Дом без дома

Покосившийся сарайчик, носящий чрезмерно гордое имя монастыря Водных каштанов, полон грязи и пыли: её щедро нанесло сквозняком, который привык хозяйничать здесь за прошедшие годы. Впрочем, это далеко не худшее соседство для Се Ляня. Пусть уж старый хозяин не обессудит, но придётся всё-таки прибраться, просто чтобы хоть немного оправдать интерес местных жителей… ну и, конечно, статус мусорного божества.

Ясно как день, что надолго уборки не хватает. Но Се Лянь не унывает — не ему печалиться по таким пустякам. Небожители возносятся и низвергаются, государства расцветают и рушатся, на месте морей расцветают рощи — а пыль и мусор есть и будут всегда. Так что ещё как посмотреть — может, он и впрямь самый везучий из божеств: вечно при работе!

Когда он шутит так при Сань Лане, тот смотрит как-то странно, но Се Лянь не ощущает осуждения в этом взгляде. Напротив, при своём чудно́м госте он будто может говорить о чём угодно и не опасаться быть превратно понятым. Не то чтобы его это заботило последние несколько сотен лет — вот только в последнее время, как раз при новом знакомом, он снова вспомнил, что такое смущение и стыд. Вернее, напомнил сам себе, ведь от Сань Лана он так и не услышал ни слова неодобрения. Так что их причудливое соседство становится для Се Ляня своего рода отдушиной.

Это почти как общение с Повелителем Ветра, который с самого начала взял Се Ляня под своё негласное покровительство. Почти, да не так. Ши Цинсюань, конечно, не боится вступаться за мусорного божка, когда может, пускается с ним в безумные приключения, даже вторгается во владения демонического князя, куда любой здравомыслящий небожитель и не сунулся бы, тем более в компании такой ходячей неудачи. Что же до Сань Лана… Даже зная о его истинной природе, Се Лянь не чувствует никакой угрозы. И несмотря на всё могущество Собирателя цветов под кровавым дождём, рядом с Се Лянем тот словно напрочь забывает об этом. Его богатство и власть не довлеют над ним незримыми оковами, что сдерживают даже явную расположенность младшего из братьев Ши к новому знакомому — в случае Хуа Чэна это скорее зонт, которым он укрывает Се Ляня от невзгод, если требуется, и не более. Как будто точно знает: Се Лянь при необходимости справится и без него. Как будто он уже убеждался в этом.

Что же до тёплого отношения Повелителя Ветра, именно он, направо и налево сорящий добродетелями, должен лучше прочих понимать, что силы божества держатся лишь на вере людей в него. Не быть богом тому, у кого выбили землю из-под ног, подменив её топкой зыбью — так значит ли это, что он один из немногих всерьёз признаёт за Се Лянем его божественный статус? Или просто развлекается до поры, пока ему интересен новый приятель?

Се Лянь качает головой в ответ этим мыслям. При всей кажущейся вздорности Ши Цинсюаня и его напускной, ха-ха, ветрености, Се Лянь подспудно чувствует, что проливший вино молодой господин способен привязываться на удивление крепко и искренне. В конце концов, в Призрачный город он отправился не только чтобы составить компанию Се Ляню. Интересно — по губам невезучего божества блуждает задумчивая улыбка  — хватило бы ему смелости и безрассудства при иных обстоятельствах выдвинуться туда одному, если бы время поджимало, а помощников не нашлось? Даже со своим отсутствием удачи Се Лянь готов поспорить, что да. Да что там — своей цели юный Ши и впрямь достиг, вернул пропавшего без вести друга, а Се Лянь, как он сам считает, ничего особенного не сделал. Разве только…

Воспоминание о бедламе, который они на пару с Повелителем Ветра устроили в резиденции одного из Непревзойдённых, окрашивает лицо Се Ляня вспышкой стыда. А может, и не только о нём, но и о происшествии в игорном доме. И о времени, проведённом в Доме Блаженства…

Ещё совсем недавно, сразу после своего очередного вознесения, Се Лянь и не думал ввязываться во что-то подобное. В конце концов, у него было своё нехитрое ремесло длиною в вечность, и он не представлял, чтобы небесная суета и демонические дрязги сумели заинтересовать его хоть чем-то после всего, через что ему довелось пройти. Однако его судьба, какой бы нелепой ни была, внесла свои коррективы, и невезучий божок оказался втянут в авантюру, что привела его в самое сердце Призрачного города.

Услышанные там слова Хуа Чэна о том, что его роскошная резиденция вовсе и не дом для него, Се Лянь прочувствовал всей душой. Он и сам давно утратил даже очертания самой идеи “дома” — она пролилась сквозь пальцы бегучей дождевой водой, просыпалась пеплом, просеялась иссушенной землёй. Теперь и сам он едва ли мог назвать домом хоть одно место в этом мире. Так что печальное замечание демонического князя оказалось для него вполне понятным и знакомым своей горькой тоской по безвозвратно утраченному. Им обоим известно, каково это — нигде не чувствовать себя как дома.

Дом не ощущается таковым, когда в нём никто не ждёт, некого обнять, не к кому придвинуться, чтобы разделить тепло. Се Лянь уже и забыл, каково кого-то касаться — не задумываясь, просто чтобы знать, что рядом близкий, которому можно довериться. Когда-то его жизнь была полна этих заурядных, но таких нужных прикосновений. Утешающие объятия матушки, твёрдая рука отца на плече. Как Фэн Синь хлопал принца по руке, когда тот перебарщивал в пылу тренировочного боя. Как Му Цин приводил в порядок его волосы и, хоть и ворчал беспрестанно, ни разу не дёрнул до боли.

Он потерял это всё и уже не ждал, что сможет снова испытать нечто подобное. И пусть генерал Наньян сейчас едва ли решится коснуться его в бою, да и вообще пойти на такое столкновение, а генерал Сюаньчжэнь при виде него лишь отводит взгляд, помимо них вдруг появляются другие, кто не брезгует находиться рядом с невезучим богом и прикасаться к нему. Лан Ин с Гу Цзы то и дело осторожно дёргают его за рукава — почти так же, как и малышка Баньюэ. Ши Цинсюань в приступе веселья тормошит его, заходясь в мелодичном смехе. А Хуа Чэн, жуткое для прочих Алое Бедствие, но для него — просто Сань Лан, касается Се Ляня реже прочих и совсем кратко, однако столь бережно, даже благоговейно, что отчего-то каждое такое прикосновение запоминается и отправляется в тайное хранилище самых тёплых воспоминаний бывшего наследного принца.

Эти касания, да и в целом присутствие Хуа Чэна, с каждым разом ощущаются всё более необходимыми, и у Се Ляня создаётся впечатление, словно все эти восемь сотен лет он брёл один в темноте, а теперь впереди замаячил тёплый свет, исходящий от фигуры в алом, один вид которой внушает спокойствие. И какой-то невнятный жар в груди — Се Лянь чувствует его после каждого обращения “гэгэ”, сдобренного улыбкой с лукавым прищуром. Как будто призрачные серебристые бабочки трепещут крылышками прямо у него под рёбрами. Это приятно, а Се Лянь настолько отвык от хороших ощущений, что поначалу теряется. И страшнее всего позволить себе к этому привыкнуть — он ведь лучше многих знает, как легко рассыпаются тщательно выстроенные дворцы из золотых листков, и для этого даже не нужны проклятия божка-пустослова.

И всё же его сердцу, так и не очерствевшему окончательно даже после тяжких испытаний этих восьмисот лет, так хочется поверить, что всех, кто собрался здесь, в этом невзрачном домишке, объединяет… вера? Вера в Се Ляня — и не только как в божество, но и как в защитника, как в друга, как в…

С губ Се Ляня срывается вздох — и он не замечает этого, пока наблюдает из окна, как Сань Лан старательно сметает в сторону опавшие листья, шурша по ним босыми ногами. Юноша, даром что находится достаточно далеко, будто чувствует его настроение и тут же бросает на него искрящийся по-тёплому насмешливым весельем взгляд.

А может, в кои-то веки он снова существует — этот пресловутый дом? Пусть невзрачный, ветхий, без приличных окон и дверей — хотя стараниями Сань Лана последней он всё же обзаводится, — но важно совсем не это. Это место, прежде пустое, без очага и обитателей, хоть даже бродячих кошек или собак, может сейчас зваться домом лишь благодаря тем, кто в нём собрался. Все они — даже Ци Жун, чья брань разносится по округе, пока Хуа Чэн не припугивает его небрежно брошенной парой слов, — находятся здесь из-за Се Ляня, ради Се Ляня. И он замирает от этого поразительного осознания, пытается вобрать в себя это ощущение, насытиться им после долгих лет беспросветного одиночества. Вслушивается в голоса вокруг: тихие и звонкие, глубокие и визгливые. Щурится от ласковых солнечных лучей ранней осени. Проводит рукой по тёплой древесине стены. Втягивает носом воздух: речная свежесть и поздние цветы… и, кажется, нотка гари от его очередной неудачной попытки приготовить обед.

Улыбка Се Ляня наконец расцветает в полной мере, осмелевшая от нежданного озарения. Пусть ничто не вечно, пусть весь этот наивный уют будет недолог, а впереди их может ждать немало бед и испытаний, пусть рано или поздно жизненный ураган не оставит ни следа от этой идиллической картинки — но именно сейчас, в этот позолоченный солнечным теплом момент…

Он дома.