Какавача был счастливым ребенком.
И теперь, сидя прикованным к старому потертому металлическому столу, он осознавал это на все сто процентов.
В полицейском участке пахло сыростью и пылью. В дальнем углу допросной, куда его привели, тускло горела одинокая лампа, которая почти не давала света. Её хватало лишь, чтобы вошедшему следователю было видно обвиняемого. Если бы не меры безопасности, его, вероятно, оставили бы сидеть в полной темноте.
Может, оно и неплохо… Хоть поспал бы.
Поясница ныла от долгого сидения на одном месте. Промокшая под проливным дождем рубашка за несколько часов в участке так и не успела высохнуть. Может, из-за чересчур высокой влажности в помещении? Наверное, полицейские здесь дышали плесенью двадцать четыре на семь. Не зря каждый второй заходится кашлем время от времени.
Его трясло, но он почти не чувствовал этого. Сестра говорила, что после такого переохлаждения можно заработать пневмонию. Плевать. Он добился, чего хотел. Волноваться за собственную жизнь больше незачем.
Он шел к этому дню четыре года. Единственное, что не давало забыть о времени — эта дата. Да какое там… сегодняшний день был той ниточкой, которая держала его в этом мире.
Наконец послышался скрип двери, но он даже не шелохнулся. Какой смысл? Следователю не было нужды смотреть ему в глаза.
Он и так всё расскажет.
— Это сделал я, — его хриплый от переохлаждения голос прозвучал, однако, очень твердо.
— Да я в курсе, парень, — ответил следователь с легкой усмешкой. — А зачем, не скажешь?
— Терпеть не могу это слово. Зачем… — он скривился, когда произнес его вслух.
— «Зачем»? — следователь удивленно откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — И чем же оно тебе не угодило?
— Оно воняет… беспомощностью.
Полицейский помолчал.
— Парень, если ты так и будешь разыгрывать драму, вытащить тебя из этой передряги не получится даже у Яшмы.
Какавача удивленно поднял глаза, впервые оторвав их от металла столешницы. Только теперь он смог разглядеть полицейского, присланного его допрашивать.
Перед ним сидел мужчина лет тридцати, не больше. Он казался бы еще моложе, если бы не белоснежная грива волос и смуглая, будто высушенная на палящем солнце, кожа.
Когда их взгляды встретились, полицейский тепло улыбнулся и придвинул к нему кружку с горячим чаем.
— Хочешь верь, хочешь нет, но здесь мы не особо хотим тебя судить. Ты хоть в курсе, кого убил?
Какавача кивнул и схватился обеими руками за горячую кружку, тут же обжигая руки.
— Вот как… Значит, ты не так глуп, как мы думали. Яшма будет довольна. Только, давай, ты расскажешь мне всё с самого начала.
— Вот именно, я не глуп, — заметил Какавача. — Думаешь, от одного чая я сразу разговорюсь?
Он демонстративно сделал огромный глоток горячего напитка и тут же закашлялся.
— Эоны, что за дрянь ты мне подсунул, кэп?!
— Обычный чай. Знаешь, такой… в пакетиках. Я кстати не «кэп», как ты выразится, а всего лишь лейтенант.
— Будто есть разница, — Какавача закатил глаза и отпил еще глоток чая. — Легавый и есть легавый.
Полицейский в ответ пожал плечами и спокойно сказал:
— Называй, как хочешь. Только вот, если ты расскажешь всё с самого начала, то у тебя будет шанс не присесть лет на двадцать и не просрать всю свою молодость в тюряжке. Такими словами тебе стало понятнее, парень?
— Какая разница…
Полицейский внимательно вгляделся в его глаза, склонив голову чуть набок.
— Помереть тебе там тоже не дадут, будь уверен. Двадцать лет с грузом на сердце — непросто, верно? А если расскажешь всё, как есть, то, может, у тебя будет шанс продолжить начатое. Если, конечно, понравишься мадам Яшме. Зачем ты это сделал?
— Я уже сказал, что терпеть не могу слово «зачем»?
— Сказал, и весьма доходчиво. А теперь будь добр, поясни.
✧ ✧ ✧
— ЗАЧЕМ?! — истошный крик сестры оборвался оглушительным грохотом автоматной очереди.
Стреляли же в воздух, верно? Ему не раз доводилось слышать этот звук. Перед выстрелами на поражение всегда сначала отправляются в воздух предупредительные.
Пальба оборвалась, и на дом опустилась тяжелая тишина. Стоило задержать дыхание и замедлить пульс, иначе его найдут. Невозможно не услышать такой грохот, с каким сейчас в панике заходилось его сердце.
Бам. Бам. Бам.
Тяжелые шаги эхом раздались над головой. Он прятался в подвале их дома, где темнота была почти густой, такой непроглядной, что не видно было даже собственного носа, но любой звук в разы усиливался из-за сводчатого потолка и каменных стен.
Страшно.
Так страшно, как не было никогда за все его четырнадцать лет. Ужас ледяными иглами пронизывал всё тело. Его колотило так, что тряслись старые рассохшиеся доски пола. Он давно знал, что под одной из паркетин пряталась ниша, и сам был достаточно худым, чтобы поместиться там.
Это место Какавача нашел в те времена, когда они с сестрой постоянно играли в прятки. Ему было... лет семь или восемь. Его надежное убежище сестра так и не нашла. И неизвестный, что сейчас оглушительно топал, тоже не сможет.
Осталось только… хоть как-то унять дрожь и не издавать ни звука.
Бам. Бам. Бам.
Шаги приближались. Судя по всему, опасность уже на пороге.
Какавача не знал, кто пришел в дом к ним с сестрой. Когда в дверь начали стучать и орать что-то на незнакомом ему языке, ему было велено спрятаться в подвале и ни в коем случае оттуда не выходить. Что бы не случилось. Чего бы не услышал.
Он послушался. И едва не сорвался, когда услышал пронзительное «ЗАЧЕМ» от сестры. Но то ли опыт, то ли просто инстинкт самосохранения приказал не высовываться. Её вопль до сих пор звенел в ушах, и всё, что сейчас хотелось — оглохнуть вовсе, чтобы не слышать больше эти шаги.
Бам… Бам.
Неизвестный остановился у двери. Помедлил мгновение, но всё-таки повернул тяжелую ручку. Старые, проржавевшие насквозь петли так мерзко скрипнули, что Какавача едва не передернулся, но удержался, испугавшись выдать себя.
Через открытую дверь в подвал пролился тусклый луч одиноко висящей под потолком лампочки. Он осветил незнакомца со спины, давая рассмотреть получше. Не высокий, но и не низкий, коротко стриженный. Мужчина был бы ничем не примечательным, если бы не ярко алые, горящие безумием глаза и такая же сумасшедшая улыбка.
Бам. Бам. Бам.
Незнакомец прошел вглубь подвала. Эти тяжелые шаги Какавача запомнит еще очень надолго.
Соседняя с ним половица скрипнула. Он задержал дыхание и мысленно послал молитву Гаятре, чтобы этот человек не двинулся дальше. Только вот их богиня слышит его… очень избирательно.
БАМ.
Одна из досок, под которыми он прятался, треснула. От неожиданности мужчина повалился на пол, едва не раздавив в лепешку Какавачу, тут же вскочившего на ноги.
— ВОТ ТЫ ГДЕ, ПОГАНЕЦ! — проорал незнакомец и попытался схватиться за его лодыжку, но Какавача ловко увернулся.
Бежать. Нужно забирать сестру и бежать.
Он резко толкнул мужчину ногой в живот, а потом — коленом в пах, злобно смотря на него снизу вверх. Никто, обидевший его семью, не уйдет безнаказанным. Противник не ожидал такой прыти от мелкого пацана, поэтому снова с болезненным стоном повалился на пол.
Это его шанс! Какавача опрометью бросился прочь из подвала, захлопнув за собой дверь и тут же подставляя под нее стул, чтобы её нельзя было так просто открыть изнутри. Это выиграет им немного времени. Он, вбежав в крохотную кухню, которая служила им еще и гостиной, прокричал:
— Сестрица!
В ответ он услышал тихий стон, раздавшийся откуда-то из-за тумбочки.
— Беги… Беги, Какавача. И не оглядывайся.
Он упал перед ней на колени, попытался взять на руки и унести, но она лишь устало прикрыла глаза и одними губами произнесла:
— Зачем они..?
Это были последние слова, которые он услышал от сестры.
Память навечно отпечатала в его мозгу её серое лицо, контрастно выделяющуюся струйку крови, вытекающую из носа и темное пятно, расползающееся на ткани её старенького ситцевого сарафанчика.
Изо рта сестры потекла кровавая пена. Она судорожно выдохнула… И больше не вдохнула.
Как бы Какавача её не звал, как бы не тряс, сестра не шелохнулась. Жизнь ушла из неё, отдав последнюю свою искру на это «зачем».
За спиной снова раздался грохот.
Разъяренный мужчина выбил дверь с первой же попытки и теперь, тяжело дыша, уставился своими маленькими алыми глазами-бусинами прямо на Какавачу.
В голове пронеслось: «Беги… Беги, Какавача. И не оглядывайся». Он послушался её и в этот раз.
✧ ✧ ✧
Gustavo Santaolalla — Unbroken
Лицо этого человека стояло перед его глазами даже во сне. Не отпускало ни на мгновенье, оставляя в душе лишь одно желание — избавиться от него раз и навсегда.
Это не было жаждой мести, отнюдь. Скорее просто невыносимой усталостью от одного и того же образа, маячащего на периферии его взгляда. Он затмевал даже воспоминания о сестре.
Какавача вернулся домой спустя несколько дней, даже не надеясь на то, чтобы найти здесь тело сестры. Как же он ошибался...
Он нашел её там же, где и оставил. Мертвую и холодную.
Как под покровом ночи он тащил её на себе, как хоронил в лесу за домом — Какавача всё это помнил очень смутно. Но даже в эти мгновения видел перед собой то лицо.
И не мог с этим смириться.
Четыре года прошло с тех пор. Ровно четыре года. И теперь Какавача с чистой совестью мог бы последовать вслед за сестрой, ведь больше ничего не удерживало его в этом мире.
Он убил того человека. И даже успел избавиться от тела прежде, чем его схватила полиция.
И теперь перед его глазами стояло уже собственное лицо: холодные потухшие глаза и широкая ухмылка. Это новый виток его сумасшествия? Он не готов жить с этим еще двадцать лет. Тем более в тюрьме.
Он рассказал всё. Историю гибели их родителей, которых, просто за то что они сигонийцы, забили до смерти где-то в подворотне такие же бандиты Как они с сестрой — осиротевшие подростки, не знающие о жизни почти ничего, — голодали неделями напролет. О жестоком расстреле последнего члена его семьи, о четырех годах выслеживания убийцы. О том, как и он сам замарал руки в крови.
— Ты убил последнего члена группировки «Катиканцы», — хмыкнул полицейский. — Остальные либо тоже погибли, либо сидят в тюрьме.
— Неплохой повод, чтобы сесть туда и добить оставшихся, не думаешь, кэп?
Внезапно дверь с грохотом открылась, и за ним послышался стук каблуков. На этот раз Какавача хотел бы обернуться, но из-за прикованных к столу рук сделать это не получилось.
— Я так не думаю. А моё мнение поважнее будет, мальчик, — раздался из-за спины мелодичный женский голос.
Стук каблуков прекратился, и Какавачу обдало сладким запахом духов. Кажется, это были сирень и крыжовник. Едва незнакомка наклонилась к нему ближе, он тут же звонко чихнул.
Женщина тут же отшатнулась и хмыкнула. Обошла стол, и присела рядом со следователем.
— За «Катиканцами» стоят куда более опасные группировки. Ты что нибудь слышал о «Разрушении»? А о «Небытие»? — увидев в лице напротив полное недоумение, она кивнула: — То-то же.
Немного помолчав женщина добавила:
— Меня зовут Джейд, мальчик. Все зовут меня Яшмой. А ты теперь будешь Авантюрином. Заслужил.
Какавача удивленно уставился на Джейд и нервно хихикнул.
— Что заслужил? Что еще за камни? Надеюсь, хоть не в почках? Хотя, учитывая, что я просидел здесь мокрый насквозь часов десять, не исключено.
— Парень, — вздохнул следователь, — с тобой тут серьезно разговаривают, а ты отшучиваешься.
— Ладно, будет тебе лейтенант. Иди, завари ещё чаю. Только умоляю, не этой бурды из пакетика. Я знаю, что у Асты есть нормальный. Сходи, попроси за меня. Только перед этим, будь добр, отстегни Авантюрина от стола. Алмаз будет очень недоволен, что одного из юных дарований Шпионской Академии КММ так беспардонно прицепили к столу наручниками.
— Что за новое имя вы мне придумали? — буркнул Какавача.
— Тебе не нравится? Ну уж прости, в группе Каменных сердец осталось только одно вакантное место. И ты, дорогой мой, занял его вчера. Это понятно?
Ему оставалось только кивнуть.
— Вот и славно. Поднимайся, подберем тебе одежду поприличней.
Он встал и тут же чуть не рухнул обратно. Тело не слушалось, пришлось схватиться за столешницу пальцами и перетерпеть онемение, иголочками уходящее из ног. Когда кровь вернулась к своей нормальной циркуляции, Какавача наконец выпрямился, подняв взгляд на Джейд, обворожительно улыбнулся и спросил:
— Может, хоть закурить у вас найдется?
Так из жизни ушел Какавача. Теперь на его месте был Авантюрин. Который буквально вчера поступил в Шпионскую Академию КММ и уже на следующий день выполнил свое первое задание — устранил одного из самых опасных преступников на Пенаконии.