Нью-Йорк, октябрь 2012 года

***

Этельстен смотрел на захлопнувшуюся за Ленардом дверь в душевую комнату и молчаливо ронял слезы, пытаясь унять разрастающуюся в душе боль. Он чувствовал, как из его заднего прохода сочится сперма, как она стекает по бедрам и, подсыхая, неприятно стягивает кожу. Но физический дискомфорт не шел ни в какое сравнение с тем, что творилось в его сердце.

Обида на слова парня едкой кислотой выжигала душу, оставляя в ней безобразные кровоточащие раны. Но, несмотря на чудовищный поступок парня, Этель все еще пытался понять и простить его, придумывая соседу всевозможные оправдания.

У Ленарда был тяжелый день, он поссорился с девушкой, он был пьян, в конце концов...

Но как бы Этель ни старался, ни одна из этих причин не служила достаточным поводом, чтобы оправдать те чудовищно грубые слова, которые парень выплюнул ему в лицо.

Слезы новым потоком хлынули из глаз Этельстена, и он, закрыв лицо ладонями, сделал глубокий вдох, пытаясь подавить всхлип.

Все, что случилось с Ленардом, было ужасной несправедливостью, но Этель не считал это поводом для оскорблений!

За что парень обозвал его шлюхой? За то, что ему понравилось? Только за это?

Однако где-то в глубине души Этельстен знал, что все закончится именно так. Видегрель, попытавшись заняться с ним сексом, просто сбежал, обвинив во всем себя самого и исчезнув на несколько дней. Ленард же нашел другого козла отпущения. Но суть от этого ничуть не изменилась.

Выходит, с кем бы он ни переспал, с кем бы ни сблизился, все они будут или сбегать, или выбрасывать его как ненужную вещь сразу после секса? Неужели это все, чего он достоин?

Заедая себя этими мыслями и глотая слезы обиды, Этель встал с кровати и болезненно поморщился от неприятных ощущений, простреливших его зад. Каждый шаг отдавался внизу живота тянущей болью, отчего он довольно сильно прихрамывал, припадая на правую ногу. Кое-как доковыляв до выключателя, парень зажег в комнате свет и тут же посмотрел на внутреннюю сторону бедер. Сперма, стекающая по ним, была красной, и от этого Этельстен всхлипнул еще громче. Ему бы в душ, смыть с себя весь этот ужас, но Ленард, похоже, засел там надолго.

Что теперь делать, парень не знал. Ему хотелось исчезнуть, раствориться в воздухе, чтобы больше не чувствовать этой сжимающей сердце боли. Но даже если бы он, наплевав на правила, вышел из спальни, ему просто некуда было идти со своей проблемой. Родителям о таком не расскажешь, а ябедничать учителям Этельстен не хотел, потому что прекрасно осознавал, что часть ответственности за случившееся лежала и на нем.

И все же, из комнаты нужно было уходить.

Кое-как натянув штаны и первую попавшуюся футболку, Этель вытер заплаканные глаза, пригладил встрепанные волосы и выскользнул из спальни, тихо прикрыв за собой дверь.

В коридоре было темно. Дежурные давно сделали обход и теперь сидели по своим комнатам. В школе стояла мертвая тишина, от которой у Этельстена по коже поползли противные мурашки.

Ну и куда ему теперь идти? Найти открытый класс и пересидеть там? Забиться в какую-нибудь нишу и мерзнуть от холода, нарываясь на болезнь? А если его найдут? А если накажут и запрут в карцере?

Этель стоял в полной растерянности, пока не услышал за спиной тихие, почти незаметные шаги. Он резко оглянулся и, схватившись за сердце, уставился на Ригара, чья рослая, широкоплечая фигура закрывала собой почти весь проход.

Парень держал в руке выключенный фонарик и внимательно всматривался в него с совершенно безразличным выражением на лице, но в его глазах отчетливо читалось раздражение.

- Зитрис, что ты делаешь в коридоре посреди ночи? - спросил старшекурсник строго. - Думаешь, правила не для тебя писаны?

- Ничего я не думаю, - ответил Этель, сдерживая очередной поток слез.

Он не знал, как объясняться с дежурным. И совершенно не хотел возвращаться в спальню. Но, похоже, особого выбора у него не было.

- Мне стало жарко, - сказал парень первое, что пришло ему в голову. - Я вышел всего на минуту. Не рассказывай никому, ладно? Я не сделал ничего плохого.

- Жарко? - Ригар подозрительно сощурился и резко зажег фонарик, направляя луч яркого света в лицо первокурсника.

Зитрис зажмурился и вскинул руку, закрывая глаза от потока света, но Ригару хватило и нескольких мгновений, чтобы оценить внешний вид парня.

Бледный, встрепанный, с покрасневшими глазами и искусанными губами, он выглядел каким-то потасканным и даже жалким, что совершенно не вязалось с привычным для него образом. Футболку парень надел не только наизнанку, но и задом наперед, что говорило о слишком поспешных сборах.

- Ты что, ревел? - спросил Ригар хмуро, продолжая внимательно разглядывать Этельстена и теперь замечая темное пятно на его шее, очень похожее на синяк или засос. - Он тебя ударил?

- Кто? - растерянно спросил Этель, все еще прячась от фонарика. - Ты не мог бы перестать светить на меня?

- Твой сосед, - пояснил Ригар, намеренно игнорируя просьбу парня и даже делая свет немного ярче.

- Нет, не бил, - ответил Этельстен. - С чего ты взял?

- Трахнул? - выдвинул очередное предположение старшекурсник, не считая нужным отвечать на вопросы парня.

Зитрис молча отвел взгляд, нервно сжимая пальцами край своей футболки, и такого ответа Ригару оказалось достаточно.

- Так и думал, - раздраженно проговорил он и вздохнул. - Иди за мной, - приказным тоном бросил он, направляясь в сторону лестницы. - И шевели ногами, у меня завтра тесты, я хочу выспаться.

- Подожди! - Этель невольно последовал за парнем, понимая, что препираться с ним все равно нет никакого смысла.

Вальдрэ был таким здоровым, что мог бы поднять Этельстена одной рукой и свободно держать на весу несколько часов подряд. А его суровый взгляд мог заставить обделаться кого угодно, что автоматически отбивало любое желание ему перечить.

И все же Этель решил попытать счастья и, поравнявшись с парнем, схватил его за локоть, чтобы остановить. Однако это было все равно, что пытаться задержать бронепоезд, несущийся по рельсам.

- Подожди, - снова попросил он, но Вальдрэ и бровью не повел, продолжив идти с той же скоростью. - Я не хочу, чтобы Ленарда наказывали. Не нужно никому рассказывать о том, что случилось.

- Я и не собирался, - отмахнулся Ригар и хмуро посмотрел на первокурсника. - Хотя яйца этому мудаку стоило бы вырвать. Идем уже. Или хочешь ночевать в коридоре?

- Не хочу, - ответил Этель. - Но, где мне ночевать? Или ты меня в карцер ведешь?

Он, вдруг, остановился и замер, не желая никуда идти. Почему он должен отдуваться за Ленарда, который сейчас, наверное, уже мирно спит в своей кровати?

- Могу отвести, если тебе этого так сильно хочется, - съязвил Ригар и бесцеремонно подтолкнул парня вперед. - Но на твоем месте, я бы туда не спешил. Переночуешь в моей комнате. И если не будешь об этом трепаться на каждом углу, то сможешь избежать наказания.

- У тебя? - Этельстен ошарашенно оглянулся на парня, который выпихнул его на лестничную площадку.

Но Ригар не обратил на его взгляд никакого внимания и, схватив первокурсника за локоть, потащил за собой на пятый этаж.

- Зачем ты это делаешь? - спросил Этель, быстро перебирая ногами, чтобы не споткнуться на ступеньках. - Ты что, мой личный телохранитель? Какая бы неприятность со мной ни приключилась, ты уже тут как тут. Ты следишь за мной? Или тебе заплатили, чтобы ты меня защищал?

- Я оказываю услугу, - недовольно пробурчал Ригар. - И, заметь, совершенно бесплатно. Шагай живее. Что ты как калека еле ноги переставляешь?!

- Уж как могу, - отозвался Этельстен, но все же ускорил шаг, хотя это простое действие давалось ему с трудом.

Когда парни поднялись на пятый этаж, Ригар проводил своего подопечного почти в самый конец коридора и, открыв ключом последнюю дверь в этом крыле, грубовато втолкнул первокурсника в свою комнату.

Чуть не споткнувшись, Этель сделал несколько шагов и замер, опасаясь наткнуться на что-нибудь в кромешном мраке. А когда Вальдрэ щелкнул выключателем, парень на миг зажмурился от озарившего комнату яркого света.

- Ого! - воскликнул он, открывая глаза и болезненно щурясь. - Это что, местный пентхаус? Обалдеть!

Помещение, в котором он оказался, было довольно просторным, и казалось намного больше, чем спальня, которую они делили с Ленардом. Разделенное стеной на две отдельных комнаты, оно больше походило на номер в дорогом отеле, чем на комнату в общежитии. Хотя при более детальном рассмотрении на гостиничный номер была похожа только одна из двух комнат, в которой имелись, казалось, все блага цивилизации.

Помимо кровати и стола Этель увидел ноутбук, телевизор, маленький холодильник, микроволновку и даже электрический чайник, рядом с которым стояла тарелка с пустой упаковкой от стейка. Так же на стене висел кондиционер, поддерживающий в помещении комфортную температуру.

А вот в соседней комнате, дверь в которую была открыта, парень заметил только письменный стол и кровать, на которой кто-то спал, с головой укутавшись в одеяло.

- Ты что, сын восточного шейха? - спросил Этель, поражаясь разительному отличию между двумя спальнями. - Я смотрю, тебе не так уж и плохо тут живется.

- Французского винодела, - усмехнулся Ригар недобро и направился в соседнее помещение, где сдернул со спящего парня одеяло. - Подъем! - скомандовал он, хватая соседа за локоть и вздергивая его на ноги. - Сегодня поспишь в коридоре.

Он вытолкал парня из комнаты и, швырнув в него подушкой, запер дверь. После чего подошел к шкафу, достал оттуда чистое постельное белье и подушку и, всучив все это первокурснику, указал на теперь уже пустующую кровать.

- Простыни сменишь сам. В душевой есть чистые полотенца и халат. В общем, располагайся.

- Ты что?! - с изумлением воскликнул Этельстен, ошарашенно глядя на Вальдрэ. - А он где будет спать?

- Найдет где. Ему не привыкать, - отмахнулся парень.

- Ты прямо тиран какой-то.

Этель несмело вошел в простенькую спальню выброшенного за дверь третьекурсника и с сомнением посмотрел на смятую постель.

- А грязное белье куда? - спросил он, выглянув из дверного проема.

- На пол в углу. Ушлёпок утром приберется, - отозвался Ригар.

- Ушлёпок? - удивился Этель. - Это кто?

- Да откуда ты такой любопытный на мою голову взялся? - возмущенно выдохнул Ригар, опускаясь на стул и поворачиваясь к ноутбуку. - Вали уже в душ и не мешай мне.

Первокурсник недовольно поджал губы, совершенно не удовлетворившись таким ответом. И, вернувшись в спальню, кое-как перестелил постель, брезгливо сбросив чужое белье в самый дальний угол. После этого, чтобы попасть в душ, он снова вернулся в "пентхаус" Ригара, и, проходя мимо засевшего за ноутбук третьекурсника, с восхищением уставился на его шею, где виднелась часть разноцветной татуировки.

Больше всего видимый рисунок напоминал лапу дракона или крокодила. И эта лапа была такой огромной, что сам невидимый зверь, должно быть, занимал всю спину старшекурсника, и даже, возможно, что часть рисунка переходила на живот, ягодицы и бедра парня.

Однажды Этельстен видел подобную татуировку в передаче о японских мафиози, и застыл с приоткрытым ртом, озаренный внезапной догадкой.

- Ты сын главы мафии, да? - спросил он с нотками восхищения. - Твоя семья, наверное, очень влиятельная. В противном случае тебе не разрешили бы держать в комнате все эти вещи.

- Проваливай в душ, Шерлок! - разозлился Ригар. - И чтобы я от тебя ни звука больше не слышал!

- Ладно, не горячись, я просто спросил, - попытался сгладить свою назойливость Этель.

И, больше не говоря ни слова, пошел в душевую.

Тут так же всё выглядело иначе. Помещение было просторным. Стены были выложены синим кафелем, а не просто выкрашены синей краской, как в спальнях других учеников. Напротив современной душевой кабинки стоял шкаф как в отеле, где хранились чистые полотенца, халаты и тапочки.

Этельстен снял с себя одежду и, скрутив ее в комок, бросил на пол. После чего полез в кабинку и, включив воду, приготовился плескаться под холодными струями. Но, к его удивлению, из душа полилась теплая вода. А когда парень прокрутил кран, то вода стала обжигающе горячей.

Улыбаясь от чувства невероятного блаженства, Этель подставил лицо под струи воды, и несколько минут просто стоял, отогреваясь, после чего начал смывать с себя следы, оставленные Ленардом.

Обида на парня никуда не делась, но возможность побыть вдали от него и привести мысли в порядок, утешала Этельстена. И пока он купался, намыливая каждый миллиметр своего тела гелем для душа, от которого исходил резкий, но в целом приятный запах, у него родился план отмщения.

Ленард хоть и был неотесанным, бесчувственным чурбаном, для которого ударить или оскорбить человека было раз плюнуть, но и у него, наверняка, имелись слабые места. Этель пока еще не знал, куда нужно бить, чтобы уязвить соседа посильнее, но он надеялся, что сможет найти особенный подход и ужалить парня так, что он навсегда забудет, как произносится слово «шлюха». А потом будет жалить его до тех пор, пока окончательно не сломает.

Утешившись этими мыслями, парень выбрался из душа, и, завернувшись в халат, вернулся в комнату. Ригар все еще сидел перед ноутбуком и что-то внимательно читал, медленно пролистывая страницы.

Этель несколько секунд наблюдал за ним, а потом тихо проговорил, чтобы особо не отвлекать:

- Спокойной ночи.

Старшекурсник буркнул в ответ что-то несвязное, и Этельстен ушел в соседнюю спальню. Прикрыв дверь, он лег на кровать, кутаясь в одеяло с головой, чтобы свет не мешал ему спать. Но Ригар почти сразу же встал из-за стола и щелкнул выключателем, погружая помещение во мрак, рассеиваемый только слабым светом от монитора.

Этель закрыл глаза, но сразу уснуть у него не получилось. Сумбурные мысли крутились у него в голове, мешая отрешиться от суеты и провалиться в сон.

Он думал о том, куда пошел спать сосед Ригара. А еще о том, чем сейчас занят Ленард.

«Наверное, обрадовался, что никакие шлюхи больше не мозолят ему глаза, и лег спать. Ну, ничего, пусть поспит. Это будет его последняя спокойная ночь в этой школе».

***

Потоки холодной воды отрезвляли и возвращали сознанию Ленарда ясность. Еще несколько мгновений назад в душе парня бушевало пламя злости, но ледяные струи затушили её, оставив лишь выжженное дотла пепелище, на котором начали проклевываться колючие ростки омерзения и ненависти к самому себе.

Ощущение собственной ничтожности было настолько гадким, что к горлу подступила тошнота. И Ленард в бессильной ярости саданул кулаком по стене, вновь разбивая только-только затянувшиеся ранки на костяшках пальцев. То, что он сделал с Этельстеном, было настолько мерзким и гадким, что хотелось самому себе вырвать яйца. Парень не заслужил к себе подобного отношения. Из всех людей, которые встречались ему в жизни, не считая сестры, только Этель проявил к нему сопереживание. Только он не побоялся вмешаться, когда в приступе ярости Ленард громил все вокруг. Только он пытался остановить его и образумить. И только его Ленард не смог ударить...

«Ударить-то не смог, а вот трахнуть...» - мелькнула самоуничижительная мысль. - «Ну и кто ты после этого? Самый настоящий мудак!!!»

- Твою же мать! - зарычал обессиленно Ленард, вспоминая слова, которые бросил Этелю.

Гадкие, мерзкие, унизительные слова, которых парень совершенно не заслужил. И от этого Ленарду стало совсем паршиво.

Он до боли закусил губу, думая над тем, как теперь извиняться перед соседом и как вымаливать у него прощение. Но ничего путного в голову не приходило, отчего в душу парня закрался липкий колючий страх.

Вернув себе подобие самообладания, Ленард закрыл воду и, накинув халат, вышел из душевой с решительным намерением не просто извиниться, но, если потребуется, вымолить у Этеля прощение. Однако соседа в комнате не оказалось.

Постояв несколько минут в полной растерянности, парень подошел к своей кровати и чуть не застонал от отчаяния, увидев перепачканные кровью простыни.

- Ты чертов монстр, - обратился Ленард сам к себе и прикрыл глаза.

Но стоило ему это сделать, как перед его мысленным взором вновь предстал изгибающийся под ним и сладко стонущий Этельстен.

Когда больно так не стонут. Когда мерзко не говорят о том, что хорошо. Когда гадко и противно не кончают...

Ленард сделал глубокий вдох и развернулся, намереваясь нарушить правила и отправиться на поиски соседа, но взгляд снова наткнулся на белые бутоны, низко склонившие свои головки к столу, и всю решимость парня как ветром сдуло.

«Вот пусть патлатый хер тебя и ищет!» - с вновь проснувшейся яростью подумал Ленард и сорвал с матраса простыню. После чего достал из шкафа чистую и, перестелив постель, упал на кровать, зарываясь лицом в подушку, которая все еще хранила пленительный запах Этеля.

Обида жаркой волной опалила грудь, и парень, поджав губы, схватил подушку за уголок и с силой зашвырнул ее в конец комнаты.

Он не понимал, почему злится. Почему одна только мысль о том, Этель будет всю жизнь сожалеть об этой ночи и ненавидеть его, ранила сильнее, чем измена Рейчел и предательство отца. Не понимал, почему вид треклятых цветов вызывает в его сердце такую яростную и невыносимую боль. И почему ему нестерпимо хотелось разорвать длинноволосого «Кена» на мелкие кусочки.

Все эти мысли сводили Ленарда с ума и не давали покоя. Он хотел прогнать их из головы. Хотел вытравить из сердца, но у него ничего не получалось.

Несколько часов он ворочался в кровати, вздрагивая от каждого шороха и без конца думая о том, где сейчас Этельстен. Несколько раз он вставал и подходил к двери, когда ему казалось, что за ней кто-то есть. Выглядывал в коридор и, не застав там никого, возвращался обратно в постель.

Ближе к рассвету тяжелый и беспокойный сон все же сморил его, но отдохновения парню он так и не принес. А когда прозвонил будильник, Ленард и вовсе впал в уныние, подозревая, что Этель больше никогда не вернется в эту проклятую школу. И эта мысль отозвалась в его сердце невыносимой тоской.

Однако намерение извиниться перед парнем никуда не делось. И Ленард решил во что бы то ни стало отыскать Этельстена, даже если потом ему придется полжизни просидеть в карцере или в тюрьме, если сосед обвинит его в изнасиловании.

Решив не терять времени попусту и вытребовать у Сандры разрешение покинуть школу, Ленард быстро привел себя в порядок и уже хотел выйти из комнаты, как дверь открылась перед самым его носом, и на пороге возник Этельстен.

Парень выглядел почти как обычно, если не считать излишней бледности и еле заметных теней под глазами. Он держал в руках поднос с завтраком и вел себя как ни в чем не бывало, чем вогнал Ленарда в самый настоящий ступор.

- Привет, - поздоровался Этель и, сделав несколько шагов, поставил поднос на стол. После чего потянулся, сладко зевая, и сел на свою кровать.

Когда Ригар разбудил его и посоветовал возвращаться в свою комнату, Этельстен, вдруг, осознал, что ему совершенно не хочется видеть Ленарда ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо вообще. Но правилами школы запрещалось расселять учеников, что бы между ними ни происходило, и у Этеля просто не осталось выбора. Поэтому он еще раз воспользовался душем Ригара, и с чувством глубокого омерзения натянул на себя перепачканные спермой джинсы и мятую футболку. После чего искренне поблагодарил старшекурсника за гостеприимство и, попрощавшись с ним, вышел из комнаты.

На пороге он столкнулся с соседом Ригара, который выглядел, мягко говоря, недружелюбно. И не желая, чтобы на него таили необоснованную обиду, Этельстен смущенно пробормотал какие-то нелепые извинения и поспешил в столовую за завтраком. А когда возвращался в свою комнату с довольно увесистым подносом, решил в присутствии соседа делать вид, что ночью ничего не произошло.

Если Ленард начнет на него рычать, он просто пошлет его нахрен, и все дела. А если начнет извиняться, пусть катится со своими извинениями куда подальше. За несколько недель совместной жизни у них сложились более или менее доверительные дружеские отношения. Но презрительно брошенные соседом слова разрушили все это в один миг. И прощать его Этельстен не собирался.

Ввалившись в комнату, парень поприветствовал остолбеневшего соседа и, беззаботно улыбнувшись ему, притянул к себе тарелку с супом.

Этельстен вел себя так, словно ничего не случилось, и от такого поведения парня Ленарду стало не по себе. Он ждал, что сосед начнет ругаться, что будет проклинать его всеми мыслимыми и немыслимыми проклятиями, и совершенно не ожидал увидеть на его лице улыбку.

Тяжелый булыжник вины распирал желудок Ленарда, причиняя почти физические мучения, а в горле пересохло так, что прозвучавшие слова заскрипели в воздухе не смазанными петлями покосившейся двери.

- Этель, нам надо поговорить, - хрипло сказал Ленард, сжимая руки в кулаки, чтобы унять появившуюся в пальцах дрожь.

Сосед отправил в рот ложку с какой-то белесой жижей и вопросительно уставился на Ленарда, с недоумением изгибая брови.

- О чем? - спросил он небрежно и вновь устремил взгляд в тарелку.

- О том, что произошло ночью. - Голос парня дрогнул, и он сделал глубокий вдох, чтобы не поддаться трусости, которая когтистой лапой вцепилась ему в горло, подталкивая к побегу. - Прости меня... я знаю, что извинениями ничего не изменишь, но мне... - Ленард замолчал, лихорадочно подбирая слова.

Ему жаль? Противно? Стыдно за собственное поведение? Что из этого сказать? Что вообще можно сказать в такой ситуации? Как исправить то, что натворил?

Ленард не знал ответов на эти вопросы. Но молчать было слишком мелочно и неправильно.

- Мне жаль, Этель. Мне очень жаль, что я обидел тебя. Не только действиями, но и словами. Я искренне сожалею и... на простыни была кровь... может быть тебе надо к доктору?

- Да забей, ничего страшного, - отмахнулся Этельстен, не отрываясь от еды, хотя извинения соседа сильно нервировали его. - Заживет. Тем более что мне не привыкать.

- Что значит, «не привыкать»? - разозлился Ленард. Его почему-то очень нервировало то, что Этель ведет себя так спокойно и даже безразлично. - Что ты вообще городишь?!

- А что я сказал не так? - удивился парень, поднимая на соседа недоуменный взгляд. - Ты разве не знал, что в некоторых борделях совсем не заботятся о здоровье шлюх. Их продают кому попало. А у некоторых клиентов бывают нелады с головой. Вот они и трахают шлюх до полусмерти, разрывая им все, что можно. Так что не бери в голову, Ленард. Ты был не самым ужасным моим клиентом.

Этель вкинул в рот кусочек вареного яйца, плавающего в крем-супе, и стал с наслаждением пережевывать его.

Как же он проголодался! Невероятно.

- Хватит паясничать! - не сдержался Ленард. - Я был не прав. Просто... просто...

Что говорить дальше парень не знал. Он полночи подбирал слова и готовил пламенную речь, а на деле его язык превратился в какое-то трухлявое бревно. Он не представлял, как исправлять сложившуюся ситуацию. Понятия не имел, как донести до Этельстена все свое раскаяние. Но хуже всего было то, что сосед просто не хотел его слушать.

Ленард чувствовал себя загнанным в угол и совершенно беспомощным. Однако понимал, что Этелю приходится еще хуже.

- Прости меня, - глухо проговорил он, тяжело сглатывая возникший в горле ком. - Прости, Этель... я повел себя как настоящая мразь. И очень об этом сожалею. Если когда-нибудь ты сможешь простить меня...

«То, что?» - ехидно спросил внутренний голос. - «Женишься?»

Ленард тряхнул головой и прикрыл глаза, отворачиваясь и направляясь к двери.

Что еще сказать, он не знал. У него просто не было слов, чтобы выразить все свое сожаление, а мучить Этельстена своими корявыми потугами извиниться не хотелось. И так дров наломал, на всю зиму хватит. Усугублять и без того паршивую ситуацию совершенно не стоило.

Поэтому Ленард решил пока отступить и не давить на соседа. И чтобы больше не раздражать парня своим присутствием, он взял с кровати приготовленную к занятиям сумку и тихо вышел из комнаты, оставляя соседа наедине с его завтраком и мыслями.

После того, как за Ленардом закрылась дверь, Этель отодвинул от себя поднос и отложил ложку в сторону. Ему совсем перехотелось есть. Но не от злости или обиды, а от того, что в его голове начал созревать коварный план мести.

Похоже, Ленарда задело его поведение. И хоть парень прекрасно понимал, что не стоит слишком часто оперировать словом «шлюха», иначе оно утратит свой шарм, он все же решил иногда использовать его. Так, в крайне редких случаях, подгадав нужный момент, когда это слово произведет эффект проливающейся на сердце кислоты. Со временем эта кислота будет копиться, пока не проест душу обидчика насквозь, оставив после себя не сожаление и боль, а пустоту, которую уже ничем невозможно будет заполнить.

Улыбнувшись собственным мыслям, Этельстен вернулся к еде. Ему понадобятся силы, чтобы грамотно произвести задуманный террор. А значит, нужно полноценно питаться, хорошо высыпаться и, во что бы то ни стало, сохранять внешнее спокойствие и душевное равновесие.

***

Почти во всех книгах, которые Ленард читал, присутствовали персонажи, снедаемые чувством вины. Причины их терзаний были разными, и не все из них были понятны парню. Некоторые казались ему бессмысленными, некоторые глупыми, а были и такие, которые Ленард считал совершенно нелепыми и бредовыми. Но все это было до того, как выедающее сердце чувство коснулось лично его. Поступки и действия вымышленных людей неожиданно обрели смысл, а их душевные переживания отозвались в сознании парня особым сочувствием.

Однако прописанные авторами миры отличались от настоящей жизни, в которой решить подобную проблему оказалось не так-то и просто. И все же парень не опускал рук, надеясь однажды заслужить прощение Этельстена.

Впрочем, помимо успокоения души у Ленарда были и другие заботы. Учебу никто не отменял, да и наказание господина Эйгерта все еще было в силе.

Поначалу, услышав, что карцер и порка указкой заменены на выполнение мелких поручений учителя, Ленард подумал, что ему невероятно повезло отделаться столь незначительным наказанием. Но уже к концу второй недели он готов был умолять учителя географии изменить свое решение и запереть его на денек-другой в карцер без еды и воды.

Бесконечная беготня по всей школе в поисках различных учителей, чтобы забрать у них то тетради, то журналы, то просто позвать на приватную беседу к господину Эйгерту, выматывала парня так сильно, что, возвращаясь вечером в комнату, он просто валился с ног и почти мгновенно засыпал. В такой суете и занятости у него совсем не оставалось времени, чтобы извиниться перед Этельстеном. Да и застать соседа в спальне удавалось далеко не всегда.

В комнату парень возвращался почти перед самым отбоем, когда Ленард уже спал, а с утра, когда у него начинался очередной забег по поручениям господина Эйгерта, спал Этельстен. Будить соседа ради бесплодной попытки извиниться, по мнению Ленарда, было глупо. По крайней мере, сам он наверняка разозлился бы еще сильнее, если бы ненавистный ублюдок, испортивший ему жизнь, вдобавок ко всему еще и мешал ему спать.

Впрочем, несколько раз Ленарду все же удавалось завязать с Этельстеном разговор, и парень даже слушал его, но каждая попытка извиниться неизменно заканчивалась насмешливой отповедью соседа о том, что перед шлюхами не стоит извиняться и что шлюхи не обижаются на подобные мелочи.

Эти слова ранили Ленарда, и Этель, замечая это, лишь больнее жалил, искусно оперируя так неосторожно брошенным оскорблением, заставляя парня чувствовать себя полным ничтожеством.

Так пролетали дни. Господин Эйгерт, впечатлившись расторопностью и исполнительностью парня, не спешил освобождать его от наказания. Он находил для Ленарда все новые и новые задания, из-за которых иногда даже забирал парня с уроков. И хоть учитель в своих требованиях был беспощаден, Ленарду в какой-то мере нравилось с ним работать. Тем более что мужчина оказал ему просто неоценимую услугу.

Заметив однажды, что Ленарда постоянно приглашают в секретариат из-за поступающих из дома звонков, на которые парень наотрез отказывался отвечать, господин Эйгерт вмешался и лично поговорил с отцом парня. Он сообщил мужчине, что его сын отбывает строгое наказание и в воспитательных целях в течение следующих двух месяцев ему запрещено принимать звонки даже от родных и близких. По всей видимости, отцу подобные методы пришлись по душе, и он оставил свои попытки дозвониться Ленарду, а парень после этого случая проникся к учителю безграничным уважением и признательностью.

Жизнь постепенно налаживалась, и все же на душе у Ленарда было очень паршиво. Он скучал по Этельстену. По их общению, по теплому и ласковому взгляду парня. Но больше всего он скучал по его близости. Все чаще ему снились сны, в которых он вновь переживал события той злополучной ночи, только ни боли, ни обиды, ни беспочвенной злости в них не было. Он пытался убедить себя в том, что причиной этих сновидений стало упрямое нежелание Этеля простить его, но бесконечно лгать самому себе Ленард не мог.

Сам того не понимая, он влюбился. И осознание этого выбило у парня почву из-под ног. Сначала он безумно испугался своих чувств, но после нескольких дней дотошного самокопания понял, что они зародились задолго до того, как он разрушил их с Этельстеном дружбу неосторожно брошенной фразой.

И поскольку принимать его извинения Этель не собирался, все, что Ленарду оставалось, это лишь молча наблюдать за парнем, сгорая от ревности и досады каждый раз, когда он видел его в компании других людей.

Ревность, охватывающая его сердце, была настолько сильна, что Ленарду хотелось разорвать на мелкие кусочки любого, кто подходил к Этельстену слишком близко. Он ненавидел всех и каждого, кого Этель подпускал к себе на расстояние вытянутой руки. Но особенную ярость в душе парня вызывал Коди Стредфорд.

Поначалу Ленард не понимал, почему именно этот человек порождает в его душе столь лютую неприязнь, но после длительного наблюдения за однокурсником, наконец, осознал причину.

Виной всему был взгляд Стредфорда. Липкий, гадкий, он скользил по Этельстену как склизкое щупальце мерзкого чудовища, готового в любой момент сожрать свою жертву, предварительно насладившись ее мучениями и страданиями.

Коди изучал Этельстена, следил за ним, и будто бы загонял в ловушку, о которой Этель ничего не подозревал, одураченный приветливой улыбкой и раболепным восхищением, за которыми Стредфорд прятался как за маской.

Несколько раз Ленард предпринимал попытки предупредить соседа, но все было бесполезно. Этель не только не хотел его слушать, но и словно в отместку сближался с Коди сильнее, отчего тот вел себя с каждым разом все нахальнее и развязнее, позволяя себе, по мнению Ленарда, слишком многое.

Понимая, что Этельстен не только не прислушается к его словам, но и специально сделает все наоборот, Ленард решил не вмешиваться. Однако оставлять парня без присмотра он так же не собирался. И когда в пятницу Ленард случайно услышал, что Стредфорд намерен остаться в школе на выходные, о чем однокурсник с едким смешком рассказывал своему другу, он решил рискнуть и попробовать еще раз достучаться до Этеля. Но стоило ему обратиться к парню и заметить его полный раздражения взгляд, как слова застряли в горле и истаяли, так и не родившись.

- Ну? - нервно передергивая плечами, спросил Этель, надменно глядя на Ленарда. - Ты собираешься говорить?

Несколько мгновений парень молчал, а потом тяжело вздохнул и опустился на кровать.

- Прошу тебя, будь осторожен, - негромко сказал он и, отвернувшись к стене, укрылся одеялом, очень надеясь на то, что никакой опасности Этелю не грозит. А его подозрения, лишь порождение ревности и отголосок обиды на проклятую судьбу, которой отчего-то очень понравилось над ним издеваться.

***

- Директор, к вам Ригар Вальдрэ. Впустить его? - раздавшийся из динамика голос секретаря отвлек Айзека от изучения еженедельного отчета, составленного Садисом Эйгертом, в котором дисциплинарный воспитатель подробно описывал назначенные ученикам наказания и сроки их исполнения.

Мужчина удивился столь раннему визиту, но все же не стал игнорировать ученика. И, потянувшись к кнопке на стационарном телефоне, проговорил:

- Впустите. И проследите, чтобы меня не беспокоили ближайшие полчаса.

Ожидая посетителя, Айзек отложил отчет в верхний ящик стола и, сложив ладони домиком, уставился на дверь, ручка которой провернулась с тихим, едва различимым щелчком. И не успел третьекурсник переступить порог, как мужчина тут же растянул губы в приветливой и добродушной улыбке.

- Ригар, чем обязан в столь ранний час? - спросил директор, указывая рукой на кресло, стоящее перед столом. - Ты случаем не заболел? Ужасно выглядишь, мой мальчик.

- И кто же в этом виноват? - задал риторический вопрос парень и подошел к креслу, один взгляд на которое вызывал у него почти физические муки.

Сидеть в этом чудовище было тем еще удовольствием, и господин Айзен прекрасно об этом знал. Внешне совершенно обыкновенное, это кресло представляло собой настоящий пыточный инструмент, после сидения с котором мышцы ломило так, словно пару суток провел в спортзале за интенсивными тренировками.

Впрочем, особого выбора у Ригара не было, и он, опустившись на мягкое сиденье, сказал, едва сдерживая раздражение:

- Мне необходима замена. Я не могу быть вечным дежурным как какой-то задрот. На носу промежуточные экзамены. Но вместо подготовки, я бесполезно слоняюсь по коридорам. Неужели кроме меня в этой школе нет никого, кто мог бы присматривать за ним?

- Был такой человек, но недавние события показали, что он не способен справиться с элементарной задачей, - ответил директор. - Теперь вся надежда только на тебя. Предупреждаю, не теряй бдительность. Оберегай его. Если с ним что-то случится, тебе же в первую очередь придется несладко.

Ригар нахмурился, явно не понимая, о чем толкует мужчина. Айзек Айзен отличался незаурядным умом, хитростью и эксцентричностью, что делало из него поистине сложную личность. Договориться с ним о сотрудничестве, не предложив взамен услугу, было практически невозможно. К тому же мужчина любил изъясняться намеками и никогда не говорил прямо, чего он в действительности хочет добиться. Его собеседникам всегда приходилось распутывать клубок его речей, чтобы разгадать смысл сказанных слов. И Ригар не был исключением.

- Не сладко? Что вы имеете ввиду? - спросил парень с раздражением в голосе.

Мужчина на мгновение поджал губы, раздосадованный непонятливостью и упрямством ученика, и напомнил:

- Два года назад в этом самом кабинете между нами произошел разговор, о котором ты, очевидно, благополучно позабыл. Со слезами на глазах ты умолял меня оказать тебе услугу, а взамен поклялся беспрекословно исполнять любые мои поручения и просьбы. Срок нашего договора еще не истек. Напомни мне, сколько лет твоему брату? В этом году он пошел в старшую школу, не так ли? Милый, наивный, нежный мальчик, так рано познавший горечь утраты и волею судеб оказавшийся в лапах деспота. Сможет ли он выжить в этой школе, как думаешь?

Парень ничего не ответил, но его щека нервно дернулась, выдавая бунтующие чувства.

- Но не волнуйся, я свою часть уговора выполнил, - Айзек открыл ящик стола и достал оттуда заявление на поступление Ноэля Вальдрэ в школу св. Исаака, на котором стояла большая красная печать со словом «Отказ». - Вот, можешь убедиться. В этом году твоему брату ничего не грозит. Но за следующие два я совершенно не ручаюсь.

С этими словами директор протянул парню лист с заявлением, и тот схватил его, яростно стиснув зубы.

- Пришлось сказать твоему дяде, что в школе совсем нет свободных мест, - с притворным сожалением проговорил Айзек. - Но в следующем году эта отговорка может стать неактуальной.

Ригар бегал глазами по заявлению, составленному его дядей, и чувствовал, как просыпающаяся в душе ярость удушливой волной подступает к горлу. Пальцы сжались на тонком листе, сминая его края, но парень вовремя остановился, сдерживая порыв разорвать проклятую бумажку на мелкие кусочки.

- Сколько мне еще нянчиться с ним? Он нормально справляется. Не конфликтует. И единственную опасность для него представляет только Легрим, с которым он до сих пор живет в одной комнате. Ввиду последних событий было бы разумнее расселить их.

Айзек в ответ на эту отповедь упрямо покачал головой.

- Легрим не самый опасный зверь в нашем зоопарке, - сказал он. - Не о нем нам стоит беспокоиться. Секс с Легримом не нанес Зитрису особой душевной травмы, иначе он пожаловался бы родителям, и на наши с тобой головы посыпались бы все шишки. К тому же, пока Зитрис живет с Легримом, к ним в комнату не полезут, что автоматически дает тебе возможность немного отдохнуть в ночное время. Так что расселять мы их не будем для их же безопасности. Когда же вся эта ситуация разрешится, я дам тебе двухнедельный отпуск для того, чтобы ты смог подтянуть учебу. Тебя устраивают такие условия?

Ригару подобное положение дел не нравилось ни при каких условиях, но заявлять об этом директору было неразумно.

- Две недели и ни днем меньше, - грубовато согласился он и поднялся из кресла. - Какие меры я могу предпринять в случае непредвиденной ситуации? - спросил парень, остановившись у двери.

Он хотел быть уверен в том, что его методы решения проблем не вызовут диссонанс с ожиданиями директора.

- На твое усмотрение, - сказал мужчина. - Только при одном условии: ни репутация школы, ни мое имя не должны быть скомпрометированы.

Ригар молчаливо кивнул и, попрощавшись с мужчиной, покинул кабинет. Он не имел ни малейшего представления о том, какая именно ситуация должна разрешиться, но искренне надеялся, что скоро всему этому придет конец и его освободят от роли няньки, которая ему уже порядком осточертела.