировать голос.
акито листает его аккаунт, пока не засыпает, уставший. у него на репите продолжает играть какой-то тикток, момент из «ромео и джульетты», где тсукаса стоит на одном колене в глупой одежде и вокруг него сцена, и какая-то девушка, актриса, хлопает глазками ему в ответ. на них красиво падает свет прожектора, и камера такая четкая, что видно, как у него прядь прилипла к влажному от пота виску.
тсукаса признается ему в любви сто тысяч раз, пока телефон не разряжается под утро.
он где-то пропустил момент, в котором тсукаса говорит, что скоро у него будет перерыв и он поедет навестить семью. его фанаты плачут и желают ему хорошо провести время, акито ничего не желает и до смерти боится случайно лайкнуть хоть один его тикток. или фотку в инстаграмме. нет, он не лазил по его инстаграмму.
он просто изо всех сил игнорирует всплывающие сообщения от тойи, которые у него висят по несколько недель. каждый раз он отвечает, что просто устал на работе и забыл написать. и так по новой.
иногда он вылезает из своей пещеры на репетиции или выступления в локальных конкурсах, чтобы поддерживать рутину и немного обмануть себя, типа все по-старому. сначала, когда тойя резко исчез из их группы, их завалили неудобными вопросами, но вскоре отвалились. просто квартет стал трио.
(на самом деле акито был третьим лишним. вивид бэд сквад всегда был двумя дуэтами больше, чем группой)
и возвращаясь однажды домой он ожидал чего угодно, но только не чертового тенму тсукасу в черной панаме и маске, который узнал его на улице и резко начал махать ему с другой стороны дороги, привлекая к ним обоим внимание. инстинкт «бей или беги» подвел акито впервые в жизни — он замер на месте и просто подождал, пока тсукаса пройдет подземный переход и встретит его яркой улыбкой и смеющимися глазами.
— акито!
— ну я.
тсукаса беззаботно спускает маску на подбородок. он действительно все еще говорит капсом, но как-то более плавно, что ли. научили в театральном. наверняка он носит маску просто потому что он типа «звезда», а не из-за того, что его действительно узнают на улице.
— ты чего тут забыл? — непринужденно спрашивает акито, как будто не знает.
— приехал отдохнуть. и с вами повидаться, — тсукаса, кажется, правда рад его видеть, судя по тому, как его лицо расцветает теплой улыбкой.
— а. — тупо кивает акито, не зная, что еще ответить. ему кажется, что за год он только разучился с людьми общаться.
— не хочешь выпить кофе? — внезапно предлагает тсукаса.
— чт- прямо сейчас?
— ну да. ты занят?
— эээ… — акито тормозит, смотрит на него еще раз. у него конкретно сегодня нет дел, вообще он планировал гнить у себя в комнате, но почему-то для тсукасы хотелось сделать вид, будто он на самом деле не неудачник. — нет. не занят. можем ко мне зайти, я тут живу недалеко.
— отлично! родители не будут против?
— я отдельно живу.
— правда?!
по дороге тсукаса рассказывает обо всем — над чем сейчас работает и какие постановки планирует, рассказывает, что его зовут в кино, но из-за театральной экспрессивности ему тяжеловато играть естественно. рассказывает, что саки учится на воспитателя, и что он так сильно ею гордится. неохотно акито рассказывает про эну и ее мегакрутой художественный вуз, и тсукаса искренне за нее радуется.
акито поздно вспоминает, какой в его комнате некрасивый срач, поэтому ведет тсукасу на кухню и ставит кофе вариться. пока тсукаса что-то чирикает на заднем фоне, он на автопилоте наливает две кружки, одну ставит напротив него и сам садится рядом. тсукаса улавливает аромат ванильного сиропа и округляет глаза.
— ты запомнил?
— что? — до него доходит и он неловко отпивает слишком горячий кофе, лишь бы спрятвть лицо за кружкой. — нет, это- я просто тоже так пью.
— с каких пор? — уточняет тсукаса, но ответа не требует. всё-то он замечает.
чем дольше они сидят, тем сильнее акито вымораживает то, как он изменился. у него красиво уложены волосы, он сменил стиль и перестал одеваться, как старик на пенсии, у него идеальная осанка и даже на ногтях какой-то прозрачный лак. акито клянется, что видит на его лице пудру и какой-то еле заметный хайлайтер.
и он проколол ухо — с хряща свисают пара круглых золотых колец, одно со звездой. боже. черт. нет, он не пялится.
акито позволяет себе мысль, что вот так сидеть с ним даже приятно, пока тсукаса не начинает задавать вопросы.
— не хочешь рассказать, почему ты не отвечаешь на звонки?
«да блять», очень четко думает акито.
— занят. работаю, — сухо отвечает он.
— ты работаешь восемь часов четыре на три, а не двадцать четыре на семь.
— откуда ты знаешь?
— коханэ рассказала саки, саки рассказала мне, — тсукаса резко ставит кружку на стол и спрашивает как-то непривычно тихо. — если общение сходит на нет, то лучше скажи прямо и я отстану. зачем ты меня игнорируешь?
у акито мгновенно закипает внутри, но он держит это, как бурлящую воду под крышкой. он сам не понимает, за что на него злится — умом понимает, что тсукаса не виноват. он буквально ничего не сделал. просто следовал своей мечте.
акито не настолько жестокий, чтобы у него это отнимать.
— акито.
он поднимает глаза и видит, как тсукаса нахмурился, больше жалобно, чем сердито, поджав губы. наверное, для него игнорирование — самое худшее, что можно с ним сделать, учитывая всё. акито все еще злится, но еще хочет попросить прощения, и выгнать его из квартиры к чертям — такая противоречивая смесь травит его изнутри, и каждый день, когда акито намеренно избегал тсукасу, сливался в сплошное серое месиво. небо без звезд.
— тебе правда не стоило приезжать.
тсукаса округляет глаза, как будто его ударили.
— акито.
— зачем ты вообще приехал? тебе ведь было хорошо, — продолжает он, ногтями царапая щеку. — ты что-то вроде селебрити теперь. ладно семья, зачем ты ко мне пришел? только не говори, что скучал, я тебе не поверю. у тебя миллион новых знакомств, тебе должно быть тупо некогда думать о нас! и обо мне особенно!
когда акито моргает, тсукаса уже перед ним, и на его лице, как обычно, написано всё.
— акито, — повторяет он еще раз ломающимся голосом. акито замирает, наблюдая, как раскраснелось его лицо, как тональник забился в складку меж бровей. он актер, но акито тот еще лицемер. у тсукасы плечи поднимаются и опускаются от того, как тяжело он дышит.
он на самом деле ни капли не изменился. все еще протягивает себя в ладони, ни капли не боясь обжечься.
руками тсукаса касается его щек — озверевший от тактильного голода акито чуть ли не вздрагивает и некстати вспоминает, как тот на полном серьезе считал ему веснушки — а потом крепко обнимает его, лицом в воротник толстовки, пальцы в волосы на затылке. он не боится зацепиться сережкой за чужие уши, увешанные пирсингом. акито чувствует, как всё нутро тсукасы вздрагивает от сдерживаемых эмоций.
и, наконец, обнимает его в ответ, игнорируя, как щиплет глаза. нет, он не плачет, с ума сошел? просто макияж с чужого лица посыпался.
— я правда скучал, — говорит тсукаса с трудом. акито выдыхает и плавится, слишком близко подлетевший к солнцу, а оно, внезапно, не обжигает. только греет, мягкое и родное.
он ласково ерошит его идеальную укладку, абсолютно ее уничтожая.
— я тоже, — шепчет акито в ответ.