Райнхард заправляет за ухо прядь — вьющиеся кончики ложатся на его изгиб как влитые, — и, не сдержавшись, проводит пальцем по завитку ушной раковины.
Регулус вздрагивает. Шея из бледной становится розоватой.
— Это ещё что такое? Своих ушей нет?
— Есть, — отвечает Райнхард с готовностью. — У тебя красивые уши.
Розовый цвет переходит в красноватый и на щёки.
— Нормальные у меня уши, — бормочет Регулус невнятно: он, прикрыв нижнюю часть лица ладонью, трёт кожу пальцами. Райнхард прикусывает кончик языка, чтобы не рассмеяться. — Есть такое явление, как «личные границы», никогда не слышал? У меня есть право на то, чтобы к моим ушам не притрагивался кто попало! К твоему сведению.
— Умеешь же ты ранить меня в самое сердце, — вздыхает Райнхард. Он задумчиво морщит лоб. — По такой логике разве у тебя нет права на то, чтобы к твоим ушам прикасался кто-то, кто не кто попало?
Брови Регулуса ползут вверх.
— Неа, это так не работает.
Райнхард смеётся.
— Ну ладно.
Выставив палец, Райнхард приближает его к уху Регулуса снова: тот следит за столь очевидной наглостью с написанными на лице скепсисом и вызовом.
Ноготь касается гранёного камня. Серьга качается.
— И что это?
— Ты сказал про уши. Про серьгу разговора не было. — Райнхард улыбается уголком рта.
Регулус вновь и быстрее розовеет и возмущённо хапает воздух.
— Ну знаешь ли!.. Это попросту нелепо! А если я скажу, например, не хватать меня за коленку, ты что, будешь утверждать, что ты её не трогал, потому что на мне, видите ли, штаны? Что это ещё за оправдание?
— Мгм, я запомню это на следующий раз, когда тебя заинтересуют мои колени...
— А ну!.. Во-о-он! Вон! — Регулус пихает его в плечо.
Райнхард не сопротивляется, но и не сдвигается с дивана: он позволяет Регулусу уронить его в горизонтальное положение.
— Всё-таки хочется заметить, что это моя квартира, — говорит он оттуда.
— Да, и поэтому ты должен уважать желания своих гостей.
Райнхард заводит глаза к потолку.
— И как с этим поспорить.
— О-хо-хо, я не сомневаюсь, у тебя получится.
Райнхард садится обратно.
— А к слову, откуда эта серёжка? — Несколько секунд он размышляет, стоит ли разглаживать смявшуюся от его головы подушку, затем решает пренебречь этим.
— Э?
— Тебе нравятся ювелирные изделия?
— Я надеюсь, это не попытка ненавязчиво выяснить, стоит ли мне дарить бриллиант в сто тысяч карат размером в мою голову, — тянет Регулус подозрительно.
— М-м. Ну если хочешь, теоретически...
— Даже не надейся. Исключительно пошло, показывает недостаток воображения и ничем иным, как попыткой подкупа, не является.
Райнхард хмыкает.
— В основном мне было интересно. — Он вытягивает шею, разглядывая сапфир ещё раз: цвет завлекающий, манящий, цвет путешествий во времени в старых научных фантастиках. — По тебе и не скажешь, что ты любитель украшений. Не подарок, я так понимаю?
— О, ты теперь у нас эксперт, кто тут любитель чего? — фыркает Регулус. — Судить по лицу людей — практика, чтоб ты знал, весьма порочная, этому, кажется, и детей учат. Должно быть, ты во время занятий в облаках витал. Твоё лицо впечатление умного человека не производит, это я тебе точно скажу. Хм. Если тебе уж так интересно, подарок — от меня, — прикладывает ладонь к груди, — самому себе. А что? Нельзя уже? Я не заслуживаю даже такую мелочь уже? Да, мне хотелось что-то, что, эм-м, подчеркнёт начало новой жизни! Сувенир на память! Это уже запрещено? Даже не две серёжки, замечу! Одна! Что, это уже смертный грех какой?
Райнхард жмёт плечами:
— Почему, мне нравится. Очень по-бунтарски. Современно.
Регулус польщённо хмыкает. У него опять розовеют уши, и Райнхард подавляет желание их потрогать.
— И цвет у неё хороший, между прочим, — добавляет Регулус вдруг, отчего-то ещё больше краснеет, не смотрит Райнхарду в лицо и прочищает горло. — Но, между прочим! Между прочим, в наше-то время можно было бы озадачиться поиск более безболезненных методов. Это просто безобразие, я тебе скажу. Форменное! — Он касается застёжки-пусета и оттягивает вниз серьгу с излишней осторожностью — Райнхард всматривается в прокол, кривоватый и мягкий. — Ты хоть представляешь, сколько они заживали? Месяца два! Это что такое вообще, а?
— Ужасно, — сочувствует Райнхард. — Я никогда не раздумывал серьёзно над проколом ушей: в моём положении было бы, ну, — он морщится, — несолидно. Ну и во-вторых, у меня очень быстро раны заживают, так что, боюсь, у меня бы серёжка попросту вросла в кожу....
Регулус на него таращится убийственно и страшно.
Райнхард не смеётся, но его губы недвусмысленно изгибаются.
— Прости.